Покаяние. Роман, Глава 24

XXIV

Подошёл главный для единственного православного храма Праведного Павла Таганрогского, который отмечается 23 марта – в день смерти Павла Таганрогского, а вместе с тем и бессмертия, с причисление Русской Православной Церковью усопшего к лику святых. Хоть и мощи праведного Павла Таганрогского ныне находятся в Никольском храме г. Таганрога, а этот храм был назван в его честь. И только Богу известно, а может быть и придёт то время, когда не частица мощей, а все мощи Павла Таганрогского будут покоиться здесь, в храме имени святого, покровителя храма.
Служба очередной раз для Мельника была чем-то незабываемая, а в чём-то привычной. Часы, молитва к в Исповеди, Исповедь, освящение воды, литургия и Причастие, в нужное время и в необходимой по обряду последовательности. Что же затронуло Фёдоровича именно в этот день на богослужении? А вот что.
Привычно прислушиваясь к себе, в первую очередь к душевным волнениям и изменениям её состояния, высоты взлёта или глубины погружения в размышления по какому-либо, из тех новых церковным аспектов, которые отпечатались, как штамп с подписью ниже надписи «Утверждаю!» над всем тем, что нужно было принять, как должное и важное к дальней переработке в сознании и доведения до стадии полного понимания или хотя бы понимания до степени компетентности на данном этапе «заочного обучения» и самостоятельного, с желанием не быть «белой вороной».
Что же сегодня нового усвоил Мельник или ощутил своими чуткими, восприимчивыми к интересующим его новым душевным ощущениями фибрами души? Пожалуй, в первую очередь то, что молитвы и другие составные части, входящие в обряд, осуществляемый во время богослужения, выгоняет «душевные шлаки» и болезни телесные, являясь самым лучшим лекарством от всех болезней, как душевных, так и физических. А телесные недуги, когда изгоняются, сопровождается этот процесс костной ломкой, суставными и неврозными болями. Больше всего Фёдорович ощущал боли и ломку в плечевых суставах, шейном и грудном отделах позвоночника и в области груди спереди.
Не зря же, когда медицина уже бессильна, люди, понимая безысходность ситуации, ищут выход из неё и обращаются или же к народным целителям, хоть и большая часть из них шарлатаны, или к тем, кто действительно во многих случаях могут помочь. Но даже те, кто действительно имеют дар исцеления людей нетрадиционными методами, когда лечат травами и манипуляциями разными, то часто прибегают при этом к прочтению молитв. Они помогают словами молитв, усиливая эффект просьбами к Богу об исцелении, вымаливают для пациентов, как минимум духовных сил, помогающих в исцелении физических недугов.
Часто при этом они и себя истощают, отдавая свои силы для исцеления страждущих. Без симбиоза медицинских знаний, знаний и умений нетрадиционной народной медицины и религиозных обрядов тут никак. Тогда в этом случае эффект будет максимальный. В крайнем случае, именно так думал Мельник.
Даже звон в ушах – проблема многих прошедших лет, на время исчезает, как и головные боли и, главное, душа не болит, она торжествует. И вместо звона не столько в ушах, столько в голове, отчётливо слышатся, с приливом духовных сил колокольный звон, который ложится на душу неповторимым бальзамом.

Старший внук появился в храме внезапно уже во второй половине богослужения, во время литургии вместе с другими молодыми людьми, юношами и девушками. Он стоял чуть сзади и в стороне, и потому Мельнику было неудобно наблюдать за внуком, лишь боковым зрением и тогда, когда они продвинулись ближе к средней части храма. Все они были одеты в подогнанной индивидуально по фигуре казачьей форме: парни без головных уборов, так как в храме, а девушки в пилотках. То, что форма не висит «мешком», а лежит по фигуре, сразу бросилось в глаза Фёдоровича, так как он хорошо помнит, как ему и его сослуживцам выдавали форму: в учебке – по размеру, а уже при смене, после выхода срока ношения, могли сказать «подгонишь!» или «поменяешься с товарищами! Бери, пока дают, а-то в обносках будешь ходить…» 
Старшему внуку буквально в марте исполнилось 14 лет и мать отдала его в кружок «Донцы» при местном казачьем юрту. Они принимали участие в крестном ходе. Высокий и стройный, ростом, видимо, обгоняющий самого деда, он шёл во главе колоны крестного хода с хоругви в руках. Кириллу было обидно конечно то, что он не имел возможности видеть внука годами, разве, что один раз в год и-то не всегда. Вот так сложилась жизнь, что родители развелись. Ну так бывает сейчас у многих, разводятся и сходятся, но, чтобы не позволять внукам общаться с дедушкой и бабушкой – это нонсенс.
«В чём я виноват, – думал Кирилл Фёдорович, – в том, что, когда детям негде было жить, предоставил свой кров? А, как иначе? И он жил у родителей по принципу «в тесноте – не в обиде» и его сын с семьёй, пока не нашли квартиру… Ведь в сыне его кровь и во внуке, и они носят его фамилию, его наследники, его гордость и продолжение… И что? А вот, что… Стою и любуюсь своим внуком, забыв о богослужении… Может быть, это наказание Господнее мне?! Но, за что?..»
Настало то времени, когда весь богомольный народ вышел на Крестный ход. Впереди шли казачата, их так лучше называть, так как они ещё не казаки, а ими станут тогда, когда достигнут 18-летнего возраста, они несли высокоподнятые хоругви – церковные знамена. За ними сразу шли священнослужители и в руках несли Евангелие, иконы и чашу, кандию или кропильницу, и венчик или кропило.
Крестный ход начал движение против часовой стрелки. Такой порядок был принят ещё при патриархе Московском и всея России Никоне. До этого шли разногласия по этому вопросу. Потому на Большом Московском Соборе 1666 года было принято однозначное решение – вне стен церквей ходить исключительно против часовой стрелки.
У славян издавна прижился обычай ходить против солнца в похоронных обрядах. По обряду вокруг могилы покойного очерчивался круг, ходили против солнца, чтобы покойник не мог покинуть места своего обиталища. Объясняется это тем, в мирской жизни человек живёт в миру, где солнце вращается, если говорить простонародным языком, не подключая знаний астрономии, по ходу часовой стрелки, то в мир вечности нужно провожать иначе. Также на свадьбе, угощения принято раздавать по ходу солнца, для обеспечения счастливой и долгой семейной жизни молодых. А вот на поминальном ритуальном обеде, чтобы не забрать энергию в сторону покойника у всех присутствующих, соблюдают прямо противоположное направление. В крайнем случае так этот обряд понимал и сам Мельник. И ещё вспомнил, что боли в животе мы должны лечить бабушкиными методами – поглаживая живот по часовой стрелке, а не наоборот. И это понятно, почему важно – или «на здравие», или «на…», Господи, прости!
Первую остановку осуществили на южной стороне храма. Погода было на редкость чудной, тёплой и безветренной. Мельник ощущал даже своей прогрессирующей плешиной, как весенние лучи согревают и дарят позитив и благость тепла, и телесного, и душевного, в первую очередь. Читались молитвы, Святое Писание и после, священник, очень щедро, поднимая венчик повыше, окроплял всех прихожан, участвовавших в Крестном ходе освящённой в храме водой. Благодатная вода долетала буквально до всех и кропила обильно, вызывая восторг, вырывающийся из груди искренней благодарностью и Господу, и священникам за щедрость.
Тоже самое происходило на всех остальных сторонах света и у стен храма соответственно. Мельник не раз наблюдал за подобными шествия и не только у главного храма России, но и у этого, родного, своего, «нашего», как называла его мама Кирилла. Обычно, в те дни, он старался запечатлеть это необычное действо на фотокамеру. И, естественно, подобных чувств, как сегодня, испытывать тогда не мог. А сейчас его душа просто пела и казалось, что она возносилась до высоты золочённых куполов над храмом, а может быть и выше, в небо.

Домой Кирилл Фёдорович шёл медленно, походкой уставшего, но счастливого человека. И, хоть его улыбку было трудно различить из-за прилично-«утопленной» в густой седой бороде, но глаза светились счастьем. Погода была по-настоящему весенняя и потому, он расстегнул все пуговицы и молнии и глубоко дышал благодатным, чистым воздухом весны. 
– Дед, ты чё? Не влюбился, случайно? – обратив внимание на настроение мужа, спросила Любаша.
– Ой, Люба, отлюбил я давно. Теперь вот только грехи хожу и отмаливаю. Не поверишь, кого я в храме видел, а? – на лице Кирилла расплылась такая улыбка, что никакая борода её уже закрыть не могла.
– Ну, не томи, говори. Наверное, сестру двоюродную мою, Татьяну, видел? Она же там в храме работает или служит. Как правильно сказать?
– Да, нет, не двоюродного, а, что ни есть родного человека видел за полтора года впервые, ну? – улыбка на лице Фёдоровича медленно начала сползать.
– Внука, что ли? Так я его же на день рождения видела, подарок отвозила. Больше некого, все под боком живут, хоть и тот рядом, но… – улыбка Любы также сменилась на грусть, – вот жизнь как повернулась, что родного, кровного человека видим реже, чем президента Зимбабве.
– А ты знакома лично с президентом Зимбабве?
– Нет, конечно, не знакома, но думаю, что его реже показывают, чем нашего или американского президентов.
– Конечно, Диму видел. И не узнал. Во-первых, он выше меня и изменился сильно, взрослый совсем. А, во-вторых, он же был в казачьей форме, которая ему очень даже идёт. Вот так-то, живи, радуйся жизни, да и гордись тем, что такие славные внуки у нас и старшие и меньшие. Эх! Любовь Ивановна, хватит вздыхать, пост-постом, а ломоть хлеба после богослужения в самый раз принять.
– Так у меня всё готово. Будешь сразу обедать или перекусишь пока? – Люба так спросила, потому что они с Кириллом привыкли обедать в два, а-то и в три часа дня.
Время обеда было обусловлено режимом работы мужа. Чаще всего он приходил с работы в 14:15 или чуть позже. И, хотя сейчас уже можно было этот распорядок дня изменить, они решили всё так и оставить. А сейчас на часах было 12:45.
– С учётом того, что окромя Дара Божьего во время Причастия во рту сегодня ничего не было, то можно и сразу обедать. Час-полтора погоды не сделают, а принять немного скоромной пищи – не грех. Сыпь, мать, свой гречневый суп, али сегодня из другой крупы?
– Сегодня супчик с твоей любимой, ячневой крупой. Мой руки, я уже насыпаю, – Любаша засуетилась на кухне.
«Господи, Иисусе Христе, Боже наш, благослови нам пищу и питие молитвами Пречистыя Твоея Матере и всех святых Твоих, яко благословен во веки веков. Аминь» – традиционно, благословив пищу словами, Кирилл молча и быстро принял то, что Богом дано.
Поднялся и поблагодарил Христа, Бога нашего за еду словами, прочитав отрывок из 21-го псалма: «Ядят убозии и насытятся, и восхвалят Господа взыскающии Его, жива будут сердца их в век века».
– Спасибо, мать, за обед! – обращаясь к Любаше, – теперь можно и…
– Поработать?! – перебила его жена.
– Ну зачем ты словами грешишь и мыслями? Воскресный день, да ещё и праздничный, для нашего храма, как минимум. Можно подумать, что я и в будние дни после обеда на работу рвусь. Всё, мать, отработал, физически, я имею ввиду. Теперь только тем, что ещё осталось в «котелке», – Кирилл постучал себя по лбу, – я даже от богослужения в храме устаю. Хочется «мослы» куда-нибудь бросить, ноют, однако.

К концу марта зарядили долгожданные дожди, хоть и не обильные, а всё ж землице в радость. За весь год, если брать в аккурат, от марта до марта, если было два более-менее серьёзных дождя и всё. Как бедная земля ещё смогла в таких условиях, как в пустыне, всё равно, что-то уродить. Конечно, урожай был наполовину ниже, чем годом раньше. И, хоть Кирилл давно к сельскому хозяйству отношение не имеет, крайний раз обрабатывал поля учебного хозяйства со своими подопечными, учащимися училища, но всей душой переживал за урожай. Видимо, это в душе хлебороба и бывших не бывает.
Ночь с 29-го на 30 марта выдалась дождливая, спокойный дождь лил до утра. И закончился в аккурат, когда Кириллу осталось дойти до храма одну треть пути. Он остановился, посмотрел на небо, на котором появились светлые прорехи между тучами, сложил зонтик и сегодня неспеша продолжил путь по маршруту, который был проложен в его судьбе до тех пор, пока двигаются ноги и работает, хоть и со сбоями уже, голова.
Купив в церковной лавке свечи, для добровольного подношения, как символ веры и любви, Кирилл выполнил неспешный обряд преклонения перед святыми иконами и образами храма. Свеча, как знак добровольной жертвы Богу и храму Его, является также символом причастности человека, устанавливающего свечи осознанно и неспешно, с молитвами, к божественному свету. Свет от свечи олицетворяет божественный свет, который разгоняет своим сиянием мрак вокруг нас, сумрак неведении праведной жизни в греховности её. Церковные свечи изготавливаются из чистого воска, который в свою очередь является символом преклонения, и искреннего раскачивания, и готовности покорности перед Богом, и в служении Ему Единому.
Как огонь всегда устремляется только вверх, так и человек при любых жизненных обстоятельствах все свои мысли и чувства приносит в храм Божий и обращает к Богу. И мы должны нести сюда не только просьбы и жалобы, прося, чтобы Господь нам помог, как на паперти просят милостыню нищие или те, кто себя просто опустил в сословие нищих, своим слабоволием, не желанием бороться за свое место под солнцем, а не в сырости существования и нищеты.
Не говорю уже о том, что огонь – одна из самых могущих стихий, которая, как может уничтожить, если не всё и не всех, но многое и многих. И не зря ад представляется, как «чистилище в огне». В Евангелии от Матфея есть упоминание об огне, со словами: «идите от Меня, проклятые, в огонь вечный» (Мф.;25,41). И нужно понимать, что если души проклятых отделяются от тела, то они не являются материей, стало быть и то, куда они переселяются не есть материальное, не имеют вещественную основу, и стало быть огонь ада не имеет ничего общего с огнём, как таковым, который мы наблюдаем в мирской жизни. И в то же время, это не означает, что душа грешников, проклятых за смертные грехи, будут себя там чувствовать вольготно, как в раю.
Подошёл черёд исповедоваться. Как советуют священники, так Кирилл Фёдорович и поступил. Накануне посещения храма Божьего и имея желание исповедоваться и принять Причастие, никак не мог определиться, в каких грехах за неделю нужно было покаяться. Может быть в том, что убил три мухи, залетевшие в открытое окно? Разговаривая со своим родственником, который постоянно ходит в храм, но в другом приходе и в другом благочинии, он, между прочим, поинтересовался, как он поступает в этом случае.
– Ты знаешь, племянничек, – ответил ему дядя, хоть и возрастом они были практически ровесниками, – у нас батюшка даёт благословение ко Причастию, если недавно исповедовался, до десяти дней и за это время не ухитрился сильно нагрешить.
Кирилл засомневался и полез во всё знающий интернет, где открыл сайт «Азбука веры» и тему «Православная библиотека», где и задал вопрос. Посмотрел и комментарии священнослужителей. Несмотря на то, что везде было сказано, что Исповедь перед Причастием необходима, приводились исключения, которые могут практиковаться в приходах. Нужно было подойти к духовнику и попросить богословие.
Мельник так и сделал, о чём тут же пожалел, но было поздно. Батюшка после этого прочёл длинную лекцию. Чувствовал себя Мельник шестилетним пацаном, разбившим даже не специально мячом стекло и получающим, нагоняй от хозяина, который при этом ещё и держал его за ухо. Самым главным убеждением были слова «зачем ты пришёл в храм, если не грешен? Сиди дома». И просьбы осознавшего свой «косяк» Мельника духовник пропускал мимо ушей, так как нравоучение должно было быть по полной программе, даже в ущерб тем богомольным старушкам, которые по церковным правилам пропустили мужчину вперёд и теперь очень сильно об этом жалели. Почему? Да потому, что батюшка в этот день вёл службу без благочинного и наступало время литургии.
Духовник всё же принял Исповедь из дрожащих уст старого греховодника и объявил сёстрам, что уходит в алтарь проводить службу. Как себя чувствовал Фёдорович, наверное, не стоит и объяснять, и как ему удалось «высосать» грехи из пальца он и сам не понял. И теперь думал, что есть большим грехом – признание своей жизни за неделю богоугодной или то, что по большой мере признавался в том, чего не совершал или это можно было считать мелким прегрешением. Но урок был очень поучительный и, как педагог он мог бы его взять на вооружение, но не возьмёт. Он строг, но не настолько, чтобы подвергать студентов десятиминутным нравоучениям. Хотя, вот эти рассуждения – уже грех, обсуждать и осуждать – строгое табу, тем более что «в чужой монастырь со своим уставом не ходят». Это выражение Фёдоровичу известно давно и, тем более что он даже не священник. Получил?! Значит, поделом!
До самого Причастия Фёдорович не мог полностью сосредоточиться на богослужении. Посторонние мысли всё время мешали это сделать, как он ни старался. И только после Причастия, приняв Божий Дар и возвращаясь на то место в притворе, где Мельник привык находиться на богослужении, он увидел ровно на том месте, где ещё минут 10 назад, до молитвы ко Причастию, стоял и он сам, женщину, которую сразу узнал. Это была его знакомая по «Одноклассникам», где они уже четыре месяца, как стали друзьями. Но самое интересное и не то, что она приехала за 40 километров, чтобы просо повидаться, тем более в храме. Место встречи в храме они обговорили с ней накануне, так как Кирилл очень не хотел пропускать это богослужение.
Алла, когда узнала, что Мельник писатель и поэт, попросила познакомить её с творчеством. Кирилл указал сайты, где расположены романы и стихи, и она за месяц, а если точнее, дней за тридцать пять прочла всё и оставила на страничке Мельника много добрых отзывов, если не сказать ничего. Конечно же, встреча с одной из самых преданных читательниц не могла не растрогать душу Кирилла и из мыслей на время ушло всё, что угнетало буквально совсем недавно.
Её привёз на своём автомобиле супруг, и она приехала не с пустыми руками, а с «презентом». Кирилл в свою очередь подарил пару сборников стихов и пожелал семейной паре доброго пути. Благо, что Кириллу повезло, гости подвезли его до самого дома. Тем более, что после сегодняшнего богослужения ломило в костях, суставах, ощущалась физическая усталость и душевная опустошённость.

– Обедать будешь, отец или отдохнёшь чуток? – просила Люба Кирилла, когда тот, не как обычно шумно и весело, а напротив, тихо и безмолвно вошёл и молча раздевался в коридоре, – у тебя все нормально? Выстоял? Устал, небось. Тогда полежи чуток, а потом обедать позову…
– Вы с батюшкой сговорились сегодня, не иначе, как взялись за меня серьёзно, если не сказать больше…
Любаша остановилась напротив и замерла в ожидании, что муж объяснит ей что важное, недосказанное, но тот сдержался, а по его состоянию было видно, что хочет сказать, но не хочет «муть» разводить в чистом омуте. Она хорошо знала Кирилла и потому, обождав немного и не услышав ответа, тихо удалилась в комнату.
Кирилл разделся и переоделся в домашнее, а потом подошёл к супруге, сидевшей на диване, напротив телевизора, грузно опустился в кресло и заговорил:
– Правду говорят: «век живи, век учись и дураком помрешь». Знаешь, мать, я решил для себя, пост-постом, а грех-грехом. Буду я, наверное, начинать потихоньку грешить. Конечно, на многое я уже не сгожусь, но наследить во многом сумею.
Любаша сидела молча, слушала и пыталась понять, что произошло. Кирилла в такие моменты лучше было не перебивать. Хоть в последние годы, в отличие от молодых лет, он стал более спокоен, не только дома, но и на работе, где раздражителей хватает, но лучше не давать ему повода для раздражения и потому она молчала.
– Мать, а ты помнишь, за неделю я хоть раз заматерился, на кого-то накричал, кого-то обидел, осудил или молитвы не читал? Хотя ты не видишь, когда я молюсь. Короче говоря, полгода, что я посещал богослужения и дома старался свершать ритуалы и в обществе, и на работе – всё коту под хвост. Да я сам понимаю, что грехи или прегрешения есть у каждого и ежедневно, но если я их не заметил, не ощущаю душой, нет ни осадка, ни мути в душевном омуте, сомнения не мучат, что тогда мне делать? Придётся составить план грехов. Раньше, как я говорил: «Пойду, подвиг совершу!». Как это делал барон Мюнхгаузен, так же?! Но сейчас сил на подвиги уже нет, а на мелкие пакости, пока ещё остались. Как думаешь, смогу я батюшку «порадовать» своими грехами, вернее покаяниями в этих грехах? – Кирилл замолчал и сидел непривычно серьёзным, уставившись в экран телевизора и не потому, что внимательно следил за тем, что происходит на экране – тушил на грех вещающем «ящике» свои греховные мысли. Это так же, как устраивают пожарные встречный пал, чтобы сбить силу лесного пожара.
 Трудно сказать, что возымело эффект, толи «встречный пал», толи ещё что-то, но через пару минут лицо Кирилла подобрело, он усмехнулся, что отчётливо просматривалось в блеске его глаз, которыми он по-доброму посмотрел на Любу и попросил:
– Война-войной, а обед по расписанию. «Всё, что есть в печи, всё на стол мечи!» Мать накрывай на стол, грешить буду, начну с еды.
– Ты шутишь или как? У меня всё равно всё скоромное, ни мясного, ни молочного, ничего такого я и не готовила, – удивилась жена.
– Да шучу я, мать, шучу. Я уже душою многие греховные дела не приемлю. Правильным становлюсь, раз Богу молюсь. А с девками тем паче грешить, хоть как не искушай меня, не получится – отлюбил, однако, отлюбил. И не знаю, как согрешить. Оставим этот вопрос на закуску. Так, что будешь ты хозяина кормить или как?
– Так это, конечно. Готовь таблетки, а у меня всё готово, недавно с печи снят обед, горячее всё, – Любаша говорила, а сама двигалась в кухню, чтобы насыпать свежеприготовленную ароматную от зелени еду, – хоть и не из свиных рёбрышках приготовленную, но суп, надеюсь, одобришь.
– Мать, вот за что тебя никогда нельзя пожурить, так это за вкусно приготовленную еду, всегда хочется пальчика облизать.
– Ну спасибо хоть за это!
– Ну, почему, не только за это, а сейчас актуальна тема качества приготовленного обеда, тем более скоромного, суп да с солёными огурчиками, да со свежими пёрышками лука – однозначно, вкусно и полезно. Ты же знаешь, какой я скупердяй на похвалу… – сказав это, Кирилл был искренен и прав, он и правда мало хвалил жену, одобрять-одобрял, хвалил редко.
Наоборот, жена часто сетовала на то, что «ты деньги зарабатываешь, я я…». На это растроганный тем, что Люба ценит его труд и потому семья не бедствует, Кирилл успокаивал жену: «Мать, ты что?! Да ты больше меня трудишься и во дворе, и на кухне, и с внуками. Да на тебе весь дом держится, ты – хранительница очага».
Да, такое было в моменты, когда он не был заморочен какими-либо мыслями, не был погружён в рабочий или творческий процесс, но очень редко и в случае, если жена начинала его хвалить. Тоже этого не очень любил, потому что тем самым она занижала свою роль и значимость в семье. И с этим он категорически не хотел соглашаться. Справедливость превыше всего. Да, хуже смерти он не любил враньё и лицемерие. А современный мир в сплошь и рядом был погружён в этот новый образ жизни, для многих, когда врали и обманывали люди друг друга на самых разных уровнях, начиная от властелинов мира, от кого зависели судьбы миллионов и миллиардов людей, до простых смертных, соседей, коллег, членов семьи – обман стал самым важным критерием достатка и благополучия, и в большом, и в малом, и на уровне отношений людей, и на уровне предприятий, организаций или государств.
Хлестаков отдыхает, по сравнению с нынешними телефонными мошенниками, даже их не сравненить с махинаторами, типа Мавроди, организовавшего знаменитую «пирамиду» под названием «МММ».
И теперь снова в мыслях у Мельника всплыло то, что случилось сегодня у него на Исповеди. Может быть, кто-то и не придал этому особого значения, но кто-то, а не фарисей, Кирилл Мельник. И сегодня, именно сегодня, он себя именовал не иначе, как фарисей. Но вместе с тем, не со всем соглашался и по-фарисейски выспаривал, в данном случае сам у себя какие-то бонусы, в качестве оправдания своего недостойного, непреднамеренно ошибочного поступка, из-за незнания тонкостей или особенностей церковной жизни и обрядов. Даже, если бы он был попроще, менее образованным и начитанным, то ему бы и в голову не пришло искать такое исключительное право для себя, как миновать участь исповедания и раскаяния перед Причастием.
Он и сейчас чётко себе представлял, как он опускался с каждым словом и аргументом батюшки ниже и ниже, и вот Кирилл уже не мудрый, с головой, покрытой сединой и лицом, изрезанным множеством морщин, а шкодливый пацан, забравшийся в соседний огород или сад, и не потому, что дома этого нет, а развлечения ради. И пойманный с поличным, теперь стоит на «судилище», в центре круга, а вокруг люди, немолодые, а в большей части прожившие долгую, конечно, грешную жизнь, но они кивают головой, осуждая поступок разгильдяя. И казалось, что сейчас батюшка, указав на распятие Христа скажет: «Раб божий Кирилл, становись на колени к ногам Господа Иисуса Христа и стой до конца богослужения, и молись, и проси пощады…».
От такой только мысли, старик вздрогнул. Никогда он не думал, что после тридцати лет педагогической деятельности, в течении которой много раз был в положении батюшки, читающего мораль нерадивым студентам, но так, чтобы всё изменилось и ровно на 180 градусов…
Мельник не знал, почему ему не однажды, во время обдумывания того, что произошло и в поиске таких мер, которые не позволят, как минимум этому инциденту или подобному ему, повториться, ему приходила мысль, которую он постоянно отгонял, но она напоминала и напоминала о себе знать – это была мысль «может быть, жить, как раньше жил, грешить, как раньше и на исповеди будет увесистый список грехов».
Ещё было желание, послушать покаяние прихожан, хоть отрывки, чтобы понять, какими грехами они согрешили в необычные дни, а в дни Великого поста. И по его мнению, минимизация их до минимума, если не совсем исключение и есть задача этого Великого поста. Он этого не знал, но сам-то старался поститься и душой, и телом, не поддаваясь на искушения и провокации. Конечно, при желании, можно просмотр передач телевидения отнести к грешным занятиям, даже просмотр и прослушивание новостей, происходящих в мире. Какой здравомыслящий человек будет равнодушен к тому, что где-то рядом летают «птичку», управляемые операторами и несут эти самые птички ничто иное, как смерть и разрушение. Нужно быть законченным пофигистом, чтобы не отреагировать на смерти мирных людей, хоть однажды подумать и помянуть недобрым словом, пусть и без недозволенных выражений, назвав имя того, по приказу которого происходит кровопролитие. Неужели такие есть? А все остальные грешники и значит на Исповеди ты должен раскаиваться за мысли обсуждения и осуждения за деяние одного или нескольких человек или просто правящий режим, без перехода на личности. И эти раскаяния можно даже трактовать, как одобрение данного режима или каких-либо людей, причастных к преступлениям.
А, что по поводу грехопадения общества и того, как трудно Церкви бороться со всем тем, что происходит а обществе. Не мне судить, но пора с этим что-то делать и одна Церковь не справиться, если в обществе будет поощряться, распространяться тот весь негатив, с которым нужно бороться, что является соблазнами лукавого, которые притягивают, особенно молодёжь, слаще мёда. О чём я? Какое кино не смотришь, везде грехопадения, измены, предательство, убийства, обман. Грех на грехе и грехом погоняет. И с чего молодёжь будут примеры брать? Они Евангелие не читают, в храм не ходят. Коммунистов сейчас модно ругать, а ведь вера в светлое будущее людей, пусть и невыполнимые, хотя кто это может с точностью до одной миллиардной миллиметра знать, что он не мог бы быть построен? Это вера людей, как и в Бога. И в один момент эту веру отняли и повалил народ куда? Да туда, куда их поманил лукавый, что переняли с запада. А до чего сейчас запад дошёл со своей демократией? Страх Господень. Тогда была альтернатива, толи вера в Бога, толи вера в коммунизм. Да ещё были те, что ни во что не верили, анархисты.
Я не сужу, а рассуждаю. Да, судить может лишь Бог. Мы не имеем на это право. Тогда, если следовать этой логике, мы не имеем делать замечание и осуждать дебошира, оскорбляющего публично кого-либо и потом, перепалка может перейти в драку, но мы не можем вмешаться, разве не так?
«Чем дальше в лес, тем больше дров!» ¬– вот как можно охарактеризовать вот эти размышления Кирилла, приводящие к головной боли, и он, как ни старался, не находил выхода из данной ситуации. Возможно потому же, читая Святое Писание, у него возникало порой много вопросов, которые как-то трактовались в разъяснениях священнослужителей и можно было прочесть много мнений, но всё это оставляло недосказанность и неудовлетворение или неполное удовлетворение неуверенной позиции верующего и в тоже время сомневающегося человека, такого, каким был Кирилл Фёдорович Мельник.
И не то, чтобы Кирилл не смог смириться со своей неудачной попыткой «инновации» в церковный процесс храма, с внесением «поправок» в её жёсткие по формулировке каноны, но всё-таки долго не мог понять, рассуждая: «Неужели, я – неисправимый фарисей? Казалось бы, ни школяр и ни так глуп, да и не так уже и стар, чтобы страдать маразмом и вот тебе – «получите и распишитесь».
Неужели, всё, к чему стремился – «Сизифов труд»? И нужно снова начинать всё с начала или плюнуть на всё уже достигнутое, пока не поздно и жить той, привычной жизнью, чтобы мало чем отличаться от большинства смертных, от серости многоликой массы, среди которых редко попадаются индивидуумы, которых легко «затереть» и затерять в той же массе людей, с их потребительскими материальными потребностями и желаниями, без намёка на душевность, на развитие и раскрытие духовного мира на всю необъятную, как поля Приазовья, ширь. Но ведь жаль, полгода – не срок, но сколько душевных переживаний, сколько новых открытий и преобразований в себе произошло, в своём духовном мире. Разве можно, просто взять всё и выбросить за ненадобностью на свалку?
Нужно остыть и через время снова вернуться к этой теме, к этому вопросу, когда эмоции не будут захлёстывать здравый смысл рассуждений, вот тогда только и можно будет делать промежуточный или предварительный, а может быть и окончательный вывод. Поживём, увидим.
А сейчас вот сидишь, думаешь и такое ощущение, что тебе руки отбили, «отсушили» по самые локти, вместе с желанием и уверенным стремлением к Богу. Что это такое? Опять происки лукавого? Но, ведь батюшка прав. А, я, «стоумовый», что ли? Действительно, со своими «поправками» к святому, веками проверенному и отработанному до совершенства… «Раскольник», я – фарисей! А фарисей, он и в Африке – фарисей.

Продолжение следует