Между Востоком и Западом Глава 12 Последний отказ

Глава 12
Последний отказ

1.

Внешне их встреча походила на встречу двух старых друзей, видевших друг друга много лет назад: улыбки, объятия, похлопывания по плечу. Однако болезненно обостренные прозвучавшими ранее отказами чувства, будто нарочно, рисовали Лесославу все окружающее в черном цвете. Улыбки казались Хранителю вымученными, объятия – фальшивыми, дружеские жесты – обманными.
– Какая беда привела тебя к нам? – спросил Фастфут после обмена приветствиями.
– А с чего это ты вдруг о беде заговорил? – вопросом на вопрос ответил росич. – Может, у меня с собой только хорошие вести, и лишь о добром собрался я с тобой слово молвить.
– Может быть и так, – ничуть не смутившись, кивнул головой король гномов. – Тем не менее, сомневаюсь я в этом, и для сомнений своих имею весьма веские причины. Во-первых, давненько ты у нас не бывал и не гостил: и не виделись мы, наверное, с тех самых пор, как дочь в твоей семье на свет появилась, а это, если мне не изменяет память, лет восемь тому назад. Так?
– Так, – хмурясь, подтвердил Лесослав.
– Ну вот. Значит, неплохо все в жизни твоей и леса Заповедного до поры нынешней проистекало, и беды никакой серьезной не случалось, иначе ты бы весточку раньше послать соизволил. Ведь жизнью обыденной, что ею делиться? Кому интересны события повседневные? От них, из дня в день повторяющихся, и у самого иной раз сиротливо на душе становится, и мысли закрадываются тревожные, что жизнь просто так в небытие утекает. А уж если ими с друзьями делиться, да еще часто, так и друзей потерять можно.
– Настоящих не потеряешь, – все также угрюмо перебил росич.
– Еще как потеряешь, – утвердительно с легким нажимом в голосе продолжал Фастфут. – Но ладно, это только, во-первых. Есть еще и, во-вторых. Вон на стене зеркало висит. Взгляни в него, и ты увидишь сурового мужика, с плотно сжатыми губами, да и кулаками тоже; с лицом, перепоясанным тревогой; с плечами, согнувшимися под грузом внезапных забот.
– Скажешь тоже, – непроизвольно расправил плечи Хранитель.
– Скажу, непременно скажу. Скажу, что редко кому дано, заботы свои от чужого, а тем более дружеского, взгляда спрятать. Но если и этого тебе мало, то еще скажу. Это уже, в-третьих, будет. Вот уже две недели, как пограничные дозоры мои доносят, что по дорогам Подземелья марширует целая армия.
– Куда марширует?! – голос Лесослава дрогнул сам собой: пока что ему было известно только об одном войске, накатывавшемся на восточные границы Заповедного леса.
– Успокойся, – взмахнул ладонью король. – Не к твоим просторам. День назад армия довольно неприятных на вид и неизвестных нам существ, свернула с развилки направо. Похоже, они направляются к Шварцхерцу. За ними следят крылатые псы страны Мрака и несколько блудных душ Даркнесса. Вскоре столице Аллемании придется туго.
– Но там же!.. – воскликнул росич.
– Знаю, – спокойно сказал Фастфут. – Там разброд и шатания, там распахнутые настежь ворота, там междоусобица. Но я отправлю обоим правителям весточку с предупреждением. Очень надеюсь, что они внемлют ей, и хоть как-то успеют подготовиться к отпору врагу. Вот теперь у меня все, и я готов выслушать твои горестные новости, друг Лесослав.
Во время всего рассказа Хранителя король гномов молчал, ритмично постукивая пальцами по подлокотнику кресла. Его лицо оставалось совершенно бесстрастным, из чего росич не мог сделать никакого вывода о том, затрагивают ли его друга и владыку подземной страны сообщаемые ему новости, или он попросту пропускает их все мимо своего сердца.
– Ты закончил? – задал вопрос Фастфут после некоторой паузы в разговоре и переспросил еще раз. – Это все?
– Да, – мрачно ответил, подозревая самое худшее, Лесослав. – А разве этого мало?
– Да нет, – раздумывая о чем-то, механически произнес король. – Однако все, что ты сказал, происходит не здесь, а там, наверху, в Наземье.
– И за это тебе следует возблагодарить богов!
– Боги у нас с тобой, Лесослав, разные. Каких прикажешь благодарить?
– А всех! Потому что проблемы у нас общие! – с вызовом бросил Хранитель.
– Как сказать, как сказать, – голос повелителя звучал все холоднее и холоднее. – Наземье и Подземелье живут разной жизнью. Вас обогревает солнце, вам светит луна, вы дышите чистым воздухом голубых просторов и вольны в своих желаниях и поступках. А вот народу гномов повезло меньше: нам светят серый сумрак подгорных кладовых, чадящие факелы да масляные лампады; согревает же нас огонь каминов да жар Огненной реки. Мои подданные не смеют покидать границы рудников без опасения за свою жизнь; они знают не вихрь безудержной скачки с раскинутыми в стороны руками, а один лишь труд с киркой да лопатой.
– Не понимаю, к чему ты клонишь, друг Фастфут, и зачем сетуешь на судьбу. Так повелось испокон века: боги уготовили нам разные судьбы…
– Вот тут ты прав как никогда, Хранитель! – плотно сжатые губы гнома пересекла кривая улыбка. – Так повелось! Одним простор желаний и воля в их исполнении, другим тяжкий труд до седьмого пота и согбенной спины. Так повелось! И еще в одном ты, безусловно, прав: у нас, действительно, разные судьбы. Но тогда, скажи мне, зачем нам, гномам, соваться в дела Наземья. Война ведь идет у вас, и, похоже, никому нет дела до нашего Подземелья.
– Пока что нет! – закипая гневом, выкрикнул росич.
– Тише, тише, друг мой, – примирительно выставил ладонь Фастфут. – Нет, и будем надеяться, что и не будет.
– Неизвестно! Хватит ли злу Наземья, чтобы утолить свои ненасытные аппетиты! Но даже, если это и так, то, что в том хорошего?! Если наш мир будет разрушен, с кем, ваше величество, тогда станут торговать твои гномы?!
– Вот это-то меня беспокоит меньше всего, – махнул рукой Фастфут. – Золото и драгоценности нужны всем.
Слова короля буквально раздавили Хранителя. Он молчал и чувствовал, как гнев уступает в нем место горькой обиде и разочарованию. Разочарование заставило его ощутить нехватку воздуха, а обида породила в углах глаз противно пощипывающие слезы. Росич отвернулся: он не хотел, чтобы Фастфут видел его слабость. Молчание затянулось.
– Однако, ваше величество, – Лесослв говорил почти шепотом. – Что-то не припомню, чтобы ты рассуждал подобным образом двадцать лет назад.
– Двадцать лет назад?! Двадцать лет назад?! – теперь гневом пылал уже Фастфут; король даже привстал с кресла, схватившись побелевшими пальцами за его подлокотники. – Двадцать лет назад мы все сражались с нашим общим врагом, который угрожал и Наземью, и Подземелью, а сейчас беда грозит только подлунному миру! Двадцать лет назад нас вел за собой Великий волшебник Одинокой башни, а сейчас ты предлагаешь, идти за тобой, человеком, возможно героическим, но все же человеком! Двадцать лет назад у гномов был Меч Четырех Ветров, а сейчас я должен отправить своих храбрых рудокопов на войну с совершенно неизвестным и, похоже, во сто крат превосходящим по силе противником!
– Двадцать лет назад у тебя украли твою невесту, и каждый из нас был готов отдать жизнь за ее спасение, – все так же тихо прошептал Хранитель, тихо, но достаточно слышно.
Теперь побелел уже сам Фастфут, теперь уже ему явно не хватало дыхания: король гномов пытался сказать, однако слова застревали, клокоча в его глотке невнятными булькающими звуками.
– Да как ты… как ты смеешь?!
– Я тебя понимаю, – слезы высохли, и голос Лесослава звучал уже совсем спокойно. – И ты понимаешь.
– Что я еще, по-твоему, должен понять?!
– Не должен, ты и так прекрасно понимаешь, что ты не прав. А потому распаляешь себя, чтобы убедить не столько в собственной правоте, ибо это невозможно, сколько в том, что стоящий перед тобой друг, и не друг тебе вовсе, а просто назойливый, сварливый, противный человечишка, норовящий своими занудными причитаниями отравить твое драгоценное времяпрепровождение. Так тебе легче. Однако ты ошибаешься: от проблем можно отмахнуться, но только на время; потом они вернутся и навалятся намного сильнее. И справляться с ними тебе придется уже в одиночку. Ты говоришь: «Нам и так хорошо! Нас пока не трогают!». Может и правильно, но вот, когда тронут, по-настоящему тронут, будет поздно!
– Вон отсюда! – указательный палец Фастфута уперся в направлении закрытой двери. – Вон!
– Не беспокойся, я уже ухожу, – Лесослав круто развернулся и зашагал к выходу, бросив на прощанье. – Счастливо оставаться, король гномов и друг Фастфут, отныне уже бывший друг.

* * *

Росич шагал по коридору, словно в забытьи. Заклинание переноса было достаточно коротким, однако, прежде чем произнести его, Лесослав хотел собрать воедино растрепанные чувства и стремительно проносящиеся в мозгу мысли. Он преодолевал поворот за поворотом, минуя расставленных попарно стражников с короткими обоюдоострыми секирами, пока не услышал за своей спиной торопливых, настигающих его шагов. Росич остановился, ощутил прикосновение к своему плечу и услышал голос.
– Остановись, Лесослав. Мы с отцом находились в комнате рядом с вами и все слышали. Ты не должен на него обижаться.
– Да? – обернувшийся Хранитель увидел прямо перед собой красно-оранжевое платье Лиз: гномы любили цвета огненных оттенков. – По-твоему мне стоит вернуться и поблагодарить его? По-твоему я должен просто радоваться его отказу и его… предательству?
– Он не предатель, – уверенно сказала королева.
– И кто же он после всего сказанного?
– Он не предатель, – еще более твердо повторила супруга Фастфута. – Он король своего королевства и отец своих подданных. И он беспокоится о гномах.
– Да-да, – в ответе Лесослава зазвучала ирония. – Ведь гномов осталось так мало! И сколько же их погибнет на новой войне?! И что же после этого говорить их семьям?! И кто восполнит эти новые неисчислимые потери?! Ты знаешь, где-то я все это уже слышал, и не один раз. Только я все же считаю случившееся предательством и ничем иным.
– Это не так, поверь мне, Лесослав, – губы Лиз скривились как от зубной боли. – Ты не прав.
– Время рассудит, кто прав, а кто нет, – пожал плечами росич. – А сейчас извини, я тороплюсь.
– Постой. И позволь мне помочь тебе.
– Чем? – горько усмехнулся Хранитель. – Чем слабая женщина может помочь в подобной ситуации ожидающей нападения врага стране?
– Кое-чем могу, – королева гномов сдернула с безымянного пальца левой руки простое железное колечко. – Вот возьми.
– Что это?
– Давний свадебный подарок Великого волшебника Одинокой башни.
– Оно позволит призвать под знамя Заповедного леса несколько тысяч воинов?
– Нет, но надетое на правую руку оно сделает тебя невидимым, и ты сможешь проникать в лагерь противника, чтобы узнавать его планы и намерения. И наконец-то ты сможешь узнать, кто противостоит Заповедному лесу.
– Что ж, спасибо и на этом; и это уже не так мало, как может показаться на первый взгляд, – и росич приготовился читать заклинание переноса.
– Нет-нет, остановись, – умоляюще попросила Лиз.
– Что теперь? – обернулся Хранитель.
– Теперь у меня нет кольца.
– И что? Ты же сама его только что отдала мне, добровольно отдала.
– Да и прошу взамен твое кольцо Хранителя.
– Вот еще! Для чего? Да мне проще вернуть твой «подарок», чем расстаться со знаком Хранителя! – и Лесослав протянул зажатое в кулаке кольцо невидимости.
– Ты не понял меня, – глаза королевы вспыхнули огнем осуждения. – Я тоже видела его, задолго до твоего прихода. И рассказала о нем Фастфуту. Но супруг не поверил, а лишь отругал меня, и запретил отдавать тебе мое колечко. «Не говори глупости и прекрати разбрасываться памятью!» – сказал тогда Фастфут. Но, как видишь, я послушалась не его.
– А кого? Кого ты видела и кого послушалась, Лиз?
– Кукиша! Я встретила его призрачную фигуру пару недель назад в дальних переходах дворца. Мы были одни, совсем одни: я и призрак. «Лесослав будет искать помощи, – вымолвило привидение Великого волшебника. – Отдай ему кольцо невидимости и забери кольцо Хранителя. Отныне судьба кольца Весны в твоих руках. Ты сбережешь его, чтобы передать следующему Хранителю Заповедного леса». Так сказал Кукиш.
– Следующему Хранителю? – задумчиво печально переспросил росич, ни единого мгновения не сомневавшийся в правдивости слов королевы.
– Таковы были его слова, и, поверь мне, я не хотела говорить тебе об этом, – чуть не плача прошептала Лиз. – Ты вынудил меня сделать это. Но ты не думай ни о чем, не думай, пожалуйста! В судьбах людей ошибаются даже боги. Возможно, Кукиш лишь хочет избежать случайности; возможно, он просто желает быть уверенным, что кольцо не пропадет ни при каких условиях.
– Возможно, – все также задумчиво произнес Лесослав, решительно заменяя кольцо Весны на кольцо невидимости. – Вот, возьми его и выполни то, что наказал тебе Великий волшебник. Он всегда предвидел наперед очень многое…

* * *

Толстяк Бир, поминутно останавливаясь и отдуваясь, тащил за собой громыхающий на камнях сундучок.
– Опять к кобольдам собрался, – добродушно усмехнулся в бороду один из сторожевых гномов.
– Ага, – весело махнул рукой Бир. – Давненько коллекцию свою не пополнял. Решил вот выбраться, наконец.
– Что ж, удачных тебе находок, старик, – все также улыбаясь, отсалютовал ему стражник, с бряцанием прислоняя тяжеловесную секиру к ноге.
– Угу, спасибо, – потянул ящик отец Лиз.
Он шел, переваливаясь с ноги на ногу, пока не скрылся в одном из подземных ответвлений, направлявшихся к штольням кобольдов, однако гномы еще долго слышали шумное громыхание его то и дело подскакивавшего ящика. Бир уходил в даль и в глубь владений гномов, сознательно запутывая собственные следы. Он тоже хорошо слышал рассказ Хранителя и ответы короля Фастфута. Нельзя сказать, чтобы бывший трактирщик остался доволен поведением собственного зятя, однако понять его, Бир постарался. «Что ж, – подумал тогда старик. – Королям следует поступать по-королевски, но я-то не король. Хоть я и тесть короля, но все же человек маленький. Мне-то можно поступать, как того заблагорассудится». И Бир тут же засобирался в дорогу. Засобирался тайно, потому что был совершенно уверен, узнай Лиз и Фастфут о его намерениях, его тут же посадили бы под домашний арест. А потому он ушел налегке, со своим обычным ящичком, только вот ящик на этот раз был тяжелее обыкновенного.
Кобольды встретили его радостным гулом и похлопываниями по плечам и спине.
– Давненько тебя не было видно, – довольно потирая натруженными ладонями, сказал старейшина золотодобытчиков. – А мы все ждали тебя, и кое-что для твоего появления припасли: и самородки красивые есть, и камешки разные.
– Спасибо, спасибо вам, – торопливо проговорил Бир, пытаясь унять не в меру расшалившееся в дороге сердце. – Но сегодня у меня к тебе будет совсем другая просьба. Давай-ка отойдем в сторонку. И помоги мне с сундуком, пожалуйста.
Они направились в сторону дальнего хода, неся ящик за привинченные к его бокам ручки. Остановились, опустив свою ношу. И тогда Бир присел, открывая крышку. Кобольды интересуются только россыпями золота и драгоценностей, их трудно удивить, однако глаза старейшины полезли на лоб, когда он увидел содержимое ящика. Кованый шлем, кольчуга с плотно пригнанными друг к другу кольцами, короткий меч в ножнах и метательный кинжал – все это извлекалось в указанном порядке и тут же занимало свое место на грузном теле толстяка Бира.
– Да ты, никак, воевать собрался?! – присвистнул кобольд. – Или я не прав?
– Прав, прав, – тут же заверил приятеля Бир, прикладывая палец к губам. – Только это, т-с-с, – тайна.
– И дочь не знает?
– И дочь.
– И король не знает?!
– И король тоже.
– Ну, ты, старик, даешь! – кобольд восхищенно прихлопнул ладонями по заскорузлым коленям и вдруг спросил. – А там, на этой твоей войне, не опасно будет?
– Не знаю, – чистосердечно признался Бир. – Однако на любой войне бывает, убивают, и вот оттого прошу тебя очень: спрячь это и сохрани до моего возвращения.
Отец Лиз достал из сундука и протянул старейшине тщательно перевязанный мешочек.
– Здесь самые ценные и самые красивые камушки из моей коллекции. Мы их собирали вместе. Они из этих мест, пускай, тут и подождут меня: целее и сохраннее будут.
– Темнишь, старик, – усмехнулся кобольд. – В твоей каморке их, небось, тоже никто не тронул бы?
– Так то оно так, – вздохнул Бир. – Но только, если я вернусь. А если нет, тогда их отнесут в кладовые короля. Я так не хочу. А потому, если вернусь живой, приду и заберу их из твоих рук; если же нет… тогда ты вернешь эту красоту породившей ее земле. Так будет справедливо. И ящик этот тоже спрячь, да подручных своих предупреди: когда придут с поисками, – меня тут не было. Идти-то, мол, Бир шел, а вот не дошел до нас: или случилось что, или, значит, в другое место отправился, а про нас для отвода глаз сказал. Хорошо?
– Сделаю все, как ты просишь, старик, – друзья крепко обнялись. – Только ты, того, ты уж возвращайся, пожалуйста.

2.

План тэнгу выглядел достаточно просто: дать обеим армиям завоевателей увязнуть в захватническом походе по самые уши, а тем временем подготовить восстание в Поднебесной, убить двойников, уничтожить армию Ди-ю, разрушить воздвигнутые храмы подземного бога. Придется, конечно, побегать, потратить пару недель, однако планируемая игра явно стоила свеч. Оставалось лишь спрятать Мэй-ню. Оставлять ее одну без присмотра летающему гному не хотелось: кто знает, что еще может придти в голову не дождавшемуся возвращения отряда бессмертных Яме. Таскать же гуй с собой, означало, во-первых, связать себя по рукам и ногам, а, во-вторых, подвергать девушку совершенно ненужной опасности. Но вот, где отыскать наиболее надежное и недоступное для врага место, куда он мог бы отправить Мэй-ню и остаться при этом спокойным? Тэнгу измучился, однако выхода не находил.
Измучилась неизвестностью своей дальнейшей судьбы и сама Мэй-ню. Сначала она спрашивала волшебника «ты придумал?» практически каждый час, потом, увидев его нахмуренные брови, спрашивать перестала, но смотрела в его сторону умоляющим взглядом, раздражавшим тэнгу еще больше, чем сквозивший в нем безмолвный вопрос.
Выход нашелся совершенно неожиданно. Не спавший после ночного нападения гном утром второго дня уверенно произнес:
– Теперь я знаю, куда тебя отправить!
– Куда?
– Туда, где никто и никогда тебя искать не станет; просто не додумается до этого, – в Заповедный лес.
– ?! – изумлению гуй не было предела. – Но ведь там же наиболее опасно! Там Фэн-хэн!
– Это так, – ничуть не смущаясь, держал ответ волшебник. – Однако он прекрасно понимает, что ты будешь стараться держаться от него как можно дальше, и никогда не додумается, что на самом деле ты у него под боком. А раз не додумается, следовательно, и искать тебя там не станет. К тому же сам он занят войной и еще он надеется на обещание Ямы. Ясно?!
– Куда уж яснее. Но что, если Фэн захватит Заповедный лес; ведь его армиям несть числа, да и Яма на его стороне?
– Не захватит! – уверенно махнул рукой тэнгу. – Я успею разгромить его здесь и прибуду к тебе на помощь, к тебе и защитникам леса. Вот тогда-то и посмотрим, кто кого.
Молчаливая Мэй-ню с сомнением покачала головой:
– Ты это сам придумал или подсказал кто?
– Ну, – смутился гном. – Не так, чтобы сам, и в то же время…
– Если не сам, тогда кто? – настойчиво перебила гнома гуй.
– Ладно, таиться нечего, – голос тэнгу звучал весьма и весьма решительно. – Понимаешь, под самое утро задремал я: две ночи бессонные сказались, наверное. И вот вижу я себя как бы со стороны. Сижу, значит, я в тронном зале; на дворе ночь, и вдруг кто-то дверь входную качнул, да так резко, что огонь в фонариках мигнул и почти погас. Однако испугаться мне так и не пришлось, хотя в сумрачном свете мелькнули у входа две фигуры, одна повыше, словно человеческая, другая пониже, вообще неизвестно чья. Приближаются незнакомцы, а я хоть бы что, ни тебе нападения, ни тебе защиты, словно примерз к трону, но по-прежнему нисколечко не боюсь. Подошли двое, значит, стали в круг света. Батюшки мои, думаю, да это же Ямато-варлок и Кукиш – Великий волшебник Одинокой башни, учителя и друзья мои. Неужели помочь мне пришли, про себя думаю, а сам молчу выжидая. Тут Ямато мне и говорит: «Знаем мы, ученик, о планах твоих; знаем и одобряем. И пришли мы в одном лишь помочь тебе, – подсказать, куда Мэй-ню переправить». «Отчего так? – спрашиваю я. – Почему только советом пришли помочь? Почему бы нам усилия наши не объединить воедино, да не ударить так, чтобы у врага только искры из глаз посыпались?!». Помолчали в ответ оба и только грустно улыбнулись. Помолчал и я: «Что ж, советом так советом, и на том спасибо. Говорите, друзья, все, о чем поведать хотели». Вот тут они мне про Заповедный лес и сказали. И что там тебя никто искать не станет, и что в пребывании твоем на просторах лесных свой потаенный смысл имеется, для последующих событий важный. Вот так. А теперь нам дальше решать.
– Чего решать-то, – грустно посмотрела на гнома Мэй-ню. – Если все уже и так решено.
– Не совсем все. Тебе там не просто прятаться придется. В лесу том нужно тебе будет отыскать жену Хранителя, волшебницу лесную, вилу по имени Лета. И не просто разыскать, а убедить вместе с тобой и детишками ее спрятаться на окраине леса западной, там, где поле у них находится, под названием Русское. Поняла?
– Это поняла.
– А что тогда не поняла? – тут же переспросил догадливый гном.
– Во-первых, не поняла, как это я, не зная языка той стороны, куда ты меня отправлять собираешься, договариваться с тамошней волшебницей стану?
– Тут все просто, – хлопнул в ладоши тэнгу. – Я же и сам чародей все-таки как никак, и Кукиша говор хорошо знаю, и тебя ему в миг обучу: говорить станешь, как на своем родном наречии, словно родилась там.
– Это хорошо, однако есть и «во-вторых». Ну, спрячемся мы, к примеру, а потом что?
– Этого я не знаю, – немного обиженно проговорил гном. – Не сказали. Значит, спрячетесь, и будете ждать. Ты чего, сомневаешься? Не сомневайся: все будет хорошо! Это же Ямато! Это же сам Кукиш!
– Ты уверен? А вдруг все это обман? Вдруг видение твое Яма подослал?
– Нет! Быть того не может! Откуда, по-твоему, Яма о Кукише ведает?
– Ну, не знаю…
– Вот, а я наверняка знаю, что не может он его знать! Не может, и точка! Не пересекались пути их! Никогда!
– Тебе, волшебник, виднее, – примирительно прошептала Мэй-ню.
– То-то, так-то лучше будет. А то: «уверен», «не уверен». Нам, добрым волшебникам, надо верить всегда!
– Хорошо, хорошо, учи меня речи чужеземной, и переправляй скорее, – громко сказала гуй и добавила в сторонку. – Остается только надеяться, что мне удастся убедить и волшебницу, и Хранителя.

3.

Гули налетели внезапно: воющий, орущий на все голоса, черный вихрь. Рогатые, оскаленные морды пытались впиться в ее тело, крючья острых когтей норовили разорвать ее на части, злобные голоса старались запугать и заставить отступить от намеченной цели. Эллее приходилось туго. Некоторые боевые и защитные заклинания за двадцать лет добровольного безделья и отказа от магии истерлись в памяти, их приходилось вспоминать по крупицам, вспоминать и тут же бросать в бой. Сражаясь, волшебница думала не столько о победе, сколько о том, чтобы отбить яростные натиски стражей окраин Востока и продвинуться вперед к пограничной стене. А еще она ждала, ждала обещанной повелительницей страны Мрака помощи. И она дождалась.
Серовато-коричневые скалы внезапно содрогнулись от боли и разочарования. Тех гулей, которые успевали увернуться от сотен серебристых стрел, разрывали в клочья стаи крылатых псов; тех же, кто пытался избежать цепких лап летучих демонов, превращал в камни убивающий взглядом лизарг. Распластав крылья, монстр буквально нависал над полем битвы, то и дело добавляя к скалистому ландшафту новые каменные изваяния. Все было кончено в считанные минуты.
Лизарг медленно спланировал к Эллее, скрыв свой смертельный взгляд за прикрытыми веками.
– Спасибо, – переводя дыхание, произнесла слова благодарности волшебница. – Вы подоспели как нельзя кстати.
– Извини, но, выполняя приказ, мы ожидали тебя у самой границы. Мы были уверены, что ты легко преодолеешь заставу гулей. Однако мы ошиблись, – в голосе лизарга звучало некоторое разочарование. – А когда поняли это, поспешили тебе на помощь.
– Еще раз спасибо, – повторила Эллея. – Думаю, дальше дело у нас пойдет лучше.
Предводитель воинства Гауды ничего не ответил, он просто взмыл в воздух, увлекая армию темных демонов за собой.
Пограничной стены они достигли в полном молчании, только грузно топали корявые лапы шестируких, да в вышине хлопали кожистые крылья летучих псов. Все такая же гладка и холодная стена стояла перед ними непреодолимой преградой. Повинуясь безмолвному приказу лизарга, экспедиционный корпус застыл на месте. Взгляды демонов устремились в сторону волшебницы. Это было похоже на вызов. Сумеет ли Эллея открыть проход в стене? Хватит ли для подобного действия ее магического мастерства? Действительно ли она такая уж великая волшебница, на силы которой можно смело рассчитывать в будущих битвах?
Эллея поняла все и принялась пробовать. Раз за разом она пыталась подобрать ключ к невидимому замку и раз за разом отступала ни с чем. Ее силы были на исходе, а стена все такая же непоколебимая словно смеялась ей в лицо. Руки волшебницы бессильно опустились вдоль плеч, и тогда лизарг отдал новый приказ. Десяток шестируких ровным строем приблизился к гладкому нетронутому покрытию и прочертил на нем огромное рваное отверстие. Стена дрогнула, но разошлась.
– Что это? – удивленно спросила Эллея.
– Щетина двухголового бифэна. Его убил твой слуга Эг и этой же щетиной он открыл себе вход в царство Востока. Крылатый пес подсмотрел все с высоты.
– И все время ты держал это в секрете?! – в голосе волшебницы смешались гнев, усталость и разочарование.
– Что поделаешь, – пожал плечами лизарг. – Мы должны были знать пределы твоего мастерства: от этого знания зависят жизни многих из нас, если не всех. А теперь поторопимся, потому что очень скоро проем закроется.
– Да-да, – прошептала Эллея. – Только потом нам надо будет хоть немного передохнуть.
– Нам? – иронично бросил генерал Гауды.
– Мне, – поправилась Эллея. – Мои силы совсем на исходе.

* * *

Воины Мрака терпеливо ожидали пробуждения волшебницы от вызванного остатками колдовской силы освежающего сна. В сером воздухе Подземелья смена дня и ночи была практически незаметна, а потому трудно сказать, сколько же длился этот отдых, но, в конце концов, Эллея очнулась от забытья посвежевшей и готовой к продолжению пути.
– Впереди, до самых чертогов Ямы сплошь голая равнина, – доложил не терявший времени лизарг. – Мы с летающими псами разведали все в радиусе десятков миль. Везде одинаковая, пустынная местность. Однако я не стал бы настраиваться на доброжелательный лад: там везде ощущается чужое зло, и чем ближе к дворцу, тем сильнее. Думаю, сюрпризы нам с тобой обеспечены.
– Наверное, ты прав, – согласилась Эллея.
– Говорю это вовсе не для того, чтобы получить твое одобрение или понимание моей правоты, – мрачно проворчал убивающий взглядом. – Я сказал это лишь к тому, что до тех пор, пока мы не достигнем цели, ты станешь слушаться моих приказов. Я не просто отвечаю за тебя перед Гаудой, я прекрасно понимаю, что наше возвращение зависит не столько от силы и смелости моих воинов, сколько от твоей силы и твоих способностей. Не хочу, чтобы они исчерпались преждевременно, волшебница.
И предводитель почтительно склонил голову перед ничего не возражавшей Эллеей. Лизарг выстроил армию в виде замкнутого каре, поместив женщину в самой середине строя, под защитой плотно перекрывших воздух летучих собак. Сам же убивающий взглядом поднялся еще выше с тем, чтобы коварная местность открывалась его острому взору на сотни метров вперед.
Резкий повелительный окрик и громыхающее оружием воинство снялось с места, решительно двинувшись вперед. Шаг сменялся шагом, сотня шагов следующей сотней, на место пройденной мили приходила новая миля. Опасность и напряжение буквально витали в воздухе, однако равнина вокруг по-прежнему оставалась совершенно голой и спокойной. И вот, наконец, перед ними замаячила зловещая громада дворца подземного бога.
– Стой! – скомандовал лизарг, опускаясь на землю перед Эллеей. – Волшебница, мы почти у цели. И при этом, чутье подсказывает мне, что мы в ловушке. Я не вижу ни одного противника, однако, ощущаю, что вокруг нас их тысячи: вооруженных, злобных, готовых обрушиться по одному только слову Ямы.
– Твои предложения, генерал? – нахмурила брови Эллея.
– Пора. Настала пора применить все твои умения. Стань невидимой, проникни во вражеские чертоги, выясни все, что необходимо, и возвращайся. Мы не сделаем ни единого шага ни вперед, ни назад; мы будем ждать тебя.
– А потом? Что будет потом? – спросила волшебница. – Ты продумал это?
– Никакого потом не будет, – спокойно ответил генерал Гауды. – Ты вернешься, и, скорее всего, нам придется принять бой. Я не берусь предсказать его исход. Наверное, мы все погибнем, но мы будем стараться победить, будем стараться выйти за пределы пограничной стены, и очень будем стараться сохранить тебе жизнь.
– Что ж – благородно, – только и произнесла Эллея.
– Никакого благородства, – поспешил разочаровать ее лизарг. – Мы выполняем приказ своей повелительницы, приказ и ничего более. У сил Зла не бывает благородства, но и они подчиняются приказам.
– И все же, мне почему-то кажется, что ты намеренно уничижаешь себя, – попыталась возразить волшебница, которой очень, очень хотелось ощутить подле себя крепкое плечо дружбы.
– Хм, – усмехнулся убивающий взглядом. – Ты рассуждаешь как женщина, добрая женщина. Но время рассуждений прошло, и они уже не в состоянии изменить предначертанного свыше. А потому не рассуждай, а действуй!

* * *

Мраморные коридоры утомили Эллею своим однообразием непривычных орнаментов и бисерной вязью непривычного глазу настенного письма; а, впрочем, возможно это было всего лишь продолжением рисованных украшений. Белый цвет сменялся черным, черный красным; то здесь то там по коридорам сновали уродливые фигуры, демоническое происхождение которых могло вызвать сомнение разве что у непосвященных. Волшебница посетила все двенадцать кругов адских глубин, мельком пронеслась мимо тронного зала подземного бога. Она видела страдания сотен тысяч терзаемых тел и душ, однако нигде не могла отыскать того, ради которого и затеяла свой опасный поход с непредсказуемым окончанием.
И везде Эллея видела приготовления к войне. У пышущих жаром адских печей закопченные, покрытые ожогами от падающих искр, лоснящиеся от пота трудились те, кто при жизни считался искусными кузнецами и оружейниками. Щиты и кольчуги, мечи и копья, наконечники для стрел и метательные кинжалы – груды оружия собирались корявыми лапами упырей си и оттаскивались в кладовые, откуда их получали десятки, сотни и тысячи солдат Ямы. Отряд за отрядом демоны заполняли переходы бесконечного дворца, его дворики и площади; и все они готовились к войне.
При одной только мысли о том, что подобная армада вырвется на поверхность земли, Эллее сделалось дурно, и на мгновение она позабыла про Эга, но только на одно мгновение. А потом волшебница снова занялась своими безрезультатными поисками.
Напрасно! Все напрасно! Горько сознавать, однако усилия ее по-прежнему не приводили ни к чему. Либо ее верный слуга был запрятан с помощью куда более мощной магии, либо его вовсе не было в живых.
И тогда Эллея решила прибегнуть к последнему, весьма радикальному, но столь же и опасному средству. Она зажгла огонь собственного сердца. Взлетев, чтобы не выдать своего присутствия занятым военной суетой монстрам под самые своды дворца, волшебница превратила плещущуюся в груди алую кровь в язычок крошечного жаркого пламени. Огонек застыл на мгновение, а затем дернулся и поплыл в одном ему понятном и известном направлении.
– Жив! – радостно затрепетала волшебница. – Значит, он жив!
Ежесекундно рискуя обнаружить себя по едва различимой искорке сердечного огня, Эллея неуклонно приближалась к тому месту, куда коварный Яма заточил своего пленника; и с каждым шагом, с каждым поворотом коридора пламя становилось сильнее и ярче. При всем том, сжигая кровь волшебницы, язычок магической свечи испепелял и ее жизнь. Наконец он застыл у абсолютно гладкой мраморной стены, качнулся вперед и растворился в белой поверхности, увлекая за собой ту, что зажгла его и отправила в поиск. Взору Эллеи предстала облицованная красным кирпичом грубая комната, под потолком которой висел на цепях ее верный слуга. Вокруг исполосованного остриями кинжалов человека деловито суетились несколько отвратительных упырей. Изможденный Эг не подавал практически никаких признаков жизни, зато их убедительно представила вторгшаяся в камеру пыток волшебница.
Таиться больше не было никакого смысла: на смену погасшему огоньку явилось осунувшееся и внезапно постаревшее лицо Эллеи. Сноп ярких лучей с ее ладони испепелил стражников в мгновение ока. Треснувшие звенья цепей со звоном разлетелись в стороны, и измученное тело Эга опустилось на бережно подставленные руки.
– Что они с тобой сделали, бедный мой Эг, – ласковые ладони гладили кожу пленника Ямы, стирая с нее сухие струпья запекшейся крови и заживляя на нем жуткие рваные следы бесчисленных ран.
– Они хотели заставить меня служить их богу, – не поднимая век, прошептал Эг. – И для этого они хотели отобрать мое тело, чтобы в подчинение Яме перешла хотя бы моя мертвая плоть.
– Молчи, молчи, молчи, – мягкая ладошка коснулась шершавых губ мученика, и в этот миг он наконец-то открыл глаза.
– О, боги! Что ты с собой сделала! Неужели это все из-за меня! Госпожа, где же твоя молодость?! Куда подевалась твоя былая красота?!
– Уродливая старуха? Да, мой милый Эг? Теперь я словно перезрелый сморщенный плод? Так?
Эг молчал; по щекам его катились крупные слезы.
– Я больше не нравлюсь тебе? И ты не любишь меня… такую? – с трудом выговаривая слова, хрипло произнесла Эллея.
– Нет, – сквозь слезы попытался улыбнуться выздоравливающий. – Ты мудрая, но сейчас ты говоришь глупости. Разве любят лицо или руки? Любят доброе сердце, сострадающую душу, пылающий ум! Тот, кто любит тело, не любит никого! Я не просто люблю, я обожаю тебя.
И глаза Эга снова закрылись.

* * *

Сила не может появиться из ничего. Утерянная за время плена сила слуги прибывала столь же стремительно, насколько убывали силы его хозяйки.
– Все! Достаточно! Остановись! – взмолился Эг. – Я уже могу идти. Вот смотри.
Он попытался подняться, но стены комнаты закружились перед его взором, нагнетая черную пелену. Слуга Эллеи качнулся назад, и был остановлен дорогими сердцу руками той единственной, которой он был предан до самозабвения и которую, едва встретив, мог потерять окончательно.
– Нет, нет и еще раз нет, – в голосе волшебницы зазвучали строгие нотки. – Слуга должен повиноваться своей госпоже беспрекословно. Я и без тебя прекрасно знаю, когда мне остановиться.
Она остановилась только тогда, когда сама опустилась к ногам спасенного.
– Теперь ты действительно можешь идти. Нет, остается еще немного.
Ладонь Эллеи выпрямилась в направлении не имевшей дверей стены и толкнула воздух. Гладкая мраморная поверхность хрустнула в самом центре. От мгновенно образовавшегося вдавления во все стороны веером побежали ручейки изломанных трещин, и, подняв тучи пыли, каменная глыба осела, будто подтаявший снежный ком.
– Вот теперь иди! Спасайся и как можно быстрее. Там у выхода из дворца тебя ждет армия демонов Мрака во главе с убивающим взглядом лизаргом. Покажешь ему мое ожерелье, – Эллея тяжело запрокинула руки за голову, разрывая застежку, и протянула Эгу гроздь голубых сапфиров. – Сейчас они наши друзья: они помогут тебе добраться до пограничной стены. Торопись. Нужно предупредить Наземье об опасности.
– А ты? Как же ты? – опешил слуга.
– Я слишком слаба для того, чтобы двигаться, и моя магия на исходе. Времени на восстановление сил нет. Я остаюсь здесь. И не смей мне перечить!
– Ну, уж нет! – упрямо нагнул голову Эг. – Мы уйдем только вместе.
Полные сил мужские руки подхватили ослабевшую волшебницу, словно пушинку, и прижали ее к груди, будто хрупкий бесценный цветок, который зацветает лишь один раз в тысячу лет. Эг шагнул сквозь оседающую пыль. Он боялся поскользнуться на обвалившихся камнях и оттого смотрел только вниз. Когда пришла пора взглянуть вперед, он оторопел: в сотне шагов впереди дорогу к отступлению перекрывала грозная фигура подземного бога; в руках Яма держал подготовленный к выстрелу натянутый лук, вдоль изгибов которого пробегали язычки яркого оранжево-желтого пламени.
– Теперь ты видишь, что я была права? – вяло шевельнулись губы Эллеи.
– Да, теперь я вижу, что мы умрем здесь, но умрем вместе.
– Да, смертные, вы оба останетесь в моих чертогах, – усмехнулся Яма. – Вместе и навсегда. Двумя почерневшими кучками пепла.
Под разрыв тенькнувшей тетивы огненная стрела покинула свое ложе и понеслась им навстречу. Не долетев до груди Эга несколько метров, оперенная смерть зависла в воздухе и медленно стекла вдоль невидимой преграды на черный мрамор пола. Рыжий огонек пыхнул в последний раз и погас. И странное дело, движения подземного бога замедлились, а потом и вовсе остановились; он застыл с искаженным гримасой бессильного гнева лицом.
– Опусти меня на землю! Опусти и беги! Я прошу тебя! Ты должен это сделать, Эг!
– Ни за что! Ни за что на свете я не совершу подобного предательства!
– Глупенький, ну какое же это предательство, – голос Эллеи звучал все тише. – Ты ведь шел спасать мир. Значит, ты должен довести дело до конца. Если погибнем мы оба, Наземье ничего не узнает о готовящемся здесь вторжении.
– Но ты же узнала! Следовательно, Яма лгал, и мои посланницы достигли цели!
– Он не лгал: блудные души погибли все до одной, а меня привело к тебе одно лишь сердце, да подсказка повелительницы страны Мрака Гауды. Своей встречей и твоим воскрешением к жизни мы обязаны ей и только ей. Ты понял?! Мы должны ей и всем, кто населяет просторы Запада: сегодня их жизни зависят от нас с тобой, от тебя, мой преданный и верный слуга. И если ты любишь меня, если не хочешь, чтобы имя Эллеи вспоминалось с презрением и ненавистью, ты должен идти! Хорошо?
– Да, – понурил голову Эг.
– А теперь беги! Моих сил хватит ненадолго! Через четверть-другую часа Яма начнет двигаться! Беги! И, прошу тебя, пожалуйста, не оборачивайся!
Он осмелился поцеловать ей руку, ощутив другую на своем лице. Глотая слезы, Эг прошел мимо застывшего бога, не забыв прихватить из его рук огненный лук и стрелы. И все же он обернулся, обернулся у самого выхода из зала, обернулся украдкой из-за плеча Ямы. Голова сидящей Эллеи была низко наклонена и укрыта густой шапкой волос: только все они были белее снега. А еще Эг увидел хрупкие кости, просвечивающие сквозь пергаментную кожу морщинистых старческих рук. Это было последнее, что запечатлелось в его памяти.
Во дворце остановилось все и вся, казалось, что здесь остановилось само время. Сотни слуг Ямы могли лишь проводить его, Эга, своим мысленным взором и не более того. Сначала человек шел, потом бежал, а по лицу его бежали горячие слезы. Таким он и предстал перед генералом Гауды: с зажатым в побелевших пальцах одной руки ожерельем любимой и стиснутым в другой разрушительным оружием хозяина адских глубин.
Лизарг понял все без слов, понял и отдал команду трогаться в обратный путь. Они торопились использовать купленное ценой жизни волшебницы время. Они не видели ее смерть, но спустя некоторое время вздрогнули, как вздрогнули и жители деревень у подножья горы, на которой высилась Одинокая башня: последнее пристанище последних магов Запада перестало существовать, развалившись в одно мгновение до самого своего основания. Эллея умерла.