В естественной среде обитания

В современной России чиновник — это не должность, а диагноз. А Игнат Саввич Налимов, глава Федерального Агентства по Цифровизации Традиционных Ценностей (для краткости именуемого в кулуарах просто «ФАЦТЦ»), был здоров, как стомиллиардный бюджетный профицит. Его лицо, гладкое и упругое благодаря лучшим столичным косметологам, всегда выражало одно — сложную, многосоставную скорбь о судьбах Родины, которая, впрочем, не мешала пищеварению.

Каждое утро Игната Саввича начиналось с просмотра Telegram-каналов, что для человека его ранга было сродни утренней молитве или пробежке по граблям. И вот в одно ничем не примечательное утро, между отчетом о росте надоев и аналитикой по рынку элитной недвижимости, он увидел это. Короткий, злой ролик от какого-то блогера-всепропальщика. Ролик показывал покосившийся дом в Тверской области, а голос за кадром ядовито сообщал, что на ремонт этого памятника архитектуры можно было бы потратить всего одну десятую стоимости часов на запястье главы ФАЦТЦ. Камера крупным планом взяла те самые часы.

Удар был нанесен ниже пояса, прямо по престижу. В мире Игната Саввича можно было пережить обвинение в казнокрадстве — это даже добавляло веса — но обвинение в дурном вкусе и отрыве от народа было ножом в спину.

— Пиарщики! — взревел Налимов в селектор, и где-то на третьем этаже несколько хрупких созданий в дорогих костюмах поперхнулись своим безлактозным рафом.

Через пять минут в его кабинете, отделанном карельской березой и легким запахом вседозволенности, уже кипел «мозговой штурм». Молодой человек с прической «я только что с барбер-шопа» и глазами, полными экзистенциального ужаса, лепетал про «нивелирование негатива», «отработку повестки» и «генерацию позитивных инфоповодов».

И тут Игната Саввича осенило. Идея была настолько гениальной в своей простоте, что он даже на миг усомнился, не сам ли он ее придумал. Он совершит подвиг. Гражданский. Медийный. Он, Игнат Налимов, проживет один день на МРОТ!

(Авторское отступление): О, дивный новый мир, где покаяние измеряется не глубиной раскаяния, а количеством лайков! Где для того, чтобы прослыть ближе к народу, не нужно решать его проблемы — достаточно на один день притвориться, что эти проблемы у тебя тоже есть. Это высшая форма социального театра, где в главной роли — чиновник, а в качестве реквизита — нищета.

— Я проживу один день. Как простой человек, — торжественно объявил Налимов, глядя на своих пиарщиков, как полководец на новобранцев перед заведомо проигранной битвой. — Мы покажем им! Мы покажем всем, что мы — плоть от плоти. Что мы знаем, чем живет страна! Снимать будете на двенадцатый айфон. В режиме «киноэффект».

(Внутренний монолог Игната Саввича): «Так. Заголовок: "Один день из жизни слуги народа". Отлично. Фото в автобусе, скорбное, но решительное лицо. Фото с шаурмой — скромно, по-народному. Интервью вечером: "Это был бесценный опыт. Я понял главное..." Что главное? Неважно, пресс-служба допишет. Главное — перебить повестку. Из хищника в жертву, из барина в страдальца. Классика! Рейтинги взлетят. А блогеру этому потом можно будет и лицензию СМИ отозвать. За экстремизм».

Расчеты были произведены с бухгалтерской точностью. Минимальный размер оплаты труда, разделенный на тридцать дней, дал сумму в 666 рублей. Цифра Налимову не понравилась, она отдавала какой-то дешевой мистикой, но спорить с калькулятором он не стал. Сняв с руки часы стоимостью с трёхкомнатную квартиру в Мытищах и переодевшись в купленный по такому случаю костюм «под кэжуал» от Brioni (он должен был символизировать слияние с массами, не теряя при этом достоинства), Налимов шагнул в новую жизнь. Его личный «Майбах» с водителем скорбно отъехал за угол, чтобы не портить картинку.

Первым испытанием стал общественный транспорт. Игнат Саввич, привыкший к миру тонированных стекол и персональных водителей, вошел в автобус, как Данте в первый круг ада. Пространство, сжатое до состояния спрессованного человеческого брикета, пахло отчаянием, вчерашним перегаром и чем-то еще, что его тренированный нос определил как «бюджетный парфюм «Тет-а-тет"». Его прижали к потному мужчине в спецовке, толкнули в спину авоськой с картошкой и чуть не оторвали пуговицу на брендовом пиджаке. Он пытался сохранить на лице выражение государственной мудрости, но получалось плохо. Выражение было скорее похоже на лицо человека, случайно севшего на ежа.

Выйдя на нужной остановке где-то в районе Бирюлево-Товарного, он почувствовал, что его классовое перевоплощение проходит с осложнениями. Идеологический запал сменился брезгливостью и острым желанием принять душ и выпить виски.

Обед. Это слово всегда вызывало у Налимова приятные ассоциации: белая скатерть, официант, меню на французском. Сегодня его ждала вывеска «Кафе "У Ашота". Шаурма. Самса. Чебуреки».

Внутри, за липким пластиковым столиком, он изучил меню, написанное от руки на картонке. Самым безопасным вариантом показалась куриная шаурма.

— Одну шаурму, пожалуйста. И чай, — произнес он тоном человека, заказывающего в ресторане лобстера.

Полный жизни мужчина за прилавком, казалось, состоявший из одних усов и радушия, сноровисто завернул в лаваш нечто, что по документам проходило как курица, залил это двумя видами соуса из ведер и протянул Налимову.

— Со сто пятьдэсят, брат. Чай сам наливай, вон титан.

Налимов сел за столик. Он посмотрел на это произведение кулинарного авангарда. Из лаваша сочилась мутная жидкость. Он откусил. Вкус был... неопределенным. Это была не еда, а скорее концепция еды, философская идея о насыщении, лишенная всяких плотских атрибутов вроде вкуса или качества.

— Нормальная тема, да? — раздался голос сбоку. За соседним столиком сидел парень лет двадцати в спортивном костюме и с потухшим взглядом. — Я тут каждый день обедаю. Дёшево и сердито. Организм, он же умный, он сам разберется, где белки, где жиры. Ему главное — калораж закрыть. А понты эти, фуа-гра там всякая, — это для буржуев. Нам, простым людям, это чуждо.

Игнат Саввич молча доел. Великая пиар-акция на его глазах превращалась в банальное расстройство желудка.

Остаток дня он бесцельно бродил по спальному району. И город, который он привык видеть из окна своего кабинета на 25-м этаже как карту будущих свершений и освоенных бюджетов, открылся ему с новой, удручающей стороны. Панельные гиганты-«человейники», похожие на соты, из которых выкачали весь мед, оставив только серую восковую тоску. Ломбарды, микрофинансовые организации с зазывалами «Деньги до зарплаты!», пивные магазины на каждом углу. Это был мир, живущий по другим законам, мир, где главным было дотянуть до получки.

К вечеру, когда в кармане сиротливо лежали последние триста рублей, а в душе царила смута, Налимов набрел на витрину гастронома «Азбука Вкуса». Это был оазис. Портал в другую вселенную. И там, в идеальных условиях, под мягким светом ламп, лежал он. Огромный кусок сыра «Пармиджано-Реджано», покрытый благородной восковой коркой. Он стоил семь тысяч рублей за килограмм. Рядом возлежал хамон, тонкий, прозрачный, источающий аромат запретного плода.

Налимов стоял и смотрел на эту витрину, как нищий мальчик на рождественский пирог. Он смотрел на сыр, и сыр смотрел на него. И в этом безмолвном поединке Игнат Саввич потерпел сокрушительное поражение. Весь его гражданский подвиг, вся его пиар-стратегия, вся его напускная близость к народу — всё это рассыпалось в прах перед лицом одного куска настоящего, качественного, санкционного сыра.

Эксперимент был окончен. Подвиг сдулся, как проколотый мяч. Налимов достал второй, «секретный» телефон.

— Алло, Игорь? Забери меня. Да, отсюда. Геолокацию скинул. И закажи столик в «White Rabbit». Я хочу стейк. И виски. Двадцатилетний. Нет, тридцатилетний! Я сегодня заслужил.

Через час, в панорамном ресторане с видом на ночную Москву, Игнат Саввич впивался зубами в мраморную говядину. Он ел с яростью, с наслаждением, словно наверстывая упущенное за один страшный день.

А на следующее утро его Telegram-канал взорвался постом, набранным курсивом и полным многоточий.

«Друзья... это был, пожалуй, самый важный день в моей жизни. Я прожил его так, как живут миллионы наших сограждан. Просто. Скромно. Честно. Я ехал в автобусе, я ел простую пищу, я смотрел в глаза людям. И знаете, что я в них увидел? Я увидел силу. Стойкость. И веру. Веру в нашу страну, в нашего Президента и в наше общее будущее. Этот опыт обогатил меня. Он заставил переосмыслить многое. Мы в кабинетах порой отрываемся от земли. Теперь я это знаю. И я сделаю всё, чтобы жизнь простого человека становилась лучше. Работаем, братья!»

Под постом уже было десять тысяч лайков и сотни комментариев в стиле «Вот это настоящий мужик!», «Пример для всех!», «Игнат Саввич, мы с вами!».

(Внутренний монолог Игната Саввича): «Отлично. Пиарщики не зря свой хлеб едят. Охват великолепный. Ролик блогера утонул в позитиве. Теперь главное — конвертировать хайп в реальные аппаратные очки. На следующем совещании в Правительстве предложу создать новую подпрограмму. "Повышение индекса счастья в отдаленных муниципальных образованиях". Нужна будет рабочая группа. Председатель. Аппарат. Бюджет. И, конечно, служебный "Майбах" для инспекционных поездок по этим самым образованиям. Ведь теперь я знаю, как там все устроено. Я же свой. Я из народа».

Проект «Ближе к народу» был признан оглушительно успешным. Народ, правда, об этом не спросили. Ему нужно было идти на работу, чтобы заработать свои 666 рублей.