А ведь так предлагают жизнь свою...

А ВЕДЬ ТАК ПРЕДЛАГАЮТ ЖИЗНЬ СВОЮ...


1977 — 1979. Наш батальон стоял в удивительно красивом месте, под Ужгородом, в Закарпатье у самой границы. Я вспоминаю это истинно Раем (трудности были, вероятно, но как это воспринимать всерьёз, если тебе 18, 19, 20, 21..?).

На столах ротной "Ленинской комнаты" лежали постоянно раскрытыми фотоальбомы с портретами награждённых именным оружием, пистолетами, бравых сослуживцев нашего подразделения, которое входило, судя по подписям к фото, в 1950-е — 1960-е "для защиты конституционного строя" в братские советские: ГДР, Венгрию, Чехословакию, Польшу. Однако же, ни прошлое, ни национальность, ни форма, ни язык, ни чего-либо ещё не были препятствием дружелюбному общению и обмену товарами и съестным с местными (мы всегда им кое-чего несли с части [крупами, маргарином, буханками, ремнями, сапогами, вещмешками, бензином, солярой, стройматериалами <...>], что-то у них покупали, они угощали сальными шкварками с самодельными белым и розовым кислыми сливовыми винами, «Модерским» [3 рубля и 5 рублей]; мы дарили им с обмундирования и амуниции некие безделушки, типа эстетского напоясного алюминиевого котелка, ложки и большой кружки [до сих пор скучаю по этим атрибутам простой жизни, которая романтическая и дорогА]), среди которых русский не главенствовал вовсе.

Её звали "Катя". Она работала библиотекарем в части, где я служил простым солдатом и оформлял какие-то стенды, как художник-оформитель. Книг в библиотеке оставалось всё меньше. Как солдаты, так и остальные, все люто ненавидели их, кажется, но не только читать, а вообще, как изобретение, предмет человеческого обихода цивилизации; и использовали книги, накалывая силой и лютым рыком пробивая корешками на острия огроменных гвоздей, вбитых насквозь в деревянных туалетах с той, внешней, стороны стен; другого применения Классике (а именно из неё состояла стандартно формирующаяся армейская библиотечка) не виделось никому, включая Политотдел. Особенность? — она есть, была: в нашей библиотеке были книги на многих языках. (В части служили со всего Союза, ну и местные, конечно: русины, западные украинцы, венгры, поляки, чехи, молдаване, немцы, румыны, русские, цыгане, азиаты, кавказцы, прибалты, белорусы, прочие...)

В библиотеку никто не ходил, кроме меня. И мы подолу говорили с ней...

Скорее, она была женой или дочерью, близкой роднёй кого-то из старших офицеров (ведь так же просто не брали в воинскую часть на работу, тем более, на идеологическую, чем была библиотека?).

Когда пришло время расставаться, демобилизуясь на гражданку, и мне ехать на Родину, в Москву, она плакала (почти); и написала мне долгую открытку с такими словами, которые я тогда, не имея человеческого и сердечного должного опыта, не с \ мог „прочесть“ (как надо; и что всё это да значит?) меж синих письменных строк. И ничего не понимал тогда в "этих делах"; — а что мог дать простой "рядовой", к тому же, ещё значительно младше её? Сейчас я думаю: а ведь так предлагают свою жизнь...

лето 1978 _ лето 2025 \\\\ 22 07 2025