Мартовская ночь. Колхоз 50-60 годы
Стоял март. Днём солнце уже пригревало по-весеннему, плавило снег на крышах, и звонкая капель отсчитывала уходящую зиму. Но ночи были ещё по-зимнему люты и морозны. Крепкий наст, схваченный стужей, держал и человека, и зверя.
На самой окраине деревни, у склона, что вёл к большому колхозному коровнику, стояла изба Ивана да Марии. Внутри, при тусклом свете огарка свечи, пахло печёным хлебом и сушёными травами. Иван, хозяин, сидел на низкой скамье у жарко топящейся печи. В руках его были старые валенки и дратва с сапожным шилом — работа нехитрая, но нужная. Он неспешно латал прохудившийся бок, а в зубах дымила туго скрученная цыгарка. У его ног рыжий кот, мурлыча, гонял по полу клубок шерстяных нитей, что то и дело скатывался от прялки.
За прялкой сидела Мария. Мерно гудело веретено, скручивая тонкую, ровную нить. Её лицо, освещённое неровным, дрожащим пламенем свечи, было спокойным и сосредоточенным. А по избе, от печки к лавке, от лавки к двери, носилась босоногая ребятня — пятеро их было, мал мала меньше. Их тихий смех и возня наполняли дом жизнью.
Вдруг Мария отложила веретено.
— Пойду-ка я, Иван, в коровник схожу, — сказала она, прислушиваясь к чему-то. — На сторожа, на деда Миху, надёжи мало, стар он да глуховат стал. А корова наша, Волна, вот-вот отелиться должна. Душа не на месте.
Иван кивнул, не отрываясь от работы:
— Иди, да гляди, оденься теплее. Ночь-то, вишь, какая, с ветерком.
Мария накинула на себя тяжёлый тулуп, повязала на голову тёплый платок, сунула ноги в валенки и вышла в морозную темень. Воздух обжёг лицо. Небо было тёмное, беззвёздное, но взошедшая луна бросала на белый снег призрачный свет. Она дошла до колхозного коровника и остановилась у колодца, чтобы перевести дух, вглядываясь в сторону тёмного леса за полем. И тут сердце её пропустило удар. Там, на белом полотне наста, она ясно увидела две тёмные тени. Они двигались неторопливо, но уверенно, и даже на расстоянии в них угадывалась голодная звериная стать. Волки.
Страх, холодный и липкий, сковал её. Ноги будто к земле приросли, стали ватными, непослушными. На мгновение она застыла. А волки, заметив её, остановились, а потом медленно, не таясь, пошли в её сторону. Не бежали — шли, зная свою силу.
Мария очнулась. Не помня себя от ужаса, она развернулась и побежала назад, к спасительному огоньку в окне избы. Она слышала за спиной тихий хруст наста. Они шли за ней. Не нападали, держась на расстоянии, будто играли, пробуя её страх на вкус. И тогда, не в силах больше терпеть, она закричала. Пронзительно, отчаянно, вкладывая в этот крик весь свой ужас.
Иван, услышав крик жены, вмиг сорвался с места. Лицо его окаменело. Он молча схватил со стены старенькое, но верное ружьё, проверил заряд и выскочил на крыльцо — в одной рубахе и валенке на босу ногу. Дети, прижавшись друг к другу на печи, со страхом уставились в тёмное, морозное окно. В нескольких десятках шагов Иван увидел их — два серых силуэта и бегущую к дому жену. Не целясь долго, он вскинул ружьё. Грянул выстрел, разорвав ночную тишину. Тени метнулись в сторону и в мгновение ока растворились в ночи.
Мария вбежала в избу, тяжело дыша, прижав руку к груди. Иван вошёл следом, повесил ружьё на место.
— Ушли, черти, — коротко бросил он.
Они постояли немного в тишине, слушая лишь испуганное сопение детей. Когда дыхание у Марии выровнялось, она решительно подняла голову.
— Надо идти, Иван. Волна… она ведь там одна.
Иван посмотрел на неё, на её бледное, но решительное лицо, и кивнул. Взял керосиновый фонарь, зажёг его. И вот они уже вдвоём шагали по хрусткому насту к коровнику, откуда доносилось тревожное мычание коров. В тёплом, пахнущем сеном и молоком помещении, в дальнем углу, они увидели свою Волну. А рядом с ней, на свежей соломе, неуверенно перебирая тонкими ножками, лежал маленький, только что родившийся телёнок. Мария ахнула и, забыв про страх, бросилась к корове. Новая жизнь, родившаяся в эту тревожную ночь, светилась в круге света от фонаря, обещая, что всё будет хорошо.
Тут из своего закутка послышался хриплый и заспанный голос деда Михи:
— Чаво прибегли-то? Всё ладно у нас. Я уж и соломы подстелил, и телёночка обтёр. Глух, да не слеп!
Мария с Иваном переглянулись и побрели домой. В избе их встретили радостные глаза детей.
— А ну, по лавкам! — уже по-доброму крикнул Иван. — Спать! Время-то ночное.
Так и прошла ещё одна ночь в колхозе «Свет».
Свидетельство о публикации №225072200097