Книга 7. Глава 26. На круги своя. Эпизод второй

Катя Половцева и Мэтт Даррелл. Америка, 1966 год

Катя тестировала на базе ЦБИ вместе с командой специалистов новый экспериментальный препарат из группы иммуномодуляторов, в случае успешной апробации суливший стать прорывом в генной инженерии и вирусологии. Благодаря ему откроется возможность лечения и предупреждения, в том числе и на генном уровне, ранее неизлечимых вирусных заболеваний.

Катя последние недели буквально жила в лаборатории. И не только потому, что была увлечена процессом, что-то ее сильно беспокоило. И это что-то постоянно подстегивало ее работать и работать без остановки. «Надо торопиться, надо бы поднажать», — подгоняла она себя и всю свою команду. И хотя в шею их никто не гнал, коллеги не задавали никаких вопросов. Катя видела понимание и ту же тревогу на лицах коллег, и от этого тревожное ожидание нарастало в ней как снежный ком. Надо успеть, надо успеть, снова твердила она себе, не переставая, особенно когда ужасно уставала или что-то не ладилось.

Все началось, когда, рассматривая пробные версии исследуемого препарата под микроскопом, Катя и её коллеги каким-то внутренним зрением вдруг ясно увидели глаза с таким же необычным изумрудным оттенком как и "окольцованный вирус" и никак не могли вспомнить, кому принадлежит этот изумрудный взгляд. Это изматывающее чувство дежавю мучило и выводило из равновесия, побуждая еще быстрее двигаться вперед.

Препарат нелегально был опробован на Саше Флярковском — сыне близкого друга Кирилла-старшего, после того как молодому человеку был диагностирован летаргический энцефалит. Результат превзошёл все ожидания — полное выздоровление от неизлечимого до этих пор самого страшного и загадочного заболевания ХХ века. Заболевание, «забирающее души», превращающее людей в зомби, было, наконец, побеждено. Хотя на основании единичного случая очень смело утверждать полную победу, и все-таки Катя была уверена в успехе и готова во что бы то ни стало отстаивать свою точку зрения, как и вся ее команда.

Это была та самая команда специалистов ЦБИ, члены которой однажды ясным весенним днем словно очнулись после зимней спячки и никак не могли понять, почему слоняются неизвестно где в разгар рабочего дня.

С того самого дня их жизнь вроде бы потекла по привычному руслу, но они не стали прежними, что-то в них навсегда изменилось, и это что-то настораживало и пугало так же, как и Катю. Потому они не говорили об этом и гнали от себя эти тревожные мысли. Но все равно возвращались все к тому же вопросу без ответа: «Что это было? Чьи это глаза? И почему они преследуют их?.. Как будто кричат о чем-то или зовут куда-то...»

Каждый из них подспудно искал это место, рылся в своих воспоминаниях и позабытых снах. И однажды, не сговариваясь, они очутились здесь – на монастырской горе в «Келье старца». В этой келье, высеченной в скале позади пещерного храма, по преданиям, еще со времен даков обитал сам Замолксис, почитаемый ими как единственный бог. Здесь с одной из наскальных икон древних монахов-отшельников, достигших меры святости, на них смотрели те самые изумрудные глаза Ювелира человеческих душ, укрепляя в вере, благословляя и напутствуя на новые свершения во благо человека.

*****

Мэтт не сразу пришел в себя. Он все еще ощущал приятное тепло, и рубиновые всполохи отражались в его глазах. И все гадал, приснилось ли ему это или то было на самом деле – временной портал, винтовой лестницей вздымающийся ввысь, и в переливающихся гранях самоцветов лица тех, кого ждал, о ком скучал, кого любил…

Мэтт лежал на полу возле кровати, его мутило, и немного кружилась голова, потому не спешил менять место дислокации. Он слышал, как хлопнула входная дверь за очнувшимися раньше него медиками из ЦБИ, они же предварительно привели его в чувства и констатировали, что жизни пациента ничто не угрожает. Вслед за медиками ушел и профессор Флярковский.

С трудом поднявшись, Мэтт огляделся. Все вроде бы на своих местах, кроме электронного монстра, который бесследно исчез, снова превратившись в портативный пульсоксиметр. Потухшая сфера приземлилась в центре октаграммы позаимствованного в салоне Ариадны стола.

Чего-то не хватало, чего-то очень важного… Наконец, до него дошло. – Огонек! Где ты, Огонек?.. Он обошел всю квартиру, заглянул в каждый уголок. Напарника нигде не было, может, живой камушек вернулся в родные пенаты? А может, его и не было никогда, может, он существовал только в его голове, а?

Значит, с облегчением вздохнул Мэтт, ему всё приснилось… А если нет? Если он действительно нашел и вернул на место те самые самоцветы… И раз он здесь, раз он вернулся, значит, ему удалось выбраться из своих кошмаров, значит, всё действительно вернулось на круги своя, значит, он вернул свой мир, свою жизнь, дорогих ему людей.

А может, всё это бред больного воображения, может, он умер или сошел с ума. В памяти всплывали страшные картины: как разлетелся на куски, как тонул в крови, как камнем сорвался вниз, как… Тут он почувствовал что-то горячее в руке, медленно разжал пальцы, не ожидая ничего хорошего, — на ладони лежал осколок солнца, тот самый камень, что дала ему Лада.

Лада, господи, может, и она тоже ему приснилась? Или... Мэтт рванул на виллу Петровских. Яркое солнце слепило глаза, на небе ни единого облачка, пахло весной, люди куда-то спешили по своим делам и улыбались, радуясь погожему весеннему дню. И ему передалось это радостное волнение. Мэтт купил охапку ярко-красных тюльпанов у миловидной улыбчивой женщины, торгующей цветами. Продавщица показалась ему знакомой, что-то было в ее лице… Что-то спрятанное за улыбкой… Злорадство?.. Как… Как… У… Эмили. Мэтт шарахнулся в сторону и ринулся было к машине…

– А как же тюльпаны, молодой человек? – окликнула его цветочница.

Машинально оглянулся... Женщина, приветливо улыбаясь, протягивала ему цветы. «Да, — усмехнулся Мэтт, усаживаясь за руль, — а нервишки-то шалят, покажется же такое…» И все же неприятный осадок остался. Дальнейший путь Мэтт преодолел без происшествий. Лада, ожидавшая его на террасе, выскочила ему навстречу, порывисто обняла, заглянула в глаза.

— Мне приснился сон, удивительный сон, какой-то яркий белый свет и кусочек солнца…

Мэтт разжал пальцы, на его ладони сиял тот самый солнечный камень.

— Это любовь, она живет здесь... прошептал он.

Лада не верила собственным глазам.

— Как такое…

Мэтт не дал ей договорить, закрыв рот поцелуем, подхватил на руки и отнес в спальню. И пока они любили друг друга, вся спальня была залита тем самым прозрачным белым светом… Или… им это только казалось…

– Мы должны туда поехать, Мэтт, – выдохнула Лада…

– Да, родная, да…

Они действительно отправились в Румынию, и не только потому, что так хотела Лада. Но и из-за странного поведения вдруг объявившегося Огонька. Мэтт обнаружил напарника за несколько дней до отъезда после звонка соседей, возмущенных постоянным грохотом, исходящим из его квартиры. Как оказалось, это Огонек без конца катался по полу, со всего маху ударяясь о входную дверь. Как будто просился наружу, просился домой, и Мэтт уважил его просьбу.

Как только они с Ладой поднялись на монастырскую гору, Огонек выпрыгнул из нагрудного кармана Мэтта и, просигналив на прощание, исчез в каменном ущелье. «Ну что ж, напарник, – вздохнул Мэтт, глядя вслед Огоньку, – мне будет тебя не хватать…» Лада заметила его грустную улыбку и повлекла за собой в древнюю пещерную церквушку.

Строгие лики святых взирали на них, откликаясь на молитвы, осеняя мрачные каменные стены. И это золотое сияние, отражаясь в глазах страждущих, изливалось сквозь подслеповатые окошки церкви, озаряя парящие в сизом тумане голубые горы. И они летели вместе с ними над землей, над всем миром, над мирской суетой все выше, выше и выше…

Продолжение следует...