Солнце в прицеле

- А вдруг без тебя рожу?
- На роды, матушка, не благословляю! Вернусь – рожай на здоровье.
Отец Арсений смотрит нарочито строго, но серо-зелёные глаза лучатся ласковой заботой. Наталья сводит светлые бровки к переносице, влажные пухлые губы вытягивает трубочкой:
- Ну-у-у, опять ты шутишь!
- Ей-богу, Натальюшка, обещаю к родам вернуться.
Наталья опускает взгляд на высокий, распирающий розовое, в белый цветочек, платье, и тень от её длинных ресниц тут же скрывает заблестевшие на глазах слёзы.
- А как же твой приход? – Наталья использует, как ей кажется, последний веский аргумент.
- Объявление на воротах храма уже повесил. Написал, что ближайшая служба в следующую пятницу. Впрочем, многие прихожане уже знают.
- Воля твоя, батюшка, - прерывисто ответила Наталья , мягко опустившись на стул и потирая уставшую от бремени поясницу. Облокотившись о стол, прикрыла ладонью глаза, притихла, прислушиваясь к той невидимой части её самой, что часто вызывает приливы всепоглощающей нежности и беспричинной тревоги, чувство особой благости и восторга…

Выросла Наталья в глубоко верующей православной семье, но даже и мысли не могла допустить, что когда-то станет первой помощницей на приходе, научится петь на клиросе и познает многие тонкости православной веры.
Хрупкая, доверчивая, наивная, как девочка-подросток, внешне Наталья мало соответствовала общепринятому стереотипу «матушка» - дородной степенной матроны со строгим лицом и чинными манерами. Понимала ли она всю ответственность, которая ляжет на плечи? И да, и нет! Впервые увидев отца Арсения в гражданской одежде, Наталья подумала, что он – байкер! Порывистый, весёлый, бородатый, с копной вьющихся, цвета корицы, волос, он с первых минут знакомства обратился к ней ласково «Натальюшка». Больше её никто так не называл! Спустя некоторое время молодые обвенчались в церкви святых Петра и Павла при Самарской епархии. Вскоре Наталья поняла, что произошло великое чудо - она понесла…
На первых порах семейной жизни Наталья удивлялась разительным переменам, которые происходили с мужем. Надев рясу, он становился строгим, благочестивым и немногословным. Но как только отец Арсений облачался в домашнюю одежду, становился совсем другим человеком – неугомонным, смешливым, деятельным.
- Натальюшка, подай мне рожковый ключ «десять на тринадцать».
Теперь Наталья и в инструментах неплохо разбиралась!
Несмотря на природную полноту, отец Арсений легко управлялся и в огороде с мотыгой, и в расчистке дорожек после сильного снегопада. Семейная жизнь казалась умиротворённой и безмятежной, как сон в тёплую летнюю ночь.
И вдруг вчера, как гром средь ясного неба:
- Матушка, мне срочно надо уехать.
Наташа в этот момент, закатав по локоть рукава длиннополого платья, снимала с крупной картофелины тонкую длинную стружку.
- В епархию едешь?
- На передовую. Нашим бойцам гуманитарную помощь повезу.
- Господи! – воскликнула Наталья и нож с громким стуком упал к её ногам. – Как же так, батюшка? Разве ж больше некому, кроме тебя?
Так сильно Наталья пугалась второй раз в жизни. Первый – это когда её чуть было не поднял на рога колхозный бык и ей чудом удалось убежать. И вот теперь…
- Наташа, идёт война, это мой долг.
Отец Арсений подошёл к окну, решительно отдёрнул тюль и застыл, пристально вглядываясь в даль. Словно война сейчас шла не где-то там, за тысячу километров, а буквально в двух шагах.
Наталья почувствовала внезапную дурноту, резкий толчок в животе и тянущую боль.
- Петруша тоже против, - вспыхнула мысль.
Если младенец родится в срок, имя ему по святцам уже предопределено.
- Пойду машиной немного займусь, - батюшка резко задёрнул штору и хлопнул дверью.

Наташа знала наверняка: если супруг на что-то решился, то уже не отступится. Именно сейчас, правый в своей решимости, перед ней стоял не благочинный, благопристойный батюшка, а тот самый сумасбродный байкер, повелитель скоростных трасс и магистралей, непобедимый поборник чести и совести, неисправимый романтик и истинный гражданин своей страны.
Наташа вдруг вспомнила, что ещё в те времена, когда училась в школе, читала про подвиги батюшек, совершённые во время Великой Отечественной Войны. Заручась святой молитвой и жертвуя своей жизнью, они поднимали бойцов на праведный бой с лютым врагом. Сегодня о подвиге священников в сороковые, опалённые войной, вспоминают редко. А ведь молитва, совершённая на поле боя, летит прямо в небо!
Наталья склонилась над чашкой и тихо всхлипнула, но утаить истинные чувства от батюшки не получилось. Он подошёл сзади, обнял за плечи, развернул к себе и заглянул в глаза:
- На всё воля Божья. Грех это – в стороне оставаться, когда бесовское племя вершит свои деяния. Согласна?
- Согласна.
- Ну, вот и порешили. Ты знаешь, какой у нас народ отзывчивый, чего только бойцам не собрали! И свечи, и носки шерстяные, и медикаменты. К нам и общество инвалидов присоединилось, и «Милосердие». Дай Бог всё доставить в целости и сохранности.
- Дай Бог! – Наталья слабо улыбнулась.
- А ты, ангел мой, - батюшка склонился и погладил округлый живот супруги, - дождись меня, слышишь?!
В глазах Натальи мелькнула искра света и пропала - значит, сын его слышит! Потому что мать и дитя – одно неразрывное целое…

- Куда прёшь, антихрист? – выругался Толик и резко крутнул руль вправо. Батюшка деликатно промолчал. Толик – его «правая рука»! И в храме - первый помощник, и как человек – славный. Анатолия можно охарактеризовать одним словом – «боец»! Борется со своими дурными наклонностями уже не первый год. Бросает Толика из крайности в крайность, из огня да в полымя. Греховность и стремление к Свету переплелись в нём так крепко, будто корни дикого винограда. Батюшке ли об этом не знать? Кабы не вера, давно бы вляпался в какую-нибудь неприятность.
Но Толик не сдаётся! Словно испытывает, кто кого победит – он свою одержимость или одержимость – его? Батюшка Арсений знает: чем ближе к Свету, тем больше искушений для человека. Удивляется порой: где этот тщедушный мужичок силы для битвы берёт? И на поездку в зону СВО Толик согласился сразу, без раздумий. Выкурил последнюю цигарку - сколько раз бросал курить уже и сам не помнит!
Махнул рукой:
- Поехали! С Богом!..

- Ты гляди, и этот подрезать хочет, - Толик еле сдержался, чтобы снова не ругнуться.
- Не кипятись, Толя, ругаться - грех. Вернёмся домой – жду на исповедь! – улыбнулся отец Арсений.
- Извините, батюшка! Слаб человек.
- Человек и сам про себя не знает, сколько в нём силы сокрыто. Только без Божьей помощи мы не можем совершить ни одной добродетели.
- Это верно, - согласился Толик и крепче, до хруста в пальцах, сжал руль автомобиля…
Всё реже на их пути встречались светлые берёзовые рощи и всё чаще – безлюдные, выжженные солнцем, степи. Сухой южный ветер иногда доносил в приоткрытое окно запах дыма. Или им это только казалось?.. Практически без сна, они преодолели нелёгкий путь. Телефонная связь, по мере приближения к заветной цели, становилась всё хуже и хуже. Всё меньше на пути встречалось беззаботных, не обременённых весёлыми думами, лиц. И всё чаще в глазах людей читалось отчаяние, смертельная усталость и немой вопрос – «когда же закончится война?»
При каждой возможности отец Арсений звонил жене, справлялся о самочувствии:
- Береги себя, Натальюшка! В крайнем случае, если начнутся схватки, звони матери.
- Не волнуйся, мой хороший, мы тебя дождёмся…

В небольшой городок, расположенный недалеко от линии соприкосновения, они прибыли ранним утром. Анатолий, уронив голову на руль, сразу провалился в сон. Батюшка осмотрелся по сторонам – неприглядное зрелище! На стенах кирпичного здания, будто следы от оспы – вмятины от атаки беспилотника. Почерневшая от копоти вывеска из прошлой счастливой жизни с надписью «Мороженое». Покосившая рама с треснувшим напополам стеклом…
- Образумь нас, Господи! Не ведаем, что творим, - промелькнуло в уставшем сознании, и отец Арсений провалился в объятия тревожного чуткого сна.
Проснулись они от того, что кто-то настойчиво барабанил по стеклу автомобиля:
- Подъём, ребята!
Высокий моложавый сержант слегка согнулся в поклоне, приветствуя выбравшегося из машины отца Арсения:
- Сержант Яценко. Благословите, батюшка!.. Судя по номерным знакам, вы из Самары?
- Из Самарской епархии.
- Спасибо, что приехали.
- Можно выгружать коробки? – спросил Анатолий, нервно потирая руки.
- Да, конечно!
На подмогу сержанту поспешили парень и девушка. Их лица, несмотря на молодость, казались высеченными из монолита. Любая война заставляет повзрослеть раньше времени.
- Батюшка, тут такое дело, - закончив разгрузку, деликатно обратился Яценко.
- Слушаю вас.
- Недалеко отсюда – госпиталь. Наши бойцы очень нуждаются в добром слове и вашем благословении.
- Показывайте дорогу, сержант.
- На войне неверующих нет, – в голосе сержанта прозвучала плохо замаскированная боль.
- Вы тоже были ранены? – догадался батюшка.
- Да, - вздохнул сержант и приоткрыл жалобно заскрипевшую дверь больницы. Батюшка перешагнул порог: облупившаяся тёмно-зелёная краска на стенах, обшарпанные полы. Гремучая смесь запахов: гноя и запёкшейся крови, перекиси водорода и спирта, страха и решимости, боли и ужаса, отчаяния и надежды, протеста и смирения…
В первой палате, у самого окна – тяжело раненый боец. Рядом на тумбочке – икона с изображением Спасителя. Судя по всему, с передовой поступил недавно. Изувеченный с трудом разлепил веки, пытаясь что-то сказать мертвенно-бледными губами. Батюшка склонился над ним:
- Меня зовут отец Арсений.
- Батюшка, можно мне исповедаться?
- Господи, спаси раба Твоего Николая… Молись, сын мой, Бог слышит каждого.
Грохот упавшего костыля заставил батюшку обернуться. С соседней койки на него смотрел молодой солдат, совсем ещё мальчишка с небесно-голубыми глазами. Непорочными глазами Святого.
- Батюшка, а вы можете отслужить панихиду по моему другу?
- Как звали товарища?
- Имя не знаю, - мальчишка немного смутился, - у нас «ники» были, позывные в общем.
- И за моего друга, батюшка! – раздался справа чей-то голос.
- И за моего тоже!..
Отец Арсений исповедовал и причащал довольно долго. Толик помогал, как мог: собирал записки с именами тех, о ком следовало совершить молебен. Усталость давала о себе знать: одежда липла к телу, голова кружилась, ноги задеревенели. Покидая палату, батюшка говорил на прощание одни и те же слова:
- Низкий поклон вам, ребята! Горжусь и верую в каждого из вас. Молитесь! Искренняя молитва творит чудеса…
Когда батюшка обошёл все палаты, сержант склонил голову в благодарном поклоне:
- Ваши слова, батюшка, поднимают дух и дают надежду, в которой они сейчас так нуждаются! Будет возможность – приезжайте. Да, чуть не забыл!  Будьте осторожны – здесь часто летают дроны.
- Храни вас Господь, - отец Арсений благословил служивого и открыл дверцу автомобиля. «Газель», взревев от ощущения чувства выполненного долга, взяла «с места в карьер» и направилась в сторону Самары.

Отец Арсений сел за руль и снова стал похож на того бедового и отчаянного байкера, что летит, словно птица, по трассе. Слегка вьющиеся волосы растрепались, лицо раскраснелось, а борода, обычно красиво обихоженная, напоминала теперь свалявшуюся овечью шерсть.
- Батюшка, позвоните ещё раз, – предложил Толик. – Может, супруга не слышала звонок?
- Три раза звонил, видимо, рожает Наташа. Эх, не успел!
- А кого, если не секрет, ждёте?
- Бог послал сына.
- Рождение дитя – самая большая радость, ничто не может с ней сравниться! – воскликнул Анатолий. – Я и сам отец, правда, у меня дочка.
- Истину глаголешь, - подытожил батюшка и вдруг резко дал по тормозам – на табло телефона высветилось родное имя.
- Натальюшка! Господи, где ты?
- Всё хорошо, Арсений! Мы тебя ждём.
- Кто это – мы?
- Я и Ванечка!
Батюшка, с трудом владея собой, нажал на тормоз и выскочил из автомобиля. Путаясь в рясе и активно жестикулируя, не замечая жгучего солнца и рёва встречных машин, крикнул в трубку:
- Раньше срока?.. А какой вес? Слава Богу! Мать моя рядом? Хорошо! Скоро буду!

Солнце клонилось к закату…
Из-за поворота, повернув к светилу отяжелевшие золочёные головы, показалось поле подсолнечника. «Газель» мягко ткнулась носом в обочину дороги и заглушила мотор. Придорожная ржавая пыль мягким облачком повисла в воздухе. Лучи палящего солнца медовой патокой разлились по округе. Бледное небо, выгоревшее от жары, было спокойно и безоблачно.
- Домой приедем, попрошу жену баню истопить, - упав в траву и мечтательно глядя в небо, произнёс Толик.
- А я сразу в роддом!
Батюшка приложил ладонь к глазам и в упор взглянул на солнце – оно оказалось не жёлтым, как обычно, а чёрным. Словно бы он смотрел на него сквозь зрачок прицела.
- Хорошо-то как! – Толик выглядел счастливым. – Цикады поют, как оглашенные!
Слабый звук, похожий на треск и жужжание насекомого, доносился почему-то не с земли, а с неба. Со стороны горизонта, едва различимая глазом, показалась тёмная движущаяся точка.
- Толя, это не цикады.
- А что? Беспилотник? – мужчина схватил свой телефон и надавил кнопку «отбой». - Батюшка, немедленно отключите связь!
Отец Арсений на минуту растерялся. Звук дрона быстро приближался.
- Бежим в поле! – крикнул Толик, - но не по прямой, а зигзагами – так труднее попасть! Встретимся!
И на бегу крикнул:
- Если повезёт…
Раздвигая дебри подсолнухов, мужчины бросились в разные стороны. Батюшка быстро вспотел, дыхание сбилось, ряса запуталась под ногами.  Мысли, словно молнии, лихорадочно метались в голове.
Внезапно над головой раздался громкий треск и рядом взвилось жёлто-серое облако дыма, словно кто-то невидимый высек огнивом большую искру. И ещё раз – треск! И снова - дым… Батюшка продолжал бежать, пока совсем не выбился из сил и не рухнул на сухую, потрескавшуюся от недостатка влаги, землю. Инстинктивно обхватил голову руками, закрыл глаза:
- Будь, что будет!
Он не боялся смерти! Он боялся не встретиться больше с теми, кого так сильно любил и чьё появление на свет так сильно ждал… Тяжёлый запах гари ударил в ноздри, сильный спазм схватил за горло, словно клещами. Обдирая ладони рук, он пополз наугад, полностью потеряв ориентацию в пространстве. Лишь бы подальше от этого ада! Теперь одна только мысль терзала сердце:
- Где Толя? Что с ним? Жив ли?
Сколько прошло времени, он не помнил…
Звуки вокруг слились в одну невообразимую какофонию: откуда-то издалека слышался вой сирены, крики людей, треск горящих подсолнухов и непонятное шипение. В висках стучало так, словно молот по наковальне - гулко и раскатисто.  Отец Арсений выпрямился во весь рост, взглянул на небо, перекрестился:
- Живой!
И побрёл куда глаза глядят, с трудом продираясь через чащу поникших и потускневших подсолнухов, пошатываясь от неимоверной усталости и жуткого напряжения…

Подле «Газели», точно муравьи, уже толпились встревоженные люди. Медики «Скорой помощи» укладывали на носилки человека в до боли знакомой голубой рубашке. Стараясь не думать о самом худшем варианте развития событий, батюшка приблизился к раненому:
- Что с ним?
- Ранен. Везём в ближайшую больницу. Вы ему кто?
- Христа ради, помогите! Это прихожанин моего храма.
- Сделаем всё, что можем. Вы, батюшка, сами-то в порядке?
- В порядке.
- Всё будет хорошо, - заверили медики, и, под тревожное завывание сирены, рванули вперёд.
Он открыл багажник, трясущимися руками достал канистру с водой и не раздумывая окатил себя с головы до пят. Когда немного попустило, сел за руль и медленно двинулся в сторону дома…

- Толя, алло! Ты как, в порядке?
- Слава Богу, батюшка. Врачи говорят – в рубашке родился! Скоро выпишут.
- Хорошо, выздоравливай. У меня к тебе – небольшая просьба.
- Снова отвезти гуманитарную помощь? – батюшка почувствовал, что Анатолий на том конце «провода» улыбается.
- Не угадал. Крёстным отцом для нашего Ванечки будешь?
- Это очень большая честь для меня! Оправдаю ли?
- Другого крёстного для нашего сына мы не хотим.
- Спасибо за доверие, батюшка.
- Возвращайся скорее, Толя. Жду тебя на исповедь!
Батюшка дал «отбой» и поспешно открыл дверь - из комнаты доносился плач младенца.