Последнее кино

I
«Наконец-то», — пронеслось в голове у Саши, когда он закончил делать уроки. Завра по расписанию история, география, по каждому из них — большущие рефераты (он заканчивал социально-экономический класс), поэтому работы сделано много — можно и отдохнуть.
Но просто сидеть на стуле и ничего не делать оказалось скучно, а в телефон играть не хотелось. Саша поперебирал  книжки, стоящие на полке на расстоянии вытянутой руки, — ничего интересного там не было. Потом выдвинул ящик стола, где хранилась всякая хрень: бумага для черновиков, пишущие и не пишущие ручки, полуисписанные тетрадки… и пластилин. Замечательно! Парень понял, чем займётся в ближайший час. Он достал коробку и начал разминать рукам куски… двухгодовой, наверное, давности. Размял, разогрел.
Что бы слепить? Семнадцать лет не позволяли даже думать о гусеничках и машинках. А во о чём-нибудь фантастическом, противоестественном — почему бы и нет. Парень слепил… его.
Сначала — туловище: катаем шарик и раскатываем его в толстую колбаску. Формируем хвост, шею, отрезаем кусок, чтобы получились плоские места для рук и ног… Делаем руки, ноги… Лепим плоский красно-оранжевый гребень, который фиг знает как буде держаться на спине. Нормально, держится. Самое сложное — голова. Аккуратно… две челюсти… соединяем с шеей…
Полчаса работы — и Саша слепил его. Рептилоида.
Одновременно мультяшный и милый (несмотря на жуткую противоестественность) и хорошо детализированный (вдоль хребта Саша выковырял ножиком дырочки, и издалека они казались ороговевшими чешуйками). И ещё подгрудок есть — лоскут кожи, болтающийся под нижней челюстью, что тут же выдаёт рептилию. Неплохо! Парень поставил фигурку на основание лампы.
Удовлетворённый сегодняшним днём, Саша пошёл в ванную.
По дороге ему не очень понравилось поведение шторы в гостиной. Она… колыхнулась. Будто за неё ко-то стремительно забежал, услышав сашины шаги. Но, судя по тому, что штора, как всегда, почти полностью прилегала к подоконнику, этот ко-то был толщиной с удочку.
— Двенадцатый час ночи, — сказал Саша себе и продолжил путь по коридору. Он действительно засиделся допоздна.
Но всё же, проходя мимо кухни, он заглянул за остеклённую дверь. За солом сидел папа, пил чай (была у него такая привычка — чаёвничать на сон грядущий) и смотрел телевизор. Саша почувствовал себя в безопасности.
Рептилоид стоял на основан лампы и терпеливо ждал своего создателя. Перед тем, как лечь в постель, Саша сказал ему:
— Давай, споки. — И выключил лампу на прикроватной тумбе.
В час ночи папа вздохнул, почистил зубы и тоже пошёл спать. К тому моменту в сашкиной комнате уже раздавалось мерное, глубокое дыхание талантливого, здорового, красивого семнадцатилетнего организма.
Рептилоид всё также стоял на основании лампы. Его немного освещал свет от уличного фонаря, пробивавшийся в щель между шторой и стеной.
Его рука двинулась. Не сашина — рептилоида.
На миллиметр. Но всё же двинулась.
Потом ещё раз. Резко, но в то же время бережно и аккуратно — как будто ко-то двигал её по чуть-чуть, чтобы проверь гибкость пластилина.
Кто-то, если бы он существовал, был бы удовлетворён гибкостью пластилина.
Рептилоид спрыгнул с лампы и начал медленно ковылять по столу.

На следующий день Саша вернулся из школы рано, потому что отменили три последних урока. В квартире было пусто: папа работал до шести, мама должна была приехать через два дня. Рефераты парень защитил, за оба — пятёрки. Довольный, он зашёл в свою комнату и сел на кровать.
Как-то так получилось, что его взгляд упал как раз на письменный стол.
Рептилоид стоял на месте. Утром школьник не сказал ему и слова, а сейчас можно было даже повертеть его в руках. Саша был вполне, надо тут сказать, нормальным: не психом, не глупым, а вполне умным и очень общительным; у него всё было хорошо с чужим вниманием. Он любил лепить, рисовать — даже в семнадцать лет, когда скоро ЕГЭ, эмансипация, университет… Между прочим, он рассматривал поступление на художника-постановщика. Но творил он даже не столько для развития в себе способностей, которые могли бы пригодиться на этой специальности, сколько для себя, для души — и это могло неверно показаться инфантильным. Что такого? Это просто творчество.
Ладно, хватит. Жрать охота.
Саша ушёл. А рептилоид остался.
Но тут же задвигался. В движениях сквозило желание… пожрать. Тоже. Он будто прочитал сашины помыслы.
На кухне слышался стук ложки о суповую тарелку — и ровно в такт этим звукам по столу медленно, по-младенчески коряво передвигались ноги пластилиновой фигурки. Как будто она хотела скрыть за стуком ложки звук своих шагов, хотя их и слышно-то не было. И всё же — в такт… в такт…
Ящер попробовал открыть пасть.
Если бы кто его в тот момент видел… то обделался бы от страха.
Саша, когда лепил, не заморачивался над пастью: прилепил красненький язычок и по паре белых зубиков на края каждой челюсти. И несмотря на это, в тот момент рептилия казалась НЕВЕРОЯТНО УСТРАШАЮЩЕЙ… Она открыла пасть — и (особенно ужасной она была в профиль) стало отчётливо видно, что уголки её рта дальше глаз — оттого она как бы улыбается; что глаза хищно нахмурены; а челюсть, челюсть… Челюсть и шея немного изогнулись — и стало видно, что рептилия как бы подалась мордой вперёд — навстречу еде…
Кто-то поймал такое расположение тела и головы рептилоида, что он стал казаться хищным. Опасным. Живым.
Живым…
И кто-то, если бы он существовал, наверное, любовался бы удачной динамичной позой простенькой скульптуры.

Саша услышал голос в голове, который вещал ему неприятные вещи. Он говорил, что в его комнате — на противоположном конце квартиры — есть что-то инородное. Но юноша отогнал его, как назойливую муху: попробуй найди человека, которому ни разу не казалось, что где-то там гремит, шуршит и прячется какая-нибудь бабайка.
Помыв посуду, Саша отправился в гостиную и лёг на диван. Молодость никого не ждёт, поэтому юноша взял телефон  занялся своим, молодёжным делом.
 Опять шебуршание в комнате. Теперь уже ближе, чем в прошлый раз. Да блин!
Саша приподнялся на локте. И тут же, как это часто бывает, странные звуки смолкли.
Такое бывало с Сашей много раз: он был впечатлительным человеком и даже чуть-чуть боялся темноты (между прочим, четверть населения планеты боится темноты). Но сейчас… Во-первых, у него было очень хорошее настроение, которое должно заглушать всё нежелательное. А во-вторых… обычно Саша слышал не такие звуки. Не такие — в определённом аспекте.
Что-то было не так.
Сердце Саши неприятно забилось, по ляжкам поползло напряжение.
«А может, воры?» Такое вполне могло быть.
Юноша громко пошуршал телом по дивану, чтоб незваные гости в его комнате услышали.
Всё. Ничего больше не слышно.
Но видно!
По коридору, отлично просматриваемому из зала, метнулась тень. Вернее, не метнулась — она возникла прямо посередине прихожей и тут же исчезла. Возникла всего на один миг — парень скорее не увидел, а почувствовал её.
А ещё после того, как тень исчезла, на том месте как будто слегка поменялось положение предметов. Странно, но Саша это тоже больше ощутил, чем увидел и осознал. Это чем-то было похоже на неудачную склейку дублей в кино: изменения ювелирны, а всё равно заметны, потому что резки.
Блин… Что это такое?..
Саша всё с тем же неприятно колотящимся сердцем лёг на спину. Поелозил глазами по комнате, чтобы удостовериться, что все углы пусты. Удостоверился.  Доделал свои дела (абсолютно без удовольствия). «Поскорей бы папа пришёл…» Стыдно было думать такие думы в семнадцать лет! Стыдно и смешно! Но… чертовщина же…
«Может, гулять пойти? Да, пойду на улицу: там люди, они меня видят, я их вижу, открытое пространство — я буду в безопасности. Пойду гулять. На велике»
Чтобы пойти гулять, надо было собраться. Чтобы собраться, надо было взять носки в комоде. В своей комнате. И когда Саша брал там носки, то он (как будто по чьему-то желанию) встретился взглядом с рептилоидом.
Он стоял там, где надо.
АБСУРД, но факт, что Саша слепил рептилоида, НИКАК НЕ СВЯЗАН С ПРОИСХОДЯЩЕЙ В КВАРТИРЕ ЧЕРТОВЩИНОЙ. Теоретически. А практика показывает, что да…

Саша долго не решался поговорить с отцом. Но сказал себе: надо, а то он сейчас пива нажрётся и станет непригодным для разговора (сегодня же пятница).
— Пап. — Саша сел за стол и положил в рот сухарик. — Ты ничего странного не замечал?
— Нет. — Папа не был безучастным, но Сашу больше волновало то, что он находился в неведении. — А что случилось?
— В квартире ничего странного не происходит?
— Я ничего не видел. Что-то произошло?
Саша поджал губы. Он даже не знал, что сказать. Правду? Тогда собеседник традиционно посмеётся. Он, конечно, разговаривал не абы с кем, а с отцом; у них были нормальные отношения (переходный возраст, максимализм — ничего подобное уже давно не мешало)… Но чертовщина — у неё есть свойство: о ней очень трудно рассказывать тем, кто не испытал на себе её действия.
— Свет моргает. Постоянно. Я лампочки вкручивал до упора, всё равно моргает периодически.
— Я не знаю, — пожал плечам папа. — Может, в общей электросистеме дома что-то не то. Я не электрик. А может, знаешь, люстра…
Что папа говорил дальше, Саша не слушал, а только машинально отвечал: «Да, да. Угу. Конечно». Он был уверен, что потом соврёт папе, что больше такой херни не повторялось, что со светом всё нормально. Но от того факта, что на самом деле кое-что ненормально, не убежишь. Саша видел тень. Он отчётливо видел тень. А может, сказать отцу, чтоб он свозил к психиатру? Да можно и самому съездить. Но нет… Наверное, надо как со светом: подождать, и всё пройдёт. Да, надо просто об этом не думать и всё. И всё…
Юноша посмотрел с папой «Мстителей» по СТС, поговорил о более общих делах, поржал, в который раз понюхал пиво, в который раз сказал «Фу, дрянь» и пошёл к себе в комнату.
Рептилоид ждал Сашу на своём привычном месте. Не в силах выдержать его взгляда…
Чего?! Да вы смеётесь, что ли? Семнадцатилетний счастливый здоровый пацан не смог выдержать взгляда пластилиновой фигурки? У которой и взгляда-то живого нет?
Но Саша всё же рефлекторно отвернул фигурку от себя.
Его дрожь била от одного представления морды сотворённого им животного. Ему сутки от роду, а оно сотворило с ним… Во-первых, ему страшно. Во-вторых, он не может сказать об этом отцу. В-третьих… «Да идите все нахрен.
Почему… почему Я? Что я натворил?..
Надо развеяться. Пойду завра гулять, но уже с одноклассницами. Так, Свету… Камиллу… Дашу и Еву приглашу, как обычно. Они не откажутся. Не знаю, смогу ли я им поведать о… об этом вот. Да и надо ли будет? Может, действительно прекратится всё…»
Опять штора колыхнулась. «ДА НУ Ё-МОЁ…»
Показалось. Вот сейчас — показалось.
А вот то, что на столе, за которым сидел Саша, мелькнула тень от люстры — не показалось.
О господи…
«Ты сзади, да?»
— Иди. В жопу, — сказал Саша рептилоиду. Взял и…
Сначала поставил на стол, настроил свет и красиво сфотографировал со всех ракурсов: с открытой пастью, с закрытой, с растопыренными лапами, со сжатыми, с поднятым и не поднятым хвостом — так, чтобы в дальнейшем мысленно играть с ним и вертеть его в руках, придумывать в голове фантастические сцены с его участием… Жалко просто: старался, лепил.
А потом взял его и жестоко сплющил. Хотел положить образовавшийся комок пластилина обратно в коробку, откуда брал, но потом решил выбросить в мусорку — и сделал это.
После такого наглого поступка кто-то, если бы он существовал, сказал бы про себя: «Псих. Сумасшедший. Сначала слепил, а потом избавляется. Идиот! А мне так нравилось… его… двигать… Саша же даже попридумывал сцены с ним, а теперь вот так вот нагло… в мусорку… Мне назло, что ли?!
Ну, хорошо. Хотел он сцены, думал, мечтал о них, творческая он личность, видите ли — будут ему сцены».

— Хотела спросить, Саш, ты куда поступать собираешься? — поинтересовалась Ева, когда пятёрка шла по улице Мусоргского.
 — Так, — весело принялся докладывать Саша, — значит, у меня два варианта: либо во ВГИК на художника-постановщика, либо на предпринимательство. Тоже в Москву.
— Ого, ну, там баллов много надо, — замела Камилла, шедшая с другой стороны.
— Да-да, я знаю. Наберу, у меня репетитор. К тому же, если о предпринимательстве: не во всех вузах…
Так они долго разговаривали, пока интерес Камиллы и Евы к нему не понизлся до определённого уровня и они не начали разговаривать между собой через него. Тогда он ускорил шаг, и его приняли в своё общество Даша и Света. Потом опять перестановка. Так они долго шли и болтали: обсуждали одноклассников, ЕГЭ, будущую сашину профессию…
— Я вот почему хочу на художника-постановщика, — рассказывал Саша, когда пятёрка стояла у магазина и пила колу, — у меня куча идей, как сделать фильмы… ну, новыми. А то сейчас, как мне кажется… — Он замялся.
— Да. Да, — подтвердила Света его мысль о застое в кинематографе.
— Ну вот. Хотя и пытаются там что-то новое соорудить, как-то выпендриться. А получается негармоничный винегрет. Я вот хочу… — он хлебнул колы, — уделять внимание деталям. У меня, конечно, ещё нет опыта и всё такое — но я вот как считаю: общее настроение, общий фон — это всё очень сложно предугадать и охватить, это надо знать психологию человека и иметь хороший вкус. А вот детали — их не так сложно создать, если у тебя голова на плечах, и зато их каждый раз по-новому открываешь для себя, когда фильм пересматриваешь, — и это вводит в восхищение.
— Ну да, — эмпатично заметила Даша.
— Главное — графика, — сказала Ева.
— Почему главное? — не согласился Саша. — Она не во всех фильмах играет решающую роль…
— …а в тех, в каких играет, она может и детали затмить, и всё остальное. Особенно в современных проектах. И не только: тот же «Парк Юрского периода»: насколько я знаю, публика на показе…
— Кстати, там сначала хотели кукол делать, — перебила Камилла.
— Да? — удивились все.
— Фу, не люблю кукольную анимацию, — поморщилась Ева. — Они все такие… жуткие, фу. Куклы, в смысле.
— Особенно если о динозаврах говорить, — вставила Даша. — Вот в «Миллион лет…» Как там дальше?
— «…до нашей эры», — напомнил Саша. — Да, они там страшноватые. Потому что естественные.
Был вечер, часов шесть. Осенью солнце садится рано, поэтому ребята уже наблюдали розово-оранжевую красоту на небе. Ветер, несмотря на октябрь, был приятный; машины по шоссе проносились тихо. Всё было хорошо…
И это хорошее всё замерло.
Просто в один миг замерло, как в «Матрице». Один Саша двигался и жил.
Поражённый, он начал судорожно оглядываться вокруг, желая найти хоть кого-то, кто был не заморожен. Поэтому он не сразу сообразил, что кто-то незамороженный стоит у него за спиной и держит его за плечо.
Когда да парня дошло тяжёлое, ртутное прикосновение той руки, он сам застыл как вкопанный. Тени он не видел: солнце светило ему в лицо. Но он чувствовал руку у себя на плече.
Рука отпустила его так же внезапно, как и схватила. От этого Саша дёрнулся, как срывается с поводка собака, если поводок резко отпустить. Секунду после освобождения окружающий мир продолжил вести себя как после снятия паузы — как будто ничего не было. Но через секунду до девочек дошло, что рядом с ними Саша дёрнулся как в неудачной склейке дублей. Они резко остановились, перестали болтать и уставились на него, приоткрыв красивые рты. Это заняло ещё одну секунду.
И опять всё замерло.  Опять та рука на плече…
В этот раз Саша решил обернуться. Но он… не мог. Потому что вторая рука держала его голову.
Голова Саши застыла, и взгляд упал на лица Камиллы, которая шла справа от него, и Евы, которая была справа впереди. Как жутко было наблюдать их раскрытые глаза, расширившиеся зрачки и открытые рты… Всё это было недвижимо, как у статуи — хотя на самом деле всё это было живым, должно было активно менять форму, размер, положение… И эта физическая парадоксальность врезалась Саше в голову.
Конечно, удержание головы не помешало Саше развернуть корпус (просто оно повергло его в замешательство), поэтому через секунду он это сделал…
Но рука, прежде чем исчезнуть, толкнула его вперёд, и он налетел на Свету и Еву, идущих впереди. Поднимаясь с земли, он увидел, что Камилла не изменила положения тела с момента первой «заморозки» и всё ещё смотрит туда, где раньше был резкий Саша.
Хотя, нет. Она смотрит на пару: мужчину и женщину, уходящих в глубь дворов.
Это его прикосновение. Это было ЕГО ПРИКОСНОВЕНИЕ. …
Мысль пронзила Александра, как молния.
И плюсом: это его тень он видел в своей квартире. ЭТО БЫЛА ЕГО ТЕНЬ. Он узнал силуэт.

Когда юноша возвращался домой, он опять увидел чертовщину в явном виде.
На фоне заходящего солнца, над низенькими домами был виден силуэт человека. Того мужика.
Силуэт шагал. По воздуху. Причём как-то резко. Не знал Саша, как это всё описать… осознать… Он шёл домой весь бледный, смотря в землю, и ему ни черта не хотелось соображать. Он только приметил реакцию окружающих: они, как и положено, уставились на человека в небе, показывали пальцем, испуганно переговаривались; кто-то фоткал, снимал. Бабки крестились.
Подходя к дому, он увидел женщину. Она быстрым шагом шла за ним… с очень грустным выражением лица. Саша почему-то это сразу заметил. И резко вспомнил: это она… Его спутница!
Сначала он не прибавил шагу, говоря сам себе: «Зачем? Она как его партнёрша сейчас меня нагонит и…» Но потом что-то в его мыслях поменялась, в крови всё-таки забулькал адреналин, и он почти побежал к подъездной двери.
— Подожди! — тихо завопила женщина. Довольно приятным, красивым голосом — но не заманивающим, как у нехорошей незнакомой тётеньки, а искренним, душевным…
Саша остановился. Она сказала «Подожди» так жалостливо и умоляюще, что тут поневоле остановишься.
Он обернулся к ней. Она остановилась в полуметре от него. Её возраст был средним между возрастом «женщины» и «девушки»; она была ростом как он, очень привлекательной, но… грустной. Секунду она смотрела в его ясные глаза, а потом взяла и обняла его. Саша почувствовал, как на плечо скатилась её слеза.
Она ушла, и Саша даже не помнил, как это было. Он также не помнил, как поднялся к себе в квартиру, открыл дверь, разулся, помыл руки, разделся — он всё это делал машинально…
— Надо сказать отцу, — пообещал он себе. И решительно крикнул: — Пап!
Но ответа не было.
— Пап, — уже робко позвал Саша.
Тихо. Квартира, похоже, была пуста. Или как раз не пуста…
— Па…ап, — заикающимся, почти плачущим голосом проговорил бедняга, — папа… А-а-а-а, — дошло до него. — Ты же в сервис поехал. Чинить свой сраный Ниссан! — После последних слов он пнул тумбочку, стоящую в прихожей.
Ему было страшно, поэтому он был злой и бледный. Он жадно поел, жадно помылся, жадно лёг спать, хотя было только восемь вечера — он делал всё в ускоренном темпе, чтобы какая-нибудь тень или колышущаяся штора не смогла настигнуть его сознание. Только когда парень лёг в постель, он успокоился. Отвернулся к стене, накрылся головой одеялом, как маленький (в семнадцать лет… Но что поделать?) и начал пытаться связать всю дьявольщину, сотворившуюся за последние сутки с небольшим. Он думал, думал —  но думал плохо, тупо зацикливаясь на каких-то воспоминаниях. Наконец догадка выплыла из подсознания — и Александр вздрогнул в кровати. «Тот мужик… умеет останавливать время для других… и делится этой способностью через прикосновение… Он останавливал время для меня, для моей квартиры, возможно, для всего мира… потом выходил в коридор и снимал мир с паузы только на миг — и я видел его тень. Потом он опять ставил и уходил… Это всё он…»
Юноша заплакал.

Он проснулся часа в три ночи, потому что захотел отлить. Точнее, хотел его мочевой пузырь, а сам Саша не очень-то желал вставать и идти в туалет через всю квартиру, нырять в эту опасную темень. Может, надо было собраться и поехать ночевать к бабушке? Может. Надо было. Но сейчас-то что…
«Лучший способ избавиться от страха — встретиться с ним тет-а-тет. Тем более, там папа. Будь что будет»
Александр решительно вскочил с кровати, открыл дверь и зашагал по коридору. Дверь в спальню родителей приоткрыта, и оттуда слышится храп — значит, папа дома, всё хорошо. Следующая комната — гостиная (дверей между коридором и ей не было). Там никого. Фух. Саша прошёл дальше…
Нет! Там кто-то стоит!!!
Четыре силуэта!
На мгновение Саша остановился, как будто его заморозили. В гостиной действительно стояли четыре тёмных существа, слегка освещённых уличным фонарём. Не двигаясь.
Тут же Сашу кто-то задвигал вперёд, к этим существам. Он катился по полу, не двигая ногами; он пытался вырваться, но всё равно приближался к центру комнаты. Он видел, как окружающее пространство движется относительно него как-то резко, неплавно. На его рту сам собой оказался скотч.
Вот они. Четыре…
…рептилоида!
Четыре куклы в человеческий рост! Нет, даже выше Саши на голову!
Саша сразу определил, что это куклы, несмотря на почти полный мрак: внутри них человек точно бы не поместился… И, несмотря на кукольность, они были самыми что ни на есть настоящими. Естественными в своей ненарисованности.
Кто-то перестал двигать Сашу. Он остановился посреди четырёх кожистых статуй. Не прошло и секунды, как все четыре начали двигаться.
 Двигались они… опять-таки резко. Как куклы в старых фильмах с несовершенной покадровой анимацией!
Саша вспомнил, что так же двигались и стены гостиной, когда он ехал. Так же двигался  человек на фоне солнца.
Сашино подсознание решило, что теперь надо кричать. Парень заорал… но из-за скотча вышел какой-то подавленный свинячий визг. А рептилии двигались…
Они были хороши. Они были естественны: натуральная крокодилья улыбка, острая морда, ящерные глаза, чешуйчатые руки, блестящие гребни и когти, длинные хвосты. То, что они не живые, выдавало только их неплавное движение.
Две рептилии встали по обе стороны от Саши, две — спереди, близко друг к другу. Естественным образом выстроившись в такую комбинацию, они развернулись и зашагали в коридор. Саша орал в скотч, но всё же шёл, подтягиваемый двумя рептилоидами за локти. Он мог бы звать на помощь отца (пытаться это делать), но почему-то ему казалось, что отец был бы бессилен.
Ящеры заговорили между собой. Защёлкали, застрекотали, как-то замяукали, дёргая вытянутыми челюстями в такт щелчкам и перекатам. Когда процессия подходила к кухне, одна из кукол — та, что стояла справа от Саши, — повернулась к нему… и посмотрела на него своими большими разумными глазами сверху вниз. И прострекотала что-то.
Неведомо как Саша осознал, что интонация у реплики была вопросительная. Вопросительная… Значит, надо ответить…
Он отвернул голову, чтобы не видеть этой тускло освещённой, улыбающейся морды. Но везде вокруг была чешуйчатая кожа, гибкие хвосты и когтистые лапы. Боже… Боже… БОЖЕ!!!
Дверь на кухню открылась, и Сашу затащили внутрь. И тут его подсознание решило: надо действовать! Бороться!
Он вырвался — теперь уже легко, подбежал к столешнице и схватил большой нож. Выставил его вперёд и заорал… Сообразив, что скотч никуда не делся, он сорвал его с губ и прокричал:
— Ну чё, сукины дети???!!! Давайте, кусайтесь!
Но исчадия ада… не двигались. Потому что их никто не двигал, не анимировал. Они наглухо застыли в динамичных позах, в каких были, когда затащили Сашу на кухню. Это была не заморозка как в «Матрице»: за окном ветерок чуть-чуть двигал деревья, и их тени елозили по полу кухни в свете фонаря…
Этот свет осветил ещё кое-кого находившегося на кухне. Кто-то стоял за ящерами. Саша не сразу его заметил. Но этот человек всё же был там.
— Папа? — смело спросил Саша.
— Не твой. А вообще, да, — молодым голосом ответил чей-то папа.
Саша замер и сглотнул. Он не переставал держать в руке нож. Секунда… две… пять… «Долбанный пластилин…» — подумал он.
Человек, применив свою способность замораживать мир, резко возник перед Сашей. Саша ткнул ножом вперёд — но нож внезапно отлетел в сторону и упал на мягкий линолеум. Сильными молодыми руками человек взял Сашу за затылок и толкнул в самую гущу ящеров. Тот упал, обернулся…
Человека не было. Наверное, опять применил свою способность, сволочь, и сейчас торчит где-нибудь сзади. Да, он применил её. И не только для телепортации: куклы задвигались…
Рептилоиды довольно заурчали. Довольно… Саша не знал их языка, их культуры, но как-то определил, что они очень довольны. Может потому, что их улыбка стала шире. Может потому, что один рептилоид, в предвкушении дёргая лапами…
В предвкушении?..
Рептилоид проворно, по-птичьи набросился на Сашу и полоснул когтями по лицу. Саша отлетел к холодильнику. Его лицо смотрело в пол, и по глазам начала струиться кровь. Он не кричал: у него не было сил, да и значения это не имело…
Когтистые руки схватили его за волосы и запрокинули голову назад так, что ему стало трудно дышать. Послышался хруст позвонков. Последнее, что видел Саша, — это сосредоточенный глаз ящера около своей щеки, смотрящий куда-то ему на грудь. Последнее, что чувствовал, — как что-то мелкое и множественное проникает ему в трахею…

Было уро. Всходило октябрьское солнце.
И на фоне этого солнца высоко в небе шагал человек. Парень. Юноша. Семнадцати лет. С изуродованной, истерзанной шеей.
Кто-то — а он существовал, дрянь такая, существовал — показал миру своё искусство.

II
— Тебе нравится? — спросил Аниматор.
Его девушка отвела взгляд, чтобы он не видел, как у неё трясутся губы. Впрочем, он хорошо видел её трясущиеся скулы.
— Ничего. Гнев — стадия принятия.
— Принятия чего? — тихо спросила девушка.
— Моих идей, — ответил Аниматор и глотнул вина.
Они сидели в его комнате и ужинали. Аниматор сам приготовил пасту с лангустинами, и вышло у него шикарно. Поигрывая вином в бокале, он разглагольствовал:
— Люди стали забывать истоки своего развлечения. С чего начинались спецэффекты в киноиндустрии, ты знаешь? С кукол! С покадровой анимации! «Кинг Конга» вспомни, «Миллион лет до нашей эры». Да в том же «Парке Юрского периода» сначала хотели использовать кукол; но потом пришёл Деннис Мюрен и такой: давайте нарисуем на компе,  это будет выглядеть реалистичнее. Выглядит хорошо, я согласен; но куклы — они… Они сделаны из материала, который удачно имитирует кожу; когти блестят натурально. Натурально!..
— Куклы — долго, — нервно процедила девушка.
— Верно. Именно поэтому мне больше нравятся именно они — в них вкладываешь душу. Если работаешь с ними, то работаешь над каждым движением, каждым дёрганьем, таким образом познавая всю природу своих персонажей на очень глубоком уровне. Ты смотрела «Коралину в стране кошмаров»? «Кошмар перед Рождеством»? Атмосферные мультики, да? А потому что за четыре-пять лет работы над каждым из них люди старались. А посмотри на современное художество: «Марвел» этот хвалёный — сплошная графика…
— Графика открывает много возможностей, — опять процедила девушка. — Попробуй санимируй взрыв или свет.
— Берёшь вату, светодиоды — вот тебе облако взрыва. Берёшь фонарик или лазер — вот тебе свет. Вот, пожалуйста: это действительно не так-то просто, заставляет выдумывать новые, неординарные способы что-то сотворить, а значит, тренирует соображалку…
— Ты несёшь бред… — почти плача, сказала девушка и закрыла лицо руками.
«Ты несёшь бред»… Очень неаккуратная фраза, очень неаккуратная.
Девушка боялась своего партнёра: со своей способностью он мог ей вмиг свернуть шею или отрезать ногу. Вот и сейчас он, наверное, остановит время, встанет из-за стола, подойдёт к ней, распаузит — а для неё пройдёт ровно ноль секунд; и он возникнет перед ней, как при резком монтаже. Что он сделает дальше — она не сала думать. Она приготовилась к тому, что вдела уже много раз.
Но Аниматор не стал этого делать.
Это был красивый мужчина лет двадцати пяти; у него был чёрные прямые волосы и густые брови; он носил чёрный костюм с красным галстуком; и всегда он улыбался так… таинственно, маняще… Самое интересное, что эта тупая улыбка скрывала за собой абсолютно тривиальный консерватизм и непостижимой величины эгоцентризм: «я, я, я», «МНЕ  нравится», «Я показываю»… Только выражалось это всё в такой форме, что… мурашки по коже.
А девушка его была грустной. Ей было двадцать, но выглядела она на тридцать из-за ого, что часто плакала, видя, как Аниматор жестоко мучает людей сначала психологически, а потом… А потом даже физически их не мучает — убивает и всё. Не своими ручонками, конечно же.
Он прочитал её мысли. И ответил на них:
— Я показываю людям, какой жуткой в своей реальности может быть кукольная анимация. Вспомни того парня, которого ты обняла. Он, может, и не заорал сначала — но ты видела, какой ужас метался в его глазёнках, а? Видела? А видела, что я делал с фигуркой, которую он слепил — как она классно тебя напугала? Не надо скрывать, не надо: я помню, как ты вскрикнула, когда увидела, как она стояла на столе  в позе голодного хищника.
— Но для преподнесения своих идей ты выбираешь такие методы… — произнесла женщина-девушка, не убирая рук от лица.
— А что плохого в собственно анимации? Что плохого в этом аспекте моей деятельности? Это просто творчество.
«Дурак. Сумасшедший придурок. Маньяк, нарцисс… И ведь доставляет же ему удовольствие делать эти сценки, пусть даже и без насилия над живыми людьми! С этой фигуркой… Ну да, его мозг — он же запоминает, что произошло за миг, когда время текло нормально, и склеивает все эти кадры — а потом он вспоминает, наслаждается… Это ведь какое извращённое воображение надо иметь, чтобы… Да что с ним разговаривать?..»
Она посмотрела на двузубец, которым оба накладывал себе пасу из большой тарелки.
«Может, убить себя? Нет, он слишком тупой».
Внезапно она… повеселела: а вот зубы кукол-рептилоидов в реквизиторской отлично сойдут для убийства.
Но нарцисс в чёрном костюме легко пресечёт её желание: скорости ему не занимать.
А может… А если постоянно держать его за руку, они будут в равных условиях!
Она отпросилась в туалет, но по дороге зашла в реквизиторскую. Там было много всего: пауки, роботы, но сразу у входа красовались четыре кожистые статуи, которых не успел убрать в глубь кладовки. Повеселевшая девушка нашла крепление и аккуратно расстегнула скрытую молнию, отсоединила голову от шеи. Заем отвинтила нижнюю челюсть — и вот орудие готово.
Теперь надо выбрать время. У Аниматора хорошая реакция: он чувствует продвижение на сотые доли миллиметра и умеет отмерять десятые части секунды (ему же надо стремиться к плавности движений в своих кинопроектах).
Как она раньше на это не решилась… Как она раньше до этого не догадалась? Наверное, он её подавлял. Она стала тихой и робкой с самого начала, сразу, как его увидела: чёрного, блестящего, с манящей безапелляционной улыбкой. Учитывая его могущество, это неудивительно. Теперь хватит! Надо…
Тут он резко появился перед ней. Улыбки уже не было — был вопрос: «Ты чё тут делаешь, сучка?»
Услышал, значит. Услышал демонтаж своих любимых куколок.
Первое её движение — она схватила его руку. Второе — ударила зубами челюсти по его шее. Он захрипел, судорожно сжал пальцы и потянул девушку вниз, но она отцепила его руку от своей.
В конвульсиях Аниматор рефлекторно останавливал время на короткий миг и тут же продолжал; останавливал — продолжал, останавливал — продолжал… Из-за этого он двигался на полу, как… как кукла в фильме с очень некачественной покадровой анимацией. В оружие себе он прихватил рейсмус (которым так-то реально можно было выколоть оба глаза) и теперь неуклюже им размахивал.
Он катался по полу, резко и некачественно. Катался, дёргался… Наконец, замер. Умер. Подох, сволочина.
Девушка даже не ожидала, что борьба будет такой короткой. Впервые за долгое время она возликовала, стала весёлой и бодрой; впоследствии она жалела только об одном: что не прикончила раньше это слабое, эгоцентричное, глупое существо. Что смотрела на мучения многих десятков людей. Но в тот момент её радость затмевала весь негатив.
Ей пришла в голову мысль. Она взяла Аниматора за ещё тёплую руку. И попробовала остановить время…
Да ладно! Это не так уж сложно. Может, и хорошо, что она провела с ним мак много времени — способность передалась. Или она передаётся всем, кто убил его?..

— Смотрите! — раздался крик девочки, гуляющей по проспекту Ленина. Прохожие быстро обернулись и посмотрели, куда указывал её пальчик.
Был вечер. Солнце садилось. И на фоне этого солнца по небу шагал человек. В тёмном костюме. Двадцати пяти лет. С изуродованной шеей. Шагал резко, не плавно (кто-то, кто его двигал, был ещё неопытен в стоп-моушене). Но всё равно получалось неплохо.
Девушке передалась не только способность Аниматора останавливать время, но и умение сгущать воздух, замораживать его молекулы — по сути, тоже останавливать для него время. И вот она ступала по нему вместе с пухлым телом мучителя людей, как по лестнице… Она поднялась на высоту птичьего полёта, поставила тело (оно застыло во времени в определённой позе), спустилась на землю и на какую-то долю секунды распаузила мир. Потом опять поднялась и изменила положение тела на какой-то миллиметр. Спустилась, распаузила…
На земле она времени не теряла: для остальных она выглядела смотрящей в небо, как и все, — только не удивлённо, а с удовлетворением и даже с некоторым злорадством. Девочка подошла к ней и спросила, указывая наверх:
— Вы не знаете, что это такое?
Девушка прекратила анимировать и произнесла:
— Ты любишь мультики?
— Да.
— Я тоже. И фильмы люблю. И кукол люблю, и графику. И 2D, и 3D. Ты тоже полюбишь, надеюсь, — закончила она таким тоном и с такой улыбкой, что у девочки душа ушла в пятки, её глазки округлились, а ещё ей немедленно захотелось сказать тёте: «Да-да, я тоже буду любить всё».