Та, кого не видно

глава 8
После танца осталась не только радость — но и странная тишина внутри.

Когда все разошлись, Лея осталась одна на поляне. Свет вокруг по-прежнему был мягким и певучим, но внутри — зыбкое напряжение. Что-то не отпускало. А имя… имя звучало в ней эхом, будто его шептали снова и снова:
Элиор.

Она встала и пошла в Хранилище Образов — древний зал, где обитали знания Лиоры. Там не было книг. Знания жили: в потоках света, в звучащих образах, в сплетениях мыслей, которые можно было не читать — а чувствовать.
Достаточно было задать вопрос — и пространство откликалось.

Лея подошла к полупрозрачному столбу света в центре зала и положила ладони на его гладкую поверхность.

— Я чувствую… кто-то зовёт меня. Не здесь. В другом мире. Это возможно?

Вокруг заколыхались образы. Сначала — знакомое: леса Лиоры, кристаллы, круги ритуалов, голоса наставников. Но потом — свет изменился. Стал глуже. Не тьма, нет — просто плотность, другая частота.

Появились фрагменты: миры. Мириады. Похожих и не похожих на Лиору. Миры с болью, с одиночеством. С домами, машинами, улицами, детскими окнами.
И вдруг — один короткий образ.
Железная кроватка. Малыш.
Он не плакал — он звал. Молча. Из самой глубины.

Лея вскрикнула и отпрянула. Образ исчез.

— Это что?.. Это было?.. — прошептала она.

Из глубины зала появился Элиор.
Он не удивлялся. Он просто смотрел на неё. Словно знал, что она придёт.

— Ты готова спрашивать, — сказал он. — Значит, готова услышать.

— Это всё… настоящее? Есть другие миры?

— Лиора — не единственный свет. Есть то, что мы зовём «плотными мирами». Там материя тяжела. Время течёт иначе. Боль — часть роста. Там души забывают, кто они… и всё равно зовут.

— А я могла быть там? — голос Леи дрожал. — Я могла… кого-то оставить?

Элиор не ответил сразу. Мягко коснулся её плеча — и в этот миг где-то за гранью вспыхнула тонкая нить, как отклик.

— Некоторые приходят сюда, чтобы помнить. Другие — чтобы забыть. Но если ты чувствуешь зов… возможно, ты пообещала вернуться.


---

Земля

Пахло тёплым молоком, влажной марлей и старой присыпкой. Вдоль стены стояли железные кроватки с высокими бортиками. Кто-то спал. Кто-то посапывал.
А один — не спал.

Элиор.

Грудничок. Щёчки распухли от слёз, ресницы слиплись, губы дрожали. Он уже не звал — только постанывал еле слышно, как будто звучал издалека, сквозь плотный воздух. Голос больше не работал. Только тишина.

Никто не подошёл.

Он лежал на спине, поджимал ножки, уткнувшись в пелёнку. Он не был голоден. Не мокрый. Он просто ждал.
Неосознанно. Упрямо.
Слово мама ещё не пришло в сознание — но тело уже знало. И сердце.

Иногда он замирал, словно прислушиваясь. Вдруг — шаги. Вдруг — запах. Что-то родное. Но в коридоре были чужие голоса.
Чужие руки.
Чужое тепло.

А он всё лежал, и внутри него пульсировала крошечная, почти незаметная искорка:
она всё-таки придёт. Однажды.


---

И Лея почувствовала это.
Не разумом — чем-то другим.
В груди потеплело, как будто кто-то вложил туда ладошку.
Словно вдалеке, в мире, где не поют деревья, а плачь не слышен — кто-то тянулся к ней.
Маленький.
Живой.

— Я пообещала… — прошептала она. — И я найду путь.

И в тот же миг, где-то в комнате с железными кроватками, малыш уснул. Тихо, без вздрагиваний.
Как будто его впервые услышали.