Та, кого не видно

глава 9
Ночь на Лиоре была не тёмной — она просто становилась глубже. Свет затаивался в лепестках цветов, прятался в древесной коре, шептался в дыхании ветра.

Но Лее было неспокойно.

После разговора с Элиором в Хранилище Образов она не смогла заснуть. Чувствовала себя частью чего-то огромного — и одновременно потерянной, как будто стояла на берегу и слышала зов с другого, не зная, умеет ли плавать.

Она снова направилась в Хранилище. В этот час там не должно было быть никого.

Вход был скрыт мягкой тканью энергии, которая обычно отступала только перед наставниками. Но Лея сосредоточилась, вспомнила танец света, замедлила дыхание — и ткань раздвинулась. Впустила.

Внутри было темно — но она знала: это только пока. Здесь всё отвечало на намерение.

Она подошла к центру зала и встала перед Столпом Памяти.

— Я хочу знать, — прошептала. — Что я чувствую. Откуда это имя. Откуда этот зов.

Столп вспыхнул слабо, но не открылся.

— Я не прошу ради любопытства. Я не играю. Это… зовёт меня. Я чувствую, как будто где-то без меня темно. И кто-то ждёт, как когда-то я сама…

И в этот момент что-то щёлкнуло. Не в пространстве — в ней.
Пространство отозвалось, будто узнало свою.

Образы хлынули, как река. Быстрые, резкие, в них было меньше гармонии — больше боли. Земля. Пыль. Серые улицы. Город, где люди не смотрят друг другу в глаза. Женщина в белом халате выносит младенца. Он не кричит — он всхлипывает.

Имя.

Элиор.

Он зовёт. Его не слышат.

Лея рухнула на колени. Образ исчез, но дрожь осталась. И боль — такая, какой не бывает на Лиоре. Она тяжёлая, как железо, как тоска, как вина.

Раздались мягкие шаги.

Она обернулась.
Элиор стоял у входа. В его взгляде не было ни укора, ни страха.

— Ты вошла, зная, что нельзя.

— Да. Потому что чувствую, что должна.

Он молчал. Потом тихо кивнул.

— Тогда ты на пути. Но теперь ты не сможешь вернуться прежней.
Ты больше не только Лиора. Ты — мост. Ты связующая.

— Он там… один. Я чувствую его. Я не знаю, кто он… но не могу больше быть просто частицей света, когда кто-то тонет в темноте.

Элиор подошёл ближе. Его ладонь легла ей на сердце.

— Это и есть пробуждение.


---

Земля

В детской комнате было тихо. Свет просачивался сквозь белые шторы, оставляя на полу мягкие пятна. В воздухе висел запах молока, пелёнок и чего-то неуловимо грустного.

Дети спали. Кто-то посапывал. Кто-то ворочался во сне, уткнувшись в одеяло.

Открылась дверь.

Вошли женщина и мужчина. На них были сменные халаты, на лицах — настороженность и желание не выдать волнение.

— Вот тут малыши от трёх месяцев, — негромко сказала сопровождающая. — Все здоровы. Некоторые почти не плачут — это хорошо. Значит, адаптированы.

Они кивали. Подходили к каждой кроватке. Смотрели.
Некоторые младенцы просыпались, тянули ручки. Кто-то улыбался во сне.

Шаги замедлились у самой дальней кроватки.

Элиор.

Он лежал на спинке, смотрел в потолок. Щёчки были бледные, глаза — широко открытые. Он не тянул ручки. Не улыбался. Просто смотрел. Слишком тихо. Слишком долго.

Женщина наклонилась. Их взгляды встретились.

И в этот момент он заплакал.
Не громко — надрывно.
Словно не от страха, а от надежды.
Как будто сердце узнало: это может быть она.
Может быть. Может...

Мужчина коснулся её плеча. Она выпрямилась.

— Он такой… чувствительный, — прошептала она. — Мне… грустно рядом с ним.

— Надо смотреть дальше, — ответил мужчина. — Мы же хотели ребёнка, который сам к нам потянется, помнишь?

Они отошли.

Элиор ещё всхлипывал несколько секунд. Потом замолк.
Слёзы текли по вискам, впитывались в пелёнку.
Он замер. Не звал. Не ждал.
Просто стал тише — на сегодня.

Сопровождающая вела пару дальше. Голоса удалялись.

Комната снова наполнилась тишиной.
Только Элиор лежал с широко открытыми глазами.
И в маленьком сердце что-то снова оборвалось.
Но не исчезло.
Оно спряталось. До следующего раза.

Дверь закрылась. Всё стихло. Осталась только тишина — густая, как тёплое молоко, застывшее на донышке бутылочки.

Прошло немного времени. В комнату вошла нянечка — в выцветшем халате, с усталым лицом. Она поправила пелёнку у одного малыша, поправила угол подушки у другого. Потом подошла к нему.

— Опять ты в тишине, зайчонок? — тихо сказала она. — Опять один?

Он не ответил. Только сжал кулачки.

Она подняла его осторожно, прижала к себе.
Он вздрогнул всем телом, как будто только сейчас вспомнил, что можно быть на руках.

— Тише, тише… — укачивала она. — Ты хороший. Просто… не время.

Он прижался к её халату.
Её голос был чужим. Запах — незнакомым.
Но тело знало: это тепло.
Пока — этого хватит.

Он уснул быстро. Глубоко.
Словно растворился в этом крохотном мгновении безопасности.

А нянечка стояла у окна и смотрела в тёмный двор.

— Пусть найдётся твой человек, малыш, — прошептала она. — Кто не испугается этой тишины. Кто услышит.

Свет скользнул по её лицу.
И в этом свете он спал.