Залупа-де-жур

От редакции
В жизни каждого мужчины рано или поздно наступает момент, когда суп - это не просто еда, а мировоззрение.
Читать строго натощак.

Жил на свете один гражданин. С лицом от отца, с пальто от лучших времен. Жены у него не было, а если и была, то когда-то давно, кошка гордо ушла, оставив за собой шерсть и лоток, по сей день напоминающий запахом о ее былом присутствии.
Не пьет, не курит, не гуляет, по большей части сидит на табуретке и смотрит на обои, что расклеиваются, обнажая плесневелые узоры на стенах. Из окна поздняя осень, на душе камень, что не проглотить, не выплюнуть.
Решительно встав с табурета, гражданин не менее решительно направился к холодильнику, с озорными магнитиками из курортных городов, где он не был и веселыми зверушками, что отчаянно радовались быть частью быта холодной квартиры.
Открывает дверцу, а там лежат они. Чудо.
Семь штук.
Семь залуп.
Сморщенных. Шершавых. Бледно-розовых.
Гражданин подумал: Теща подкинула! Да откуда только теща, если жены нет? Но нет сомнений, такое богатство может быть только у тещи.
Но что делать, нельзя продуктам пропадать. Грешно. Поставил кастрюлю, посолил, закинул залупы, по традиции положил лавровый лист и чесночка для ароматности.
Суп варился долго. Утро сменилось днем, вышло солнце, что теплыми лучами прошлось по холодной кухне. Пошел запах. Слегка горьковатый и почему-то напомнивший гражданину об отце.
Суп загустел, стал наваристый, мутноватый, мечта голодного в голодный год.
Налил себе гражданин половник и вышел на балкон.
Запах от половника смешался с запахами улицы. Добавилась нотка пожухлой листвы, бензиновое испарение и дух прошедшего ночью дождя.
Во дворе носились дети, воя от радости жизни, голуби срали на крыше соседнего дома.
- А жизнь то … идет.
Гражданин вздохнул и отхлебнул с половника, на мгновение сморщившись.
Вкус был вязкий, землистый.
Жизнь, подумал гражданин, как этот суп. Непонятно откуда берется, что в ней плавает и почему ты все это ешь. Но идет. Мутно, с привкусом чего-то личного и не факт, что кто-то нальет добавки.
Он ещё раз взглянул в кастрюлю и понял:
больше всего в этой жизни - остатки.