НЕ УчасТНИК Войны Из книги Сладкая жизнь соленой б

Не участник  войны

Большие дела, большие свершения, большие перемены, большие перемещения, большие потери. Все это звенья одной цепи, охватывающей какое-либо большое событие в масштабе страны или отдельного региона. За годы Советской власти подавляющее число больших событий возводилось в ранг государственных — с соответствующим вниманием, обеспечением и пропагандой.
Освоение целинных земель, крупнейшие стройки:  (Комсомольск, Магнитка, БАМ и т. п.) обязательно объявлялись «всесоюзными», общегосударственными, и тогда власть получала,  как бы моральное право,  на материальное «перетряхивание» всех регионов ради какого-то отдельного. Сейчас это было бы очень трудно, практически невозможно сделать, а в условиях тоталитарного государства, такие действия шли на «ура». Главное — пробить идею, пусть даже бредовую, типа поворота сибирских рек на юг, а уж осуществление ее, для властей было делом техники и времени, лишь бы высветиться.
Так было и с освоением целинных земель.
Хорошая по замыслу, но бестолковая по масштабности и отвратительнейшая по исполнению, эта идея и последовавшие за ней действия, вконец истощили страну, отвлекла огромные средства от наиболее важных, нуждающихся в реанимации, стратегических направлений и не достигли цели, похоронив все окончательно с развалом Союза.
Колоссальные затраты шли и на целенаправленное перемещение. Сотни тысяч людей из разных концов великой страны, заселили степные зоны, а теперь, ни жить там не могут, ни назад вернуться.
Контингент перемещаемых тоже был разный, даже полярно разный, — от первых комсомольцев-добровольцев, до условно-досрочно освобожденных заключенных или неугодных людей, выселенных откуда-то за «24 часа», а то и просто беглых, скрывающихся от чего-то или кого-то. Особым идиотизмом отдавало выселение по голосованию. Смотришь иногда телевизор. Показывают сход села где-нибудь в Грузии, где голосованием решили какого-то «швили» или «адзе» выселить за 24 часа из села. Я себе думаю: «А куда вы собираетесь его (их) выселять?» В Сибирь или к нам, в Казахстан? Так, на кой черт он нам здесь нужен! Мы же не на Луне живем, а на такой же земле? Так чем же мы хуже и зачем нам собирать всяких подонков? Занимайтесь там сами со своими людьми и их перевоспитанием.
Я проработал в  Ащелисае  довольно  долгое  время  и   весь спектр переселенцев   в  наше  село, прошел перед моими глазами.
Со многими пришлось вместе работать или просто общаться.
Расскажу один случай, характерный не столько с общечеловеческой, сколько с психологической стороны. Произошло это в шестьдесят седьмом году. Тот год был заметен только 50-летним юбилеем Советской власти, а во всем остальном он был очень неудачным для   нашей  соленой  балки. Жесточайшая засуха, ни хлеба, ни кормов, да еще несчастье в сентябре, когда в результате ураганного ветра с холодным ливнем, только в нашей области погибла 41 тысяча голов скота, а 15 октября выпал снег на 25 сантиметров.
В субботу, четырнадцатого, шел нормальный дождь, а утром проснулись — зима настоящая! Все сразу парализовалось ,— электричество, вода, дороги, связь и т. п. На трассе Актюбинск—Орск — сплошь холмики засыпанных снегом машин. В них — люди раздетые, дети. Паника. Многие хозяйства еще не определились с зимовкой  скота. У нас особых проблем в этом плане не было, но когда рано утром собрались в колхозной конторе, каждому нашлось дело. Там двери не утеплили (тепло было!), там что-то еще не подключили или не запустили и т. д.
Распределили, что кому делать. Мне, как парторгу, было поручено срочно собрать людей, дополнительно к тем, кто на фермах работал по штату.
Дело было в воскресенье. Как раз вчера ушел из жизни двоюродный брат жены, Петя Скопа, и там чем-то помочь надо было. Настроение, конечно, соответствующее. Взял вездеход, думаю, заеду домой, попью чай и начну собирать людей.
Быстро позавтракав, двинулся по заснеженному поселку. Начал  с  северной  стороны. Заехал  к  теще  с  тестем  (Калашниковым), попил  чая.Рядом недавно поселился переселенец с Украины, некто Кыгылюк. Он приехал с чужой женой, в те миграционные времена это часто случалось, и работал в колхозе  на разных работах. Было ему тогда уже за пятьдесят, что-то не в порядке с одним глазом — и больше ничем не выделялся.
Я решил начать с него. Постучал, зашел в дом. Тепло, хорошо. С женой лежит на большой лежанке у печи. Ну, прямо зимний санаторий-профилакторий на дому. «Дядько, — говорю ему, — тут такое дело, на ферму надо выйти, кое-что сделать, видите какая погода на улице!»
«Ныкуды я нэ пиду, — заявил из-под одеяла Кыгылюк, — в таку погоду хозяин собаку с хаты не выгоняе, а ты мэнэ гоныш на холод. Нэ пиду, у мэнэ на тры рокы хлиба хватэ!» У меня времени было в обрез, поэтому пришлось слегка повысить голос и употребить несколько хоть и не матерных, но довольно крепких оборотов.
Кыгылюк далее привстал с кровати и заголосил: «Ты шо на мэнэ лаеся, ты знаешь, шо я участник трех вийн?» «Да, — парировал я, — вы участник трех войн, на одной были у Махно, во второй, наверное, служили немцам в полиции, а потом, скорее всего, с Бандерой промышляли.»
В сердцах хлопнул дверью и вышел на улицу. Машина долго не заводилась. Каково же было мое удивление, когда вдруг открылась правая задняя дверца, и в салон ввалился... Кыгылюк.
Тогда я не придал этому должного значения, посчитав проявлением его сознания на фоне моей убедительной просьбы.
Однако все было далеко не так. Прошло лет пять-шесть. За это время, Кыгылюк окончил при колхозе курсы трактористов, несколько лет отработал на тракторе и вышел на пенсию. Я тогда уже главным бухгалтером в колхозе работал. И когда мне Александр Синица, наш нештатный пенсионерщик, принес на подпись несколько пенсионных дел, в том числе Кыгылюка, я понял, почему он тогда так быстро собрался и поехал со мной устранять неполадки на фермах. В его деле была справка Малинского райвоенкомата Житомирской области, из трех строк, в которой было просто сказано, что Кыгылюк с 1941 по 1943 год находился на оккупированной немцами территории.
И я тогда вспомнил его слова об участии в трех войнах, и мои о том, на чьей стороне он воевал. Его в армию не взяли по зрению. В партизанах он тоже не был, иначе были бы какие-то справки-следы. Теперь понятно, где он, молодой мужик 30—35 лет, был во время войны и чем занимался. Если он и сегодня относится ко всему нашему враждебно, то, как же он вел себя при немцах  и  после  войны? Скорее всего, бросив ему в сердцах, обвинение об участии в трех войнах, я попал в точку — у него сработал инстинкт самосохранения, и он тут же пошел со мной, может быть, позже и сожалея об этом. Психическая атака непроизвольно сработала. Ну и что, всякое в жизни бывает — и по обстоятельствам, и по страху, и по глупости. Но то, что у человека внутри спрятано, все равно в любой момент может вырваться наружу. Такова жизнь.


Рецензии