Четыре стороны острова

   Теперь послушайте, как работает море. Море делает форму, цвет, запах, время. Не верите?
Вот остров. Он лежит, глядя в небо, спиной с мантией сросся, спокойный и равнодушный. Лицом вверх. Ночью на него падают звезды, утром лучи лимонадного цвета, днем волны приходят одна за другой, вечером сангиновая нега вяжет берега. Ничего особенного. Но все это из года в год, долгие века.
 
    Самый северный берег. Здесь Море сделало острые формы, синий цвет, полынный запах, перемешанный с потом диких ослов и мертвое время. Время в этом месте замерло навсегда, растворившись в блеклых и выгоревших далеких небесах, как будто его и не было здесь. Отсюда надо бежать прочь. Но что-то меня останавливает, я вглядываюсь в монолитные берега, напоминающие мне нордовые мысы. Непотревоженный покой, угрюмый и тяжёлый. Холодные волны, горький ветер, чуждая луна, провалившаяся на самое дно ночь, делают мне знаки, хотят, чтобы я убрался, но никак не могут повлиять на меня. Я знаю точно – Море не может убивать.
    Море не может приносить тревогу, так как это Начало. И, будто бы, в подтверждение, кишащие крабами коралловые колодцы и брызги, сорванные с волн и упорно летящие в уголки глаз. Жизнь берет верх и на этом марсианском ландшафте.
    Кое-как переночевав в абсолютно пустынном месте, я тронулся на восток. Немая ночь орошалась полной луной и камни, скудная растительность, всё это приобрело кроткий голубой свет и, окоченевшее, продолжало существовать сквозь застывшее время. Два раза близко подходили дикие лошади, поседевшие в мелодии лунного рока, смотрели равнодушно на меня спящего через стекло и безмолвно растворялись в глухой степи. Машина стояла на самом обрыве, и я видел впереди только дорожку искрящейся измороси от середины явившегося мне непроницаемого пространства и представлял себя в открытом океане вновь. Просидев так, еле заснул в беспокойстве, а с рассветом облегченно пустился дальше.
    И к полудню был уже на восточном берегу, принявшем меня с таким восторгом, что я на мгновение опять стал мальчишкой и забыл все на свете. Бесконечный песчаный берег, прохладные оливы и опять одиночество. Нет, это все было до сих пор где-то, там . Распахнутое небо и рвущееся к земле солнце так цепко ухватились за меня, что я без сомнения разбил сразу свой лагерь. Который состоял всего из одной палатки. Боже, море тут совершенно соскучилась по живым душам, и было радо любому и развлекало изо всех сил. Я принял игру и боролся всерьез с поддававшимся мне волнами. Здесь Море оставило форму в покое, приняв в себя зеленый цвет, запах уносился солнечным ветром, и время едва шло с ударами сердца, которое успокоилось вовсе. Сиеста пустынного берега. Ночь пришла тихо, была теплой и мирной, но первые лучи солнца, едва меня обнаружив, тотчас вырвали из невесомого сна и потянули нагого в море. Стесняться было некого, я опять был безмятежно один. Мне начинало это нравиться и уже как-то не хотелось возвращаться в общество. Волны увлеченно вылизывали берега, и я без сомнения бросался в их прохладные объятия, нырял еще глубже и, казалось, начинал уже дышать под водой. Так могло бы продолжаться вечность. Но надо было уже чего-нибудь перекусить, галеты и сок заканчивались. А вечером пришел старый грек с маленькой внучкой и принес запеченную рыбу с вином. Оказывается, я был не так уж и одинок. Люди пасли овец за оливковой рощей. Мне пришлось стыдно за свои голые похождения, но эти два человека и виду не подали. Старика звали Александр, а девочку Елена. И мне стало еще теплее. Овечки улеглись полукругом возле тлеющего костра, и зеленая ночь тихим покоем перекрестила нас троих. Здесь не надо было слов. Хватало того, что мы видели одни и те же звезды и, значит, чувствовали одно и то же. Что еще надо людям?
Так я пробыл три дня.
 
    Мне становилось все жальче этих неземных дней и на сей раз, я двинулся в путь в глухую ночь, чтобы встретить восход в самой западной точке. И я успел! Едва-едва, но успел. Горы за спиной помогали мне, солнце гналось, однако, и я был бодр. Еще бы. Закусив козьим сыром с кружкой горячего кофе, можно долго бежать без остановки, пока есть силы и жажда открытий ставит тебя на неизвестные дороги. И вот я пришел на древний берег и опять стряхнул от себя много лет. Здесь Море округлило скалы, добавило алый налет, прихватило кипарисовый выдох и начало разгонять время. Волна кружила вокруг острова, не давая ему остыть, люди смелели и выходили на прибрежные аллеи. Но народу было еще не так много, и восход приходил в нежной тишине, неминуем и ласков, трепетен и молод, и увидеть его, значит на день испросить отсрочки. На этом месте море серебрилось осенью, кутило взапой, будоражило сосновым настоем, разгоняло кровь, зажигало в женских глазах зеленые огни, которые не тускнели и на ярком солнце. И не хотелось им сопротивляться. Огонь всепоглощал. Берег ласкал и дурманил. Я обпился вина и сдал автомобиль. Мне оставался последний, самый южный берег, но туда можно было добраться и пешком. Три дня во хмелю это уже слишком, пускай даже и у кромки воды. Я запомнил горячий танец сиртаки и горы, рвущиеся к далеким звездам как ракеты…
 
    …И когда я пришёл на Юг, мне захотелось на Восток. Здесь Море не имело ни формы, ни цвета, ни запаха, лишь время стремительно понеслось прочь. Все было рукотворным и оттого бессмысленным. По крайней мере, для меня. Но я еще что-то понял и, поэтому, без этого берега тоже никак. Тут был туристический муравейник, веселье, бессонные ночи в дискотеках, променады, возлияния и пр. Не было только Моря. Его запах жестоко перебивался ароматами духов и жареного мяса, всё потеряло смысл. И время тут пролетело в пустоте, никчемности, бесполезности. Море исполняло лишь свои номинальные обязанности – просто было. Равнодушное. Даже ко мне. Поэтому я в унынии подгонял оставшиеся дни и с удовольствием оставил под крылом самолёта чужое море.
    А едва приземлившись, ещё в аэропорту вдыхал влажный грибной запах встречавших меня темных елей. И не мог понять, что я там искал в южных морях. Мне с головой хватило тех трех дней на восточном берегу, когда я просто выпал из жизни! Иногда это необходимо.