Сон

Он стоял у окна, прижав ладонь к холодному стеклу, и смотрел вниз, в питерский двор-колодец. Фонарь, тусклый и желтый, как глаз больного зверя, освещал лишь клочок асфальта да ржавые качели, забытые временем. Где-то капало — ровно, мерно, словно часы, отсчитывающие что-то важное.
Алексей Иванович оглянулся на комнату. Там, за его спиной, еще минуту назад шумели друзья: смех, звон рюмок, горячие споры о жизни, о Боге, о вечном. И среди них — он, самый близкий, брат по духу, с которым и в огонь, и в воду. Они столько прошли вместе…
Но теперь — тишина.
Тени на стенах не шевелились. Пустая бутылка валялась на столе, рядом — недокуренная папироса, тонкой змейкой поднимался дымок. И вдруг он понял.
Это сон.
Не было ни друзей, ни шумных застолий, ни того, единственного. Была только эта комната, этот двор, этот Питер, вязкий, как болото, холодный, как могила. И он — один. Всегда один.
Сердце сжалось, но не от боли, а от странного, почти мистического спокойствия. Так, должно быть, чувствует себя мертвец, внезапно осознавший, что он мертв.
Алексей Иванович медленно надел пальто, вышел на лестницу. Скрип ступеней под ногами казался неестественно громким. Дверь во двор захлопнулась за ним с глухим стуком, будто захлопнулась крышка гроба.
Ночь приняла его сразу, без вопросов. Туман висел в воздухе, как дым от невидимого пожара. Он шел, не зная куда, но зная — назад пути нет.
Где-то впереди завыл ветер. Или, может, это завыл он сам — бессознательно, беззвучно, из самой глубины той пустоты, что теперь навсегда поселилась в его груди.
«А был ли он вообще?» — мелькнула мысль.
Но ответа не последовало. Только шаги, да ночь, да бесконечный питерский дождь, начинавшийся исподволь, тихо, как будто и его не было.