Скорлупа

Солнечный луч, теплый и ленивый, как кошачья лапка, упал на кухонный стол, где лежало обычное куриное яйцо. Анна смотрела на него, не видя. Ее взгляд был затуманен и как бы обращен вовнутрь, в  архив памяти, где хранились обломки её любви. Куриное яйцо когда-то стало их тайным символом. «Наша любовь – как оно, – шептал тогда Марк, обнимая ее сзади и дыша теплом в шею. – Хрупкая с виду, но попробуй раздави! Сила – в цельности, мы как единый организм. Давление мира только сплачивает нас внутри этой скорлупы».

Они верили в это свято. Казалось, их чувство прошло сквозь все. Сквозь переезды, когда чемоданы кочевали из угла в угол, а нервы были натянуты как струны, недопонимания с родными, требовавшими их внимания и ревновавшими к их прочному союзу. Давление карьерных амбиций, когда Анна засиживалась допозна над эскизами букетов (она была флористом с душой художника), а Марк пропадал на стройплощадках, возвращаясь с запахом бетона и усталостью в глазах. Мир сжимал их, как кулак сжимает яйцо. Но любовь внутри, теплая и живая, выдерживала. Вечером они все равно находили друг друга в темноте, смеясь над нелепостями дня. Каждое испытание лишь закаляло их уверенность: мы – нерушимы.

“Философия любви, думала теперь Анна, глядя на яичную скорлупу, – это вера в невидимое.” Мы верим в то, что внутри, даже когда снаружи лишь белая, непроницаемая оболочка. И пока верим – скорлупа крепка.

Но однажды... Однажды появилась трещинка. Не гром, не землетрясение. Тихий, почти неслышный щелчок. Сомнение.

Анна вспомнила тот вечер. Марк задержался. Очень задержался. Телефон молчал. Когда он вошел, от него пахло чужими духами – легкими, цветочными, не ее. «Коллега, – отмахнулся он, снимая куртку. – Ехали в одном лифте, наверное, надушилась». Логично? Вполне. Но почему его взгляд скользнул мимо нее? Почему в его объятиях в ту ночь была какая-то... механическая осторожность? Щелчок. Первая, тончайшая паутинка на безупречной скорлупе их мира.

«Сомнение – это не всегда ложь извне. Чаще это червь, вылупляющийся изнутри», - подумала Анна, проводя пальцем по холодной поверхности настоящего яйца на столе. Из зернышка недоверия, брошенного в благодатную почву усталости и недоговоренностей, оно начинает расти. Трещинка сомнения.

А дальше – будто сама жизнь взялась за работу по ее расширению. Каждая мелкая недомолвка, каждое «я забыл», каждое «не сейчас, я устал» – было каплей воды, замерзающей в трещине и разрывающей скорлупу шире. Она ловила себя на том, что проверяла его телефон (чего раньше никогда не делала), искала скрытый смысл в его словах коллегам, выискивала в его усталости признаки вины. Он же, чувствуя этот холодок недоверия, отдалялся. Замыкался. Становился вежливым, как с чужой. Их разговоры превратились в обмен информацией: «Купил хлеб», «Завтра рано вставать», «Твоя мама звонила». Тепло утекало, как песок сквозь пальцы, а точнее – через эту растущую трещину.

Любовь – не монолит. Она как река, требующая постоянного притока доверия и внимания. Перекрой источники – и останется русло, высыхающее на глазах. Их река мелела день ото дня.

И вот наступил момент, когда Анна поняла: внутри пусто. Совершенная, звенящая пустота. Они все еще жили вместе. Марк все так же целовал ее утром (ритуал!), они вместе ужинали перед телевизором, обсуждали счета. Снаружи яйцо оставалось целым, тем же круглым, белым, привычным предметом в их жизненном интерьере. Никто со стороны не увидел бы катастрофы. Но внутри не было ничего. Ни тепла, ни трепета, ни гнева даже. Только холодная, беззвучная пустота. Любовь не взорвалась, не разбилась вдребезги с грохотом. Она тихо вытекла через трещину сомнения, капля за каплей, пока не исчезла совсем.

Анна взяла яйцо в руку. Оно было прохладным, гладким, целым. Идеальная скорлупа. Она сжала его осторожно. Оно выдержало давление пальцев, как когда-то их любовь выдерживала давление мира. Но теперь она знала правду. Сила – не в скорлупе. Сила – в том, что внутри. А внутри ничего не было.

Она поднесла яйцо к уху, как ребенок, надеясь услышать шум моря в ракушке. Тишина. Гулкая, бездонная тишина опустевшего гнезда. Солнечный луч скользнул по белизне скорлупы, подчеркивая ее безупречную, обманчивую целостность.

«Сомнения убивают,» – прошептала Анна, и слова повисли в воздухе, холодные и окончательные, как эпитафия. Они убивают не громко, не сразу. Они убивают тихо, исподволь, превращая золото любви в пыль, а живое чудо – в красивую, пустую скорлупу. И самое страшное – ты можешь очень долго носить эту скорлупу с собой, притворяясь, что внутри все еще бьется жизнь. Пока однажды не осмелишься заглянуть внутрь и не увидишь лишь бездонную, ледяную пустоту.