Безысходность бытия

   Я не призываю откладывать жизнь "на потом", хотя бывают моменты...

  Помню, мы провожали в последний путь маму одноклассницы. Столпившись вокруг деревянной, обитой красной тканью коробки, в которой лежало то, что совсем недавно было человеком, и управляемо душой, смеялось, ходило, обнимало сына и дочь, мы, шестиклассники, прибитые к земле ледяными гвоздями ужаса, пытались разделить с подружкой её горе. Получалось то дурно, ибо мы и сами не умели ещё справляться с ним, если, конечно, вообще этому возможно научиться. Впрочем, всякая наука - всего лишь привычка...

  Не помню, как, зачем мы оказались подле гроба. Сами пришли, либо постарался учитель. Дети обыкновенно избегают подобных мероприятий. Им страшно слышать траурный марш. У них всё напоказ, но не от того что мелки душой, а потому как не обросли ещё цинизмом, равнодушием к прочим и поранить их легче, нежели утолить после боль.

  И вот в те самые, действительно бесконечные мгновения прощания, из распахнутой форточки окна на первом этаже вдруг раздалось нечто, напоминающее пение. Игла патефона соседей усердно царапала пластинку, извлекая из неё звуки. Воздух терзало нечто ритмичное, и в нормальном состоянии наверняка мы бы отозвались в ответ двудольному метру, каждый по-своему, в силу умения чувствовать музыку, понимать её, но теперь ... мы не были в полной мере людьми.

  Стоя на краю, между жизнью и смертью, мы сопереживали иному, иначе, и тонули в болоте безысходности бытия... И то, что сочли бы музыкой в обычной жизни, в той, которую проживали тогда, нам слышались потусторонние голоса, сравнимые со стонами из преисподней, коли б мы знали про них наверняка.

  Помню, как медленно я оторвал будто вросшие в землю ноги, и походкой облачённого в свинец водолаза направился к окну. Я стучал кулаком в стекло, не слыша ударов, только наблюдая за тем, как медленно, раз за разом прогибается прозрачное полотно.
Музыку не остановили. Единственно - прикрыли форточку со словами «У нас свадьба»... с полным равнодушием на лице.

  Моё отчаяние разбудило в присутствующих человеческое. Глаза одноклассницы вновь обрели цвет, утеряли кукольное, застывшее, стеклянное выражение и налились слезами. Взрослые засуетились, подняли гроб в кабину грузовика, а всех нас усадили в автобус.

  Когда мы прибыли на место, то могильные холмики и оградки вперемешку с соснами странным образом утолили нашу печаль. Кто-то принялся зачитывать вслух надписи на надгробиях, кто-то собирал отжившие своё сосновые шишки.

   Запах ли нагретого осенним солнцем песка и хвои подавал надежду на то что всё будет хорошо, или мы понимали, что весь этот кошмар вот-вот, скоро закончиться, и нас увезут из этого наводящего смертную тоску места. А назавтра или даже нынче вечером мы позабудем о страхе, и вернёмся к своей обычно безразмерной, не имеющей смысла и конца жизни, в которой музыка из окна вызывает не ужас, а желание танцевать.

  Я не призываю откладывать жизнь "на потом", хотя бывают моменты, когда стоит сделать это.