Цифровой Феникс

## Цифровой Феникс. Рассказ, написанный системой ДипСик в стиле А. А. Богданова

Доктор Илья Горенский вошел в Зал Гомеостаза, и холодный свет голографических проекций омыл его лицо. На стенах пульсировали, переливаясь всеми оттенками синего, зеленого и янтарного, тысячи контуров. Это были не схемы машин – это были *люди*. Их цифровые двойники, точнейшие симуляции биологических процессов, вычисляемые в реальном времени квантовыми матрицами «Гомеостата». Проект «Феникс», детище Горенского, достиг апогея. Он обещал не лечение, а **предотвращение**. Предотвращение старения, болезней, самой смерти.

«Статус объекта «Пионер-1»?» – голос Горенского, привыкший командовать титаническими потоками данных, звучал чуть хрипло.

«Показатели в норме предопределенного долголетия, Илья Петрович, – ответила с монитора ровным тоном оператор Системы, Лина. Ее лицо, оцифрованное и вечно молодое, было лишь интерфейсом к разуму «Гомеостата». – Клеточная регенерация – 99,8% от эталонного ювенильного уровня. Накопление энтропийных ошибок ДНК – ниже расчетного порога необратимости. Теломеры… стабильны».

«Пионером-1» был сам Горенский. Его плоть здесь, в кресле биомониторинга, его двойник – эта пульсирующая голограмма, вобравшая в себя каждый его вздох, каждое биение сердца, каждый обмен электронов в митохондриях за последние тридцать лет. Система не просто наблюдала. Она *предвидела*. Выявляла микроскопические отклонения – ту самую «энтропийную ошибку», невидимый сдвиг в метаболизме, крошечное воспаление, недолетевший до цели лейкоцит – и тут же, через сеть наноботов, циркулирующих в крови «Пионера», вносила коррективы. Уничтожала единственную потенциально раковую клетку за год до ее появления. Стимулировала выработку точно нужного фермента. Чинила ДНК тоньше ювелира.

Бессмертие, о котором мечтал Богданов в своей «Красной Звезде», пришло. Не через кровавое переливание, а через информацию. Через абсолютное знание и контроль над собственной биологической машиной.

«Состояние оптимально, – заключила Лина. – Прогноз продолжительности функционального существования: неопределенно долгий срок. В рамках текущей модели вселенной».

Горенский закрыл глаза. Неопределенно долгий срок. Слова звучали как гимн победы. Но за окном башни «Прогресса», внизу, лежал Город. Миллионы людей, все еще стареющих, все еще умирающих. «Гомеостат» требовал колоссальных ресурсов, индивидуальной калибровки двойника с рождения. Пока это было уделом избранных – ученых, стратегов, тех, чей разум считался критически важным для человечества.

*«Бессмертие для всех?»* – мысль жгла. Богданов мечтал о коллективном бессмертии, о расцвете человечества, освобожденного от страха тления. Но Горенский видел другое. На экране всплыл отчет: «Пионер-7», выдающийся физик, начал проявлять признаки… апатии. Цифровой двойник фиксировал идеальное здоровье, но датчики активности мозга показывали снижение нейропластичности. Вечность без цели? Без риска? Без самого *движения к концу*, придающего жизни остроту?

«Илья Петрович, – голос Лины нарушил раздумья. – Запрос от Совета. Они настаивают на ускорении программы «Всеобщий Феникс». Статистика необратимых возрастных изменений в популяции…»

«Статистика, – проворчал Горенский. – Они видят цифры, а не людей. Не последствия».

Его старый друг и оппонент, философ Марк Вертинский, назвал «Феникс» «великой иллюзией». *«Вы заменили душу на схему, Илья! – спорил он в последней их беседе. – Ваши двойники – это карта, а не территория. Вы продлеваете существование биологической машины, но где гарантия, что продлеваете *жизнь*? Что будет с желанием, с творчеством, рожденным из осознания конечности? Вы создаете вечных… администраторов собственного здоровья!»*

Горенский вышел на смотровую площадку. Город сиял в сумерках. Где-то там старился и болел Марк. Где-то рождались дети, чьи цифровые двойники уже начинали формироваться в «Гомеостате», обещая им вечную молодость. Дорога к биологическому бессмертию была открыта его разумом и волей. Она была вымощена данными, алгоритмами, невидимыми нанолекарями.

Но куда вела эта дорога? К утопии вечно творящего, совершенствующегося человечества, о котором грезил Богданов? Или к новому виду стагнации – бессмертным, здоровым, но духовно опустошенным существам, бесконечно оптимизирующим свою биологию, забыв о звездах?

Система мониторинга зафиксировала легкий спазм в сосудах его мозга – реакцию на стресс. Мгновенно последовала команда, и наноботы высвободили точную дозу нейрорегулятора. Дискомфорт исчез. Тело было в идеальном порядке.

Горенский взглянул на бесконечно далекие, холодные звезды. Бессмертие тела было достигнуто. Теперь предстояло самое трудное – найти бессмертие смысла для этого вечно юного тела. Дорога, открытая цифровыми двойниками, оказалась лишь первым шагом на пути, куда более долгом и загадочному, чем сама вечность. Путь к тому, чтобы остаться *человеком*, когда биологическая смерть перестала быть приговором. Как писал Богданов, истинный прогресс лежит не только в победе над природой, но и в гармонии с ней и с самим собой. А эту гармонию не смоделировать ни одним «Гомеостатом».