Запертые тени

Здание «Рассвета», некогда гордость местной психиатрии, теперь стояло как черная гниль на краю города. Окна – пустые глазницы, штукатурка осыпалась клыками. Для Марка и его компании – Лии, Дениса и Алисы – это был магнит. Не просто заброшка, а легенда. Место, где стены шепчут безумием, а воздух густеет от страха. Идеальный полигон для их вечной погони за острыми ощущениями.

«Что, струсила, Алиска?» – поддел Денис, видя, как девушка невольно отступила перед зияющим провалом входных дверей. Алиса, обычно самая рассудительная, почувствовала не просто холод, а давление. Как будто здание не пускало, предупреждало.

«Да ладно тебе, призраков боишься?» – фыркнул Марк, их бесспорный лидер, и первым шагнул во тьму. За ним, подталкивая друг друга смехом, который звучал слишком громко и фальшиво, последовали остальные.

Внутри «Рассвет» не был мертв. Он был *населен*. Не пылью и паутиной, а жизнью, вывернутой наизнанку. Тени не просто плясали от их фонарей – они двигались независимо, сгущались в знакомые и чуждые очертания у самых границ света. Шаги эхом отдавались не сзади, а сбоку, из темных коридоров. В палатах содранных обоев мелькали силуэты – скорбные, застывшие в вечном ожидании или яростно метавшиеся, словно пытаясь разорвать невидимые цепи.

«Видите? Видите?!» – шептал Денис, его цинизм сменился лихорадочным возбуждением. Он тыкал фонарем в угол, где тень на миг приняла форму человека, прижавшегося к стене в ужасе.

Лия первой начала слышать голоса. Сначала тихий шепот, как помехи радио. Потом отчетливый плач. «Они зовут…» – бормотала она, отставая, ее глаза стали стеклянными. Она заговорила с пустотой, улыбаясь кому-то невидимому, потом вдруг забилась в истерике, крича, что «они лезут в голову».

Денис, пытавшийся ее успокоить, внезапно замер. Его лицо исказилось незнакомым выражением – древней злобой. «Здесь… все здесь… заперты… как и вы…» – прохрипел он чужим, низким голосом, прежде чем с рычанием бросился в темноту бокового коридора. Его вопль оборвался так внезапно, что стало еще страшнее.

Марк, дрожа, но еще держась за остатки бравады, схватил Алису за руку. «На выход! Быстро!» Но коридоры изменились. Знакомый путь превратился в лабиринт. Стены будто сдвигались, дышали. Тени сгущались, приобретая зубастые пасти и когтистые лапы. Они не атаковали физически. Они *вползали*. В сознание. Воспоминания Марка смешались с кошмарами. Он увидел себя ребенком в одной из этих палат, привязанным к кровати, слышал крики медсестры – нет, это кричал он сам? Он забился на пол, закрывая уши, рыдая и выкрикивая бессвязные обвинения в адрес давно умерших врачей.

Алиса осталась одна. Ужас сдавил горло ледяным обручем. Она чувствовала, как безумие, как ядовитый газ, заполняет здание, пытается просочиться в ее разум. Тени тянулись к ней, шепча отчаянием и безысходностью векового заточения. Они не могли уйти. И любой, кто входил, становился таким же узником – только не телом, а рассудком. *Запертые Тени* нуждались в компании.

Она бежала, не видя пути, гонимая инстинктом выживания и нарастающим гвалтом в голове – плач Лии, рычание Дениса, безумный лепет Марка сливались с голосами призраков. В какой-то момент она ворвалась в полуразрушенную палату. В углу сидел прозрачный мальчик, обхватив колени, и беззвучно плакал. Его глаза, полные вековой тоски, встретились с ее взглядом. И Алиса *поняла*. Поняла бесконечную боль заточения, отчаяние тех, кто не мог найти покой. Этот взгляд пронзил ее острее любого когтя.

Взрыв чистого, животного ужаса дал ей силы. Она не помнила, как нашла дыру в стене подвала, как пролезла сквозь груды битого кирпича и гниющих досок. Она просто ползла, царапая руки, задыхаясь, пока не почувствовала на лице холодный, но чистый ночной воздух и не увидела тусклый свет далеких уличных фонарей.

Алиса вырвалась. Физически.

Но «Рассвет» не отпустил ее. Он перевернул ее мир. Звуки теперь искажались – шепот в толпе, плач ребенка за стеной вызывали панику. Тени в ее собственной квартире двигались на периферии зрения, принимая знакомые ужасающие очертания. Она вздрагивала от каждого скрипа, каждую ночь ей снились палаты, тени и глаза того мальчика. Социальная жизнь умерла – шумные компании, вечеринки стали для нее пыткой, рассадником невидимых угроз.

Она стала узницей собственного разума. Того самого разума, который «Рассвет» навсегда надломил. Алиса выжила, но ее жизнь теперь была тихим, вечным кошмаром наяву. Она часто смотрела в сторону заброшенной больницы, скрытой теперь забором и предупреждающими знаками, но видела ее всегда – огромную, темную, дышащую. И знала, что Запертые Тени все еще там. И часть ее, самая испуганная, потерянная часть, осталась с ними. Навсегда. Отпечаток безумия, как шрам на душе, уже не исчезнет. Она сбежала из здания, но никогда не сбежит из его тени.