Всеобуч. Колхоз 1948 год

Отрывок из книги «Вадья изначальная». Всеобуч

Было это в сорок восьмом годочке, когда земля наша только-только от войны очухиваться стала. В Вадьинском сельсовете жизнь шла своим чередом: пахали, сеяли, деток растили. И вот, собрались в клубе мужики да бабы на сельский сход. Не для праздности, а для думы великой. Кругом плакаты, всё красное, как в рябиновом садочке по осени.

Председатель, мужик строгий, но за дело радеющий, вышел вперёд, шапку снял, поклонился миру.

— Односельчане! Дел у нас невпроворот. И дороги латать надобно, и хозяйство поднимать. Да только есть дело поважнее всех прочих — дети наши. Растёт наше будущее, а тетрадок, чернил и прочего нужного не хватает. Негоже это! Надобно, чтоб каждый ребёнок наш за парту сел, чтоб буквы знал да счёт разумел, да науки изучал при свете, сытый и в тепле, да всем обеспечен. Давайте-ка, братцы, всем миром наладим «всеобуч», скинемся!

— А что за зверь такой, этот твой всеобуч? — крикнул кто-то из толпы.

Председатель усмехнулся в усы, которых у него отродясь не бывало:

— А зверь этот, друг ситный, самый нужный. Всеобуч — это слово мудрёное, а дело-то простое. Это когда всех детишек, вот прям каждого, в школу отправляют. Чтоб не мычали, как телята, а могли и книгу прочесть, и письмо родным черкнуть. Уже почти тридцать годков так, а ты не знаешь, иль позабыл?

А Фёдор, что рядом с вопрошающим сидел, загнул пальцы да по темечку ему и постучал, у того аж слёзы выступили. И приговаривает:

— У него память плохая, вправить надо.

Загудел народ, закивал. Дело-то верное. Но тут баба одна, Марья, вперёд вышла:

— Дело-то верное, да как его сладить? Ученье-то, сказывают, бесплатное, а пошто мы школу должны содержать? Может, и печки своими дровами, что я на своём горбу таскала, топить, да и учителя кормить?

— Я, да я — головка от... Сядь давай, не баламуть да не смеши народ! — раздалось из толпы.

Марья огляделась, вся красная села и молчала до конца собрания.

— А на то мы и мир, чтоб сообща решать! — громко гаркнул председатель, у него аж скулы ходуном заходили. — «Бесплатное» — это значит, что с родителей за саму учёбу денег не берут. Учитель жалованье от государства получает, да и буквари выдают, хоть и один на двоих-четверых. Но ведь школа — это не только учитель да доска! Это живой дом, который кормить да греть надобно! Картошечка с зерном — это и поддержка учителю, и дрова для печки, и керосин для ламп, и тетради с чернилами! Государство даёт основу, а уж мы, люди на местах, всем миром поможем!

И ударил он по столу, что все съёжились.

— Да ты, председатель, не мямли, а скажи, что надо, а мы и решим, соглашаться али нет! — раздалось с рядов.

— Значит так, — начал председатель. — Создать для школы особый фонд. Каждый колхоз, хоть и самим нелегко, выделит по пять центнеров картошки да по центнеру зерна.

— Добро! — крикнули двое, а один из них встал: — И это всё для наших-то детей? А давай-ка мы отчислим от своих трудов трудодни!

— Трудодни? Да ни в жисть! — крикнула Матрёна.

— Ой, батюшки, трудодней она пожалела! — сказал, встав, бригадир из колхоза «Свет». Все молчали, а он продолжал: — Да я уже и посчитал: двести тридцать шесть трудодней со всех колхозников! Матрёна не обеднеет.

Председатель, что наблюдал молча, встал и сказал:

— Так, товарищи, голосуем! Кто за?

Зал зашумел, начали подниматься руки: одни стремительно, другие медленно, кто-то поднял свои две руки и соседские тоже. Председатель оглядел всех, глаза прищурив, и громко произнёс, одновременно хлопнув по столу:

— Принято единогласно! Всё, товарищи, можете расходиться.

Зашумели, поплелись к выходу, обсуждая свои дела, кто-то по пути отхватил пару подзатыльников.

Еремей заходил в свою избу хмурый.

— Чуешь, матка? — так он звал свою жену.

— Чую, чую... — ответила та.

— А решили ободрать нас как липку: и зерно, и картошку, и трудодни забрать в школу.

Та аж присела:

— Неужто всё?

— Да не всё, со всех колхозов, — и перечислил, что на сходе решили.

— Ой, батюшки! — всплеснула руками жена. — А он сопли распустил! Дак пусть детишки учатся! Сам-то давно грамотным стал, чтоб трудодни считать, а деткам пожалел? Тьфу на тебя, ирод! Иди навоз убери, пока лопатой не отходила по хребту!

Вот так и закончился тот сход. Еремей, получив от жены нагоняй да угрозу лопатой, почесал хребет, крякнул, да и пошёл навоз кидать. А наутро, глядишь, и он, и Матрёна, и даже тот мужичок с отбитой памятью — все как один вышли на работу. Потому как поняли: ругань руганью, а будущее детей — оно общее. И картошку сдали, и зерно отсыпали, и трудодни отработали.
И пошла слава про Вадьинский сельсовет по всей округе, даже в областной газете «Правда Севера» написали. Мол, живут там люди суровые, за словом в карман не лезут, могут и по темечку стукнуть, и лопатой пригрозить. Но как до дела дойдёт, до самого главного — встанут всем миром, как один. И школу свою отстроили, и детишек выучили.

И выросли из тех ребятишек и агроном, и учитель, и поэт, и лётчик, и даже большие начальники, да не один. А всё почему? А потому что и в сорок восьмом голодном году, и до этого, и после бабы и мужики не пожалели для них ни картошки, ни трудодней.

Так что, когда будете про наш народ думать, помните эту историю. Народ у нас такой: сначала поругается, поспорит до хрипоты, а потом соберётся и сделает такое, что другим и не снилось. В этом и есть наша сила: в крутом нраве да в большом сердце. И смех, и слёзы, и любовь — всё в одном.