***

В глухой лесной пустыне, где дым от пещерных келий смешивался с туманом, жил старец Иринарх. Многие годы провёл он в молитве и уединении, познавая тайны духовной жизни. «Ищите же прежде Царства Божия и правды Его, и это всё приложится вам» (Мф. 6:33), — часто повторял он, встречая путников.

Однажды к нему пришли четыре путника, заблудившихся в житейских бурях. Каждый из них нёс в душе тяжкий груз грехов и страстей.

Первый из них был купец Терентий — тучный мужчина с перстнями на коротких пальцах. Его жадность была подобна ненасытной пучине: даже в дороге он подсчитывал воображаемые прибыли, а глаза блестели при слове «золото». «Не можете служить Богу и маммоне» (Мф. 6:24), — подумал старец, глядя на него.

Второй — воевода Гурьян, седой великан со шрамом через всё лицо. Гнев пылал в нём, как адское пламя: он ломал посох о камень, вспоминая старые обиды, и мечтал отомстить даже ветру. «Всякий, гневающийся на брата своего напрасно, подлежит суду» (Мф. 5:22), — вздохнул старец.

Третья гостья — красавица Лукия, гибкая, как лоза, с алыми губами и смехом, звенящим серебром. Её похоть опутывала мужчин сетью взглядов, а платье, расшитое цветами, манило в погибель. «Блудники... Царства Божия не наследуют» (1 Кор. 6:9-10), — знал старец.

Четвёртый путник — инок Филарет, сухой, как трость, с крестом на груди. Гордыня тлела в нём, как тление под пеплом: он презирал «грешников», молился напоказ и верил, что спасён «по делам». «Всякий, возвышающий сам себя, унижен будет» (Лк. 14:11), — помнил старец слова Спасителя.

Старец пригласил путников войти в келью и предложил им отдохнуть. В углу стоял древний железный сосуд с загадочной надписью. «Кто прикоснётся к сей чаше до рассвета — не выйдет отсюда живым», — предупредил старец. На дне её мерцало что-то, будто золото, но надпись гласила: «Смерть греху — жизнь во Христе».

Ночь тянулась медленно. Терентий не мог оторвать взгляда от загадочного блеска в чаше. «Если око твоё будет чисто, то всё тело твоё будет светло» (Мф. 6:22), — шептал он себе, но не мог побороть жадность.

Гурьян ходил по келье, готовый сокрушить чашу. «Блаженны миротворцы, ибо они будут наречены сынами Божиими» (Мф. 5:9), — звучало в его голове, но гнев затмевал разум.

Лукия то и дело подходила к чаше, желая увидеть своё отражение. «Что пользы человеку, если он приобретёт весь мир, а душе своей повредит?» (Мф. 16:26), — вспоминала она, но страсть была сильнее.

Даже Филарет не мог устоять. «Не судите, да не судимы будете» (Мф. 7:1), — знал он, но гордыня шептала иное.

Когда пальцы коснулись металла, чаша рассыпалась в прах. Вместо золота в ней оказался пепел, смешанный с костями.

Утром старец сказал: «Чаша — ваши сердца. Грех кажется сладким мёдом, но обращается в прах. Кто не умертвит страсти, тот умрёт с ними. Блаженны нищие духом, ибо их есть Царство Небесное» (Мф. 5:3).

Путники упали на колени, и Иринарх прочёл над ними молитву. «Если исповедуем грехи наши, то Он, будучи верен и праведен, простит нам грехи наши и очистит нас от всякой неправды» (1 Ин. 1:9), — звучали его слова.

С того дня жизнь каждого изменилась. Терентий раздал богатство нищим. Гурьян научился прощать обиды. Лукия нашла истинное призвание в служении ближним. А Филарет познал смирение.

И ныне в той пустыне стоит чаша — уже каменная, с чистой водой. Путники пьют из неё, вспоминая, что жажда Бога сильнее жажды страстей. «Придите ко Мне все труждающиеся и обременённые, и Я успокою вас» (Мф. 11:28), — словно говорит она каждому, кто приходит к ней.