Отражение судьбы глава 5

5

Город встретил путешественников весенней распутицей. Погода последние недели две играла с горожанами в кошки-мышки, меняя свои позиции чуть ли не ежедневно: то напускала по-зимнему крепкие морозы со снегом и ветром, то снисходила до оттепели, отчего весь выпавший накануне снег превращался в грязное месиво, ворчливо рыдающее растекающимися ручьями.
Сойдя с поезда, Николай с сыном в первую очередь занялись поисками жилья на предстоящие дни. Они оторвали несколько бумажных клочков с адресами расположенных поблизости домов от объявлений, наклеенных на остановке возле вокзала, и направились по первому из них, хлюпая по снежной каше и лужам.
Остановившись на удобном им варианте, Воробьёвы договорились с хозяйкой и, заплатив пока за три дня, заселились в небольшую комнатку в трёхкомнатной квартире. Ноги безнадёжно промокли от прогулки по весенней слякоти, поэтому они решили завершить на сегодня свои променады. Только сходили в гастроном за продуктами, да с ближайшего телеграфа позвонили Татьяне и сразу же вернулись на квартиру.  На общей кухне сообразили нехитрый ужин и, перекусив, решили отдохнуть, чтобы завтра с утра отправиться в больницу.
Артём нервничал, представляя, что совсем скоро могут раскрыться тайны, занимавшие последнее время все его мысли, поэтому полночи не мог уснуть, ворочаясь в своей кровати, поскрипывающей при каждом его движении. Благодаря этому оповещению, Николай не сомневался, что сон одолел сына лишь под утро. Встав по установившейся многолетней привычке в шесть тридцать, он убедился, что так и есть – Артём спал крепким молодецким сном после нескольких часов ночного бдения.
- Ну и хорошо, пусть поспит, а я сгоняю в больницу, всё лучше поговорить без него, если будет с кем… - пробормотал он, направляясь в ванную.
Выпив горячего чаю и убедившись, что сын не проснулся, Николай собрался и вышел на улицу. Ночью здорово подморозило и тротуары превратились в тропу препятствий. Вся подтаявшая вчерашним днём грязная масса застыла неуклюжими ледяными наплывами и буграми, максимально затрудняя передвижение по ним. Дом, в котором было их временное пристанище, находился далеко от центра, поэтому и пешеходные дорожки чистились здесь крайне редко.
Николай осмотрелся вокруг, определяя, где остановка и натыкаясь взглядом на одинаково серые пятиэтажки спального района, уныло возвышающиеся в голубоватой мгле раннего мартовского утра. От мыслей о больнице отчаянно забилось сердце, представляя возможные встречи с бывшими коллегами. Он глубоко вздохнул, надеясь на то, что непременно повстречает кого-то из них и осторожно, словно крадучись, двинулся в сторону остановки, опасаясь падения на сколькой поверхности.
А просыпающийся микрорайон равнодушно взирал мутными глазницами окон на свой неопрятный после долгой зимы вид и дела ему не было ни до кого, в том числе и до Николая Воробьёва с его мыслями и ожиданиями. Дойдя до остановки, Николай уточнил у стоявших там людей, каким маршрутом лучше добраться до больницы.
- А тебе до какой, сынок? – спросил его старичок с палочкой, сидевший на остановочной лавке.
- До центральной, - пояснил Николай.
- А-а-а, тогда на тридцать втором, он аккурат до ЦГБ доходит, - охотно пояснила ему дородная женщина в цветастом павлопосадском платке и шубе, прохаживающая взад-вперёд в ожидании автобуса.
- Спасибо! - поблагодарил её Николай и пробормотал: - Надо же, сколько лет прошло, а туда по-прежнему тридцать второй ходит… хорошо, что без пересадки!
Минут через сорок он уже входил в фойе лечебницы, которое мало изменилось с тех пор, как супруги Воробьёвы покинули эти стены. Николай остановился и посмотрел по сторонам. Те же большие квадратные плитки на полу, только, кажется, увеличилось количество трещин на них и отколотых уголков. Те же двери – справа металлическая, ведущая в коридор, где раньше был рентген, а теперь добавились ещё некоторые кабинеты диагностики, а слева другая - двустворчатая с заляпанными краской стёклами. Эта вела в отделение терапии, где трудился в своё время Николай. Он обернулся назад, подняв голову.  Над входной дверью висели те же самые часы и даже так же опаздывали на пять минут, как и раньше. Он привычно почувствовал знакомый больничный воздух, пропитанный антисептиком и запахом тёплой больничной еды, приготовленной к завтраку.
Вокруг была обычная больничная жизнь. Мимо него прошли две медсестры в медицинских костюмах салатового цвета, переговариваясь между собой о зарплате, которую сегодня должны были выплатить. Из открывшихся дверей лифта два санитара выкатили каталку с лежащим на ней мужчиной и покатили её к металлической двери, везя пациента на какое-то обследование. Из терапии вышел незнакомый Николаю врач и, устало скользнув взглядом по нему, пошёл дальше по своим делам.
«Ладно, сначала пойду в терапию, посмотрю, может, кто там остался из тех, с кем работали вместе…» - подумал Воробьёв и уверенно двинулся к двери с соответствующей табличкой.
Но не успел дойти до заветной двери, как его окликнул негромкий, но твёрдый женский голос.
- И куда-а-а это, мил человек, направляемся, а-а-а? – медленно, будто нараспев, обратилась к Николаю пожилая женщина в белом халате, подходившая к столу, что стоял в холле и до этого времени был абсолютно нефункциональным.
Он обернулся к окликнувшей его женщине, наблюдая, как она, подобно уточке переваливаясь с ноги на ногу, медленно несла внушительную комплекцию к своему рабочему месту.
- А-а-а… собственно, я в терапию, - уточнил Николай, будто это было непонятно по его приближению к двери с табличкой, указывающей именно на это.
- Я и спрашиваю, чего это Вы туда направляетесь в неурочное время! – по-хозяйски не то спросила, не то предостерегла от попытки нарушить её правила строгая женщина, уже успев подойти к столу и раскладывая сейчас на нём то, что было необходимо ей для работы: журнал, ручку, пачку каких-то бумажек, очевидно, с нужной информацией.
Николай только сейчас заметили позади стола на стене выцветшую бумажную табличку «Стол справок». Женщина поправила дерматиновое офисное кресло, очевидно, одного с ней возраста и водрузила туда свою дородную фигуру, даже не сомневаясь, что посетитель не посмеет ворваться в отделение, коль уж она его остановила. И это так и было.
Во-первых, Николай Петрович Воробьёв был весьма вежливым и тактичным человеком, а во-вторых, и это было, наверное, в самых первых - он узнал призывающую его к порядку сотрудницу больницы и, развернувшись, направился в её сторону. Медленно приближаясь, он с улыбкой наклонил набок голову, приглядываясь к ней.
- Что это ты, милок, так уста-а-ави… Погоди-ка, погоди-ка… - женщина неожиданно быстро для своих форм выскочила из удерживаемого её кресла и, опершись руками в столешницу, вытянула лицо в сторону подходившего к ней Николая.
- Римма Сергеевна… - тихо проговорил Николай, приблизившись к столу.
- Никола-а-ай Петро-о-о-вич… - ответно расплылась она в улыбке.
- Здравствуйте, дорогая моя, как же я рад Вас видеть! – Николай обошёл стол, чтобы обнять растроганную вконец женщину.
- А я-то как ра-а-ада, Никола-а-ай Петро-о-о-вич, это какими ж таки-и-ими попутными ветра-а-ами-то к нам? – нараспев, будто качая каждое слово в своей речевой колыбели, проговорила Римма Сергеевна. – Вы уж меня прости-и-ите, кулёмишну этакую, что я так к Вам… не признала я ведь Вас… а Татьяна, Таня-то тоже с Вами? Где же она? – Римма завертела головой по сторонам, выискивая супругу Николая.
- Нет, Таня не приехала, я здесь один… - сообщил он женщине, лучившейся самой добрейшей улыбкой. – Очень приятно было сразу с порога Вас встретить… Вы, значит, тут работаете, да? – спросил он, оглядывая пространство возле стола.
- Ну да, я же давно на пенсии-то уже, денег не хватает, а медсестра-то из меня сейчас ведь никакая… Спасибо вот, что позволили здесь поработать… Сообщаю родственникам, кто где лежит, - она кивнула на бумаги со списками из отделений, -  или ещё какие вопросы зададут, то отвечу… прямо здесь на месте или по телефону, - сняла она трубку со стоящего на столе аппарата, словно убеждаясь, что он работает.
- Ну так хорошо же! – согласился Николай и спросил: - Кто-то ещё из наших работает?
- Да почти и нет уж никого, все куда-то разбежались или, как и я вот, на пенсии… - махнула Римма Сергеевна рукой, - в хирургии Альберт Иосифович трудится ещё, правда, и он на пенсию собрался, в гинекологии Марта Игоревна… а из медсестёр кто… Вера, Света, да и всё, пожалуй…
- Вера, это которая Тихонова? – уточнил Николай.
- Она-она… согласно закивала Римма.
- А где она, так же в хирургии?
- Да нет, она в кабинете с врачом-узистом, в диагностике, вон… - кивнула она на металлическую дверь.
- Вот как… а сейчас она тоже там?
- Нет, сейчас она в санатории! – со значением прицокнула языком Римма Сергеевна. – А Вам она зачем, что-то случилось? – она тут же вопросительно прищурилась.
- Да нет, просто поговорить… - начал Николай, поняв по взгляду бывшей коллеги, что она ему не поверила.
- Если Вы о Тамарке Игнатьевой хотите что-то узнать, так я Вам сама скажу, - тихо произнесла женщина, наклонившись к нему, чтобы никто ничего не услышал, хотя вокруг них и так сейчас было пусто, все в это время находились в отделениях: начинался обход.
- И что же Вы мне скажете? – старательно создавая незаинтересованный вид, спросил её Николай.
- Так она же… умерлa, - почти прошептала Римма. 
- Как! – воскликнул Николай, немного смутив её.
- Ну вот так, заболела и… Верка-то с ней дружила ведь… ездила даже в гости как-то… Та ведь за военного замуж вышла и где-то недалеко от Москвы жила, в небольшом каком-то городке… Вере специальный пропуск даже делали, чтобы она туда проехала-то… - продолжала шептать Римма Сергеевна, радуясь, что владеет информацией, заинтересовавшей гостя. – А потом муж-то её Вере и сообщил… года три-четыре уж как всё случилось-то…
- Ясно, - кивнул Николай Петрович, вздохнув с облегчением и сразу же ощутив от этого стыд.
Конечно, ничего плохого он не желал никому, в том числе и Тамаре, несмотря на то, что он думал о женщине, отказавшейся от своего новорождённого ребёнка, но всё же невозможность её встречи с Артёмом Николая почему-то успокаивала.
А Римма Сергеевна широко улыбалась, радуясь встрече со старым знакомым, с вежливым и порядочным человеком, каким она всегда считала Воробьёва, помня, как он по-доброму относился и к пациентам, и к сотрудникам больницы, будь то врачи, медсёстры или санитарки. А ещё она была очень довольна тем, что оказалась такой осведомлённой и потому полезной Николаю Петровичу, поэтому решила рассказать ему всё, что знала об истории, напрямую касающейся их с супругой, усыновивших малыша, оставленного работницей их же больницы.
  – Тамарка не просто так оставила мальчонку-то… - высказалась она всё же, так и не дождавшись его дальнейших вопросов. – Да Вы садитесь, садитесь, Николай Петрович! – Римма подвинула стоявший рядом стул к своему столу и медленно уселась в своё кресло. – Она ведь совсем одна осталась, бедная-бедная Тамара, - качала головой бывшая медсестра, - бросил её полюбовничек-то… Да-а-а, поиграл с наивной дурочкой и бросил, а она-то ждала ведь его…
- Да кто бросил-то? - Николай весь обратился в слух.
- Так доктор-то этот, ну... Орлов! Сам-то вон как сейчас вознёсся, а она, бедняжка уж сколько лет в земле сырой…
-  Ничего не понимаю… - помотал головой Воробьёв, сделав вид, что впервые узнаёт подобные сведения, и, подумав, что нежданно-негаданно попал пальцем в небо, удивлённо спросил: – Римма Сергеевна, Вы что же, знаете отца мальчика? 
«Сколько лет не интересовались, а как Тёма захотел – вот и на тебе вся информация, получи-распишись!» - раздумывал Николай, слушая певучий голос Риммы Сергеевны.
- Знаю! – эмоционально произнесла она. – Знаю и как вижу его довольную морду, так и хочу ему высказать всё, да кто меня, старуху слушать-то будет, да и зачем… Ведь если узнает, вдруг навредит вам с Таней, да сыночку вашему…
- Так, Римма Сергеевна, и хорошо, что Вы не надумали ничего никому говорить, ни к чему это! – Николай испугался, представив, что кто-то вроде Риммы сделал бы что-то подобное, когда Артём был ещё маленьким, да даже если и школьником, тоже не легче.
- Да я и сама-то совсем недавно узнала про этого орла! – съязвила Римма. - Вера показала мне его фото в журнале и сказала, что Тамара однажды поделилась с ней, что он это её обманул, жениться обещал, а сам свинтил! Вы должны помнить: кардиолог у нас такой был - Роман Евгеньевич Орлов… вспомнили? Он недолго работал у нас, год или чуть больше, у него отец где-то в исполкоме тогда шишкой важной был… Вот папаша его куда-то отправил, не то в Москву, не то вообще за границу… А Тамарка-то одна осталась здесь беременная, ждала всё его, но так и не дождалась - родила…  А у неё родители в селе где-то жили под Тулой, вроде, так она у них самая старшая из детей была, там ещё братьев и сестёр мал мала меньше, аж восемь душ, - охотно рассказывала Римма.  -  А сами-то они какие-то верующие, но не как мы, православные, а какие-то другие… Она-то вырвалась сюда в город, думала жизнь свою изменит, да вот что вышло-то… И куда ей деваться - только домой, но разве ж родители приняли бы её с ребятёнком-то… Да и помогала она меньших детей поднимать, деньги домой отправляла, а тут сама бы заявилась иждивенкой, да ещё и с ребёнком, да нагулянным! Никак нельзя было ей домой так показаться, вот она оставила его и сбежала… Как уж и где встретилась со своим мужем – про это ничего не знаю, вот как есть всё!
- Я, конечно, плохо помню этого Орлова, он же к нам из поликлиники, вроде, приходил… - задумчиво проговорил Николай, выслушав её. - А про него и Тамару вообще думали, что это слухи…  А что за фото, на котором Вы видели его? – уточнил он.
- А-а-а, фото было в журнале медицинском каком-то… Там писали, что в нашем городе открывается какой-то большой и лучший в области диагностический центр… Ну, оборудование там самое современное и всё по европейским, мол, стандартам…  Так вот организовал это всё как раз Орлов, Тамаркин соблазнитель, вот! – победно посмотрела она на Воробьёва и добавила, не совладав с эмоциями: - Стало быть отец Вашего сыночка, Николай Петрович!
- Отец его я! – твёрдо ответил на это Воробьёв. – И где Вы говорите этот чудо-центр?
- На Парковой улице возле стадиона, точнее не скажу, номер здания я не запомнила, - виновато произнесла женщина.
- Да куда уж точнее, - проворчал Николай и, ещё немного пообщавшись с Риммой Сергеевной, отвлекая её внимание вопросами о бывших коллегах, попрощался, обещая зайти до отъезда.
Выйдя на улицу, Николай почувствовал себя не очень хорошо. Сейчас он расскажет об этом Тёмке, тот кинется в этот диагностический центр, а там этот горе-папаша весь в шоколаде! И ничего не сделать, ведь для этого они сюда и приехали!
- Ну что ж, пусть будет то, что будет! – сказал сам себе Воробьёв и направился к остановке.
- Папа, ты почему меня не разбудил? – встретил его недовольный сын, проснувшийся минут за двадцать до его прихода и собиравшийся уже ехать в больницу, понимая, что отец отправился туда без него.
- Ты заснул только под утро, зачем было тебя будить? – резонно спросил он сына и улыбнулся, сообщив ему: – Да я и сам неплохо справился!
- Справился? – переспросил Артём. – Так ты что-то узнал, папа?
- Узнал… - повторил тот. - Знаешь, как в народе говорят: не было ни гроша, да вдруг алтын! – довольно ответил отец. – Давай-ка ставь чайник, ты же ещё не завтракал, верно?
- Да я и не хочу ничего, - пожал плечами сын.
- Ага, не хочу… Хочешь, чтобы мать мне потом выговаривала за тебя, да? Она же с ума сойдёт, если ты похудевшим вернёшься! – балагурил он, достав из небольшого старенького холодильника, стоявшего на общей кухне, докторскую колбасу, сыр и масло, купленные ими вчера, а из пакета на столе вынул нарезанный хлеб. – Вот сейчас перекусим, я тебе всё и расскажу…
Выслушав рассказ отца, Артём едва смог допить чай и съесть пару бутербродов, да и то потому что Николай настоял, грозя прекратить свой рассказ. Но после того, как он всё рассказал, сын ни минуты не желал медлить.
- Поехали, папа, увидимся с этим щёголем, спросим, как ему живётся, крепко ли он спит по ночам, не вспоминается ли ему сынок, не ноет ли отцовское сердце о нём… - саркастически изрекал Артём, собираясь на встречу с великой тайной своей жизни.