Стеклянные деревья

    ­Обледенелые деревья
Дрожали, листьями звеня...

    Будильник я поставил с вечера. Вставать мне надо было рано, часов в пять…
Сон был какой-то нервный, в стиле Врубелевских «Демонов». Т. е., темные силы подразумевались, но до нас не долетали. В, общем, добрые темные силы. Такое иногда бывает, хотя и не часто.
Но, тем не менее, сон был…

    И вдруг открыл глаза – за окном разбивался хрусталь! Как он звенит, я знаю – долго и протяжно, на одной ноте. Но разбивается он еще ярче – на той же ноте вдребезги оцепенев. Бьющиеся «на счастье» рюмки застывают, осколками хороня в себе будущие слезы. Вот эти холодные слезы я и слышал сейчас. Они бились в закрытое окно.
Откуда?

    Глазами нашёл в непроницаемой темноте часы – 03-00. Рано. Но за плотно закрытым окном кто-то пригоршнями взахлеб плакал…
Недоумевая, повернул голову влево и увидел только полную луну. Качаясь в дрожащей голубой мути, она роняла свой тусклый свет на подоконник с фиолетовой съежившейся геранью. Вставать не хотелось, но лунный свет притягивал, и я рывком оказался у окна. Босые ноги грел колючий ковер, а нос упирался в черное ледяное стекло…

    За моими стенами растет высоченный явор, выше третьего этажа. В жаркие июльские дни он приносит прохладу в открытое окно, всеми своими листьями выдавая порции озона. Осенью изо всей силы смешит и дарит последнее солнце желто-красным колером. Весной будоражит мозг, врываясь клейким запахом взрывающихся почек. А теперь он плакал. Но как-то молча и в себе. Слезы не капали, а застывали там же, на ветвях. Они накапливались и с укором смотрели мне в глаза, все-таки, касаясь оконного стекла.
А что я мог сделать? Не мог же я пригласить целое дерево к себе в гости.

    И вдруг луна вздрогнула, и на застывших обледенелых ветках зажглись свечи. Пронизанные лунным светом насквозь ветви засветились, задрожали и протянулись к небу, простив меня. Теперь у них начиналась своя игра. И я уже был лишним. Можно было только наблюдать как, застывая, природа брала верх над самой собой…