Свет в подвале

Я тогда спустился в подвал. Не в фигуральном, а в буквальном смысле.
После развода, увольнения и очередного отказа в новой работе — я просто спустился в подвал отцовского дома. Туда, где пахло сыростью, старыми инструментами и чем-то… настоящим. Наверное, жизнью.

Мне было 42, и я чувствовал себя абсолютно разбитым.

Отец спустился спустя час. Не сказал ничего. Принёс чай. Сел рядом.

— Хочешь, расскажу тебе про ловушки, которые нас губят? Многих уже сгубили— тихо сказал он.

Я ничего не ответил. Просто смотрел в пол.

— «У меня никогда не получится». Ты это уже сказал себе, верно?

Я кивнул.

— Вон, Васька — в 36 лет уже свой бизнес. А я? Никто не берет меня. Я старый. Уволенный. Никчемный.

— Это ложь, сын, — сказал отец. — Это называется шорим — оковы сознания. Пойми- не важно, сколько дверей закрыты. Важно — ты ищешь выход из ситуации или оправдание?

Он полез в старую коробку. Достал фото — я, пятилетний, чиню табуретку. Другое — я подростком, веду кружок в школе. Третье — я, 28 лет, с микрофоном, веду конференцию.

— Пойми. То, что с тобой сейчас - это не было всегда. В тебе было и есть много способностей.  Ты просто немного устал.

Я пожал плечами:

— Даже если у кого-то получилось… Я не из них. У меня нет сил. Всё ушло. Всё…

— А ты знаешь, что то, что заложено в человеке никуда не уходит, — сказал он. — оно просто временно прячется в облаке страха, неуверенности в своих силах.Всё, что ты называешь «нет ресурсов» это всего лишь временное забвение. 
Он вынул старую пилу и дал мне в руки.

— Помнишь, как ты в 16 лет собрал стеллаж бабушке за один вечер?
— Я тогда не думал, могу или нет. Просто делал.

— Вот и ответ. Делай. Не смотри внутрь себя, как в темноту. Знай- там не пусто. Просто там временно  выход завалило обломками мыслей.

И тут я сломался.

— А может, я просто… Не заслужил. Не вышло. Не стал. И всё. Пап, ну сколько можно? Я не ты.
Ты прожил достойную жизнь. А я? Что я?

Отец долго молчал. Потом посмотрел на меня и сказал:

— Ты же помнишь своего деда?

— Конечно. Он умер, когда мне было шесть.

— Помнишь, кем он был?

— Слесарем. Простым. Но с руками от Бога.

— Да. И с душой — как храм. Он умер от сердечного приступа в 49.
А я тогда подумал: “Вот и всё. Мы, наверное, не для долгой жизни здесь. Не для успеха.”

Я вскинул бровь:

— Но ты ведь…

— да, я прожил иначе, потому что решил, что мои дети должны увидеть, как можно прожить иначе.

Я не предал деда. Я постарался впитать в себя весь его талант, все самое лучшее, что бы еще сильнее развить это по жизни. Чтобы ты, когда споткнёшься, вспомнил: твоя линия продолжается развитием, не страхом и неуверенностью.

— И вот ты здесь, сын. В подвале. Где мрак, трубы, пыль.

Он зажёг фонарь.

— Но даже здесь —  есть свет.
Вопрос только: ты смотришь в темноту, чтобы получить разрешение не жить?
Или на свет, чтобы оставить огонь, по которому твой сын однажды найдёт путь, если ему станет темно?

Я ничего не ответил. Только встал….
И поднял пилу.