Февраль 1917-го генералы, Керенский, масоны и др

В работе тайной сходки либералов (в 1915 году), о которой сообщал в своих мемуарах  Керенский, с ведома и от лица начальника штаба Верховного Главнокомандующего генерала М.В. Алексеева участвовал командир 3-го конного корпуса генерал А.М. Крымов.

Фигура Государя была крайне непопулярна в среде русского генералитета, в особенности после того, как летом 1915 года Николай принял на себя обязанности Верховного Главнокомандующего, освободив от них своего дядю, великого князя Николая Николаевича, которого царь отправил на Турецкий фронт. Надо сказать, что дядя, пользовавшийся известным авторитетом среди военных, не простил племяннику, а заодно и его жене, императрице Александре Федоровне, такого унижения, тем более, что при дворе все знали о ненависти царицы к Николаю Николаевичу.

Военные видели, что, как военный стратег, царь никуда не годится. Всё его командование состояло в ознакомлении с утренним докладом Алексеева об оперативной обстановке на фронтах; трехразовом питании с неизменной рюмкой водки; выслушивании докладов министров; длительных прогулках на свежем воздухе. Время от времени император с сыном-цесаревичем  выезжали в действующую армию, принимали рапорты командиров, осматривали проволочные заграждения…

Генералы были убеждены, что государь неспособен навести в стране в целом и снабжении войск, в частности, хотя бы минимальный порядок и к тому же находится под влиянием жены и «старца» Распутина, не устававшего призывать царя к заключению мира с германцами. Поэтому иначе как лицемерными нельзя назвать слова генерала М.В. Алексеева о царе:

«С Государем спокойнее. Его Величество дает указания, столь соответствующие боевым стратегическим задачам, что разрабатываешь эти директивы с полным убеждением в их целесообразности. Он прекрасно знает фронт и обладает редкой памятью.»

Как свидетельствовал в 1910 году британский посол в России Джордж Бьюкенен, знавший государыню еще тогда, когда она была юной принцессой Алисой Гессен-Дармштадтской, слывшей в кругу семьи «Солнышком», «в России под именем Александры Федоровны я встретил надменную, озлобленную женщину». В своих «Мемуарах дипломата» Бьюкенен пишет:

«В аудиенции, которую я имел у царицы, я воспользовался случаем и сказал ее величеству, что разделяю опасение Совета Министров по поводу решения царя (принять на себя в 1915 году обязанности Главнокомандующего – А.А.). Я сказал, что его величеству придется нести ответственность за новые неудачи, могущие постигнуть русскую армию, и что вообще совмещать обязанности самодержца великой империи и Верховного Главнокомандующего - задача непосильная для одного человека… Царица ответила: «Царь, к сожалению, слаб, но я сильна и буду такой впредь…»

Помимо экс-главкома Николая Николаевича, сильное нерасположение к царице питал и другой великий князь - Николай Михайлович (внук Николая I). В записке  императору он просил устранить Александру Федоровну от управления страной. Только в таком случае, по мнению великого князя, началось бы возрождение России и вернулось бы утраченное доверие подданных. Председатель IV Государственной Думы М.В. Родзянко в своих мемуарах упоминал о замыслах «устранить, уничтожить» императрицу. Инициатива, по его словам, исходила со стороны  великой княгини Марии Павловны, которая якобы озвучила ее в одной из приватных бесед.

Теперь несколько слов о М.В. Родзянко: дворянин, крупный землевладелец, земец-октябрист в Думе; на посту председателя IV Думы именовал себя «второй особой в империи»; в годы войны демонстрировал проанглийскую ориентацию, став в 1916 году председателем Русско-Английского общества.

В докладах царской охранки указывалось, что заговорщики поставили перед Родзянко «задачу восстановить дворянство против царя». С этой целью «вторая персона» провела переговоры с предводителями дворянства Московской и Петербургской губерний П.А. Базилевским и С.М. Сомовым, и с председателем Постоянного совета объединенных дворянских обществ А.Д. Самариным. Полицейское начальство квалифицировало эти акции Родзянко как «государственную измену». Высшие полицейские чины империи (П.П. Заварзин, А.Т. Васильев) давали Михаилу Владимировичу далеко не лестные характеристики:

- он «был загипнотизирован заманчивой перспективой стать президентом республики, и вёл себя, как мальчик, который взялся за работу, не понимая смысла указаний и не имея необходимых сил, чтобы выполнить их»;
- «Родзянко повторял все высказывания Милюкова подобно граммофону».

К тому же «граммофон» не держал язык за зубами и демонстрировал лицемерную отстраненность по отношению к происходящему. 13 февраля 1917 года он доверительно сообщил генералу В.И. Гурко (с 11 ноября 1916 по 17 февраля 1917 года, во время отпуска по болезни генерала М. В. Алексеева, Гурко  исполнял обязанности начальника штаба Верховного Главнокомандующего), что, по его сведениям, «подготовлен переворот» и «совершит его чернь». В самый разгар февральский событий Родзянко телеграфирует царю: «В столице анархия…, части войск стреляют друг в друга».

Рассказывая о главных фигурах переворота, нельзя не коснуться роли, которую в нем сыграл А.Ф. Керенский, а заодно и русские масоны. Земляк и сверстник В.И. Ульянова-Ленина, он с детства мечтал стать оперным певцом. К сожалению, вторым  Шаляпиным Александр Федорович не стал, но учителя пения и актерского мастерства поставили ему голос, «фразеровку», дыхание, жестикуляцию и привили ораторские навыки. Став адвокатом (помощником временного поверенного), он обрел популярность, защищая «униженных и оскорбленных». В 1905 году намеревался вступить в боевую дружину эсеров, но получил отказ.

Кратковременное пребывание в царских застенках добавило Александру Федоровичу популярности, и в 1912 году руководство социалистов-революционеров решило превратить его во «внешнего» (формального, выставочного) лидера партии, этакого народного витию, клеймящего с думской трибуны своими зажигательными речами насквозь прогнивший режим. ЦК партии эсеров увидело в популярном адвокате своего рода «рекламного агента», не связанного с членами партии общей подпольной работой. Правда, иногда «агенту» поручалось выезжать в провинцию для распространения через «товарищей» революционных прокламаций.

Победив на выборах в IV Думу, Керенский возглавил там «самую бесцветную», по презрительному определению П.Н. Милюкова, проэсеровскую фракцию «трудовиков», состоявшую из 10 человек,  «крестьян с низшим или домашним образованием», как их называл всё тот же Павел Николаевич. «Никаких связей в партии (эсеров – А.А.) я не имел», - признавался впоследствии новоиспеченный лидер.

«Он был адекватным вождем, но не в партии, а над партией, ставшей грандиозным, поистине национальным нулем» - так охарактеризовал Керенского Троцкий.

«Говорили, что этот молодой адвокат (ему было тогда немного больше 30 лет) пойдет далеко… Своими оппозиционными речами на пленарных заседаниях Думы…  он многих увлекал и даже как бы гипнотизировал… Ему были присущи неуравновешенность и излишняя нервозность, а также наклонность к демагогии» - так отзывался о нем член кадетской фракции профессор М.М. Новиков.

«Он во всяком случае был головою выше той серой компании, которая его в Думе окружала…, он был недурным оратором, порою даже очень ярким…, за четыре года его стали узнавать и замечать… - мнение кадета В.Д. Набокова.
 
«Мне казалось, что в нем постоянно борются два начала. Одно — это непомерные амбиции, тщеславие, самоуверенность, авантюризм. С другой стороны, он был, безусловно, русским человеком, по-своему болел за Россию» - оценка князя А.П. Щербатова (1911–2003), председателя Российского дворянского собрания Америки, историка.

«Керенского следует считать одним из величайших, в своем роде, ораторов в истории. В его выступлениях не было ничего обаятельного. Его голос огрубел от постоянного крика. Он мало жестикулировал ... но он владел речью и говорил с покоряющей убежденностью» - из воспоминаний Генконсула Великобритании Р.Б. Локкарта.

При этом многие отмечали в Керенском «огромное, болезненное самолюбие и самомнение», «какой-то болезненный надлом в его ораторском искусстве». Немногие понимали, что перед ними позер. Люди, близко знавшие этого политика, утверждали, что его имидж - знаменитая стрижка «бобрик» и наполеоновская поза (правая рука согнута и засунута под пуговицы полувоенного френча на уровне нагрудных карманов, левая – на кобчике, там, где у бонапартова камзола располагался задний карман) - придумала его жена.

В 1912 году Керенский принял предложение вступить в масонскую «мастерскую» Думы «Малая медведица». Он дал клятву хранить масонские секреты, не составлять письменных отчетов и списков членов лож. В 1915 году его сделали секретарем Верховного Совета «сверхложи», называвшейся «Великий Восток народов России», присвоив ему «тридцать третью степень» - одну из высших в масонской иерархии.
 
Членами «Великого Востока», числом около 400, являлись многие известные люди того времени, промышленники (текстильный король А.И. Коновалов), финансисты (банкир А.П. Барт), журналисты (Р.М. Бланк), ученые (Д.П. Рузский, двоюродный брат командующего Северным фронтом генерала Н.В. Рузского, который, скорее всего, сотрудничал с масонами), литераторы (З.Н. Гиппиус и Д.С. Мережковский), адвокаты (преимущественно евреи - М.В. Бернштам, А.Я. Гальперин, В.Я. Гуревич, Н.Б. Глазберг, С.Е. Кальманович, М.С. Маргулиес, Л.М. Берлин, Л.М. Брахмсон, Б.Л. Гершун, О.Б. Гольдовский, А.М. и Е.М. Кулишеры, С.В. Познер, Б.С. Орнштейн, А.С. Шапиро, Г.Б. Слиозберг, М.Д. Ратнер, А.Ю. Раппопорт), члены обеих палат российского парламента, главным образом кадеты (князь В.А. Оболенский, Н.В. Некрасов, А.В. Карташев), но также эсеры (Л.К. Чермак, С.Д. Мстиславский – полковник Генерального штаба), социал-демократы (Н.Н. Суханов, Е.Д. Кускова, Н.С. Чхеидзе, Е.П. Гегечкори) и им «сочувствующие» (Н.Д. Соколов).

В женскую ложу входила первая жена Максима Горького Е.Д. Пешкова. Доказательств вхождения самого пролетарского писателя в одну из лож «Великого Востока» нет, кроме разве его портрета работы художника Б. Григорьева, на котором Буревестник революции изображен в позе, воспроизводящей ритуальный жест вольного каменщика, и намерения наших эмигрантов первых послереволюционных лет назвать одну из парижских русско-французских лож «Дидро — Горький». По косвенным данным, в одну из лож «Востока» входил и А.И. Гучков, хотя его масонство сомнительно.

Помянутая в самом начале данной статьи кандидат филологических наук М. Тоболова в одной из своих статей утверждает: «Масон Алексеев (начальник  штаба Верховного Главнокомандующего – А.А.) был участником заговора против Царя…». В нашей исторической литературе генерала Алексеева называют к тому же «выкрестом, предавшим царя» (!). Однако Борисюку, Тоболовой и иже с ними оппонирует историк, журналист, публицист К.М. Александров:

«Версию о принадлежности Алексеева к «Военной ложе» сочинила Нина Берберова — небесталанный прозаик, но женщина язвительная, злопамятная и не очень разборчивая. Профессиональные ученые-историки, с которыми консультировался автор, критично относятся к «масонскому» списку Берберовой (примерно 600 фамилий), в который она включила в отместку своих многих недоброжелателей, а также лиц, о чьей принадлежности к ложам располагала непроверенными или противоречивыми сведениями... Более полный, аргументированный и серьёзный список российских масонов, документированный и основанный на материалах советских спецслужб, вывезенных из-за границы, опубликовал архивист Андрей Серков (см. Русское масонство 1731–2000 гг. Энциклопедический словарь. М., 2001). Но в этом списке нет не только фамилии М.В. Алексеева, но даже и фамилии Александра Гучкова, который, по версии Берберовой, ввел Михаила Васильевича в «Военную ложу». Кстати, близко знавший Алексеева генерал Н.С. Тимановский, вспоминал, что тот незадолго до своей кончины каялся: «Если бы я мог предвидеть, что революция выявится в таких формах, я бы поступил иначе».

В течение всего 1916 года Керенский налаживает связи с «братьями» из разных лож, вербует новых членов, развивает бурную деятельность в рамках  «надпартийной организации (т.е. «Великого Востока»), призванной через наших братьев направлять ход нашей жизни на почве объединения их усилий в борьбе за политическое освобождение России» - так замысловато определялась цель деятельности организации ее руководством.

По словам князя А.П. Щербатова, в 1967 году Керенский признался ему, что «решение об аресте царской семьи вынесла наша ложа (масонская ложа Петербурга «Полярная звезда»). Она же выбрала для августейшего семейства место заключения – Тобольск. Керенский признался также и в том, что генерал Маннергейм предлагал ему «вывезти арестованного государя с семьей на «тайном эшелоне» через Финляндию в Швецию, что нетрудно было тогда сделать, но Керенский на это не пошел. Ведь бегство Императора сразу после революции привело бы к краху Временного правительства…». 

На смертном одре – ему исполнилось 86 лет – Александр Федорович якобы сказал князю Щербатову:

«Князь, вы должны ненавидеть меня. За все то, что я сделал, а еще больше — не сделал, будучи российским премьером. Меня стыдятся собственные дети, говорят, что я вошел в историю как “отец керенщины”. Прощайте и забудьте меня. Я погубил Россию! Но, видит Бог, я желал ей свободы!..»

Завершая тему «масонского заговора» можно отметить три обстоятельства:
- в 1914 году масоны установили контакты с большевиками И.И. Скворцовым-Степановым и Г.И. Петровским на предмет координации усилий в борьбе с самодержавием;
- в январе 1917 года в Петроград на межсоюзническую конференцию по выработке военной стратегии Антанты на текущий год прибыл «министр без портфеля», член британского военного кабинета лорд Альфред Милнер (кстати, истинный автор «декларации Бальфура»!). Этот деятель был не только высоким правительственным чиновником, но и «Великим надзирателем Великой масонской ложи» Великобритании, а также одним из руководителей сообщества тайного «Круглого стола», главной целью которого было продвижение британских интересов по всему миру. По приезде в Россию Милнер провел несколько встреч с Милюковым, Гучковым, князем Львовым и другими лидерами будущего февральского переворота;
- все члены первого состава Временного правительства, за исключением профессора Тимашева, были масонами.