Трагизм бытия. Размышления малицириста. Ч. 4, 5

                По ту сторону отчаяния...

                Настоящая человеческая  жизнь
                начинается по ту сторону отчаяния.

                Ж.-П. Сартр


                Человек небытия мужествен. 
                Его мужество — это мужество
                быть, несмотря на ничто, а не
                только несмотря ни на что.

                А. Н. Чанышев

      «Несчастный? А почему, собственно говоря, вы вообще решили, что вы должны быть счастливы?.. Почему вы вообще решили, что вы будете единственным счастливым исключением из всеобщего правила?». Это обращение к великому Гете в пьесе Н. Шмелева. И действительно - откуда убеждение, что человек рожден для счастья (как птица для полета...)? Как пропагандистский миф - другое дело. Но реальная жизнь очень далека от мифического счастья. Скорее уж, «человек рождается на страдания» (Иов) и «дни ... бегут скорее челнока и кончаются без надежды» (Иов). «И люди будут издыхать от страха и ожиданий бедствий, грядущих на вселенную» (Лк.). «И возвратится прах в землю, чем он и был» (Екклесиаст)...

      Вся история человечества, история каждой человеческой жизни - муки, страдания, горе, несчастье. Правда, с искорками счастливых мгновений. Но суть-то ведь не в сведении баланса времени «счастливых» и «несчастливых» минут, часов, дней. Суть - в неизбывном онтологическом трагизме бытия: в его преходящести, конечности, смертности. Да еще, пожалуй, и в заданности существования: «Здесь я могу быть, но не хочу; там хочу, но не могу; и здесь, и там я несчастен» (Августин); «Не понимаю, что делаю: ибо не то делаю, что хочу, а что ненавижу, то и делаю» (ап. Павел); и вообще, «Вашей долей было то, что вы ненавидели, и, что вы любили, не было вашей долей» (Будда).

      Смертно все живое (и неживое тоже). Но человек - единственное существо, осознающее свою смертность (высшие животные нередко предчувствуют Нечто, что есть их смерть). Осознание обреченности (и заданности) суть отчаяние. Отчаяние как осознание трагичности бытия.
И тщетно человек мучительно бьется всю жизнь - осознанно или же нет - над смыслом своего существования.

      Но человек, как правило, не в состоянии вынести обреченности, заданности, бессмысленности существования. И тогда - осознанно или же нет - он ищет утешение в радостях и развлечениях (carpe diem!), в религии или мистике, в «самоувековечении» (в творчестве, деяниях) или же в утопиях типа коммунизма: «эта милая сердцу угнетенных и обездоленных сказка о потерянном и возвращенном рае» (М. Киссель). Все это, с точки зрения автора - малицириста - есть страусизм.

      Вопрос о смысле жизни - это и вопрос о смерти. Сам поиск смысла жизни - реакция на знание о смерти. «Осознание смертности - важнейший импульс человеческой активности» (О. Борецкий), страх смерти - источник философии, науки, искусства, вообще творчества (не в этом ли еще одна «хитрость мирового разума»: дать человеку знание своей смертности, чтобы побудить добросовестнее выполнять антиэнтропийную функцию?!). Томас Манн так объяснял творчество Льва Толстого: «Что же было всему основой? Плотский страх смерти». О страхе смерти как источнике искусства пишет академик Дмитрий Лихачев. И не является ли текст статьи, лежащей перед вами, уважаемые читатели, плодом подсознательного желания автора (скептика, малицириста, гордящегося своим не-страусизмом...) продлить бытие после смерти?!
Во всяком случае, единственно достойная «подготовка» к смерти - полнота жизни, раскрытие и реализация потенций, самоосуществление в созидании. Как заметил великий знаток трагизма бытия и его абсурдности - Ф. Кафка: «Тот, кто познал всю полноту жизни, тот не знает страха смерти. Страх перед смертью - лишь результат неосуществившейся жизни».

      И все же...
      Достойная человека, осмысленная жизнь возможна лишь по ту сторону отчаяния, при полном и осознанном избавлении от иллюзий и надежд, жизнь - Вопреки (бренности и бессмысленности). Идея достойной и мужественной жизни «вопреки», «наперекор», без надежд и иллюзий наиболее плодотворно развивается французскими экзистенциалистами Ж.-П. Сартром, А. Камю, А. Мальро. В сопротивлении Судьбе, существовании «наперекор громадной тяжести судьбы» (А. Мальро) видят они долг Человека. Но такой Человек («человек небытия», по А. Чанышеву) - мужественный человек. «Он понимает, что всякая ситуация преходяща, он видит ничтожество всякой ситуации на фоне просвечивающего сквозь нее небытия, он смело смотрит вперед без надежды и отчаяния».

      «Стоицизм - мировоззрение мужественных людей. Не все люди таковы», - возразил Ю. Булычев автору, выступившему с докладом в марте 1990 г. на заседании клуба «Сизиф». Да, конечно. Но ведь я и не претендую на решение проблемы. Моя задача - лишь попытаться высветить ее, представив некий ход авторских рассуждений. И только.

                Non sequiter, или Рассудку вопреки

                Верую, ибо абсурдно.

                Тертуллиан

      И еще несколько «вопреки». Пока и поскольку человек существует - вопреки обреченности и бессмысленности существования, но и именно в силу этой своей обреченности - нелишне помнить, что жизнь каждого - его единственная жизнь. И все, чем обладает человек, - это время собственного существования («Ибо жизнь моя есть день мой - и он именно мой день», - писал В. Розанов.) А отсюда - самоценность каждого мига бытия. Чем бесследнее исчезновение, чем ценнее каждое мгновение существования. И «ценность» индивидуального бытия человеческого определяется не столько его длительностью, сколько наполненностью.

      Пока и поскольку человек существует, он сосуществует с себе подобными и «меньшими братьями» (вина наша перед которыми безмерна). Не пора ли оценить принцип veneratio vitae А. Швейцера? И дело не только в альтруизме и гуманизме, но и реализме, и эгоизме: благоговение перед жизнью - любой жизнью, включая свою собственную.

      Пока и поскольку человек существует (и сосуществует), не есть ли основа нашего сосуществования - сосочувствие обреченных? Вспомним у Марины Цветаевой:

                Еще меня любите
                За то,
                Что я умру.

      И может быть, тогда - Вопреки всему - будет легче встретить Конец с мудрым пониманием: «Достиг кончины, ради которой родился». (Это уже Аристотель).