Ярл

Многие поколения старательно передавали друг другу скудеющие капли исконно скандинавской крови, иногда вплетая иные гены, чуть искажая точеные гордые черты, вкрапляя охру и каштан в северную платину, и наконец, через несколько веков, из всего этого скопления, перемешения, зельеварения получился Ярл - плотный, плечистый, с крепким широкоскулым лицом, на котором прочно сидели небольшие внимательные глаза и коротковатый, чуть вздернутый нос. Таким лицам очень идут густые бороды, рогатые шлемы, битвы, шальные пиры после битв, а также сурово-надменное выражение, которое данное лицо постоянно и носило - с самого детства. Улыбаться было нельзя - улыбка все портила, щеки некрасиво разъезжались в стороны, глаза превращались в щелочки - Ярлу хватило один раз в сознательном возрасте увидеть себя смеющимся на фотографии, чтобы покончить с этим навсегда.

Также от северных предков Ярл унаследовал упрямый нрав (мама каждый раз хваталась за голову и бежала жаловаться отцу), имя (в честь какого-то пра-пра-пра… дальше Ярл не вникал), и дивные волосы цвета светлого меда, которые он прилежно растил лет с четырнадцати, когда впервые услышал настоящую музыку, а не эти ваши сопливые завывания, нет, только кромешный грохот, грубые риффы, адский гроул, сверлящие гитарные соло на грани выдержки человеческого слуха. Да, папа, как на лесопилке. Отстань.

Упрямство передалось Ярлу как раз от отца, поэтому любое разногласие выливалось в скандал - дикий, громкий, выматывающий и обессиливающий обе стороны. Пока Ярл был маленьким, отец всегда оставался прав. Они были очень похожи внешне, и стоя напротив яростного, красного, орущего родителя, Ярл ясно видел себя через тридцать лет - и то, что он видел, ему совершенно не нравилось. Будущее обещало ему стать коренастым мужиком с оплывшей физиономией, седым ежиком на голове, неповоротливым тучным туловищем, тяжелыми ручищами. Хотелось от души врезать, сокрушить это будущее, эту рожу кулаками, размазать по стенке, уничтожить, но, конечно, это было нельзя.

Ярл сбегал первым, изо всех сил, до брызгающей в стороны штукатурки грохнув дверью, летел все равно куда, через подземный переход, вдоль рельсов по насыпи, подальше от станции, от людей, и до отупения пинал низенький железнодорожный светофор, который все равно невозможно было разбить, долго, долго, пока жар внутри не утихал до терпимо-умеренного.

Как-то разбирая с мамой антресоли, среди залежей хлама (остатки обоев, детская зимняя обувь, видеокассеты и даже камера, правда, неработающая), Ярл нашел старую ободранную гитару, пылящуюся там с незапамятных времен. Ярл привел ее в порядок, натянул струны и его жизнь мгновенно обрела смысл. Он терзал гитару часами, пока отец не начинал ругаться и стучать в стену - уроки бы так учил! Бездельник! Отберу к чертовой матери!
Попробуй отбери, усмехался Ярл про себя, нарочно играл громче и замолкал только когда подключалась мама - она хотя бы умела разговаривать по-человечески.

Мозоли на пальцах появились и сошли, через месяц Ярл уже мог играть, не глядя на руки, через два выучил все легкие трехаккордные песенки. Не играть он не мог. Даже в школе его пальцы все время бегали по воображаемым струнам или отстукивали по парте ритм.

И дело было даже не в самой музыке. Когда Ярл брал в руки гитару, ему становилось удивительно хорошо. Правильно хорошо. Как будто что-то вставало на место в голове и он из нервного ожесточенного зверька превращался в человека, способного уверенно дрейфовать по волнам ежеминутной непредсказуемости в крепкой лодке согласия с собой.

Ярл сам не заметил, как стал придумывать мелодии. Как-то само получилось. Ярость, так мешающая в повседневной жизни, теперь выплескивалась в музыку, и песни получались что надо, пусть даже в акустическом исполнении. Вскоре стало ясно, что играть для себя ему не хватает. Пора было двигаться дальше. Нужны были единомышленники, "свои".

Пришлось переломить себя, показать, как играет, однокласснику (с одноклассниками Ярл не горел желанием общаться, считал их глуповатым и пустыми, но этот был не совсем безнадежен), и события закрутились с головокружительной быстротой, словно само Мироздание пошло навстречу. Через пресловутые шесть рукопожатий в жизни Ярла появился Рауно - глава местной музыкальной тусовки, вот так, вроде город большой, а все друг друга знают.

Теперь по вечерам Ярл пропадал в крошечной репетиционной, снятой вскладчину. Отец был недоволен. И новыми друзьями Ярла, и музыкой Ярла и его слишком длинными волосами. И, похоже, вообще тем, что Ярл существует. Неужели так трудно быть нормальным, как все, как мы? - однажды вырвалось у него и Ярл сам удивился, какой болью отозвались внутри эти слова. Отец точно знал, как жить. Для чего и зачем. Учиться. Работать. Покупать. Копить. Оставить потомство. Сдохнуть… Тягучее тоскливое существование. Ярла перекосило от ненависти:

-Отвали от меня! - заорал он, чувствуя, как что-то горячее, страшное, безудержное пульсирует под черепной коробкой, - просто отвалите от меня, оба, - добавил Ярл внезапно осипнув -  в комнату заглянула испуганная мама. Выбежал из дома, привычно хлобыстнув дверью, как следует. К своим.

Напрыгавшись в хмельном угаре в толпе таких же, как он, натрясшись головой до боли в шее, с зудящим шумом в ушах, Ярл возвращался домой ближе к ночи, совершенно счастливый, и стоя босиком на кухне, уминал оставленный для него остывший ужин под громогласный отцовский храп, доносившийся из родительской спальни. В голове роились, создавались и разрушались мелодии, вокальные партии, ритм, Ярл тихонько напевая, по стенке пробирался к кровати, стараясь не расплескать, не потерять музыку внутри, не забыть, и конечно, к утру все выветривалось.

Однажды после такой ночи Ярл проспал уроки и терпение отца закончилось. Хватит заниматься ерундой! Где это видано, в твои годы шляться черт знает где, приходить под утро! Отец схватил гитару, с силой рванул струны, швырнул ее на пол так, что корпус треснул. Ярл вздрогнул от резкого жалобного звука. Переступил обломки, тихо закрыл дверь в свою комнату. Молчал весь вечер и не вышел к ужину, несмотря на мягкие, но настойчивые уговоры мамы. Кажется, она опять плакала. Ярл так и сидел в темноте, тупо наблюдая, как зажигались фонари на улице. Как одно за другим гасли окна в доме напротив. Было очень тихо, родители за стеной не разговаривали и казалось, что весь дом вымер.

На следующий день Ярл стащил из маминого комода подаренные ему на Дни рождения деньги, которые родители годами заботливо откладывали (нечего транжирить!) и купил электрогитару, на которую давно облизывался. Руки дрожали, когда он расплачивался - такой кучи денег у него еще никогда не было, а дома его ждал не просто скандал, а целая буря, которую Ярл встретил с каменным спокойствием и великолепным презрением (его пра-пра-пра-кто-то там точно гордился бы такой выдержкой своего потомка) - это мои деньги, мои, а не ваши. А если что-то не нравится, вообще уйду, паспорт у меня есть (только что получил), больше не увидимся. И ушел, прихватив только гитару в новеньком чехле, вечер провел со “своими”, полночи бродил по улицам, прикидывая, как теперь быть, где жить и брать деньги, долго сидел в круглосуточном Макдональдсе, обнимая чехол, как любимую девушку, а утром, обмирая от страха и стыда, открыл родную дверь, и долго мирился с мамой, опухшей от слез - так и промаялась всю ночь в прихожей, прислушиваясь к шагам на лестнице. Отец не разговаривал с Ярлом целую неделю, предварительно влепив символическую оплеуху и прошипев “паршивец”.

Репетиции часто затягивались до ночи, просиживали развеселой компанией в тесном зальчике, ключи в кармане у Рауно - вот кто счастливчик, эта каморка, да и вся половина здания принадлежит его папаше, папаша свой человек, все разрешает, даже на выступления приходит. Снимает видео, чтобы потом выложить в сеть. Типа менеджер. Сумел как-то вписаться в компанию молодых, не заискивая и не стараясь попасть на их волну. Просто и естественно. Совсем свой. Ярл ему не доверял. Слишком уж хороший, так не бывает.
Глядя, как после концерта они с Рауно пьют пиво на равных и живо что-то обсуждают, Ярл морщил нос - папаша явно шпионит, вот и все, втерся в доверие, нигде не скрыться от этих взрослых, но каждый раз, когда видел их вместе, в сердце словно шевелилась ржавая игла. Так, ерунда, но неприятно. Раздражало.

И тогда Ярл успокаивал себя мыслями, что Рауно - просто туповатый кудрявый верзила, палец покажи, будет ржать, как помешанный, только из-за папаши все у него удачно, все его любят, вокруг него вьются и в рот заглядывают. Это было несправедливо, потому что Рауно относился к Ярлу искренне и по-братски, мы завтра с батей на рыбалку с ночевкой, поехали с нами? Ярл вспыхивал, через силу отказывался, всегда отказывался - из гордости. Спасибо, у меня дела поважней. Рауно пожимал плечами без тени обиды, через минуту забывал. А Ярл надевал свое фирменное суровое выражение лица, складывал руки на груди, вперял взгляд в стену и погружался в мрачное молчание. К его удивлению, это весьма привлекало девушек, и они то и дело подсаживались к нему с вопросами, почему он такой грустный. “Ярлик, Ярлик”. Угу. Знаем мы вас.

А через месяц Ярл уже стоял слева от Рауно на сцене маленького клуба “для своих”, сжав гитару до ломоты в пальцах. Все внутри дрожало мелкой дрожью, шло нескончаемо-долгое, тягучее вступление (сам же и придумал), вот-вот надо было вступать. Первый концерт. Первая песня.

Ярл смотрел поверх голов, стараясь не заглядывать в лица, не думать, созерцал зал уверенно и равнодушно, как викинг - неспокойное море, надеясь, что его взгляд исподлобья достаточно тяжел и мрачен, и не выдает огромного волнения, сковавшего все внутри.

И тут он увидел своих родителей! Оба они, несмело озираясь, с неуместным видом, какой всегда бывает у взрослых среди молодежи, осторожно пробирались к сцене в переполненном зале. Мама нашла Ярла глазами и ее лицо озарилось улыбкой, а отец держал в руках видеокамеру, ту самую, из кучи хлама с антресолей. И Ярл невольно весь взметнулся им навстречу, и почувствовал, что улыбается в ответ, но усилием воли остановил себя - еще не хватало!
Сморгнул, тряхнул головой - видение исчезло, только чужие люди застыли плотной непроницаемой стеной, и он, крепко сжав зубы, яростно ударил по струнам.