Сказка для взрослых Часть 8 1, 2, 3

– Как?! Что?! Куда?! – воскликнул он,
Невероятно удивлён.
Стал озираться, торопливо,
Вокруг себя, со всех сторон.

И тут, настроившись искать,
Снаружи силою плескать,
Вниманием во внешнем мире,
А не во внутреннем сверкать.

Заметил Ваня, что кругом,
Не тот пустырь с одним песком,
А целый город оживлённый,
Шумит в движении людском.

Восторг ему глаза раскрыл,
Приподнял брови, рот открыл,
Порыв волнения, нахлынув, 
Его мурашками покрыл.

В уме не умещалось то,
Откуда это всё взято.
Как будто здесь всегда и было,
Хотя явилось только что.

Для убеждения, что здесь,
Действительно всё это есть,
Что не мираж укрыл собою,
Пустоты этих диких мест,

Иван, давай себя щипать,
Ерошить волосы, трепать,
Пытаясь всячески проснуться,
Но продолжая крепче спать.

Картина города, в ответ,
Приобретала ярче цвет,
А голоса людей в округе,
Свели сомнения на нет.

Так, убедив себя во лжи,
Что это всё не миражи,
Поторопился он до Зверя,
Который всё ещё лежит.

– Чудес тут всяких повидал,
Но чтоб таких! Не ожидал! …
Ведомый силой впечатлений,
Иван, поспешно рассуждал:

– Когда творятся чудеса,
Что толку удивлять глаза?
Раз услыхали Чудотворцы
Нуждающихся голоса,

И сотворили им вокруг
Того, чего поможет вдруг,
То значит надо не лениться,
Принять ту помощь с добрых рук. …

Добрался Ваня, впопыхах,
Приподнял Зверя на руках,
И, оперев себе на плечи,
Повёл, шатаясь на ногах. 

По городу ходил - бродил,
И Зверя кое-как водил,
Ища кого-то, кто помог бы,
Его сознанье пробудил.

Не понимая почему,
Проникся жалостью к нему,
Хотел спасти от помутненья,
Вернуть прозрение уму.

По шумным городским местам,
Людей тревожа тут и там,
Они пришли, кривой дорогой,
К большим базарным воротам.

Уселся Ваня там, где был,
И Зверя рядом усадил,
Народ: кто - смотрит любопытно,
А кто - и мимо проходил.

Зевак прилично собралось,
Но, кто помог бы, не нашлось.
Будить и лекари пытались,
Но, никому не удалось.

Народ, задумчиво галдел,
И с удивлением глядел,
Как Зверь в очередном порыве,
Чего-то бредил и гундел.

Уже и Солнце унялось,
Закатываться собралось,
Окрасилось багровым цветом,
По пояс в море забралось.

А результатов никаких,
Базар уже почти затих,
Никто не взялся предоставить,
Ни кров, ни помощи для них.

Иван, в лице печален стал,
За день, намаялся, устал,
В костёр подбрасывая ветки,
Чуть еле слышно бормотал:

– Что за народ у этих мест?
Людей повидано не счесть,
А чтобы пригласить погреться,
Заночевать, попить, поесть,

И всё подобное тому,
Так нет и дела никому!
Неужто жалости не знают?
Ей Богу, прямо не пойму.

Я думал, в радости, найду,
Как отогнать сию беду,
И получив взаимопомощь,
За море как-то перейду.

А тут, не то что за моря
Пойти, людей благодаря,
Тут даже в малом нет подмоги,
О большем и не говоря.

Не то ли в людях страх сидит?
Что гость им как-то навредит,
Когда голодного скитальца,
Хозяин в доме приютит.

Не то ли жадность в них поёт?
Делиться кровом не даёт.
И чем богаче, тем жаднее,
Характер людям создаёт.

Не то ли совесть в них молчит?
Не то ли глупость в них кричит?
Не то ли холод равнодушный,
Сердцами ихними стучит?

Во всех известных городах,
Народ, с Природою в ладах,
Завет почётно соблюдает, 
О путниках, и их нуждах.

А тут, и пышный град стоит,
И люди сытые на вид,
Для благородства – все удобства,
Но, мало кто его творит. …

Костёр потрескивал – горел,
А день смеркался – вечерел.
Огонь, искрясь и пламенея,
Теплом и светом обогрел.

Желанье стало тяготить,
На Зверя взор оборотить,
Ища согласий, пониманий,
Хоть чем-то взгляды подкрепить.

Зрачок засвеченный огнём,
Не сразу видит даже днём,
А если вечер окружает,
Совсем не просто видеть в нём.

Пока, с потёмками в глазах,
На Зверя, в сумрачных тонах,
Иван старался присмотреться,
И в общих разглядеть чертах,

Не замечал, как в двух шагах,
Прям у костра, в его лучах,
Стал виден, в чёрном балахоне,
Вдруг появившийся, Монах.

Он весь в одежду облачён,
Да так, что нет открытых зон,
За рукавами рук не видно,
Лицо скрывает капюшон.

Присел он тихо, и сидит,
Как будто за огнём следит,
И молча ждёт, когда же Ваня
К нему вниманье обратит.

Всё также Зверь, в потоке слов,
Блуждал умом во власти снов,
Бурча там что-то про созвездья,
Других Вселенных и Миров.

Весь слух, Иван решил занять,
В надежде смыслы воспринять,
Но темы без конца менялись,
Мешая что нибудь понять.

А то, что удалось связать,
И неким смыслом показать,
Столь было знанием далёким,
Что смысла не было и знать.

Зачем ему в людских делах,
Живя ещё в Земных телах,
Вот это знание созвездий,
О дальних и чужих мирах?

Ему бы знать, что нужно тут!
Ни где-то там, когда нибудь,
А прямо здесь, и что на деле
Поможет, и проложит путь.

Тех знаний, что важны всегда,
И применимы хоть когда,
Просты и ясны в самой сути,
А не размыты, как вода.

Тех знаний, что способны дать,
Сейчас достичь и совладать.
А не про то, как в дальних далях
Благоухает благодать.

Иван, расстроенно, вздохнул,
Рукой, на все слова, махнул,
К огню вернулся грустным взором,
И обомлел, когда взглянул.

Костёр, по-прежнему горит,
Чадит немного, да искрит,
А за костром невесть откуда,
Подвижный силуэт сидит.

От удивления, в зрачках
Блеснул, накинувшийся страх,
Но одолеть не смог Ивана,
Тот удержал себя в руках.

Монах, заметивший испуг,
Решил унять тревожный дух,
И начал очень осторожно,
Вести беседу, мысля вслух:

– Огонь, и свет его лучей,
Дарует видимость очей,
Не позволяя заблудиться
Во тьме безобразных речей.

Тепло – как любящая мать,
Способно ласково обнять,
И обогрев своей заботой,
Для жизни силу даровать.

Питая чувства, жизни той,
Спокойствием и добротой,
И даже тьме, своей любовью,
Даря оттенок золотой.

Искринки словно корабли,
Плывут до неба, от земли.
Исследуют просторы мира,
Но гаснут от огня вдали.

Они похожи на сынов,
Что уходя в края миров,
Мечтают всё заполнить светом,
Размножив счастье и любовь.

И их дорога так легка,
В момент прыжка от уголька,
Но, возвеличивась, гаснут,
Спадая пеплом свысока.

Нельзя во лжи их обвинить,
Они стремились осветить,
Но сбились с праведной дороги,
Забыв огонь, что дал им жить.

И если, падая, они,
Увидят тот огонь вдали,
И устремят себя навстречу,
То снова вспыхнут, как огни.

Начнут светиться – вспоминать,
Всё то, о чём забыли знать.
В единстве с огненной природой
Себя начнут осознавать. …

Слова Монаха – что река,
Спокойна речь и глубока,
Течёт игрою интонаций,
Рисуя суть издалека.

Иван, внимая эту речь,
Смягчился, перестал стеречь.
Доверился Душой и телом,
Расслабил ум и мышцы плеч.

Вздохнул, и тяжесть отпустил,
Позволив течь потоку сил,
Который, освежая тело,
И мыслям свежесть приносил.

Идеи стали приходить,
О чём спросить, что обсудить,
А тишина, его сподвигла,
В ответ Монаху говорить:

– Спасибо. Мудрость этих фраз,
Несёт прозрение для глаз,
Ваяет образы и чувства,
Сближает и знакомит нас.

Поведай путник: Кто ты есть?
Что привело до этих мест?
Откуда и куда путь держишь?
И долго ли пробудешь здесь? …

Монах, взирая вглубь костра,
Сквозь пламя, в жар его нутра,
В очаг причины, в то начало,
Где зарождается искра,

Когда, вбирая Дух огня,
И в сердце пыл его храня,
Она вдруг, вспыхивая светом,
Взлетает, обретая Я,

Ответил так: – Я, как и ты,
Рождаю свет из темноты,
Иду, дорогою открытий,
Навстречу образам мечты.

Точней сказать, кто я такой,
Нельзя ни словом, ни строкой,
Любое слово, будет ложью,
И ограничит взор людской.

Куда полезней будет нам,
Знакомство не по именам,
Не по одеждам из названий,
А по поступкам и делам.

Они покажут, как никто:
Откуда и куда и кто
Какой внутри на самом деле
И что имеет и за что. …

Иван кивнул, и от огней,
Кивнула с ним игра теней.
Сказал задумчиво и честно:
– Согласен, если так нужней.

Хотя, и ясно не совсем,
Как, по делам, познаешь с кем,
Общаешься на самом деле,
Не обсуждая этих тем? …

Для ясности, Монах изрёк:
– Расспросы – это “огонёк”,
Который светит, но не греет,
И от познания далёк.

Им, вроде что-то осветил,
Заметил, взором очертил,
Но, чем является по сути,
Не осознал, не ощутил.

Расспросы, облегчая труд,
Ответы быстро соберут,
Да только чаще те ответы,
Постыдно и коварно врут.

И даже, здесь не в том подвох,
Что кто-то врать нарочно мог,
А в том, что сам же отвечавший,
Мог и не знать, что ложь изрёк.

В незримой внутренней борьбе
Самообмана о себе,
Запутавшись, где ложь, где правда,
Расскажет многое тебе.

Причём, серьёзно убеждён,
Что про себя вещает он,
При этом знать себя не зная,
И даже с видимых сторон.

А если веровать всему,
Что преподносится уму,
Не утруждаясь те ответы,
Собрать из фактов самому,

То так недолго и сойти
С любого верного пути,
И разучится, трезво мысля,
Все рассуждения вести.

Бывает и наоборот.
Когда рассказчик нам не врёт,
Но, не желающие слушать,
Спеша домыслить наперёд,

Хватаясь только за вершки,
И не вникая в корешки,
Увидят образ человека
Любым, но правде вопреки.

Не внемля сказанную суть,
Минуя долгий, трудный путь,
Внимания для пониманий,
Стремясь догадками блеснуть,

В итоге до того дойдут,
Что, в спешке начиная суд,
Находят в людях те изъяны,
Которые в себе несут.

По краю знания пройдясь,
Но в глубь проникнуть не трудясь,
Лишь пена лжи и заблуждений,
На фоне домыслов плодясь,

Окутывает пеленой,
Как непроглядною стеной,
Мешая, кроме отражений,
Увидеть взгляд любой иной.

И много ли в тех зеркалах,
Узреешь о чужих делах?
Когда любого искажаешь,
Рисуя в собственных тонах.

В соблазне дело облегчить,
Ответ скорее получить,
Намазать кое-как картинку,
И ею вывод заключить.

Приходят люди к миру лжи,
Поспешным выводом, сложив
Темницу умозаключений,
И в ней себя расположив.

К иллюзиям в тумане грёз,
Приводит, как слепой расспрос,
Так и желание не слушать
Ответ на заданный вопрос.

Всему причина и вина,
Те образы, да имена,
Которыми итог подводят,
Решив, что поняли сполна.

А вот признание того,
Что ты не знаешь никого,
Даст информацию о людях
Точнее и полней всего.

Без ранних выводов обзор,
Рисует истинный узор,
Изображает непредвзято,
И обостряет ясный взор.

Внимание до мелочей,
Откроет видимость очей,
Узнать позволив, что не могут
Сказать и тысячи речей. …

Иван, задумался всерьёз,
Дивясь ответу на вопрос,
Который и простой, и ясный,
И, вместе с тем, не так-то прост.

Ему-то, вроде удалось,
Понять, о чём произнеслось,
Да только, сразу вдвое больше,
В уме вопросов родилось.

Хотелось тут же их задать,
Ни ждать, ни думать, ни гадать,
Но, придержал свою охоту,
Чтоб сильно не надоедать.

«Не скромно всё-таки, вот так
С наскока лезть: А что? Да: Как?»
(Вдруг стало думаться Ивану)
«Недружелюбный это знак».

Вздохнул, и любопытный пыл,
Сдержав, молчаньем растопил.
Игру огня окинул взором,
И так Монаху говорил:

– Ну, хорошо, спасибо вам,
За пояснения к словам,
В них, верно, есть над чем подумать,
Пытливым, ищущим умам.

Выходит, пользы в этом нет,
Расспросами стяжать ответ,
Они для личного знакомства,
Не шибко гожий инструмент.

И если, зная наперёд,
Что этот метод больше врёт,
Тогда возможно будет лучше,
Попробовать наоборот?

Расспросами не докучать,
А от обратного начать,
Свою историю поведать,
Хоть что-то, чтобы не молчать? …

Монах привстал и взял рукой
Корягу полную трухой,
В костёр подбросил, чтобы пламя
Взбодрилось пищею сухой.

Огонь корягу обхватил,
Воспламенил и поглотил,
Довольно затрещав щепою,
Пространство ярче осветил.

Труха зажглась. Огонь подрос.
Дым искры поветру понёс.
Монах присел, и для ответа
Слова такие произнёс:

– Однажды, в племени Огня,
Молчаньем встретили меня.
Молчанье рассказало больше,
Чем вся Земная болтовня.

Один лишь взгляд, а сколько в нём,
Мы понимаем, узнаём,
Без слов читая, в этом взгляде
О многом, если не о всём.

Короткий миг, глубокий вздох,
А сколько уместить он смог,
В себе историй чувств, и мыслей,
Былых и будущих дорог.

Язык движений, мимик, поз,
В одной секунде произнёс
О стольком, что для пересказа
Не хватит всех стихов и проз.

Тела, правдивей говорят,
Не искажают, не юлят,
Изображая те мотивы,
Которые умы таят.

Продолжение следует...