Пицца с грушей и горгонзолой

Мой телеграм-канал https://t.me/al_shvedov


Каждое зеркало – это архив. В его глубине таится не только преломленный свет, но и отраженные жизни, эмоции, немые вопросы, заданные своему двойнику по ту сторону стекла, покрытого патиной времени или легкой дымкой. Оно знает, как менялось лицо, как прибывали и убывали годы, как загорался или гас взгляд. И в этом молчаливом диалоге с собственным отражением, в этой ежедневной встрече с самим собой, порой рождается самое важное – принятие.

Анна Аркадьевна, завернутая в пушистый кремовый халат, стояла посреди спальни и внимательно разглядывала себя в большом старинном зеркале.
Морщинки у глаз, лучами расходившиеся при улыбке, и две тонкие бороздки меж бровей – карта прожитых лет, эмоций и забот. Она не боялась их. Они были ее.
Легонечко вздохнув, она развязала поясок. Халат послушно сполз с плеч, мягкой грудой упав на кровать, покрытую стеганым покрывалом с восточным орнаментом.
Воздух спальни, чуть прохладный, коснулся обнаженной кожи. Анна Аркадьевна не спешила. Она стояла перед зеркалом, совсем без ничего, и смотрела. Не оценивала, не критиковала – принимала. Плечи, еще гладкие, но с легкой тенью утраченной эластичности. Шея – длинная, гордая, с едва наметившимися вертикальными ниточками. Груди — полные, тяжелые, с темными ареолами. Они уже не были упруго-высокими, как в двадцать, и даже — в тридцать, но сохранили красивую форму, округлость, мягко поддаваясь тяжести. Ладонь скользнула по одной, ощутила тепло, вес, знакомую податливость. Сосок откликнулся на прикосновение.

Взгляд скользнул ниже. Линия талии, смягченная, но все еще обозначающая женский силуэт. Бедра – широкие, сильные, с ямочками по бокам. Ноги. Длинные, с крепкими икрами. Она повернулась боком, любуясь плавным изгибом от бедра к колену, от колена к щиколотке. И там, внизу живота, темный, чуть вьющийся кустик. Он казался ей одновременно и интимным секретом, и знаком природной силы. Она провела рукой по животу, чуть ниже пупка, почувствовала шелковистость волос, тепло кожи под ними. Это была ее территория, ее тайный сад, который сегодня она собиралась преподнести как дар Листопадову. Он давно приударял за ней и, чем чёрт не шутит, сегодня решится наконец сделать предложение. Да, её нынешний ухажёр старше ее на пятнадцать лет, не красавец, порой скучноват... Но и она ведь не весенняя яблонька. Его ухаживания были настойчивы, а главное – в них читалось уважение и надежда на стабильность, что в ее возрасте ценилось больше мимолетного блеска.
На туалетном столике царил привычный хаос. Баночки, тюбики, флаконы – армия союзников в ежедневной битве за продление иллюзии нестарения.
Анна Аркадьевна взяла пузырек с увлажняющей сывороткой. Кончиками пальцев, как дирижер, она втирала ее в кожу щек, лба, шеи. Движения отработанные, почти механические. Потом крем. Густой, бархатистый, с ароматом розы и миндаля.
На краю столика дымилась чашечка ароматного кофе. Рядом – разложенные инструменты для маникюра. Пилочка с мелким абразивом, пузырек с лаком. Она выбрала глубокий «марсала», цвет спелой сливы. Осторожно, стараясь не дрогнуть рукой, наносила слой за слоем на ухоженные ногти. Каждый палец требовал внимания, терпения. Пока сохли ногти, она принялась за глаза. Кисточка скользнула по ресницам, делая взгляд глубже, чуть загадочнее. Карандаш – не черный, а темно-серый, графитовый – подчеркнул контур, не делая его агрессивным. Зеркало возвращало ей взгляд женщины, которая знает себе цену и умеет это показать.
Потом волосы. Они, густые, с благородной проседью у висков, были уже вымыты, высушены феном, уложены в каре. Последний штрих – лак для волос, легкое облачко, фиксирующее каждую волосинку.

Только потом она протянула руку к стулу, где уже ждало красное кружево. Бюстгальтер. Тончайшие, как паутина, лепестки чашечек, усиленные косточками, приподняли груди, собрали их, очертили соблазнительную, пышную линию. Элегантные бретельки легли на плечи. Затем трусики. Высокие на бедрах, с глубокими вырезами. Ажурное кружево плотно облегало формы, скорее намекая на то, что прикрывало, чем скрывая.

Платье. Простое по крою, но из тяжелого шелкового крепа цвета спелого граната. Силуэт – элегантный, собранный. Туфли – лодочки на невысоком каблуке, такого же глубокого красного оттенка.
Ах, да, не забыть про украшения. Она открыла шкатулку на туалетном столике – с бархатной подкладкой, выцветшей от времени. Сначала серьги – небольшие жемчужины в скромной золотой оправе. Они легко нашли свои домики в мочках ушей, добавив капельку сдержанного сияния к лицу. Потом цепочка – тонкая, золотая, с небольшим кулоном-камеей. И наконец, кольца. На безымянный палец правой руки – подаренное еще мамой широкое, гладкое, уже давно ставшее просто частью руки. На левую – два других: одно с небольшим бриллиантом, другое – просто золотое витое. Они легли на пальцы знакомой тяжестью, завершая образ, как последние штрихи доспехов перед выходом в свет. Пусть даже светом этим будет всего лишь прихожая и звонок в дверь.
Последний взгляд в зеркало во весь рост. Да. Готово. Превращение свершилось. Из сонной женщины в халате с кремом на лице – в Анну Аркадьевну, которая ожидает свидания. В ней было спокойствие опыта и знание своего тела и его власти.

И вот настал момент духов. Французские. Флакончик из тяжелого матового стекла, лаконичный, без вычурности. Guerlain, Shalimar. Она нажала на распылитель. Облако аромата окутало ее: бергамот, сандал, дымная ваниль, нежность ириса и жасмина, терпкость цитрусов. Запах сложный, как сама жизнь, не кричащий, но неотразимый, оставляющий шлейф воспоминаний и обещаний.

Вдруг в дверь позвонили. Анна Аркадьевна вздрогнула от неожиданности. Пальцы непроизвольно потянулись поправить и без того безупречную прядь волос у виска. Кто это? Он? Так рано? Взгляд метнулся к будильнику на тумбочке – тяжелому, бронзовому, с тикающим механизмом внутри. Нет, время еще... Звонок повторился, на этот раз настойчивее, требовательнее. Он эхом отозвался в тишине квартиры и через коридор ворвался в уют спальни, где на кровати все еще лежал сброшенный пушистый халат, а в воздухе висел дорогой, сложный, только что обретенный запах женщины, готовой быть роковой.

А может... – пронеслось в голове, – это тот самый обаятельный улыбчивый сосед с торсом греческого бога, который, наконец-то, заметил ее гранатовый силуэт в лифте? Или юркий доставщик пиццы, чей взгляд вчера случайно задержался на ее разрезе платья секундой дольше необходимого? Она даже представила: вот он стоит на пороге с коробкой, от которой тянет острыми колбасками чоризо, сладким перцем и моцареллой, его взгляд скользит по ее дорогому шелку, не улавливая ни сложности аромата, ни намека на кружевное таинство под тканью платья. Он видит перед собой просто немолодую тётку, которой лень готовить самой.
А что если это он все же? Сердце снова застучало, но теперь в нем смешались надежда и абсурдное предвкушение: какую улыбку выбрать? Томную и обещающую – для ухажёра? Или дежурную – для разносчика быстрых углеводов? Или, быть может, вызывающе-невинную – на случай, если это все-таки греческий бог с шестого этажа?
Зеркало молчаливо отражало ее растерянность: вся эта алхимия кремов, духов и кружев – и финальный аккорд судьбы – звонок в дверь, за которой с равной вероятностью мог стоять Адонис... или парень с пиццей. И кто знает, может, пицца – это и есть сегодняшний сюрприз судьбы?
Тогда уж — с грушей и горгонзолой…

Она у зеркала творила красоту,
из сонной женщины лепила совершенство,
в помаде скрыв ночную наготу
губ чувственных, припухших от блаженства.

Ракушечная выгнутость ресниц
переливалась нежным перламутром,
маня ныряльщиков за жемчугом. Цариц
морских узнаешь по повадкам даже утром.


Мой телеграм-канал https://t.me/al_shvedov