Над злом

1

«Одно горе прошло; вот, идут за ним еще два горя».* Так сказано в Священном Писании. Так однажды во дни древние случилось на Севере.

Сначала северян долго изнуряло необычайно жаркое лето, ставшее причиной засухи, которая в свой черёд погубила урожаи в полях и садах. Затем знойные да смрадные юго-западные ветры принесли из проклятых языческих краёв неведомую смертельную заразу. Разразился Мор, и за шесть осенних седмиц умертвил треть населения Севера.

А когда на исходе осени королевские лекари нашли снадобье, способное остановить болезнь, вслед за тёмными моровыми ветрами явилось великое воинство западных язычников. Прознав о бедствиях, кои обрушились на северян, идолопоклонники вознамерились воспользоваться оказией и стремительно завоевать земли ослабевших соседей…


2

Уже восемь дней враги осаждали столицу. Горожане, которым королевские воины запретили приближаться к защитным стенам, с нарастающей тревогой вслушивались в доносившиеся оттуда звуки сражения и наблюдали за тем, как вздымается к серым небесам лохматый чёрный дым.

По безлюдной базарной площади уныло бродили тощие собаки. Ремесленники бездействовали. Большинство трактиров было наглухо закрыто, а те, чьи двери остались незапертыми, всё равно пустовали. Зато храм не имел недостатка в посетителях. Изнывавшие от страха люди днём и ночью приходили туда, чтобы вознести зачастую безмолвные покаянные молитвы.

Пришла в дом Пресветлого Творца и Аннике. Помолившись, она тихо спросила старого священника:

- Отец, что мне делать, если враги ворвутся в город? Если они победят.

- О чём ты, дитя? – рассеяно промолвил старик.

- Ну… - Девушка покраснела. – Я о том… Если враги будут убивать горожан и… Если  будут насиловать женщин…

Священник нахмурился и внимательно посмотрел на собеседницу.

- Сколько тебе лет?

- Скоро ис… Скоро должно исполниться шестнадцать.

- А имя?

- Меня зовут Аннике.

Священник перевёл взгляд на высокое стрельчатое окно между мраморными пилястрами, на огромный величественный витраж.

- Что ж, Аннике… полтора столетия назад жили в пограничном городе нашего королевства три отроковицы, не менее красивые, чем ты. Сёстры. И когда язычники захватили город и возжелали обесчестить их, они заперлись в отчем доме и, взывая к Творцу, пронзили свои сердца кинжалами. Ныне их почитают святыми. Ступай же и поведай сие собственным сёстрам и подругам. 

Развернувшись, старик хотел уйти, но Аннике схватила его за широкий рукав рясы:

- А как же… Ведь самоубийство – грех.

Священник вздохнул и неожиданно резко сказал:

- А как ты думаешь, что для тебя будет хуже: предстать пред Всевышним девственницей, предпочетшей смерть бесчестию, или умершей от старости блудницей, усладившей десятки поганцев?! Хотя сомневаюсь, что ты умрёшь от старости. Язычники убьют тебя. Попользуются и убьют. Или ты сама убьёшь себя, не выдержав надругательств.

Слёзы навернулись на глаза Аннике. Она отпустила рукав священника и бросилась прочь. В притворе, где было менее людно, девушка прижалась к стене спиной и разрыдалась. Никто не подошёл к ней, не попытался утешить, успокоить. В последнее время женские слёзы лились часто и к ним привыкли, на них перестали обращать внимание.

Постепенно, капля за каплей отчаяние покинуло девушку, вновь уступив место страху, свойственному всем людям, над которыми нависла смертельная опасность.

«На столицу нападали не единожды, - подумала Аннике и вышла на портик. – Но наши воины побеждали. Город ни разу не был захвачен».

Пепельные тучи затянули небо, солнце утонуло в них. Утро ничем не отличалось от вечера. Издалека доносились крики, лязг и грохот падающих камней. Битва не прекращалась ни на миг.

- Аннике. – Кто-то притронулся к плечу девушки. Вздрогнув, она обернулась и увидела двух подруг: семнадцатилетнюю Лану и двадцатилетнюю Киру. Обе выглядели так, словно всю ночь таскали мешки с мукой: лица измождённые, платья в пыли, волосы в беспорядке. Кира держала на руках своего пятимесячного сына, завёрнутого в коричневое покрывало. Он, похоже, крепко спал.

- Доброго дня, - по привычке сказала Аннике и улыбнулась. Она обрадовалась подругам.

- Доброго? – усмехнулась Лана и покосилась на восток, где находились главные городские ворота. – Ну-ну.

- О чём ты толковала со священником? – спросила Кира.

Аннике неохотно пересказала слова старика. И снова почувствовала близость отчаяния.

- Он прав, - задумчиво пробормотала Кира.

Лана негодующе посмотрела на неё:

- Прекрати! У тебя ведь ребёнок!

- Да? А ты знаешь, что язычники делают с младенцами? Они их едят живьём, полагая, будто тем самым сохраняют себе молодость и продлевают жизнь.

Аннике похолодела.

- Это произошло у тебя на глазах? – приподняв бровь, поинтересовалась Лана.

- Нет, - ответила Кира, - это рассказывают люди. И ежели проклятые западные псы ворвутся в город, я убью себя и сына.

В её голосе звучала решимость. И обречённость.

- О Творец! – Лана всплеснула руками. – Да не верь ты всему, что болтают базарные торговки!

- Это болтали не торговки.

- Неважно. Лично я не собираюсь пронзать себя кинжалом или глотать яд. Мы – женщины, а не воины. Нас не станут убивать, а… Ну… потешатся и пойдут грабить соседние города.

Кира рассмеялась, как смеётся тяжело больной.

- Потешатся? Потешатся?! С одной потешились! Неглубоко изрезали ей кожу, чтобы она кровью обливалась, но не умирала, а потом вдоволь потешились!

- А это тебе кто наплёл?

- Моя кузина! Она знакома с несчастной! Ей в придачу ещё и зубы все выбили, чтоб она не могла…

На востоке громыхнуло. Раз, другой, третий… Задрожала земля.

- Давайте пойдём домой, - сказала Аннике.

- Да, - Лана кивнула, – нечего тут стоять.

Они спустились с портика по широкой мраморной лестнице, пересекли вымощенную булыжниками площадь и вошли в западную улицу. Позади них продолжал греметь необычный гром. Гром войны. Гром варваров…

Разговор возобновила Аннике:

- А я… я не знаю, как быть. Наложить на себя руки – большой грех. Но бесчестие, осквернение…

Лана фыркнула:

- Ты говоришь так, словно город уже пал и наши защитники убиты! Перестань! Не всё потеряно! Нельзя же быть столь трусливой!

- Говорят, нынче язычников тьма тем, - вставила Кира.

- А ещё говорят, что наш король святой! – парировала разозлившаяся Лана. – Но это нисколько не мешает ему творить непотребства, от коих смутились бы и наши враги! Хватит нести всякую…

По мостовой звонко застучали копыта. Прискакал королевский стражник на белом коне. Шлема на ратнике не было, и по виску текла кровь. В деснице тускло поблёскивал зазубренный меч.

- Бегите! – прокричал воин. – Прячьтесь! У них гигантский каменный таран! Их не сдержать! Они скоро ворвутся в город! Прячьтесь! Бегите!

Стражник промчался мимо, скрылся за поворотом и снова закричал:

- У них каменный таран! Они вот-вот ворвутся в город! Прячьтесь!

Подруги переглянулись.

- Мой дом ближе, - сказала Кира. – Давайте укроемся у меня.

- Да, правильно, - согласилась Лана.

Но Аннике покачала головой:

- Нет, я должна быть с родителями. Они ждут меня.

- Не глупи! – Лана схватила её за руку и не по-девичьи крепко сжала. – Ты ничем им не поможешь! Нельзя терять времени!

Аннике вырвалась и твёрдо повторила:

- Нет.

Сын Киры проснулся и заплакал. Подруги разом, будто по приказу, кинулись бежать. Аннике отделилась от спутниц, свернув на более узкую улицу.

Громоподобные, сотрясающие город удары стихли.


3

Улица стала подниматься, по бокам появились кривые ступени из грубо отёсанных камней. До дома оставалось две-три сотни шагов. Уставшая, запыхавшаяся Аннике остановилась, чтобы немного отдохнуть и перевести дух. Посмотрела назад, прислушалась и… опять услышала цокот копыт. Но донёсся он не оттуда, откуда она прибежала, а спереди. Девушка повернула голову и увидела, как на улицу выехали два всадника на неправдоподобно крупных чёрных конях с бугрящимися мускулами.

Аннике едва не закричала. Это были враги, язычники в потёртых кожаных доспехах, помятых бронзовых шлемах и плащах из волчьих шкур. Один, чьё лицо наискосок пересекала чёрная повязка, закрывавшая левый глаз, сжимал в руке боевой топор с лезвием похожим на полумесяц. Другой вооружился стальной шипастой палицей. У него была длинная русая борода, заплетённая в две косы.

- Боги и демоны! – пробасил одноглазый варвар. – Фагар не брехал! Столичные девки хороши!

Бородач осклабился и свободной рукой похлопал себя по ноге:

- Беги сюда, красотка! Поцелуй победителей! Приласкай своих новых господ!

Сперва ужас парализовал Аннике. Она застыла, глядя на палицу, между шипов которой застрял окровавленный обрывок скальпа. А затем тот же ужас погнал девушку прочь. Ни о чём не думая, она юркнула в проулок и побежала изо всех сил. Ветер загудел в ушах, заглушив остальные звуки. Перед глазами замелькали стены домов, окна, двери… Несколько раз она перепрыгивала через выгребные ямы. Трижды чуть не упала, поскользнувшись на каком-то мусоре. Дважды проскочила под деревянными лестницами, тянувшимися к верхним этажам. Свернула в совсем тесный проулок с не мощёной дорогой и… замерла в тупике.

Аннике обернулась, задержала дыхание, напрягла слух. Сквозь дробь собственного сердца она отчётливо различила стук копыт и тяжёлые голоса варваров. Они преследовали её. И они не отступят.

Загнанная в ловушку девушка заметалась от стены к стене. Попробовала открыть двери, но они были заперты.

Язычники показались в тупиковом закоулке. Они не торопились, будто знали, что их жертва никуда не денется. Впереди ехал бородач.

- Кис-кис-кис, красотка, - звал он и царапал стены домов палицей. – Кис-кис.

И вдруг весь город разразился криками. Сотни людей закричали почти одновременно. Кто от страха, кто от боли, кто от ярости…

Аннике затравленно осмотрелась. С крыши последнего дома свисала стремянка. Только к земле она не опускалась. От земли до стремянки было шесть-семь локтей.

- Кис-кис-кис.

Вытянув руки, девушка подпрыгнула и ухватилась за самую нижнюю перекладину лестницы. Хотела подтянуться, но не смогла. Попыталась забросить ногу на перекладину, но платье не позволило.

Варвары захохотали, перекрыв шум гибнущей столицы.

Аннике отпустила перекладину и, едва коснувшись земли, принялась рвать на себе юбку. К счастью ткань была не очень крепкой.

- О! – воскликнул одноглазый, впившись взглядом в стройные ноги девушки. – Это мне нравится! Это правильно!

Аннике снова ухватилась за стремянку и закинула на неё ногу.

- А, по-моему, она сейчас улизнёт, - сказал бородач. Он остановил своего коня, перехватил поудобней палицу и метнул её. Тяжёлое варварское оружие врезалось в стремянку на высоте третьего этажа, перебило один брус и грянулось на землю.

- Слабак, - усмехнулся одноглазый. – Учись, как надо.

И он, гикнув, метнул топор, который… вонзился в каменную стену рядом с Аннике. Вонзился и застрял. Девушка вскрикнула.

- Да уж! – загоготал бородач. – Баб ты пугать горазд!

Аннике ухватилась за вторую перекладину, потом за третью и наконец-то поставила обе ноги на первую. Теперь ничего не стоило подняться на крышу. Девушка быстро полезла вверх и… заметила по правую сторону от себя внушительное стрельчатое окно с разноцветным витражом. На стеклянной картине был изображён некий святой в зелёном хитоне и с ярким золотисто-алым нимбом вокруг седой головы. Вместо лица у святого серебрилось овальное зеркало, в коем отражалась черепичная кровля соседнего дома. Над головой седовласого запечатлели десятки млечных семиконечных звёзд, образовавших спираль. В руках святой сжимал раскрытый фолиант. На жёлтых страницах чернели короткие ровные строки.

Под витражом к стене крепилась резная деревянная вывеска. На ней между чёрным гребнем и серебристой бритвой алели два слова: Цирюльня Аскеля.

Аннике не сомневалась, что ни витража, ни вывески здесь не было, пока она не добралась до второго этажа. В данном тупике вообще не было никаких окон. Лишь крепкие, запертые изнутри двери…

Повреждённая стремянка затрещала и развалилась на две неравные части. Меньшая осталась висеть, а большая вместе с девушкой полетела вниз. Ударилась брусьями о стену, перевернулась и воткнулась в землю. Аннике разжала руки и упала… Вытянулась вдоль стены, захрипела, дёрнулась и затихла…

- Вот и на тебе!

- Допрыгалась!

Воины, подъехав, спешились. Бородач склонился над девушкой и положил руку ей на плечо.

- Сдохла. Шею сломала. Но это даже лучше.

- Чем же? – одноглазый сплюнул.

- Брыкаться не будет. – Бородач погладил мёртвую Аннике по бедру. – Она тёплая, как пироги твоей мамаши. Глупо упускать возможность.

- И кто начнёт?

- Жребий решит.

Бородач достал из кармана золотую монету и показал соратнику…


4

Было темно. Не так, как ночью. И не так, как там, где нет света. Но темно. По-иному. А как именно, Аннике не сумела бы объяснить, хотя ныне она понимала многое из того, что часто озадачивало её прежде…

А внизу, под этой темнотой кричали люди. Одни страдали. Другие хотели причинять страдания. И звенел металл, которому всё было безразлично. И скрежетал камень, который не боялся превратиться в песок. И трещала в объятиях огня мёртвая древесина. Она становилась частью пламени,  танцуя с ним…

«Над злом, - подумала Аннике. – Я над злом…»


______________________
* Откровение Апостола Иоанна Богослова 9:12