Библиотека забытых эмоций

Доктор Виктор Наумов закрыл дверь лаборатории на ключ. Его руки дрожали - странное ощущение, которое он не мог объяснить. На столе перед ним лежали двенадцать стеклянных ампул с мутной жидкостью. «Эмоциональный вирус» - так он называл своё открытие. Завтра утром Совет Рационалов должен был принять решение: уничтожить разработку или использовать её как оружие.

Он посмотрел в окно. Город мирно спал. Миллионы людей, лишённых страстей, жили как идеально отлаженные механизмы в часах. Ни войн, ни преступлений, ни страданий. Но и ни радости, ни любви, ни творчества.

Сейчас, в свои 62 года он чувствовал себя последним хранителем эмоций.  Виктор Иванович был высоким (около 188 см), с сутуловатой от возраста, но всё ещё крепкой фигурой. Его лицо изрезано глубокими морщинами, особенно вокруг глаз — будто он слишком часто щурился от яркого света. Густые седые брови придавали его взгляду мрачную выразительность. Пепельно-седые волосы всегда были слегка растрёпаны. Он носил длинный поношенный кожаный плащ, который отказывался сменить на новую, модную, синтетическую верхнюю одежду. Он был известной личностью, многие знали его лично, остальные постоянно видели репортажи о его работе по центральному каналу.

Виктор взял в руки первую ампулу. «Страх». Он знал, что делает. Когда-то, в детстве, он был другим. Помнил запах духов своей мамы, боль от разбитой коленки после падения с велосипеда Кама, восторг от первого поцелуя с одноклассницей Ирочкой. Пока не началась «Великая Стабилизация». Его пальцы длинные, с тонкими шрамами от химических ожогов разжались, и ампула с дребезгом разбилась о кафельный пол. Он разбил вторую ампулу. «Гнев». Третью. «Радость».

Когда утром пришли охранники Совета, лаборатория была уже пуста. На столе лежала единственная оставшаяся ампула с надписью «Надежда». А на стене маркером было написано: «Они в книгах. Ищите».

33-летняя Екатерина Морозова проснулась ровно в 6:30, как и каждый день последние двенадцать лет. Прохладный душ. 200 грамм питательной бесцветной смеси на завтрак. 20 минут на дорогу до Центрального Архива на экомувере, который без устали перевозил людей 24/7.

Катерина была худощавой, но с незаметной силой в руках (сказывается постоянная работа с архивными книгами), среднего роста, тёмно-каштановые волосы до плеч, которые обычно распущены. Идеальный работник архива. Точно следует инструкциям, никогда не опаздывает, не задаёт лишних вопросов. 

- Доброе утро, коллега Морозова, - произнёс голос из-за соседнего стола.

- Доброе утро, коллега Васильков, - ответила она, хотя прекрасно знала, что ни утро не было добрым, ни Васильков не был ей коллегой в истинном смысле этого слова. Просто так предписывал Регламент Социальных Взаимодействий.

Её пальцы механически перебирали древние документы. Сегодняшняя партия - медицинские отчёты начала XXI века. Строки сливались перед глазами:

«Пациент испытывает... пациент чувствует... эмоциональное состояние...»

Эти слова вызывали странное щемящее ощущение в груди. Как будто что-то пыталось вырваться наружу. У Кати была привычка прикусывать нижнюю губу, когда она сосредоточена. Она быстро закрыла папку. Такие мысли были опасны.

Вечером, вместо предписанного маршрута домой, её ноги сами понесли её в старый район. Туда, где за заброшенной станцией метро скрывался вход в её тайное убежище.

Библиотека занимала три подземных этажа бывшего хранилища центрального банка. Екатерина нашла её случайно пять лет назад, когда исследовала вентиляционные шахты. С тех пор она приходила сюда каждую неделю.

Сегодня воздух в библиотеке пахнет по-другому. Острее. Как перед грозой.
Она прошла мимо привычных отделов:
- «Первичные аффекты» (страх, удивление, радость)
- «Социальные эмоции» (стыд, вина, гордость)
- «Сложные состояния» (ностальгия, томление, экстаз)

Но сегодня её взгляд привлёк новый свет в дальнем углу. Там, где раньше была глухая стена, теперь был проход, а на полу виднелись свежие следы.

Сердце (или то, что она считала сердцем) забилось чаще. Это было нарушение правил. По всем нормам безопасности следовало уйти и доложить куда следует. Но ноги сами понесли её вперёд.

В маленькой абсолютно круглой комнате стоял одинокий высокий стол. На нём лежала книга в чёрном переплёте с серебряными застёжками. На обложке - ни названия, ни автора. Только предупреждение в правом углу, написанное еле заметно:
«Эта эмоция запрещена даже здесь».

Когда её пальцы коснулись обложки, по руке пробежала волна мурашек. Металлические застёжки расстегнулись сами, с щелчком, который отбросил волну эхо по всей комнате.

Первая страница была пуста.
Вторая - тоже.
На третьей появились слова, которых сначала не было:
«Ты уверена, что хочешь помнить?»

Екатерина хотела захлопнуть книгу, но не смогла. Буквы начали двигаться, перетекать, складываться в образы.
Перед глазами вспыхнули воспоминания, которых не могло быть:
- Маленькая девочка (она?) плачет над мёртвой птичкой.
- Подросток (она?) кричит на женщину с маминым лицом.
- Взрослая (она?) целует мужчину, и в груди распускается тёплый цветок.
Она упала на колени. Впервые за тридцать три года её щёки были мокрыми. Она плакала. И это было прекрасно и ужасно одновременно.

Где-то в темноте раздался скрип двери.
- Нарушение протокола 7-А, - раздался механический голос. - Чтение запрещённых материалов.

Двое в серебристых комбинезонах стояли в дверях. Их лица скрывали зеркальные маски. На груди - эмблема Департамента Эмоциональной Гигиены.
Екатерина попыталась встать, но ноги не слушались. Книга жгла руки, но отпустить её она не могла.

- Вы не понимаете... - прошептала она. - Здесь правда...
- Эмоции — это болезнь, - ответил первый хранитель. - Мы лекари этого мира.
Рука одного из сотрудников Департамента потянулась к поясу, где висел странный прибор, напоминающий шприц и фонарь одновременно.

Екатерина инстинктивно прижала книгу к груди. И в этот момент страницы вспыхнули ослепительным светом.

Когда свет рассеялся, никого кроме неё не было в помещении. Но библиотека... изменилась. Книги на полках шевелились, перешёптывались. По стенам бежали цветные тени.

Екатерина поднялась. В голове звучал голос, который она узнала, как свой собственный, но... другой. Тот, что помнил.
«Беги. Они уже знают».

Она бросилась к выходу, но коридоры изменились. Знакомый путь вёл теперь в незнакомые залы. В одном из них стояли стеклянные колбы с мутной жидкостью - точь-в-точь как в её внезапно всплывшем воспоминании о лаборатории. Надпись на табличке гласила: «Экспериментальный вирус ЭВ-12. Последняя партия».
За спиной раздались шаги. Много шагов. Екатерина судорожно огляделась и увидела маленькую дверцу за стеллажом.

Последнее, что она успела заметить перед тем, как нырнуть в узкий проход - дату на колбе: «15.09.2084». Завтрашнее число.

Улицы встретили её непривычной пустотой. Даже в этот час здесь обычно бродили люди. Теперь - ни души.

Екатерина бежала, не зная куда. Книга по-прежнему была прижата к груди. Она чувствовала её пульсацию, будто в ней билось живое сердце.
Внезапно перед ней возникла фигура в тёмном плаще.
- Ты прочла, - сказал незнакомец. Это не был вопрос.
Его лицо скрывал капюшон, но Екатерина вдруг поняла, что знает этого человека. Каким-то глубинным, нерациональным знанием.
- Доктор... Наумов? - выдохнула она.
Капюшон откинулся. Перед ней стоял пожилой мужчина с шрамами на лице. Его глаза были полны того, чего она никогда прежде не видела - одновременно печали и радости.

- Они активируют вирус завтра на рассвете, - сказал он. - Последний, двенадцатый штамм. После этого не останется даже намёка на эмоции. Навсегда.
Екатерина почувствовала, как в груди закипает что-то новое. Горячее и острое.
- Что мне делать? - спросила она, и впервые в жизни вопрос не был формальностью.
Старик улыбнулся:
- Ты уже начала. Ты помнишь.

До рассвета оставалось шесть часов.
Виктор Наумов привёл её в подвал старой аптеки. На стене висела карта города с десятками красных меток.
- Центры распространения, - объяснил он. - Утром они выпустят вирус через систему вентиляции.

Екатерина изучала карту. Вдруг одна из меток начала пульсировать. Потом другая. Она поняла - книга в её руках реагирует на что-то.
- Здесь что-то есть, - ткнула она пальцем в здание мэрии.
Доктор побледнел:
- Главный распределительный узел. Но там круглосуточная охрана.
Она уже знала, что скажет дальше:
- У меня есть план.
В её голосе звучала уверенность, которой не было ещё несколько часов назад. И ещё что-то... предвкушение?

Проникнуть в мэрию оказалось проще, чем ожидалось. Охранники были... невнимательны. Как будто сама идея, что кто-то может нарушить правила, была для них абсурдна.
Екатерина и Виктор спустились в подвал. Огромная стальная дверь с биометрическим замком.
- Мне нужна твоя рука, - сказал старик. - Они ещё не сменили протоколы доступа. Ты всё ещё числишься архивариусом.
Дверь открылась с тихим шипением. Внутри стояли двенадцать цилиндрических контейнеров, соединённых трубами с центральной вентиляционной системой.

- Вирус, - прошептал Виктор. - Двенадцать эмоций, обращённых в оружие.
Екатерина подошла ближе. На каждом контейнере была маркировка: «Гнев», «Страх», «Отвращение»... Последний был помечен «Надежда».
Книга в её руках вдруг вспыхнула тёплым светом. Страницы сами раскрылись на середине. Там, где раньше был пустой пергамент, теперь сияли слова:
«Ты помнишь. Теперь помогут другие.»

Они работали всю ночь. Наумов перепрограммировал систему распыления, Екатерина... разговаривала с книгой. Вернее, книга говорила через неё.
Когда первые лучи солнца коснулись крыш города, работа была закончена.
- Ты уверена? - спросил уставший доктор. - После этого пути назад не будет.
Екатерина посмотрела на панель управления. Её рука дрожала, но не от страха. От чего-то другого.
- Я помню, - сказала она и нажала кнопку.

По трубам побежал лёгкий гул. Где-то наверху люди начинали свой обычный день, не зная, что в воздухе уже витает нечто странное.
Первыми должны были пойти «Радость» и «Грусть». Потом «Любовь» и «Гнев». Последней - «Надежда».

Екатерина вышла на улицу. Город просыпался. Кто-то впервые за много лет улыбался без причины. Кто-то плакал, не понимая почему.
Она открыла книгу на последней странице. Там, где раньше не было ничего, теперь стояла подпись: «Виктор Наумов и Екатерина Морозова. Первые Читатели нового мира.»

Где-то вдали раздался первый за тридцать лет смех.