Оправдание. Глава 5

В том году осенняя блеклость за окном растворилась, как сигаретный дым, уступив место зимней бесцветности. И вот однажды декабрьским вечером, в преддверии очередной вечеринки Нэйтана, Седрик замер перед зеркалом в ванной комнате, в которой свет тонул в болотной зелени кафеля. За тонкой гладью стекла он видел незнакомца — молодого человека со взглядом и усмешкой, которые были остры, как заточенные лезвия. В этом отражении нельзя было найти и тени того скромного мальчишки из Саут-Хилла, что когда-то проводил дни с книгой в руках, а ночи — в манящих грезах, от которых теперь остались лишь осколки.

«Ну и хорошо. Я не хочу больше быть тем парнем», — мелькнуло у него в голове. Он поправил свои прямые яркие волосы, которые вечно норовили упасть на глаза.

На тусовке Уайатта его больше не тревожили сомнения: усевшись на кожаный диван, он непринужденно болтал с приятелями Нэйтана. Никаких следов того замкнутого одиночки, который раньше искал утешения у высоких окон, где городские огни казались ближе, чем развязный смех гостей. Нет, теперь, после своего морального и физического преображения, он с легкостью погружался в беседы на излюбленные темы этой шумной эксцентричной компании: деньги, удовольствия и роскошная жизнь.

Но если бы он обернулся, то увидел бы, что Нэйтан в этот момент внимательно смотрел на него из противоположного угла комнаты — словно паук, разглядывающий свою жертву, спрятавшись в тени. И если бы Седрик мог проникнуть в мысли Нэйтана, он бы узнал, что тот радовался переменам в друге, которые смог так легко спровоцировать. Потягивая односолодовый виски, Уайатт упивался ощущением, будто власть струится по его венам вместо крови.

***

Вечер прошел беззаботно, и выходные пролетели незаметно. Однако утром понедельника молодого офицера ждало неприятное известие: придя на службу, он узнал, что в Главное управление перевели нового детектива. Пополнение штата не вызвало бы беспокойства, если бы новичком оказался обычный ищейка. Но данный экземпляр имел звание лейтенанта, и это означало, что он теперь будет одним из руководителей в детективном подразделении. Правда, лейтенант — еще не капитан и не командир, но все же он мог своевольничать и повлиять на установленный группировкой порядок в Управлении. Уайатт-старший не мог допустить такого развития событий и приказал Седрику немедленно прояснить ситуацию.

Отдел кадров находился в ведении другого подразделения, поэтому Седрик не смог вовремя узнать о переводе лейтенанта. Но хотя офицера разозлило то, что никто из сослуживцев не сообщил ему о таком событии, он не стал тратить время на сотрудников отдела. После долгого телефонного разговора с Биллом он направился прямиком к шефу полиции Джеймсу Хэнлонду. Тот недавно занял свой пост — при поддержке мэра и, конечно же, с одобрения группировки.

Майлз прошел к кабинету начальника, даже не удостоив его секретаря взглядом. Офицер весь излучал превосходство: расправленные плечи, приподнятый подбородок, а глаза, словно острые клинки, рассекающие пространство — настало время напомнить шефу, в чьих руках находятся бразды правления городской полицией.

Хэнлонд восседал в просторном кабинете, за массивным столом из красного дерева. Кожаное кресло, словно трон, демонстративно подчеркивало его положение. Коренастый мужчина в черной форме с золотыми нашивками — символами превосходства — выглядел внушительно, а за его спиной, в позолоченной стойке, гордо застыл государственный флаг, ставший здесь элементом личного авторитета. Стены кабинета превратились в галерею достижений: сертификаты в лакированных рамках, фотографии с влиятельными людьми, ослепительно сияющие награды. Каждый предмет кричал о высоком статусе Хэнлонда, отчаянно пытаясь скрыть тот факт, что сам он так и не смог реализовать свои амбиции. Ведь на самом деле все в этом кабинете, включая его хозяина, было лишь декорацией власти.

Седрик подошел к Хэнлонду и с вызовом произнес:

— Я слышал, что к нам перевели нового детективного лейтенанта. И не куда-нибудь, а в отдел по борьбе с организованной преступностью... По какому праву вы его сюда приняли?

Офицер только недавно успел привыкнуть к своей новой жизни и не мог допустить, чтобы даже мелкая деталь нарушила ее устои. А ведь новый лейтенант в детективном подразделении — не мелочь, а серьезная угроза. Вдруг он откажется подчиняться группировке и начнет копать там, где не следует?

— Майлз, — тяжело вздохнул шеф. — Я понимаю, насколько вольготно ты себя чувствуешь в моем кабинете, как и во всем Управлении. Но пока я здесь служу, право принимать решения за мной. Перевод лейтенанта необходим, и это не обсуждается.

— Вы напрасно это делаете, шеф. Знаете ведь, на кого я работаю. Рискуете потерять свою должность, — четко произнес Седрик, пытаясь донести простую истину до шефа. И добавил тихим, но угрожающим тоном: — Если не что-то большее.

Хэнлонд с шумом встал из-за стола и приблизился к Седрику.

— Майлз, поверь, — начал он с неожиданным раскаянием в голосе. — Мне очень жаль, что тогда так вышло, но это не значит, что я буду закрывать глаза на твои преступления. Ты можешь еще спасти себя из этого…

— Хватит проповедей! Я пришел убедиться, что новый лейтенант не будет мешать установленному порядку!

Хэнлонд устало покачал головой:

— Ты угробишь себя, если будешь продолжать в том же духе. И этот твой новый друг…

— Да хватит уже! Вы за меня не переживали раньше — и не начинайте! — Седрик ударил ладонью по столу, и стоявшая на нем кружка тревожно задребезжала.

Хэнлонд открыл было рот и, казалось, хотел возразить, что он и раньше сочувствовал Седрику, но тот остановил его, подняв руку и сказав:

— Не надо, шеф. Уже поздно для таких разговоров!

Седрик развернулся и направился к выходу, но у двери остановился и бросил через плечо:

 — Надеюсь, вы усвоили мое предупреждение!

Он вырвался из кабинета шефа и на секунду замер. Бледный свет зимнего солнца, похожий на разбавленное молоко, наполнял коридор. Сослуживцы и гражданские сотрудники, снующие по узкому пространству, казались не живыми людьми, а заводными куклами.

Хэнлонд потревожил старые шрамы, которые, казалось, снова начали сочиться. Поэтому какое-то время Седрик пытался сбросить с себя беспокойство, прохаживаясь по коридору, сжимая и разжимая пальцы, словно натягивая и отпуская тетиву. Однако яд злости, поднимающийся по венам, все же взял над ним верх, и он решил пойти к новому лейтенанту, чтобы припугнуть этого «проклятого выскочку».

Офицер без разрешения влетел в его кабинет и увидел, как лейтенант готовит свое рабочее место, доставая канцелярские принадлежности и фоторамки из картонной коробки с четкой надписью: «Лейтенант Рикардо Родригес». В его движениях читалась уверенность, которую явно не смогли бы поколебать простые угрозы.

«Обживается здесь», — злобно подметил Седрик.

— Вы что-то хотели, офицер? — спросил Родригес, бросив на него короткий жесткий взгляд.

— Вы должны знать, лейтенант... — начал Седрик бесцеремонным тоном.

Но не успел закончить, потому что Родригес сразу же перебил его:

— Кто вы и почему так разговариваете со старшим по званию?! — Лейтенант выронил пачку скрепок из рук и мгновенно изменился. Черты его лица застыли, будто оно стало гранитным, а в глазах вспыхнул тот особый огонь, что бывает только у людей, уверенных в своей правоте и праведности.

Майлз же проигнорировал его вопрос и продолжил, четко выговаривая каждое слово, будто забивая молотком острейшие гвозди:

— Я не позволю вам соваться в мои дела...

— Ваши дела? — Родригес вздернул брови. — А они разве не соответствуют вашим обязанностям?

Седрик окатил Родригеса ледяным взглядом, стараясь скрыть ту боль, что причинили слова Хэнлонда. Его мышцы непроизвольно напряглись, кулаки сами собой сжались — так и подмывало выплеснуть злость на лейтенанте. Но сомнение сковало офицера. Он не знал, успел ли шеф посвятить Родригеса в установленные порядки. Поэтому вместо прямой угрозы он лишь усмехнулся, резко сократив расстояние между ним и собой. Голос Седрика прозвучал тихо, но с четкостью стали, царапающей камень:

— Какими бы ни были мои обязанности, я не позволю вам мешать их исполнению, — произнес он, чуть оскалив зубы.

— Что вы имеете в виду, офицер? — строгость в голосе Родригеса резанула Седрика в ответ.

— Чем быстрее вы поймете мои намеки, тем лучше!

Родригес всмотрелся в именную табличку на пиджаке Седрика.

— Офицер Майлз?

— Да, я работаю в отделе ведения документации. Я знаю все, что творится в Управлении. И я могу значительно усложнить вашу работу. Вы же знаете, как это бывает — какая-нибудь важная бумажка может затеряться...

— Вы мне угрожаете?

— Это дружеское предупреждение. Просто запомните, кто здесь работает с записями.

Родригес отставил коробку с вещами в сторону и решительным движением положил руки на пояс.

— Значит, если что-то случится, я буду знать, кого в этом винить!

Родригес неотрывно смотрел на Майлза. На благородном лице лейтенанта читались непоколебимая решимость, честность и даже упрямство пса, вцепившегося в идею. Офицер скрестил руки на груди и попытался ответить на суровый взгляд Родригеса с той же твердостью, но безуспешно. Ему пришлось отвести глаза первым, сомкнув зубы так, что заныли десны.

Лейтенант определенно почувствовал его временную, но отчетливую слабость:

— Я даю вам десять секунд, чтобы покинуть мой кабинет, офицер Майлз. Иначе не сомневайтесь: дисциплинарного взыскания вам не избежать!

Седрик прищурил глаза, давясь злобой. Сначала шеф со своим копанием в прошлом, а теперь еще и этот мерзкий Родригес, которого нужно учить правилам.

— Не расслабляйтесь, лейтенант! — воскликнул Майлз. — Документы всегда могут «найтись» или «потеряться»! — затем он медленно развернулся и, гордо выйдя из кабинета, не преминул напоследок громко хлопнуть дверью.

Он вернулся к своему рабочему месту и упал в кресло. Мышцы рук дрожали, будто под кожей бились десятки шершней. Он впился пальцами в край столешницы, чтобы унять эту тряску.

Если Хэнлонд решился на перевод нового лейтенанта, то что ждать дальше?

От подобных мыслей у офицера раскалывалась голова: однажды какой-нибудь шаг Хэнлонда может нарушить все устоявшиеся порядки, и тогда пострадает не только сам Седрик. И если он не предотвратит этого, ему не выжить в игре, где правила пишутся кровью.

***

Со временем напряжение нарастало, предвещая продолжение конфликта между Майлзом и Родригесом. Свою лепту в это внесла стычка на месте преступления — захламленном дворе покосившегося одноэтажного дома-сарая.

Очередное, довольно мелкое дело было неинтересно Седрику, поэтому, оказавшись на месте, он не спешил участвовать в копании в мусоре, как делали его коллеги. Отойдя к проржавевшим качелям, он опустился на сиденье, висевшее на цепях. Их скрип напоминал стон брошенного щенка — тоскливый, прерывистый, врезающийся в подкорку, и эхо этой боли отозвалось в груди Седрика ощущением сиротства.

Более года назад шеф Хэнлонд, выполняя распоряжение лидеров группировки, перевел Седрика из Южного участка, где сам раньше служил капитаном, в административное подразделение Главного управления. Но несмотря на то, что Седрик теперь работал с документами, он иногда выезжал на места преступлений, о которых ему сообщал Фицджеральд, служивший в Центральном участке, где была главная диспетчерская. После этих выездов Седрик докладывал Биллу Уайатту о серьезных делах, не связанных с группировкой.

Так что ему совсем не обязательно было сейчас суетиться с коллегами, в поисках доказательств вины хозяина дома. Он равнодушно ворошил замерзшую грязь носком ботинка, наблюдая, как сослуживцы ковыряются в чужой жизни. Седрик, еще только прибыв на место, позвонил Нэйтану. Когда тот приедет, они вместе отправятся за данью к очередному лавочнику. А потом их ждет ночь в клубе с зеркальными стенами, где можно на время раствориться в безмятежности.

Нэйтан нашел его во дворе. Майлз показал знак другим офицерам, что Уайатта можно пропустить за ленту оцепления. Пусть сослуживцы шепчутся за спиной, пусть плетут подозрения — Седрик об этом сейчас не беспокоился. Он был будто в броне из самоуверенности.

Уайатт устроился на соседних качелях и закурил, выпуская сигаретный дым змейками и привнося толику тепла в серый зимний день.

— Хочешь, устроим здесь переполох? — спросил он с усмешкой.

Но прежде чем Седрик успел ответить, на пороге дома возникла фигура в бежевом тренчкоте, явно выточенная годами дисциплины — Родригес вышагивал из жилища подозреваемого с привычным суровым видом. Должно быть, дело было серьезнее, чем думал Седрик, раз сюда прибыл сам лейтенант.

Он приближался, и с каждым шагом воздух сгущался, как перед ударом хлыста. Его взгляд, холоднее декабрьского ветра, уже впивался в Нэйтана. Седрик рефлекторно поправил галстук, готовясь к противостоянию.

— Что вы здесь делаете? Как вас сюда пропустили? — начал возмущаться Родригес, обращаясь к Нэйтану.

— Он со мной, — резко прервал его Седрик. Ему вовсе не хотелось выслушивать нотации лейтенанта о правилах выполнения полицейских процедур.

— Послушайте, офицер. Это вам не тусняк! Здесь нужно работать, а не болтать с друзьями!

Нэйтан с интересом смотрел на лейтенанта, выпуская дым совсем рядом с его лицом. Гнев Родригеса явно веселил Уайатта.

Родригес же подошел к Нэйтану поближе и вырвал из его руки сигарету, когда тот уже подносил ее к губам:

— Здесь вам не тусовка! — рявкнул лейтенант, затем бросил сигарету на землю и затушил ботинком.

Нэйтан от неожиданности поперхнулся, будто не знал, смеяться ему или разозлиться. А Седрик резко выпрямился, встав с качелей, и сделал шаг навстречу Родригесу, а его голос стал резким, угрожающим:

— Лейтенант, куда вы лезете?!

— Это вы куда лезете? Вас сюда не вызывали!

Майлз сжал кулак и хотел было замахнуться для удара, но вовремя остановил себя:

— Идите работать! — выпалил он, демонстрируя лейтенанту, у кого из них есть привилегии. — А он останется здесь! — Седрик указал на Уайатта.

Нэйтан же молча наблюдал эту сцену, по-змеиному внимательно рассматривая Майлза и Родригеса.

— Уходите. Оба! — скомандовал лейтенант.

— Нет, — отозвался Седрик. Он подошел к Родригесу ближе и прошептал: — Осторожно, лейтенант!

В глазах Родригеса что-то быстро промелькнуло. Он перевел сосредоточенный взгляд с Седрика на Уайатта, а затем снова остановил его на офицере.

— Если вы будете мешать работе моей команды, я вас отсюда сам выпровожу! — сказал он и, сверкнув темными глазами, словно давая Седрику понять, что их битва еще не окончена, направился обратно в дом.

— Забавный ублюдок, — констатировал Уайатт, поднимаясь с качелей.

***

После конфликта с Родригесом Седрик и Нэйтан отправились в клуб. Там ночь продолжилась новыми неприятностями: Уайатт ввязался в пьяную драку. Как это часто бывает, потасовка вспыхнула из-за пустяка: на выходе из клуба кто-то задел Нэйтана плечом и выругался, упомянув мать Уайатта нелестными словами. Нэйтан бросился на обидчика, как разъяренный тигр, сорвавшийся с цепи. А Седрик, ожидавший его в своей машине, выскочил наружу и поспешил к нему, чувствуя, как подошвы ботинок скользят на свежем снегу.

— Не смей так говорить про мою мать! — кричал Нэйтан, и его рев перекрывал доносившуюся из клуба музыку. Он прижал провинившегося затылком к стене, схватив за горло, и методично долбил его по лицу — удар, кровь, удар, хрящ. Кулак Уайатта уже был изрядно испачкан кровью, а его шикарное пальто цвета молочной пены теперь напоминало полотно абстракциониста: алые брызги на белом холсте. 

Седрик подбежал и застыл рядом с другом. Два противоположных намерения столкнулись в нем: долг требовал остановить Нэйтана, но сцены насилия теперь вызывали нечто совершенно обратное отвращению. И это «нечто» не давало Седрику исполнить свои обязанности телохранителя.

В одно мгновение Нэйтан, не обращая внимания на Майлза, собравшихся вокруг шокированных зевак и растерявшихся при виде полицейского клубных охранников, окровавленной рукой достал из кармана пальто выкидной нож-стилет. Лезвие щелкнуло, холодная сталь легла на пульсирующую вену обидчика.

— Я могу сделать так, что ты никогда больше ничего не скажешь, — прошипел Нэйтан сквозь зубы. — Ты останешься в живых, но навсегда лишишься голоса!

В его глазах можно было увидеть стремительно чернеющую ненависть. Седрик был заинтригован. Во всем этом сквозило что-то сверхъестественное. Будто тысяча демонов поднималась из самых темных уголков души Нэйтана. Или просто его маска беспечности сорвалась, обнажив черную дыру, куда проваливается все человеческое?.. Оказалось, даже у него были свои болевые точки, на которые никому не следовало нажимать.

Седрик смотрел на него, не в силах отвести завороженный взгляд. Он не знал, что прокричать: «Остановись!» или же: «Давай, Нэйтан!»

Наконец, что-то в душе офицера легонько шевельнулось, и он пришел в себя. Он позвал друга, отвлекая его внимание от жертвы:

— Нэйт! — Затем осторожно положил руку на его запястье, липкое от крови, и тихо произнес: — Оставь этого придурка! Не марайся.

Нэйтан все еще был напряжен, он не замечал Седрика. Тогда офицер одним ловким движением вырвал нож из его руки. Нэйтан вздрогнул, будто вышел из транса, и недоуменно посмотрел на Майлза.

— Если ты это сделаешь, твой отец меня убьет, — тихо сказал ему Седрик.

Постепенно в глазах Нэйтана стала проявляться осознанность. А Седрик повернулся к его обидчику и дал тому время рассмотреть свою форму — теперь он испытывал чувство превосходства из-за своей должности полицейского.

— Какие-то проблемы? — спросил Майлз тоном, которым можно было бы крошить лед.

Парень, с лицом, напоминающим кусок мясной туши, увидел значок на пальто Седрика и замер от ужаса.

— Н-нет… офицер, — прохрипел он и поспешил скрыться в толпе, оставив на асфальте кровавый пунктир.

А Нэйтан, чье тело все еще вибрировало, как перегруженный мотор, опустил руки и дышал так тяжело, словно пробежал марафон. Седрик положил руку ему на плечо:

— Пойдем, Нэйт.

Спустя примерно пятнадцать минут друзья уже были в квартире Уайатта. Уставший после вечеринки Седрик лежал на софе в своей форме, а Нэйтан сидел на диване напротив него, у маленького стеклянного столика, сосредоточенно тасуя колоду карт руками, в которых еще дрожали нерастраченные импульсы ярости.

— Ты много помнишь о своей матери? — внезапно спросил Седрик, поднимая глаза, чтобы встретиться взглядом с Нэйтаном.

Нэйтан замер с картами в руках.

— Она ушла, когда мне было всего десять. Как много я могу о ней вспомнить? — Уайатт пожал плечами. — Только отдельные моменты.

— Возможно, это не так уж и плохо, — задумчиво протянул Седрик. — Может, тебе лучше и не помнить ее... Но почему она ушла, Нэйт?

— А как ты думаешь? Она не могла вынести новой «работы» отца. Есть женщины, которые таким кичатся. Но она, видимо, была другой. Упрямая, честная.

— Почему же она не забрала тебя с собой?

— Не знаю. Я столько книг прочел, пытаясь понять ее... А как насчет твоих родителей?

— Я не был у них дома с восемнадцати лет. Знаешь, я иногда скучаю по родителям. Я хотел бы их навестить, но что-то меня все время останавливает...

— Думаешь, это нормально? Ты же вычеркнул их из своей жизни! — возмутился Нэйтан.

Седрик некоторое время размышлял, наблюдая за ним с сомнением, а Нэйтан смотрел в ответ бескомпромиссно.

— И как, по-твоему, я могу это исправить?

— Ты? Нет, ты не можешь исправить все в одиночку. Это требует усилий каждого. Это семейное дело, — ответил Уайатт, доставая из кармана пиджака пачку сигарет. Обнаружив, что она опустела, он одним рывком поднялся и достал новую из ящика под телевизором, а затем снова сел на диван и жадно закурил.

— Это невозможно, Нэйтан, — покачал головой Седрик. — Мы давно не общались. Что я мог бы им сказать?

— Что ты человек с чувствами и потребностями. Что тебе нужна семья, — пояснил Уайатт, стряхивая пепел первой затяжки в серебряную пепельницу на столике перед собой.

— Я не могу, Нэйтан. Правда в том... что мы никогда не были по-настоящему близки. Я вообще не уверен, что получил родительскую любовь.

— Любовь? А кто говорит о ней? Все дело в родственных узах, — выпалил Нэйтан. — Я вообще не верю в такую вещь, как «любовь», — и, резко выпустив струю сигаретного дыма, с презрением добавил, будто выплевывая: — Люди просто неправильно ее понимают. Она — не более, чем детская прихоть!

Седрик повернул голову к окну, его пальцы теребили лацкан форменного пиджака, пока он пытался собрать мысли воедино. Возможно, Уайатт «обескровил» свои чувства к матери, лишив их смысла. И нашел в этой бессмысленности свое утешение. И силу.

— Но зачем же ты защищаешь свою мать, если не любишь ее? — спросил Седрик.

Нэйтан снова выпустил дым, который скрыл его глаза, будто театральный занавес. Седрик заметил, как подрагивает его рука с сигаретой. Уайатт отвернулся, его профиль стал резким, как и голос:

— Всему виной родственные узы. Никогда не знаешь, на что тебя толкнет привязанность к родным.