Грета. Глава 1. Утро в Унтертюркхайме

Утро в доме на пахнущей липами окраине Унтертюркхайма всегда начиналось с двух звуков: далекого, басовитого гудка с сортировочной станции, где правил отец, и тихого шелеста страниц, доносившегося из комнаты матери. Для Греты эти звуки были двумя полюсами мира, между которыми она жила. Гудок был символом незыблемой, как стальной виадук, реальности. Шелест страниц — обещанием миров, которые лежали за пределами этой реальности.
— Снова засиделась вчера? — голос отца, Вильгельма, был ровным и основательным, как шпалы на его железной дороге. Он не смотрел на дочь, сосредоточенно намазывая масло на толстый ломоть хлеба. Его руки, большие и уверенные, могли успокоить вибрацию стотонного моста, но казались неловкими в обращении с такой мелочью, как масленка. — Глаза испортишь со своими книжками.
— Это не книжки, папа. Это конспекты, — Грета отпила глоток кофе, горького и крепкого, как её собственная решимость. — По термодинамике.
Вильгельм хмыкнул.;— Термодинамика… Вот паровоз — это термодинамика. Мощь. Надежность. Его слышно за пять километров. А ваши эти автомобили… игрушки. Тарахтят, ломаются.
Грета промолчала. Спорить было бессмысленно. Для её отца, инженера-железнодорожника старой школы, мир делился на настоящее и несерьёзное. Железная дорога была настоящей. Автомобили, самолеты, вся эта лихорадочная гонка за скоростью — несерьёзным.
— Не сердись на него, — прошептала мать, когда отец вышел, чтобы завести свой старенький мотоцикл. Эльза, бывшая учительница словесности, была тихой союзницей. Она не понимала чертежей дочери, но чувствовала её голод. — Он просто боится за тебя. Это мир мужчин, дитя моё.
— Я справлюсь, — коротко ответила Грета.
На заводе Daimler-Benz она пока была лишь винтиком в огромной машине. Секретарь в приёмной конструкторского бюро. Она печатала приказы, носила чертежи, отвечала на звонки. Но каждый раз, входя в святая святых — огромное, залитое светом помещение КБ, — она чувствовала, как внутри всё замирает. Она вдыхала его запах — смесь карандашной стружки, аммиака с синек и того самого, волнующего, запаха горячего металла и машинного масла.
Она знала всех его обитателей. Вот Ганс, бывший гонщик, чье тело было картой переломов, а язык — источником бесконечного цинизма. Он вечно подшучивал над ней, но в его глазах она иногда видела тень уважения. Вот молодой Эрих, талантливый инженер, который краснел каждый раз, когда она проходила мимо, и смотрел на неё с благоговением щенка. А вот герр Штайнер из отдела двигателей, седой, похожий на мудрого филина, который единственный говорил с ней не как с секретарём, а как с коллегой, задавая каверзные вопросы по её конспектам из вечерней школы.
Сегодня она несла папку с расчетами по новому компрессору.
— Фройляйн Грета, вы сияете, как свежеотлитый поршень, — бросил ей Ганс, не отрываясь от чертежа. — Неужели влюбились?
— Я изучаю циклы Карно, герр Ганс, — отрезала она. — Это гораздо интереснее.
Эрих поднял на неё восхищенный взгляд. Герр Штайнер одобрительно крякнул.
Возвращаясь на своё рабочее место, она проходила мимо доски почета. Фотографии победителей гонок. И в центре — он. Рудольф Караччиола. Его лицо на снимке было спокойным, сосредоточенным. Лицо человека, который не играет со скоростью, а работает с ней. Он был её тайным кумиром. Не героем, а мастером. Таким же, как её отец. Только его стихией были не рельсы, а асфальт.

Вечером, вернувшись домой, Грета долго стояла у себя в комнате перед единственной фотографией на стене. Её брат Курт, в лётной форме Luftwaffe, улыбался ей своей бесшабашной улыбкой победителя. Он был другим. Он был из породы Роземайеров этого мира, тех, кто искал в небе не работу, а восторг и свободу. Он научил её не бояться высоты. Он показал ей, что есть мир за пределами надёжных отцовских виадуков.
Курта больше не было. Но его улыбка осталась. Она была обещанием.
Грета села за стол и открыла учебник. Она станет инженером. Она будет строить самые быстрые машины в мире. Она докажет отцу, что это не игрушки. И она сделает это не ради славы, как сделал бы Курт. А ради совершенства. Как сделал бы Караччиола.