Иранская рапсодия. Часть 3

Когда Арзу родила Мехри, чувства её с Али ещё горели. Странным образом, рождение ребенка не укрепило их, а, напротив, стало отдалять. Нет, Али любил её, она это видела, но просто на её половине стало меньше смеха, беззаботности, больше детского плача. Если она хотела пойти с мужем погулять, всегда надо было брать с собой дочку – Арзу боялась оставить младенца с Хадиджой.

Иногда Арзу подбрасывала Мехри своим родителям, но это получалось нечасто – то Али занят, то её родители, то у девочки болит животик... И, тем не менее, ещё через три года Арзу родила второго ребенка – сына. Назвали его Мехрдад (дар божий). В Иране есть традиция называть детей на одну и ту же букву. Хадиджа назвала своих детей: Хедие (подарок), Хасти (жизнь), Хенгаме (жемчужина, чудо), Хосров. Арзу назвала своих Мехри и Мехрдад.

Со вторым ребёнком счастье побежало из спальни Арзу быстро-быстро... Али совсем перестал заходить. Придет с работы, посидит у Хадиджи, та – хитрая, подлая! – накормит его, напоит, и он идёт спать. Причём, в третью комнату, где не плачет по ночам маленький Мехрдад.

И теперь уже Хадиджа утром выходит на кухню и ухмыляется, глядя на Арзу. Повеселела. А что, спрашивается, ты веселишься, думает Арзу. Всё равно он с тобой спать никогда не будет. Всё равно любит меня. А на тебе, толстой, женился из выгоды. Настоящая же его любовь – я. Да, он устал. Но это пройдет. Вот подрастет Мехрдад, и Али вернется к Арзу в спальню...

Старые деревья, яблони – символы тоски, заглядывают в комнату Арзу через большое окно и стучат ветками. Кажется, они говорят:

– Ах, маленькая Арзу! Тебе нет и двадцати пяти, и ты ещё не знаешь, что с уходом мужа из спальни семейная жизнь дает огромную трещину! Даже если супруги продолжают любить друг друга... Гораздо труднее договариваться с человеком, с которым тебя не связывает общее наслаждение. Куда труднее понимать его, прощать. Ещё труднее мириться. Если вы спите в одной постели, то долго блюсти свою гордость и молчание не сможете, волей неволей сольётесь. А вот если в разных комнатах... Всегда возникает вопрос: кто к кому придет первым? Кто покорится? И покоряться будет всегда кто-то один – кто уступчивее, или кто больше любит. А тот и уступчивее, кто больше любит. Но вот это постоянное унижение непременно будет раз за разом выстреливать днем, пружина будет выпрямляться...

– Оставшись без «ночного Али», ты, Арзу, опустилась на несколько ступеней в тот зиндан, в котором сидит Хадиджа, – стучали в окно яблони. – И спуск этот может продолжиться, если ты сейчас же не вернешь мужа в свою постель...

Но Арзу не понимает языка деревьев. Она не слышит их предостережений и советов, и только жалеет любимого. Она любит его страстно, всей душой и всем телом, не меньше, чем Хадиджа. И понимает, что ему надо выспаться перед рабочим днем. А потому позволяет ночевать в одиночку в третьей комнате. На нейтральной территории. Только на всякий случай ночью ходит то в туалет, то воды попить – проверяет не пошёл ли он к «караче».

«Карача» – чернавка, так она называет про себя первую его жену. А иногда, в ссорах, она произносит это слово вслух.


+++Из детства Хосрова+++


Как ладно устроен мир! Как продумана каждая мелочь! Которая вовсе и не мелочь... Детям вот дан не ум, а умишко. Чтобы они не понимали многого плохого вокруг себя, а, стало быть, не переживали. Чтобы видели и понимали только хорошее – любовь, радость, игрушки, развлечения. А зависть взрослых дети не видят, а их подозрительность и ревность – не замечают, и равнодушие не распознают.

Это система, позволяющая миллионам детей, находящихся часто не в самых благоприятных условиях, всё-таки вырасти, окрепнуть, и остаться психически здоровыми.

Вот и Хосров c Мехри... Они не замечали проблем в семье. Играли целыми днями, и в основном на улице, вне дома, наполненного страстями. Дети так крепко сдружились, что уже никто больше их не шпынял за это. С утра до ночи носились по садам и бахчам, вдвоём ходили на базар и по магазинам, строили шалаши, наряжались в материнские платья и устраивали домашний театр. Показывали спектакль Арзу, показывали Хадидже...

Мать... Она кормила Хосрова, купала, укладывала спать. Хвалила и наказывала. Но не целовала и не обнимала. Ласкал его только папа. Иногда прижимали к себе старшие сёстры. Хосров считал, что мама – злая. Но никому о том не говорил. Печальный опыт научил держать язык за зубами. Однако, когда вырос, самое лучшее воспоминание детства у него всё же было о маме.

Однажды, когда ему было восемь лет, он заболел – аппендицит. Папа в это время был в командировке в Тегеране, Хосров с мамой доехали до больницы на автобусе. А когда прооперировали, врачи сказали, что через несколько часов ребёнка можно забрать. К тому времени наступила ночь и автобусы не ходили. Мама могла бы оставить мальчика в больнице и забрать наутро, но она почему-то взяла его на руки и понесла домой.

– Оставьте, – говорила медсестра.

– Нет, нет, – отказывалась Хадиджа, примериваясь как ей лучше взять сына, чтобы и сумка не упала, и нести было сподручнее.

Хосров в восемь лет на вид был пятилетним – маленький, щуплый. Сказались, наверное, первые годы жизни на лепёшках и чае. На всю жизнь запомнилось ему это сладкое ощущение: мама несёт его на руках. Она не оставила его в больнице, забрала! И несёт, крепко прижав к груди. Потом останавливается, сидит на лавочке, и они вместе дышат летней прохладой, потом снова Хадиджа встаёт и несёт сына. В эти минуты она – только его, а он – только её. Хосров прижимается, обвивает руками мамину шею, трогает волосы. Они у неё тяжелые, гладкие – он не знал. Мама устала и от неё пахнет потом. Он нюхает, нюхает родной запах. И он ему – лучше жасминового. Так бы всегда – лежать у мамы на руках, уткнувшись в её подмышку...

Через много лет, когда мать попросила прощения за то, что отреклась от него при рождении и что была неласкова после, он простил её, помня, что она всё-таки несла его на руках. А значит хоть немножко любила.

Мехри пришлось гораздо хуже. И её младшему брату тоже. Хосрову было восемь лет, Мехри пять, Мехрдату два года, когда всё случилось...

+++Сломанные деревья+++

Главную роль в разрушении жизни второй жены сыграла вовсе не «карача». Гидрами, съевшими счастье Арзу, стали дочери Хадиджи. Через восемь лет после прихода Арзу в дом, они уже подросли, старшей шёл тринадцатый год. И они были вовсе не такими наивными лопушками как Хосров. Девчонки стеной встали на защиту матери.

Арзу помнит их злые глазки, помнит, как гневно оборачивалась старшая на неё, вторую жену, когда Хадиджа плакала. И в этих глазах была ненависть.

И вот ведь какие змеёнки: они ничего не делали в открытую. А нашёптывали отцу, наговаривали, разыгрывали целые спектакли. Одна клевещет, вторая и третья подтверждают. И Али-Реза верит им!

Арзу пыталась приручить дочерей Хадиджи – дарила красивые безделушки, делала причёски, брала с собой в магазин. Всё бесполезно. Подарки принимают, но ни на сантиметр ближе не становятся.

А лгали что?.. Что она тратит много денег, что тратит на себя деньги, которые отец выдал ей для них, чтобы купила им одежду (считалось, Арзу одевается с большим вкусом, и выбирает одежду лучше, чем Хадиджа). Девчонки показывали папе покупки и говорили, что хотели совсем не то, но Арзу купила самое дешёвое, а оставшиеся деньги прикарманила. Сидели расстроенные, хлопали невинно глазами, жалобно смотрели на папу...

Он шёл к Арзу, нервничал, спрашивал, отчитывал. Она оправдывалась, уверяла, что покупки были с девочками оговорены, платья им нравились, и она не понимает, что произошло. Но муж уходил недовольным.

Не раз было, когда приготовленная ею еда оказывалась пересолёной, или суп – водянистым. Арзу кормила мужа и не понимала почему он ест вяло, не хвалит. К сожалению, пробовала только потом, когда он уходил. И осознавала – кто-то побывал на её кухне... Нет, вначале верила, что сама с солью перестаралась. Но потом поняла – кто-то подливает воды в суп, добавляет соли в блюда. Напугалась: эти змеёнки ведь и отравить могут.

Тогда она строго-настрого запретила Мехри пускать на её половину детей Хадиджи. В том числе Хосрова. От греха подальше. Договорилась с дочерью, что встречаться со своим дружком Мехри будет только на общей территории обеих жен – в гостиной.

Али, конечно, об этом узнал, и разозлился. «Ты моих детей ненавидишь... Ну-ну...», – сказал, и хлопнул дверью. С тех пор совсем почти перебрался на половину Хадиджи. Не спал с ней, спал в своей, третьей спальне, Арзу каждую ночь проверяла, но всё-таки почти все вечера муж проводил с первой семьей. А потом и вовсе объявил, что они все вместе, обе жены и все дети, едут на море.

Это был удар под дых. Обычно он ездил в отпуск только с Арзу. Было, что брал всех детей, но никогда не брал Хадиджу. А тут «карача» носится, чемоданы пакует, весёлая, аж светится.

Арзу часто думала о своей судьбе, жалела себя. Она была совсем девочкой, когда влюбилась в Али. Её отец попал в больницу на операцию. Оперировал его Али. Дочь часто навещала отца, и сблизилась с доктором. Знала ли она, что он женат? Знала, но не брала в голову. Она просто любила его всем юным сердечком, и, как большинство подростков, ни о чём не думала, кроме как только чтобы видеть его, слышать его признания в любви, обнимать и целовать.

Али пришел к её родителям свататься. Насчет первой жены отмахнулся. Не словами сказал, но показал всем своим видом, что там нет любви, что Хадиджа не помеха, она просто мать его детей, и она не против, чтобы он завел вторую семью.

Сейчас Арзу думает, что даже если бы и сказал, что помеха, не могли они не пожениться. Непреодолима была их страсть. Арзу и сейчас готова за Али жизнь отдать. Никогда не знала она других мужчин, взял он её подростком, и так и остается в её душе единственным, лучшим, неповторимым. Как счастливы они были бы, если б он не погнался за деньгами, и не женился на дочке торговца коврами! Не было бы сейчас в доме этого клубка змей – девчонок с их мамашей. Не было бы и вечно путающегося под ногами Хосрова, который хоть и не вредит, но на самом деле никому не нужен – ни Хадидже, ни, тем более, ей, Арзу.

В последнее время отношения с Али зашли в тупик. Он считает, что она капризная, истеричка, транжира, и не любит его детей, обижает их. Он стал неприступен, превратился в камень. И вот – берёт в отпуск первую жену.

Арзу, узнав об этом, решительно встала и направилась в сад. Там она в яростном исступлении стала рубить топором тонкие деревца абрикоса, ломать ветки.

Машет топориком направо и налево Арзу. Зачем? А вот вам! Погубили вы мою жизнь, получайте. Не будет вашего свадебного сада. Как вы вдвоем вытоптали мне душу, так я вытопчу ваши насаждения. Негде тебе будет, Хадиджа, с книжками сидеть, мужу весь свой ум показывать...

– Мама! Мама! Арзу сад рубит! – прибежали к Хадидже девчонки. Та, бросив стряпню, подскочила к окну. Так и есть. Эта сумасшедшая машет топором. Да много уже вырубила!

Хадиджа хотела было бежать в сад, но остановилась. А что, если белоглазая и её зарубит? Постояла. Подумала. И пришла к выводу, что пусть Али-Реза видит на ком женился. Надо всегда давать людям столкнуться с последствиями их решений.

Изгнание Евы из райского ада

Али пришел с работы и всё увидел. Он не кричал, не ругался. Он почему-то был необыкновенно спокоен. Вошёл на половину Арзу, и сказал ей:

– Ты не деревья сломала. Ты сломала свою жизнь.

А после выгнал из дома. И сказал, что начинает дело о разводе. И дети останутся с ним.

Плакала Арзу, умоляла, винилась, но всё было бесполезно. Не знала она: устал Али, не хотел больше жить с двумя жёнами. И выбирал уже не между Хадиджой и Арзу. А между старшими детьми и Арзу. И они были ангелами в его глазах, а она – источником вечного волнения, непокоя, ссор, интриг. И с кем, спрашивается, воевала эта двадцатипятилетняя женщина? С девчонками. И ума у неё нет ни грамма, говорить с ней не о чем. Скучно стало Али с ней. Только и настраивает его против первой семьи, ни на что больше не способна.

Он заходил ещё иногда в её спальню в последний год их совместной жизни, но всё уже было не то... Слишком много ссор стояло между ними. Слишком много обид и недоверия. Не были уже они одним целым.

– Ты мне хоть с детьми дашь видеться? – спрашивала Арзу, подкараулив его у ворот дома. – Ты понимаешь, что они маленькие? Они скучают по мне!

– Им не нужна такая мать. Ты психически больна. Лечись, – ответил муж.

...Как жестоки те, кто больше не любит! Арзу стояла у ворот и, закрыв лицо руками, думала об этом. Ничего нет к ней в душе Али. Как волной смыло любовь. И песчинки не осталось. Металось сердце: не может быть чтобы вот так, бесследно всё прошло! Помучает её муж, и вернёт. Надо потерпеть и подождать. Он, конечно же, хочет просто проучить. Обиделся.

Возвращалась Арзу в родительский дом и валилась спать. Её всегда от переживаний в сон клонит.

Продолжение следует.