Первое ружьё

            Ранее я уже писал, что моя охотничья биография начинается с 7-8 лет моей жизни на земле. Именно в это время меня стали брать на охоту мои двоюродные братья. Мне иногда удавалось выпросить у них стрельнуть из ружья, и я был счастлив. Однако, до 13 лет мне приходилось плавать за утками, гонять вместо собак зайцев и лис, чистить ружья, но своего ружья у меня не было.
              И вот однажды, с наступлением зимней охоты, брат Толя принёс мне одностволку, сказав, что на зиму она моя. Я как заговорённый смотрел на этот «самопал», у меня даже слёзы выступили, но не от радости, а от обиды.
              Когда-то это было действительно ружьё, но сейчас у меня в руках находилась железная труба, изъеденная ржавчиной и кусок деревяшки, сбитый гвоздями. При дальнейшем осмотре выяснилось, что почему-то нет бойка, и мушки. Хорошо хоть курок был на месте и не срывался. Но Толя вполне серьёзно заявил, что это отличное ружьё с прекрасным боем и что лишь по счастливой случайности, он откапал его в сарае, у деда Никифора.
             Ну что тут горевать, когда через 2 дня охота. Керосин, масло, а кое-где наждачная шкурка сделали своё дело, и железная трубка превратилась в ружейный ствол. Вместо бойка, я обточил и приладил гвоздь. Он правда выпадал и мог потеряться, поэтому я сделал запасной «боёк». Приклад был вымыт, выскоблен, вынуты большие гвозди, а трещины я укрепил хомутиками, вырезанными из консервных банок, сбив сапожными гвоздиками. В довершении всего, обмотал шейку приклада изолентой. Только с мушкой ничего не получилось, т.к. она была заломлена, а такого маленького свёрлышка нигде не было. Не беда, можно и без мушки. Я посмотрел на свою реставрацию и остался доволен, и даже счастлив, когда вспомнил, что Анатолий обещал мне тать аж 3-ри заряженных патрона. Завтра охота!
             Я ложился спать со словами: «хоть бы снег, хоть бы снег». Охоту по «чернотравию», я тоже любил. В ней есть свои преимущества и прелести, но снег для меня был чем-то магическим, и я уже засыпая, всё повторял: «хоть бы снег, хоть бы снег».
             Снилась мне огненно-красная лиса, которая неожиданно вышла из-за берёзы и почему-то стала махать хвостом как собака. Затем из куста полыни выскочил косой и отбежав несколько метров остановился, посмотрел в мою сторону и улыбнулся, показывая большие верхние резцы, а затем сделал невероятное, подняв переднюю лапу и покрутил ею у виска, как бы показывая, что я дурачок.
               От этой выходки косого я проснулся и замер, широко открыв глаза. В избе было светло. Значит я проспал, меня не разбудили, все ушли на охоту без меня, выступили слёзы. Но тут я подумал, на улице светло, а отец и мать спят, они тоже проспали? Я вскочил, подбежал к окну и замер, дрожа всем телом. Весь наш сад был в снегу, свершилось, мои мольбы дошли, не знаю куда, но дошли, и вот он, первый снег!
             Время оказалось только 4-ре часа, но о сне я больше не думал. Одевшись, я выскочил на улицу и прошелся по двору. Снег был белый и пушистый. Кончился он, наверное, недавно, т.к. мне на нос спустилась снежинка, похожая на клочок ваты. Конечно зайцы сегодня не вставали, боясь былого покрывала, но я, зная где у них дневки и точно мы погоняем русака, можно быть полностью уверенным.
            Я вернулся домой и стал раздумывать, что мне лучше надеть, валенки с галошами или резиновые сапоги, но решил, что сапоги лучше, т.к. снег мокрый и может еще подтаять, а тогда будет грязь. И вообще, вряд ли я буду стоять на охоте, ведь у меня ружьё на всю зиму, моё ружьё.
            В это время встала мать и начала готовить мне еду. При этом она неустанно поучала меня, чтобы я был повнимательней, поосторожней и приходил пораньше. Наконец, приготовления были закончены, и я в полном снаряжении вышел на улицу.
            Возле дома, где жил Толя, я разглядел силуэт человека, подумав, что кто-то из охотников, наверное, тоже, как и я рано проснулся, а может и вообще не спал всю ночь. Подойдя ближе я увидел, что это Толя и конечно спросил о патронах, которые он мне обещал. Когда у меня в руках оказались 3-ри латунных, снаряженных патрона, я почувствовал себя равноправных охотником.
            До восхода солнца оставалось ещё более часа, но мы в четвером уже вышли на охотничью тропу и находились в 3-х километрах от дома. Пройдя ещё около 4-х километров, мы подошли к нескошенному кукурузному полю. Точнее, оно было местами убрано, но по какой-то причине, большая част ь его осталась нескошенной. Это и был конечный пункт нашего маршрута. К тому времени солнце полностью вышло из-за горизонта и было похоже на спелый апельсин. Я заволновался, ведь солнце может согнать снег, но Толя сказал твёрдо, что до обеда снег не подтает, потому что на зорьке будет самый морозец и его хватит до полудня. Снег был настолько пышным, что скрытая под ним кукуруза, казалась огромными двухметровыми белыми волами, из которых она показывала жёлтые языки своих листьев.
          Решение было принято однозначно. Трое расстанавливаются на краю кукурузы, а я зайду на граничащую с нею пашню и начну поднимать русаков.
Проверив ружьё, я стал ходить по пашне челноком, приближаясь к стоящим номерам, и при очередном проходе, от меня на расстоянии 50-60 метров поднялся русак. Он стремглав бросился к спасительным джунглям кукурузы, но именно там стоял Толя, и заяц был сбит первым же выстрелом.  Я и сам мог-бы стрелять по поднимавшемуся русаку, но мне показалось, что расстояние сильно большое, а промахнуться мне было нельзя, т.к. у меня всего 3-ри патрона.
           Я, продолжая свои челночные ходы по пашне, заметил, что все номера стоят на своих местах и даже Толя не подошёл к своему русаку. Когда до охотников оставалось 70-80 метров, неожиданно поднялся ещё один заяц, но поскакал он не в кукурузу, а вдоль стрелков, подставляя им свой правый, ещё рыжий бок. Охотникам я не мешал, т.к. находился в не зоны выстрелов, и они стали «греть стволы». Однако, никто из троих, из 6-ти выстрелов не смог выбить даже пух, хотя русак был перед ними, как на стенде, в 50-60 метрах. Закончив свои показные бега, косой свернул снежные валы. Минут 15-20 охотники обсуждали это происшествие, причём каждый высказывал оправданную причину своего промаха.  Но, по моемому мнению, причина у всех была одна, это то, что они давно не брали в руки ружья и конечно же торопились подстрелить зайца.
            Во время спора, я осмотрел своё ружьё и к своему ужасу обнаружил, что пропал боёк. Как хорошо, что у меня был запасной, иначе бы, ружьё можно было использовать только вместо дубинки или посоха. Вставив новый боёк, я стал придерживать его пальцем. Наконец спор завершился и мне предстояло проникнуть вглубь кукурузы, точнее прыгнуть в сугроб, да ещё разобраться в следах русака, которые он наверняка хитроумно запутал.
            Встав на след, я начал осторожно пробираться, стараясь не задевать стебли кукурузы, и мне довольно сносно удавалось, пока след шёл вдоль рядов. Но вот русак сделал первую сметку и углубился в массив. Об осторожности не было и речи. Снег слетал с 2-х метровых растений и падал на меня, с каждым разом наполняя за пазуху. Во время движения, я подрожал гону собаки, что у меня отлично получалось, тем самым показывая направление русака. Я уже распутал 3-ю сметку-петлю, но лёжки зайца пока не было. Неожиданно я увидел её- небольшое углубление в подтаявшем снегу, где чётко отпечатались лапки зверька и даже след его мордашки. Я закричал товарищам: «Пошёл, пошёл!» и сразу же услышал выстрел. Подумав, что заяц взят, я стал ориентироваться, куда мне быстрее выйти их этой мокроты и решил двигаться вдоль рядов по направлению выстрела. Однако, через минуту, голос Анатолия возвестил мне, что русак ранен и что он вновь залез в кукурузу. Меня охватила злость на Анатолия, за его очередной промах и я подумал, что если он ранил косого, то пусть сам за ним лезет в эти дебри. С такими мыслями, я продолжил свой путь, когда вдруг заметил, что впереди, в 10-15 метрах от меня шевельнулся лист кукурузы, хотя не было ни малейшего дуновения ветра. Я замер, напрягшись всем телом, предчувствую появление зайца. Случилось так, что в это мгновенье, листья кукурузы, наклонённые под тяжестью снега как бы сплелись перед моей грудью и не давали вскинуть ружьё. Русак сделал осторожный прыжок в моём направлении и замер, шевеля длинными ушами. Затем он сделал ещё один шаг, и я заметил на снегу, где он сидел алое пятно крови. «Ранен в ногу» подумал я, но с такой раной он может бегать по кукурузе весь день. Надо стрелять и я вскинул ружьё. Разорвав стволом заснеженные листья, прижав покрепче к плечу приклад, я выстрелил не целясь, т.к. всё ружьё оказалось залепленное снегом. Заяц прыгнул в сторону и словно растаял. Промазал, промазал. Теперь все будут звать меня не охотником, а «мазилой». Осмотрев место, где только что сидел русак, я ничего утешительного для себя не обнаружил. Наоборот, там был виден след дроби, которая взрыла землю и срезала стебель кукурузы, но след находился на пол метра правее, от алого пятна крови. Ничего не оставалось, как вновь брести по следу русака, и на какое время затянется это снежное купание, было неизвестно. но не успел я пройти и 10-15 метров, как увидел зайца, который растянулся во всю свою длину и был недвижим.   Неожиданно, вместо радости, мне стало грустно. Я поднял русака за задние лапы и молча побрёл на выход, из этого снежного месива.
           Подошедшие охотники стали поздравлять меня с первым полем, с первой добычей, а Толя, заметив моё унылое настроение и поняв его причину сказал, что на то она и охота, и что, по его мнению, каждый мужик должен быть охотником, ведь так ещё с первобытных времён распорядилась сама природа. Кроме этих слов, он ещё высказал мысль, что я может вообще не попал в зайца, а тот просто скончался от разрыва сердца, услышав неожиданный выстрел. Я засмеялся и осмотрев русака, обнаружил у него, возле левой лопатки капельку засохшейся крови. Это была единственная дробинка, попавшая в него, которая принесла мне удачу.
           На обратном пути домой мы проверяли кусты и дубравки, где могли таится зайцы, но не одного и не подняли. Возвратились мы, когда уже сумерки сгустились. Дома отец и мать хвалили меня за удачную охоту, но я их почти не слышал, потому что очень устал от длинного пути, от тяжести ружья, зайца, промокшей одежды и вообще от всего пережитого за этот день. Поев немного щей, я забрался на печку и тут же уснул тем сном, которым засыпает человек, уставший от напряженной работы.