Записки следователя. книга 2. части 21-37

21. Командировка в Казахстан
В начале февраля 1997 года меня и Шеина В.С. вызвал к себе Главный военный прокурор генерал-полковник В.Ф. Паничев. У него в кабинете находился начальник Управления военной контрразведки ФСБ РФ генерал-полковник Моляков. Уж что они там обсуждали, не знаю. Но я удивился, когда меня стали спрашивать о «казахстанском» эпизоде дела. Он был не главным, необходимые международно-правовые поручения в следственный комитет Казахстана мы уже направили. Казахстанские следователи по нашему поручению уже работали, а я готовился к серии обысков, которые вообще-то давно надо было провести.
Вместо этого, Главный военный прокурор предложили мне выехать в Казахстан. Якобы, для того, чтобы проследить, как перечислялись деньги в «Люкон». Мне, бригадиру! Оставить дело в разгар подготовки важных следственных действий, чтобы две недели сидеть в Казахстане, наблюдая за работой местных следователей! Говорил Паничев, Моляков молчал. Я взвился «на дыбы». Доказывал, что не то, что мне, любому следователю в группе никуда ехать не надо, здесь полно более важной работы. Если уж так настаиваете, подготовлю и отправлю дознавателя. Паничев был категоричен, а Шеин меня не поддержал, пришлось лететь. На две недели уехал заниматься, прямо скажет, чепухой. Вначале вроде на две недели, но ближе к окончанию этого срока Сагура А.Л. сообщил, что командировка мне продляется ещё на неделю. Было предложено дополнительно выполнить какую-то работу.
В результате те обыски, которые я начал готовить в январе, были проведены только 1 апреля 1997 года.
И всё-таки я найду документы, которые были важны для следствия и которые должны были быть уничтожены заинтересованными лицами.

Справка по этому эпизоду:
Одним из эпизодов расследуемой преступной деятельности Кобеца К.И. и компании было перечисление в ФПК «Люкон» из Республики Казахстан долга за ремонт предприятиями ВВС РФ самолётов ВВС РК.  Уступив часть денег аферистам из АК «Петробанк», имевших необходимые контакты с Минобороны Казахстана, Киташин Ю.А. с Турецким М.А. завладели многими миллиардами рублей Минобороны России. С подачи и с помощью Кобеца К.И, (доказано) и Кокошина А.А. (не удалось).
Для ориентировки в ситуации (как эту махинацию провернули):
20 декабря 1995 года ЗАО «Финансово-промышленная корпорация «Люкон» (г. Люберцы МО, ул. Котельническая, дом 6; р/с 202342882 в ИБ «Восток-Запад», к/сч 775161400 в РКЦ ГУ ЦБ по Москве, МФО 201791) в лице президента Киташина Юрия Александровича и акционерный банк «Петробанк» (185005, Республика Карелия, Петрозаводск, пр. Урицкого, 17, тел. 7-42-64, факс 5-10-38; корр. счёт № 700161955 в ГРКЦ Национального банка Республики Карелия) в лице председателя правления Банка Чемеринского Рустама Станиславовича в г. Москве заключили договор № 14/95, согласно которому ФПК «Люкон» продало право требования с Министерства обороны Республики Казахстан суммы признанного на день подписания Договора долга на общую сумму 15 млрд. рублей РФ по договору между в/ч 23269 (МО РК) и в/ч 73801 (в настоящее время в/ч 73855, МО РФ), принадлежащих ФПК «Люкон» на основании Протокола № 1, утверждённого первым заместителем Министра обороны РФ 15 декабря 1995 года, к договору о совместной деятельности от 6 декабря 1993 года между Министерством обороны РФ и ФПК «Люкон».
За продажу указанного права АК «Петробанк» выплачивает ФПК «Люкон» 75 % от суммы долга, что составляет 11 миллиардов 250 миллионов рублей. Деньги перечисляются на счёт ЗАО «Люкон-Телеком» согласно Договору о совместной деятельности № 95-20/12-002 от 20 декабря 1995 года между ФПК «Люкон» и ЗАО «Люкон-Телеком» (ИНН-5027050897, р/с 4467178 в Агропромбанке РФ) и должна быть перечислена на указанный выше счёт до 10 января 1996 года.

10.01.96 г. на имя Министра обороны Республики Казахстан генерал-лейтенанта Касымова А.Х. и в копии командующему ВВС Республики Казахстан генерал-лейтенанту Алтынбаеву М.К. отправлено за подписью первого заместителя Министра обороны РФ А. Кокошина и первого заместителя Министра обороны РФ-начальника Генерального штаба ВС РФ генерала армии М. Колесникова письмо следующего содержания:
                Уважаемый Алибек Хамидович!
Авиационными ремонтными предприятиями военно-воздушных сил РФ в течение 1994-1995 гг. было отремонтировано авиационной техники Республики Казахстан на сумму более 15 млрд. рублей.
В соответствии с Решением Министра обороны РФ от 28.12.95 г. и учитывая сложности в оплате отремонтированной техники Республики Казахстан, Министерство обороны РФ принято решение о передаче долга Республики Казахстан финансово-промышленной корпорации Люкон» (Протокол №1 от 15.12э95 г.)

Есть резолюции должностных лиц МО РФ «к руководству в установленном порядке» и «к неукоснительному  исполнению». Кто-то их должностных лиц МО РК расшифровал размер долга в казахстанских тенге – 206 млн. 550 тыс. тенге на 11.01.96

Как я потом установил (в результате командировки в Казахстан) этот документ был отправлен в Казахстан с факса А.А. Кокошина (вх. № 158 от 13.01.96 (разносная книга № 33)

11.01.96 г. Киташин Ю.А. и гл. бух О. Мусатова своим письмом за № 14/96 пишут Министру обороны Республики Казахстан генерал-лейтенанту Касымову А.Х. и в копии командующему ВВС Республики Казахстан генерал-лейтенанту Алтынбаеву М.К.:
                Уважаемый Алибек Хамидович!
В соответствии с Решением Министра обороны РФ от 28 декабря 1995 гола и письмом, подписанным Первым заместителем Министра обороны РФ А. Кокошиным и Первым заместителем Министра обороны РФ начальником Генерального штаба ВС М. Колесниковым от 10 января 1996 года просим перечислить сумму в тенге, эквивалентную сумме 15 млрд. рублей.
(и далее атрибуты получателя – КБ «Российский кредит», Москва, в банке «Казкоммерцбанк» г. Алматы)
Есть визы должностных лиц МО РК «к исполнению в установленном порядке по поступлении средств»)

23.01.96 г. Киташин Ю.А. своим письмом за № 25/96 пишет Министру обороны Республики Казахстан генерал-лейтенанту Касымову А.Х. и в копии командующему ВВС Республики Казахстан генерал-лейтенанту Алтынбаеву М.К.:
                Уважаемый Алибек Хамидович!
В дополнение к письму от 11 января 14/96 ставим вас в известность, что срок возврата кредитных ресурсов Министерством обороны РФ ФПК «Люкон» истекает 31.01.96. В случае неполучения средств согласно письму МО РФ от 10.01.96., отправленному в Ваш адрес, в срок до 03.02.96, мы вынуждены пересмотреть процентную ставку переданных ранее кредитных ресурсов Министерству обороны РФ в сторону значительного увеличения.
Просим Вас ускорить перечисление средств на расчётный счёт, указанный в письме от 11 января 1996 года № 14/96.

Комментарий: И здесь тот  же почерк: блеф, давление, шантаж. Но подействовало! Воистину, «волки суть».

Согласно Протоколу разногласий к договору № 14/95 от 20.12.95 г. между АБ «Петробанк» и ЗАО «ФПК «Люкон», подписанному 10 января 1996 года в Москве, уточнён п. 1.5 Договора. В случае перечисления долга МО РК частями, Банк перечисляет клиенту 75 % от каждой полученной суммы.

8 февраля 1996 года согласно платёжному поручению № 51 Головной РКЦ при ГАТУ Нацбанка г. Алматы перечислил в КБ «Российский кредит» деньги в сумме 157 539 698 тенге «для зачисления на счёт – 081196 ИНН 100100569 по договору 14/95 от 20.12.95 задолженность ВВС Республики Казахстан в/части 55347, г. Москва по курсу 1000 рублей = 13.90».
15 февраля 1996 года платёжным поручением № 30/54924 ИНН 100100569 Петробанк Петрозаводск (АБ Инкомбанк, Москва) перечислило на счёт ЗАО «Люкон-Телеком» в Агропромбанке РФ (Москва) «средства по договору 14/95 от 20/12/95» в размере 7 983 058 613 рублей 40 коп.
А 20 февраля 1996 года платёжным поручением № 30/60473 ИНН 7831001119 Элексбанк Санкт-Петербургский филиал АБ Инкомбанк, Москва перечислило на счёт ЗАО «Люкон-Телеком» в Агромпромбанке РФ (Москва) «средства по договору 14/95 от 20/12/95» в размере 517 284 803 рубля 60 коп.»

21.02.96 г. Киташин Ю.А. и гл. бух ФПК «Люкон» О.Мусатова письмом за № 45/96 уведомили заместителя Командующего ВВС МО Республики Казахстан полковника Нургажина С.К. о поступлении на расчётный счёт АОЗТ ФПК «Люкон» средств в размере 11 333 791 223 рублей РФ.

Уже не помню у кого именно из ребят, служивших в бывшем САВО (Среднеазиатский военный округ СССР), я получил сведения о местонахождении наших коллег – военных следователей, созвонился с ними и договорился о встрече и поддержке. У казахов уже в то время следствие было выделено в отдельный Следственный комитет. Общался я с начальником Главного военно-следственного управления полковником юстиции Пименовым Василием Геннадьевичем.
Он довольно активно взялся помогать мне. Однажды даже пригласил в ресторан на встречу с каким-то своим знакомым. На своей визитке написал высокопарную надпись: «Первым нельзя стать – первым нужно быть! (подпись) 12.02.97 г. г. Алматы». Ездил на шикарной иномарке («жена купила, она у меня бизнесмен»). Бизнес жены крышевал-то как раз он. Немудрено, что очень скоро (как только ему на пятки стали наступать казахи) он оказался в Москве и не где-нибудь, а в Генеральной прокуратуре РФ. Но в Москве мы с ним уже не встречались. Вернее, только в самом начале, когда он приехал в Москву и зашел в ГВП.

Его «пыл» помогать мне исчез на второй день моей работы в Казахстане. На имя первого заместителя Министра обороны РК-командующего сухопутными войсками генерал-лейтенанта Щербакова Ф.И. Пименов 12.02.1997 г. направил письмо о том, что «в связи со следственной необходимостью полагаю необходимым произвести осмотр архивных дел Управления делами МО РК с целью обнаружения документов, касающихся переписки между Министерством обороны РФ, Генеральным штабом МО РФ, ФПК «Люкон» и МО РК по вопросам задолженности за ремонт авиадвигателей». Вернее, мы с ним с этим письмом направились в Министерство обороны. Там забили тревогу. Наверняка часть выплаченного долга осела у высших должностных лиц МО РК, и выносить сор из избы там не хотели. На следующее утро нас с Пименовым вызвал к себе Главный военный прокурор РК (русский человек) и после беседы с ним Пименова как подменили. Он сказал, что ему указали на ненужную активность и от дальнейшего сопровождения моей работы отказался. Он пригласил ещё к себе командующего ВВС генерал-лейтенанта Алтынбаева. О чём они беседовали, не знаю, меня не пригласил. Но, насколько я помню, даже протокола допроса не родилось, а если он и был, то был формальным. Резко поменялось отношение Пименова, и если бы не помощь, оказанная мне начальником одного из отделов ГВСУ подполковником юстиции Треножниковой Людмилой Николаевной, я не знаю, как бы я выполнил поставленную руководством ГВП задачу.

Меня Пименов представил руководству ГВСУ в первый же день моей работы там. И как мне потом призналась Людмила Николаевна, она сразу же влюбилась в меня. Среди своих подруг и подчинённых она звала меня «настоящий полковник» (по аналогии с известной песней Аллы Пугачёвой). Это был очень интересный, деятельный, авторитетный и самостоятельный человек. Когда она увидела, что я оказался без поддержки, она тут же принялась опекать меня, и её даже Пименов не мог сдержать. По их (казахстанской) структуре в возглавляемый Треножниковой отдел входили не только следователи, но и оперативные работники, что очень правильно. Один из них был закреплён за мной, а допросы интересовавших меня лиц производила сама Людмила Николаевна. Когда кто-то из бывших наших сослуживцев по ВС СССР, а ныне ваоеннослужащих армии Казахстана начинал говорить, почему он должен что-то пояснять представителю «другого государства» Треножникова довольно резко ставила зарвавшегося на место:
- Допрашиваю Вас я, а с кем мне советоваться о необходимых к постановке вопросов, не Ваше дело!
Короче, именно (в основном) ею и её подчинёнными и было все сделано. Я проследил, по каким телефонам и когда по времени осуществлялись контакты руководства ФПК «Люкон» и МО РФ с руководством МО РК по поводу выплаты денег. «Допросил» ключевые фигуры этой сделки. Конечно, кому и сколько «отстегивали» за принятое решение о выплате долга, я не установил, и установить не мог. Министра обороны вообще никто не тронул, а с командующим ВВС мягко побеседовал Пименов. Как истый придворный чиновник он неприятных вопросов руководству задавать не стал. Но руководство ГВП мне упрёка не сделало. Там на это и не рассчитывали. Боюсь, что главной целью моей командировки была попытка умерить мою активность в Москве.

Треножниковой было за тридцать, но не более сорока. Было двое детей.  С мужем разошлась, и не мудрено, такой женщине трудно соответствовать. Но душа ещё не усохла, она жаждала сильных чувств, и я явился предметом не только её чувств, но и страсти. Она меня не хотела отпускать оттуда:
- Оставайся здесь! Всё у тебя будет!
Она организовала мне и работу, и досуг. Мне показывали город, на один из выходных была организована поездка для катания на горных лыжах в Ала-Тау (курортное место в пригороде Алма-Аты). Я там в апреле 1975 года был на высокогорном катке, а вот на лыжной базе не был.  Она меня «щёлкала», как кинозвезду, на фото. Были и коллективные, всем отделом, походы в центры отдыха и бани.

Мои семейные дела шли к разрыву. Как потом я узнал, во время моего отсутствия Татьяна в общежитии принимала своего молодого любовника, и, как меня Треножникова, она фотографировала его на мой фотоаппарат. Очень было неприятно, когда я это увидел, проявив плёнку. Уж могла бы сама «прибраться», не оставлять следов. Хотя…. судьбу конём не объедешь. Если этому суждено было быть…
Я неоднократно пытался дозвониться до Татьяны, писал ей письма. Ответа не получал, к телефону не подходила. Треножникова – женщина не глупая, что-то поняла, что-то узнала и предприняла чисто женскую, коварную попытку привязать меня к себе.
Как-то к ним в отдел пришла какая-то женщина. Довольно приятной внешности. В возрасте около сорока лет. Потом я узнал, что это была подруга Людмилы Николаевны. Она, якобы, была приглашена кем-то из женщин для совета по личным делам. Якобы, обладала даром ясновидения. Я рылся в своих бумагах и на их разговоры внимания не обращал. Лишь слышал возгласы: «Ну, надо же! Как точно!»
Не дождавшись, чтобы я сам заинтересовался «ведуньей», Треножникова решила подтолкнуть меня к этому.
- Анатолий Иванович! А Вы не хотите узнать своё будущее?
- Я в гадания не верю!
- А вы послушайте! Она ведь Вам не только будущее, она может и настоящее, и прошлое сказать.
Что-то она говорила ещё, не помню. Потом сама гадалка присоединилась к нам и заявила:
- Я вижу в Вас усталость и напряжённость. Вас что-то беспокоит. Вы – очень неординарный человек, но слишком доверчивый. Вы не разглядели предательства рядом с Вами. Я вижу рядом с Вами только одного, по-настоящему любящего Вас человека. Это женщина. Она седая. Это мама или бабушка.
- У меня есть и жена, и двое деток, и они любят меня.
- Вы это себе внушаете! Но я рядом с Вами их не вижу. Вижу в Вашем биополе появление ещё одного любящего существа, это тоже женщина. Вот к ней Вы можете отнестись с полным доверием.

У меня, действительно, рушилась семья, и я всячески пытался этому воспрепятствовать, поэтому и здесь стал активно отстаивать возможность сохранения семьи.
- Вы как страус не хотите видеть действительности и выдаёте желаемое за действительное. Семьи у Вас практически нет. И жена, и дети Вас давно обманывают. У Вашей жены есть любовник, а был даже не один.

Она меня «била» по больному месту. Многое из того, что она говорила, имело место на самом деле (детали уже не помню). Короче, я задумался. А тут и Треножникова подошла со своей любовью. А когда я всё-таки сказал, что возвращаюсь в Москву и попытаюсь сохранить семью, Треножникова вышла из себя:
- Ты сам себе враг!
- Людмила Николаевна! Вы же, по Вашим словам, искренне любите меня, так не желайте мне плохого. Расстанемся по доброму.
По-доброму не получилось:
- Лети, давай! А то, наколдую, и твой самолёт грохнется! Я ведь тоже колдунья!
Сопровождавший меня в аэропорт оперативник (её подчинённый) на прощанье и рассказал мне (под секретом, конечно) о попытках «охмурить» меня:
- Неужели не догадались, что они подруги, и что Людмила Николаевна могла о Вас много чего узнать, что потом «провидела» её подруга, подготавливая почву для новой Вашей любви.

Ещё и перед отправлением в Казахстан, я жил в своём служебном кабинете. После возвращения ушёл туда же. Семью спасти мне не удалось.

Раз уж разговор зашёл о женщинах, то могу сказать, что тогда в меня многие женщины влюблялись. Одна из них Кенденкова Алла Владимировна влюбилась в меня и стала объясняться в чувствах прямо на допросе. Замужняя женщина, мать двоих детей. Правда, семья была какая-то странная.  Жена не знала, на какой должности находится муж, и чем он занимается. Если, конечно, говорила правду. Это было уже другое дело. Дело о хищении авиационно-технического имущества, которое расследовал Мамаев О.Ю., а меня откомандировали ему в помощь, чтобы не лез расследовать «своё».
Я её допрашивал в качестве свидетеля (24.02.2000 г. с 15 час. до 18 час.). Долго потому, что она постоянно отвлекалась на излияние своих чувств, а я её настойчиво возвращал к требуемуй теме. Говорил, чуть ли не прямо, что нас могут слышать, о её «излияниях» могут сообщить мужу. Плохо помогало. Женщина битая, «челночница», бизнесмен. Похоже, ничего не боялась.
После допроса, она позвонила мне: «Я узнала, что совсем недавно Вы женились повторно. Как же я не успела?!»
Потом неоднократно и подолгу (порой, до получаса)  звонила мне, объяснялась в своих чувствах, предлагала встретиться, говорила, что готова меня ждать «сколько угодно», а я ей деликатно говорил о неуместности таких разговоров.
А вот когда мне, действительно, потребовалась её помощь, когда я занимался копеечным страхованием и надеялся, что она может меня порекомендовать кому-то ещё, да и сама может что-то застраховать, отказалась с каким-то «аморальным удовлетворением» и даже злорадством. То есть никакой любви-то и не было, а было примитивное желание «обладать».

22. Несостоявшаяся командировка в Турцию
Во время службы в ГВП я начинаю ездить за границу. Чехия, Йемен, Израиль (два раза), Сирия, Польша, Казахстан.
10.02.1997 года я получаю свой первый служебный заграничный (синий) паспорт (ещё советский, от имени СССР) 43 № 5992801. По нему я буду ездить в арабские страны.
17.03.1997 г. я получаю там же, в своём родном военном ведомстве, уже российский, общегражданский (красный) паспорт 20 № 0012720 для возможной «неофициальной» поездки в Турцию. До сих пор, правда, не представляю до конца, как бы я мог что-то сделать в Стамбуле (а поездка планировалась туда) для дела.

До этого в Турцию было направлено международное следственное поручение о производстве допросов руководителей фирмы «ЭПЭ» о строительстве дачи Кобецу К.И. и др. вопросам, выемке в «ЭПЭ» и «Иш-банке» документов и т.п. В документе содержалось ходатайство разрешить присутствовать при выполнении следственных действий представителя следственного управления Главной военной прокуратуры.
Занимался этим Сагура А.Л. Не думаю, что он имел в виду меня. Шеин В.С. решил по-своему, в пользу меня.

Первому заместителю Начальника
Генерального штаба Вооруженных Сил РФ
генерал-полковнику Пищеву Н.П.
    
                Уважаемый Николай Павлович!
В связи с расследованием уголовного дела № 29/00/0017-96 прошу Вашего указания начальнику Главного управления международного военного сотрудничества об оформлении заграничного служебного паспорта и въездной визы в Турецкую республику (гор. Анкара) старшему следователю по особо важным делам при Главном военном прокуроре полковнику юстиции Завгороднему Анатолию Ивановичу.
Завгородний А.И. откомандировывается в Турцию приказом Главного военного прокурора. Он осведомлён о совершенно секретных сведениях, составляющих государственную тайну (допуск № 2). Согласование его поездки в ФСБ проводится в рабочем порядке. Номер и дата согласования будут сообщены дополнительно сразу же после получения.
Срок командировки – 15 дней.
Дата выезда – ориентировочно 15 апреля 1997 года.
Расходы, связанные с откомандированием полковника юстиции Завгороднего А.И., будут отнесены за счёт средств по смете Главного управления международного военного сотрудничества.

Генерал-полковник юстиции      В.Н. Паничев
Визы Шеина В.С. и Гавето С.П. от 12.3.97

Но поездка в Турцию не состоялась. По поступившей из ФСБ РФ оперативной информации, Кобец К.И. воспользовался своими связями, и турецкие спецслужбы «задробили» возможность такой поездки.
Нам через договорно-правовое управление Департамента анализа, прогноза и стратегического планирования ФСБ РФ за № 133/864 от 02.03.98 и за подписью заместителя начальника управления генерал-лейтенанта С.В. Дьякова пришёл ответ Национальной разведывательной организации (МИТ) Турции.
В п.4 там сообщалось, что «направляемая в Турцию делегация Главной военной прокуратуры Российской Федерации для проведения встреч относительно деятельности Константина Ивановича Кобеца может посетить Турцию только после получения разрешения Министерства юстиции Турции». Такового разрешения получено не было.

20.07.2000 г. я получаю ещё один «синий» (служебный), уже российский, заграничный паспорт 20 № 0087965 для поездки в Израиль. С «арабскими» визами евреи бы меня к себе не пустили, как потом (после Израиля) и арабы.

23.Киташин Ю.А. или тяжёлое рождение российского бизнеса
В марте же 1997 года произошло событие, послужившее завязкой истории, которая через четыре с половиной года скажется на моей службе в ГВП (ускорит её окончание). Но кто тогда об этом знал?!
Это целая детективная история.
(согласно допросам Киташина Ю.А.в 2001 г. и другим материалам уголовного дела)

Подполковник Киташин Ю.А. проходил службу в в/ч 75360 (13 ГОСНИЭРАТ) - одном из научно-исследовательских институтов ВВС РФ и был кандидатом технических наук. Вся его служба прошла на научном поприще и была связана как с собственно научными исследованиями в области эксплуатации и ремонта радиоэлектронного оборудования летательных аппаратов, так и с практической работой в войсках, на ремонтных предприятиях и заводах оборонного комплекса по внедрению новейших технологий в жизнь. Он хорошо владел вопросами технико-экономических расчётов и финансовых операций при взаиморасчётах. Помимо значительного базового образования в Киевском высшем военно-инженерном авиационном училище, он в 1986 году получил дополнительное специализированное образование на шестимесячных курсах при Московском политехническом институте по вопросам финансов и бухгалтерского учёта. Защитил кандидатскую диссертацию, стал старшим научным сотрудником и членом-корреспондентом Международной академии информатики. Написал, но до увольнения в запас не успел защитить, докторскую диссертацию. Имел собственную школу из 12 адъюнктов и научных сотрудников 13-го ГосНИИЭРАТа ВВС, а 6 из них успешно защитили кандидатские диссертации. Имел более 110 научных трудов, из которых более 80 были опубликованы в научной литературе, шесть патентов на изобретения. Имел самые тесные контакты с учёными родственной тематики в различных странах мира.
Талантливый специалист и довольно деятельный и предприимчивый человек, он сразу же, как только появилась такая возможность, ещё в 1992 году, взялся за коммерцию и создал при своём научном институте коммерческий отдел. Переход на рыночные отношения для Киташина Ю.А. не вызвал никаких трудностей. Он практически к этому был готов, и не один, а с целым коллективом своих сослуживцев-единомышленников (учёных). Коммерческий отдел просуществовал всего месяц. В связи с запретом коммерческой деятельности в армии, его закрыли.
В мае 1992 года Киташин М.А. уволился с военной службы с должности заместителя начальника управления в/ч 75360 и занялся бизнесом. С ним вместе уволились и его ключевые подчинённые-сотрудники, а заодно они, наверняка, прихватили и свои прошлые разработки. На основе филиала ТОО «Оризон» они создали НПЦРИ «Оризон», ТОО «Бриз» и ТОО «Парус» и активно занялись предпринимательской деятельностью.
Все 3 компании были укомплектованы исключительно офицерами запаса и членами их семей. Занимались они разработкой и производством диагностических систем для прогноза технического состояния авиадвигателей, ядерных реакторов, сложных технических систем и медицинского оборудования для анализа функционального состояния сердца человека с оценкой его стрессового состояния.
Кроме этого, занимались строительством кооперативного жилья, гаражной и другой коммерческой деятельностью. Уже к марту 1993 года они имели в своём активе дом на 282 квартиры, заложенный фундамент на строительство дома на 144 квартиры, складские помещения (холодные – на 2400 кв. м, тёплые – на 1800 кв. м.), два отдельных участка земли под строительство кооперативных гаражей, 22 вертолёта Ми-8Т на паях с ещё двумя компаниями и более 150 млн. рублей на счетах (а не в карманах). Всё делалось ради главной цели – иметь собственное высокотехнологическое производство систем ранней диагностики технического состояния двигателей самолётов, танков, ядерных реакторов и систем информационной безопасности. В это направление и вкладывались основные средства от другого рода деятельности.
Высокая коммерческая деятельность началась и продолжалась успешно вследствие достаточно высокой подготовки, энтузиазма и правильной экономической стратегии. Но, корпорация оказалась не готова к реалиям криминализированной жизни и экономики страны того времени. На успешную компанию обратили внимание преступные группировки.
В марте 1993 года к Киташину Ю.А. приехала группа лиц, не вызывающая сомнения в своей принадлежности к криминальному миру. Представились они «братками». Это были представители Раменской преступной группировки. Они заявили, что нужно заплатить им «в общак» 40 % от всей прибыли, а также передать им соответствующий этому пакет акций компании (НПЦРИ «Оризонт»), то есть также 40 %. С собой они привезли юриста и нотариуса, а также бывшего делового партнёра фирмы «Юнис-Сибирь» по имени Георгий. Он каким-то образом оказался в долгу перед бандитами и навёл на Киташина Ю.А., как на своего должника.
Киташин Ю.А. опроверг все измышления и доказал, что, наоборот, Георгий должен ему 5 млн. рублей за поставку пшеницы в Иркутск. Ознакомившись с документами, нотариус и юрист уехали, сказав, что они не видят ко мне каких-либо обоснованных требований. Уехал и Георгий, но бандиты остались, стараясь внушить, что Киташину Ю.А. будет легче и спокойнее работать у них «под крышей». Рисовали радужные перспективы. Две недели они не оставляли в покое, заявлялись с утра большой компанией и «вели разъяснительную работу». «Братки» предупредили о бесполезности и опасности обращения в милицию и прокуратуру.
Наконец, они поставили ультиматум: «Или ты нам платишь, или мы с тобой «разбираемся своими методами, после чего ты и твоя команда будете нашими». На размышление дали сутки. Нужно были немедленно принимать решение. Киташину Ю.А. подсказали, что единственный человек, который может ему помочь, - генеральный директор МХО «Люкон» люберецкий бандит Турецкий М.А. Он располагал, всего-навсего, обшарпанным столом и колченогим стулом (да и те не его), но пообещал «защиту от криминала».
Турецкий М.А. заявил, что для этого Киташин Ю.А. со своим бизнесом должен влиться в его, Турецкого М.А., фирму и бизнес. Причём, это надо сделать в тот же, суточный, срок. Делать было нечего, в течение 24 часов Киташин Ю.А. перевёл свой офис в офис Турецкого М.А. Так началась их совместная работа.
Бандиты приехали «на разборки» к Турецкому М.А. и, не солоно хлебавши, уехали. Но, к сожалению, ни с чем остался и Киташин Ю.А. со своим коллективом. Деньги с их счетов в течение первых же дней исчезли: по приказу Турецкого М.А. их перевели на указанные им другие фирмы. Материальные ценности со склада в виде автомашин (4 шт.) и другого оборудования тоже улетучились (по приказу Турецкого М.А. всё это было получено присланными им людьми). Это была цена за жизнь компании и возможность продолжать программу научных исследований.
В течение 10 дней была сформирована новая компания - Финансово-промышленная корпорация «Люкон», где компании Киташина Ю.А., внёсшей практически 100 % уставного взноса, отдали скромные 25 %. У возглавляемой Турецким М.А. фирмы практически ничего не было. Даже офиса своего не было, и он арендовал его у какой-то другой организации. Но и эти проценты тоже ничего не определяли и не гарантировали стабильного положения «киташинского» коллектива во вновь созданной компании, не говоря уж о каких-то гарантиях в получении прибыли по результатам работы за год.
Слияние компаний происходило сложно. Хотя Киташин Ю.А. получил титул президента вновь созданной корпорации (Турецкий М.А. для себя определил должность председателя Совета директоров), реальные рычаги управления Турецкий М.А. оставил за собой.
Во вновь созданной организации сошлись два разных лагеря, два разных взгляда на жизнь и производственную деятельность. В одной берлоге оказались два лидера, по разному оценивавших стратегию развития и своё место в корпорации. Турецкий М.А. был крайне амбициозен, хотел быть единоличным лидером, хотя в деловом плане был абсолютным «импотентом». Да и просто, в общечеловеческом плане, был никем: малообразован, с крайне ограниченным кругозором, примитивен, косноязычен и несимпатичен – плебей в самом широком смысле этого слова.
В Сирии Киташин Ю.А. так комично копировал манеру поведения Турецкого М.А. во время встреч с деловыми партнёрами. «Смоля «цигарку» (Киташин Ю.А. очень точно изображал Турецкого М.А.), спрашивал собеседника об одном и том же: «Ты этого знаешь? (назывался кто-то конкретный). А этого знаешь? (назывался другой) и т.д. Из-за «низкого» уровня кругозора говорить он ни о чём другом не мог.
    Со своей стороны могу подтвердить: «Всё правильно». Рассказывая своим шепелявым голосом о каком-то смешном (по его мнению) или вызывающим возмущение случае, Турецкий М.А. всегда спрашивал собеседника: «Это нормально? Это нормально?» Верхом отрицательного для него было определение: «Конченный пидорас!»
Но хотел Турецкий М.А. «всё и быстро», чего, как правило, не бывает. Терпения дожидаться дивидендов от вложений у него не было. Что у него получалось (единственное) так это защита корпорации от различных внешних наездов криминальных структур.
За своё избавление от бандитов Киташин Ю.А. заплатил довольно дорого, поэтому полагал, что имеет право продолжить свою работу в том же духе и стиле, как было в НПЦКРИ «Оризонт», боролся за то, чтобы большая часть прибыли вкладывалась в дальнейшее развитие производства, а не проедалась и не разворовывалась. При этом при решении производственных задач хотел полной самостоятельности, ибо получить дельный совет от Турецкого М.А. не мог.
Турецкий М.А. был не против такой активности, но при следовании Киташина Ю.А. по отведённому им руслу, ибо рассматривал его как дойную корову.
В качестве ограничителей он использовал два обстоятельства:
Удалил Киташина Ю.А. от финансовых потоков. Все крупные суммы поступали на счета подконтрольных Турецкому дочерних компаний, и как поступившие средства расходовались там, никто не знал. Киташин Ю.А. мог подписывать финансовые документы, но реализованы они могли быть лишь в случае, если Турецкий М.А. и его соратник Гайнулин Э.Н. выделяли на это средства. Бухгалтерия тоже была под контролем Турецкого М.А., поэтому права президента корпорации смахивали на права свадебного генерала.
Затем Турецкий М.А. убрал с ключевых позиций, относящихся к распоряжению материальными ценностями, всех людей Киташина Ю.А. и заменил их на своих ставленников.
Права и обязанности руководящих лиц корпорации не были взаимно уравновешены. Киташин Ю.А. занимался всеми текущими делами и зарабатыванием денег, но финансы и коммерцию Турецкий М.А. закрепил за Гайнулиным Э.Н. Только сам Турецкий М.А. владел вообще всем и был единоличным фактическим хозяином компании, так как владел кадрами и безопасностью.
В результате такого несправедливого распределения обязанностей никакого взаимопонимания и доверия между ними быть не могло. Турецкий М.А. следил за Киташиным Ю.А., чтобы тот, не дай бог, где-то не обошёл его. Киташин Ю.А. платил тем же, ибо постоянно ждал подвоха. Конечно, возможностей у Турецкого М.А. было больше, хотя бы потому, что он практически ничем не занимался, и кадры, безопасность, аналитики (всего 262 человека) были, что называется, «под ним».
Киташин Ю.А. зарабатывал деньги, но как только они появлялись, приходил Турецкий М.А. и распоряжался ими, как хотел.
Как человек бессовестный, Турецкий М.А. не брезговал ничем. Например, в связи с производством изделий «Диаграф» между коллективом авторов (Сула А.С., Киташин Ю.А. и Турецкий М.А.) существовал договор, согласно которому на основании «Договора о передаче прав на патент» (по изобретению «Устройства диагностирования состояния объекта, имеющего электронную систему мониторинга функциональных параметров») каждому из авторов полагался гонорар в размере 700-800 млн. рублей за вычетом налогов (эквивалентно 110-130 тыс. долларов США). Слова «Турецкий» и «учёный», «автор патента», казалось бы, несовместимы, а ведь совместились.

Наличие внесённых компанией НПКЦРИ «Оризон» ценностей (законченного строительством дома, строящегося второго дома, складского комплекса, 22 вертолётов) придало солидность вновь созданной компании (ФПК «Люкон»). Присутствие собственного научного подразделения, которое занималось очень важными для государства задачами, придавало престиж. Эти два компонента и связи Турецкого М.А. с сильными мира сего позволили обратить на корпорацию внимание многих государственных структур, таких как Минобороны России, Управление Президентской связи, налоговых инспекций по гор. Москве и России, крупных коммерческих компаний и фондов. «Посыпался дождь» заказов, контрактов и предложений. Большие суммы денег из этих поступлений были направлены на приобретение 43 % акций Мстерского кирпичного завода (45 млн. штук в год полуторного облицовочного кирпича), 70 % Апшеронского завода по переработке сельхозпродукции (до 1 млн. консервных банок). Приобретены санаторий «Родники» и 10 га земли при нём в Малаховке. Были открыты два магазина в городе Люберцы, расширен до 2700 кв. м. складской комплекс, приобретены земля для строительства жилья (38 га в совхозе «Подмосковный»), дом на дострой на 144 квартиры на улице Побратимов в гор.Люберцы и детский сад в Малаховке. Также было куплено 1,2 га земли в Малаховке под строительство 5-ти особняков и много другое.
В рамках научных изысканий был расширен коллектив научных сотрудников и поставлены для реализации задачи более высокого уровня в интересах различных госструктур, включая и Минобороны России.
Но увеличилось и число конфликтов в корпорации из-за воровства командой Турецкого М.А. полученных денег. На работу с Мстерским кирпичным заводом назначен родственник Гайнулина Э.Н. - Салькаев, и вскоре это высокодоходное предприятие стало убыточным. Убытки покрывались за счёт поступлений из научного сектора и строительства. Всё, чем руководил Гайнулин Э.Н., приносило только убытки. При больших оборотах таможенных складов, те тоже стали приносить большие убытки. То же и по Апшеронскому заводу.

Голова у Турецкого М.А. закружилась.
Силой обстоятельств, по сути дела, из небытия он вдруг был вынесен восходящими воздушными потоками на самую вершину политической жизни и получил возможность встречаться с людьми, занимавшими самое высокое положение в стране. Это председатель комиссии по научно-исследовательским работам Совета безопасности РФ Малей М.Д., главный военный инспектор РФ Кобец К.И., начальник Управления вооружения Минобороны России Ситнов А.П., начальник управления связи Президента РФ Корнев Ю.П., Начальник войск связи ВС РФ Гичкин Г.П., Первый заместитель Минобороны России Кокошин А.А., Заместитель Главнокомандующего ВВС генерал-полковник Аюпов А.И. и др.
Турецкий М.А. буквально купался в лучах славы.
Появившиеся связи надо было использовать в коммерческих целях, «присосаться» к бюджету, оказывая чиновникам большие и малые услуги. В России без этого бизнес не идёт.
Киташин Ю.А. активизировал свои связи с военными. Руководство ВВС («голубые», как их называли в корпорации по цвету канта на форменной одежде) во главе с тогдашним Главкомом ВВС Дейнекиным П.С. стали частыми гостями руководства корпорации. В корпорации шутили, что в «Люконе» генералы ВВС получали «вторую» (главную) свою зарплату, расплачиваясь заключением выгодных для «Люкона» контрактов с ВВС. Например, о финансируемых «Люконом» авиаперевозках.
Согласно сообщению № 3/11/122 от 30.01.1997 г. заместителя начальника Управления военной контрразведки ФСБ РФ генерал-майора Ю.Яровенко, лоббировал интересы ФПК «Люкон» заместитель Главкома ВВС РФ-начальник службы вооружения генерал-полковник Аюпов Абрек Идрисович. Со своей стороны, руководство ФПК «Люкон» в лице Турецкого М.А. и Киташина Ю.А. помогли Аюпову А.И. в 1995 году избежать ответственности за совершение какого-то преступления.
Но Военно-воздушными силами интересы «Люкона» не ограничивались.
Руководство «Люкона» активно проникало и в другие «вкусные» армейские структуры. Например, в КЭУ Москвы. Главный инженер этой организации Волков Ю.М. уволился в запас и перешёл на работу в ФПК «Люкон». Только из этой организации в ФПК «Люкон» были необоснованно перечислены (якобы в оплату произведённых строительно-монтажных работ) более 1 млрд. рублей.
Но, чтобы «проламывать» эти платежи, в Минобороны России нужна была мощная «крыша». Ею стал герой защиты «Белого Дома» в 1991 году и руководитель его обстрела в 1993 году, по-существу, первый военный министр обороны новой России, Главный военный инспектор РФ-Заместитель Министра обороны РФ генерал армии Кобец К.И.
Сын Кобеца К.И. – Юрий – был фиктивно устроен на работу в «Люкон» и, не появляясь там (у него и должность-то не была определена), получал заработную плату. А вообще «под Юрия» готовилось совместное российско-германское сервисное предприятие по продаже и обслуживанию автомобилей «Ауди» - «Люкон-Ингопет».
Чтобы расположить к себе его отца, Турецкий М.А. «таскал мальчишку» с собой по "заграницам", ресторанам и другим злачным местам.
В ноябре 1994 года Кобец К.И. посетил «Люкон» и с этого момента отношения с Кобецом К.И. (собственно корпорации, Турецкого М.А. и Киташина Ю.А.) стали дружескими, а Турецкий М.А. не переставал повторять, что он является членом семьи Кобеца К.И.
Для Кобеца К.И. по приказу Турецкого М.А. начали строить загородный дом в курортной зоне «Архангельское» в ближнем Подмосковье.
Активно «выбирались» (то есть использовались «по полной») и другие «высокопоставленные» связи. Действовали по принципу: «Ты мне, я – тебе». Кому-то квартирку обеспечили. Кого-то покатали за границу. Чиновники платили своим административным ресурсом (закрытыми сведениями, нужными знакомствами и т.д.). Чиновничество было продажное!
Согласно сообщению № 3/11/123 от 30.01.1997 г. заместителя начальника Управления военной контрразведки ФСБ РФ генерал-майора Ю.Яровенко, устойчивые контакты с представителями ФПК «Люкон» поддерживали следующие руководящие работники государственных структур:
1) Малей Михаил Дмитриевич – Председатель межведомственной комиссии Совета Безопасности по вопросам оборонных отраслей промышленности (тел. 206-54-83, Администрация Президента, Старая площадь, 6).
Отношения Малея М.Д. с Киташиным Ю.А. стоятся на общих коммерческих интересах. Осуществляет лоббирование в интересах «Люкона». Способствует заключению сделок с иностранными фирмами, например, вывоз в США через Германию броневого железа (планировавшаяся стоимость сделки до 25 млн. долларов).
   Киташин Ю.А. использовал возможности Малея М.Д. для оказания давления на Департамент налоговой полиции в целях препятствовать проведению комплексной проверки «Люкона».
«Люкон» оплачивал лечение Малея М.Д. в Израиле, а также отправлял к нему за свой счёт его жену – Малей Людмилу Степановну.
2) Яковлев Николай Николаевич – ответственный сотрудник Совета безопасности (тел.206-35-82, Старая площадь, 6).
Отношения аналогичные, как и с Малеем М.Д. Многие вопросы прорабатывают вместе с Малеем М.Д. С санкции последнего организовал встречу Киташина Ю.А. с гражданином США Кандовым Борисом Алексеевичем, который прибыл в Россию для заключения контракта на поставку лёгкого вооружения и боеприпасов в третью страну. В адрес Яковлева Киташин Ю.А. отсылал копии платёжных документов, в частности на сумму 40 млн. 889 тыс. рублей. Организовывал встречу Киташина Ю.А. с китайским коммерсантом Дзяном.
3) Шитов Анатолий Дмитриевич – начальник Управления налоговой полиции по Московской области, генерал-майор (214-25-90, Петровско-Разумовская аллея, 6).
«Люкон» устроил Шитову квартиру. Он считает себя ответственным за это перед «Люконом»
   Шитов А.Д. пытался препятствовать комплексной проверке «Люкона» сотрудниками ДНП. Разгласил в разговоре с Киташиным Ю.А. заинтересованность УВКР.
4) Юрий Макарович Ульянов – Государственная налоговая служба (тел.200-54-20, Неглинная, 23).
   Вопросы строительства квартир для ГНС.
5) Владимир Ильич Гулаев – ответственный сотрудник ГФУ налоговой инспекции по Московской области при Минфине РФ (тел.152-83-71, ул. Коккинаки, 5, ком.341).
Совместно с «Люконом» прокручивал госбюджетные и внебюджетные средства (в том числе, принадлежащие Военно-Воздушным Силам) через государственные и коммерческие структуры, используя для этого своё служебное положение.
   Делился с Киташиным Ю.А. опасениями о том, что по линии ДНП и контрразведки пошла информация о разбазаривании государственных средств. Необходимо быстрее со всеми рассчитываться. Владимир Ильич подчёркивал в одном из разговоров, что «…из областной прокуратуры любой заместитель, помощник может начать проверку. У нас позиция хилая по финансовым вопросам. Если бы речь шла о месяце или двух, это одно – а речь идёт о большом периоде времени…. Сейчас мы действительно уже на грань наступили. Надо спасаться…»
    Гуляев рассказал Киташину Ю.А. о предстоящей проверке «Люкона» Департаментом налоговой полиции.
6) Гусев Владимир Васильевич – Государственная налоговая служба РФ (тел. 200-00-02, Неглинная, 23).
   Имел несколько встреч с Киташиным Ю.А. Обсуждались вопросы взаиморасчётов по строительству.
   Указанные сведения получены негласным путём в соответствии с Законом «Об оперативно-розыскной деятельности» и не могут быть использованы в гласной правоприменительной деятельности.
      Приложение: копии телефонов ФПК «Люкон». На 1 листе, несекретно, только в адрес.

Каким-то образом «Люкон» приобрёл участок земли на неудобьях в окрестностях села «Октябрьское», на котором решено было строить жильё. Ни один нормальный человек туда бы не поехал жить, но военный – человек подневольный, да и рад будет получить, хоть что-то. Вот и заключён был с Минобороны России договор на строительство большого объёма жилья для военнослужащих.

В декабре 1993 года Минобороны России и ФПК «Люкон» заключили договор о совместной деятельности по строительству жилых домов в пос. Октябрьский Люберецкого района Московской области. В соответствии с условиями договора, Минобороны России должно было в 1994-1996 годах осуществить 60-ти процентное финансирование данного строительства.
Из-за недостаточного бюджетного финансирования Минобороны России перечислило в 1994 году в ФПК «Люкон» 1 млрд. рублей вместо 26,3 млрд. рублей, в связи с чем руководство корпорации потребовало от ГлавКЭУ Минобороны России возмещения якобы понесённых в связи с этим убытков.
Строить должна была турецкая фирма «ЭПЭ» (она построила загородный дом для Кобеца К.И., а Турецкому завершили строительство загородного дома в Малаховке). К строительству же жилья для военнослужащих она так и не приступила.
Тем не менее, это не помешало «Люкону» выдвинуть Минобороны России требование погасить якобы образовавшуюся задолженность, а также выплатить штрафные санкции на общую сумму более 77 млрд. рублей. Эту сумму предполагалось погасить не «живыми» деньгами, их тогда не было, а путём срочной реализации программы получения внебюджетных средств в виде передачи корпорации высвобождаемого из военных нужд имущества, в частности авиационных двигателей для «МИГов» и другой авиационной техники.
СССР ведь собирался воевать с капиталистическим миром до победы, поэтому на складах скопилось большое количество этих двигателей. Их надо было время от времени подвергать регламентным работам, а это деньги, которых и так не было. Короче, авиадвигателей было много, и ими решили расплатиться за жилье: вместо 150 млрд. рублей - более 400 авиационных двигателей 2-й категории без межремонтного ресурса.
С момента заключения этого договора, по-существу, и началось уголовное дело «в отношении должностных лиц МО РФ и главного штаба ВВС» (как значилось в постановлении о возбуждении уголовного дела), а в народе просто именуемого делом в отношении генерала армии Кобеца К.И. и др.
Как случилось, что Главная военная прокуратура возбудила уголовное дело в отношении столь видного военного чиновника, тем более, что Главный военный прокурор генерал-полковник Паничев В.Н. был в довольно хороших отношениях с Кобецом К.И., я уже пояснил ранее

По поводу продажи двигателей (после соответствующего ремонта и экспортной упаковки) Киташиным Ю.А. в конце 1995 года - начале 1996 года велись переговоры с представителями Министерства обороны Сирии (Киташин Ю.А. летал по этому поводу в Сирию) и возможными комиссионерами (напрямую ФПК «Люкон» не могла заниматься такой деятельностью) в лице ГК «Промэкспорт». Это не могло остаться в тайне для израильских спецслужб.
Лишь только были обговорены первичные технические вопросы сделки (объём поставок, номенклатура двигателей, их формулярные данные), как Киташину Ю.А. через Турецкого М.А., который, как гражданин Израиля, приглашался на приём в Посольство Израиля в РФ, поступило предостережение военного атташе Израиля в России о том, что если будут предприняты какие-либо конкретные действия по реализации авиатехники Сирии, ФПК «Люкон» будет «уничтожена», а сам Киташин Ю.А. (ибо Турецкий М.А. тут же всё «свернул» на него), как идеолог этого вопроса, и его семья будут иметь самые негативные последствия.

Наши «бизнесмены» пересеклись с интересами Израиля, а, учитывая засилье евреев в наших властных (и около властных) структурах, следовательно, были обречены на провал. Дело в том, что полученные от Минобороны России авиадвигатели Киташин Ю.А. договорился продать… Сирии, стране, которая до сих пор находится в состоянии войны с Израилем. Сирия согласилась даже оплатить регламентные работы (работы по восстановлению межремонтного ресурса) на приобретаемых двигателях, то есть военные заводы получали работу и финансовые средства. Но 400 двигателей – это, по-существу, новая воздушная армия у врага Израиля.

По воспоминаниям Киташина Ю.А., Турецкий М.А. прибежал со встречи в Израильском Посольстве «в холодном поту». Он знал методы работы израильских спецслужб и знал их возможности. Но… опять но… Слишком большие деньги «светили». Отказаться от таких денег было трудно даже такому трусу и патриоту Израиля как Турецкий М.А. Было решено осуществить сделку таким образом, чтобы не только ФПК «Люкон», но и Россия вообще (в лице официальных учреждений и организаций) не фигурировала в экспорте военного имущества в Сирию. Поскольку предполагаемая к поставкам в Сирию номенклатура двигателей была «засвечена» (не исключено, что Израиль имел номера предполагавшихся к продаже двигателей), поставка этих двигателей, даже через третьи страны, не меняла негативных последствий для «Люкона» и его руководства. Израильтяне по номерам поставленных двигателей отследили бы основного продавца (в данном случае ФПК «Люкон»).
Были предприняты титанические усилия, чтобы из Минобороны России в «Люкон» были поставлены другие двигатели с таким же остаточным ресурсом, но с другими заводскими номерами (чтобы общая сумма  контракта не изменилась), после чего Киташин Ю.А. обратился в МАПО-МИГ (в лице генерального директора господина Кузьмина В.В.) с предложением осуществить сделку через третью сторону – швейцарскую фирму «Орликон Контраверс», осуществлявшую торговлю оружием, и партнёра ФПК «Люкон» по поставке базовых комплектующих для тренажёра и интересах ВВС РФ. Это предложение было принято. Соответствующие договорённости были достигнуты и с Сирийской, и со Швейцарской сторонами.
Нам в процессе следствия долго пришлось ломать головы над тем, что стоит за этой сменой передаваемых ФПК «Люкон» авиадвигателей.
После достижения этих договорённостей Киташин Ю.А. отдал распоряжение о проведении на базах и складах ВВС РФ полной ревизии планируемых к передаче ФПК «Люкон» авиадвигателей. Ревизия показала, что не то что экспортной, а вообще какой-либо упаковки двигатели не имели. Надо было предпринимать срочные меры по изготовлению соответствующей тары. Этот вопрос был более важен, чем восстановление межремонтного ресурса, поскольку сирийская сторона дала предварительное согласие на 10-процентную предоплату контракта, которая должна была пойти на оплату работ по восстановлению межремонтного ресурса двигателей.
Возник вопрос, где найти фирму-поставщика тары для такого широкого спектра, типа и размеров двигателей и большого объёма предстоящей работы. Из управления капитально-восстановительного ремонта ВВС РФ стало известно, что соответствующие заводы, поставлявшие ранее Минобороны тару для авиадвигателей, либо не работают, либо остались за пределами России. Уже давно никто не заказывал двигатели, а, следовательно, и тару к ним.
Пришлось переключиться на компании, которые занимались аналогичными поставками, но в интересах гражданской авиации. В контексте исследования этого вопроса к Киташину Ю.А. обратился руководитель службы безопасности корпорации Жигарев Александр. Он сообщил, что ему известна такая фирма («АСП-Крафт»), которая поставила для АО «Рыбинские моторы» сорок контейнеров для авиадвигателей АИ-20м. Он, дескать, встречался с руководством этой компании, и ему были показаны производственные помещения, где, действительно, изготавливалась тара для крупногабаритных изделий. Поскольку Жигарев был человеком Турецкого М.А. и ничего не делал, не согласовав с Турецким М.А., Киташин Ю.А. распорядился заключить контракт с фирмой и перечислить туда авансом требуемую сумму (около 8 млрд. рублей).
Позднее ему сказали, что и договоры готовил Жигарев, и подписание их организовывал он сам, и что такая его активность вызвала в корпорации опредёленное недоумение. Тара так поставлена и не было, срок поставки всё оттягивался, а потом и вообще стало известно, что фирма была «дутой». Перечисленные за изготовление тары деньги бесследно исчезли, а лоббировавший эту фиктивную фирму Жигарев при крайне загадочных обстоятельствах умер. Позднее высказывались предположения, что замешан в этом Турецкий М.А. Он одновременно желал и обогатиться (украсть деньги фирмы), пользуясь подходящим случаем, и, как истый еврей, не допустить передачи арабам вооружения. Сделка по продаже Сирии двигателей оказалось отложенной, в том числе и по причине отсутствия экспортной тары для двигателей.

Киташин Ю.А. с бригадой специалистов корпорации ещё в мае 1996 года выехал в Сирию на презентацию продукции корпорации, а также для проведения переговоров (завершающих) по продаже авиационных двигателей для сирийских ВВС. Заграничный паспорт ему выдавался по ходатайству Ремонтно-механического комбината (Москва, ул. Бауманская, 16), как сотруднику эксплуатационного отдела. Видимо, чтобы "обойти" его военное прошлое и владение секретами.
Презентация прошла успешно, и сирийская сторона обратилась с просьбой провести цикл испытаний предлагаемой «Люконом» техники (системы информационной безопасности) в полевых и городских условиях. Составленная программа была рассчитана на период до декабря 1996 года, но фактически была завершена в январе 1997 года. Важность для корпорации проводимых работ (контракт оценивался несколькими сотнями миллионов долларов) и не позволяла Киташину Ю.А. вернуться в Россию. Оставаясь в Сирии, он ждал завершения расследования.

В марте 1997 года был решён вопрос о закупке Минобороны Сирии оборудования корпорации по информационной безопасности. Одновременно сирийской стороной было принято решение о форсировании вопроса о закупке у «Люкона» авиационных двигателей для Сирийских ВВС. Успешными оценила завершённые переговоры и сирийская сторона.
Киташин Ю.А. и его сотрудники подготовили к подписанию контракт с Сирийской стороной на изготовление и поставку сирийской армии радиомодемов и систем закрытия связи на общую сумму $ 320 млн.
Изготовленный группой Киташина Ю.А. прибор был испытан. Он исключал прослушивание переговоров по сирийским военным линиям связи. Сигнал был передан со станции на Голанских высотах на станцию на Евфрате, и впервые израильтяне не смогли узнать, о чём сирийцы говорили. Киташин Ю.А. сообщает о результатах испытаний своему компаньону по бизнесу Турецкому М.А. и честно зарабатывает себе новые проблемы в виде уголовного дела.
Не учёл он, что тот – еврей. И у Сагуры А.Л., как потом я узнал, были еврейские корни. И Виктор Степанович Шеин был не чужд этой нации.

17 марта 1997 года у меня (бригадира) за спиной и без всякой консультации со мной Сагура А.Л. возбуждает в отношении Киташина Ю.А. уголовное дело, хотя раньше о нём (Киташине Ю.А.) даже не вспоминал: сидит себе в Сирии и пусть сидит. Мне он только бросил: «Там всё нормально». Но никаких материалов так и не дал.
Тут же, 18 марта 1997 года сам вынес постановление о привлечении Киташина Ю.А. в качестве обвиняемого по ч. 3 ст. 147 УК РСФСР (мошенничество).

 
 25 марта 1997 года уже следователь майор юстиции Ерофеев Н.Г. по команде Сагуры А.Л. выносит постановление о применении в отношении Киташина меры пресечения заключение под стражу (санкцию даёт заместитель Главного военного прокурора генерал-лейтенант юстиции Гавето С.Э.), а 27 марта 1997 года он же выносит постановление о розыске Киташина Ю.Л.
И не потребовал ни Гавето С.Э., ни Шеин В.С. моей, как должностного лица, в чьём производстве находится уголовное дело, визы, моего мнения об обоснованности принятого решения.

Сагура А.Л. заявил мне, что он собирается в командировку в Сирию «за Киташиным» и с ним едет Ерофеев и представитель ФСБ РФ.

Меня такое решение Сагуры А.Л. озадачило. Я ведь понимал, что работать там Сагура А.Л. не будет. Так оно и оказалось: все пятнадцать дней командировки для него и Ерофеева Н.И. стали днями экзотического отдыха. Киташина Ю.А. в Сирии Сагура А.Л. не увидел и не допросил. Тот, догадавшись по некоторым обстоятельствам, какая участь ему готовится, ушёл от контакта и расставленных ловушек избежал. «Привезти», как они обещали, Киташина Ю.А. в Россию они не смогли.
Даже человеку, далёкому от юстиции, понятно, что в таком случае сирийской стороне должны предъявдляться документы о виновности человека и ставиться вопрос о его экстрадиции. Эти трое ехали «заманить» и «забрать». Как в паршивом детектике.
Киташин Ю.А. разгадал интриги вокруг себя и избежал участи, предназначенной ему. Ничего толкового наши искатели лёгкой удачи там не сделали.

Как позднее пояснил Киташин Ю.А., его проинформировали заинтересованные лица о том, что в Дамаск прибыла группа работников Главной военной прокуратуры и ФСБ России с целью его ареста.
Причем, его не пригласили официально в Посольство для встречи с этими людьми, а пытались заманить туда, якобы для решения вопроса о выдаче вида на жительство ему и всем сотрудникам его бригады, а он знал, что всё это уже решено, и виды на жительство выписаны. Он понял, что его пытаются просто поймать и ведут с ним нечестную игру, и решил в Россию не возвращаться.

Вот что я узнал позднее:
Сагура А.Л. предпринял ряд мер по дипломатическим каналам, чтобы Киташина Ю.А. выдворили из Сирии, а когда и это не получилось, родилась СТРАШНАЯ бумага, которая чуть было не стоила Киташину Ю.А. жизни.
Из ГВП на имя начальника Главного разведывательного управления Генерального штаба ВС РФ направляется письмо (изготовил Сагура А.Л., подписал Шеин В.С.), в котором сообщается, что «ГВП расследуется дело в отношении Киташина Ю.А., который скрывается в Сирии. Следствием установлено, что он пытается там получить вид на жительство, «в то же время установлено, что он имеет израильское гражданство, которое тщательно скрывает от сирийских властей, и счета в банках Израиля; через своих представителей он выполняет в интересах Израиля ряд работ военного назначения».
Далее пишется: «Учитывая заинтересованность Министерства обороны России в возмещении причинённого Киташиным Ю.А. материального ущерба, прошу Вас в соответствии с указаниями Министра обороны РФ принять меры по физической депортации Киташина Ю.А. из Сирии в Россию» (Не экстрадиция, а депортация. А для особо тупых уточняется – физическая. То есть можно как чурку запихнуть в корабль вместе с другим имуществом, отправляемым на ремонт в Россию).
У нас не то что никаких материалов об этом в деле не было, не было даже анонимного письма… Но… генерал-лейтенант Корабельников, видимо, направляет это письмо начальнику Генерального штаба ВС РФ генералу армии Квашнину А.В., а тот информирует об этом нашего стратегического союзника на Ближнем Востоке.
 
 


    На человека клеветали с использованием своего должностного положения. По-существу, посылали на виселицу.
Сирия с Израилем – в состоянии войны. Не то, что шпионов, там обычных воров вешают на виселице в центре города при скоплении людей. Спасло Киташина Ю.А. то, что на испытаниях его «изделия» присутствовал будущий президент Сирии Башар Асад (тогда «наследник престола»). Он и не дал обрушиться каре на голову Киташина Ю.А.
Сагура А.Л. делает следующий шаг и успокаивается («что уж поделаешь»), «закупоривая» Киташина Ю.А. в Сирии – объявляет (через Ерофеева опять же) его в международный розыск через Интерпол.

16 мая 1997 года мною был привлечён к уголовной ответственности Кобец К.И. Ему, в частности, вменялось получение взятки в виде строительства для него загородного дома.
Тут вышла каверза. Работали в запарке, поэтому, когда я принёс Шеину В.С. проект постановления о привлечении Кобеца К.И. к ответственности за получение взятки от Киташина Ю.А., выяснилось, что постановление о привлечении Киташина Ю.А. к ответственности за дачу этой взятки не вынесено. Взяткополучатель привлекался, а взяткодатель нет. Срочно 17 мая 1997 года было подготовлено новое постановление о привлечении Киташина Ю.А. к уголовной ответственности, в том числе, и за это деяние.
Вообще, такие «уточняющие» постановления о привлечении Киташина Ю.А. в качестве обвиняемого выносились ещё неоднократно. Например, 12 мая 1998 года при завершении дела в отношении Кобеца К.И. и непосредственно перед моей командировкой в Сирию 20 октября 2001 года.

Сагура А.Л. не оставлял попыток «ущучить» Киташина Ю.А. Удивляет такая его настойчивость.
6.10.1997 г. он направил начальнику Люберецкого отдела милиции поручение в связи с полученной информацией, что из Сирии в Россию прибыла сестра жены Киташина Ю.А. - Новицкая Ирина Григорьевна (якобы, за деньгами Киташина Ю.А.)
Сагура А.Л., в частности, просил:
«…- поставить телефон Новицкой И.Г. по адресу: Московская область. Гор. Люберцы, д. 82, кв. 20 на прослушивание;
- провести оперативно-розыскные мероприятия и наружное наблюдение за Новицкой И.Г. с целью возможного обнаружения банков, в которых могут находиться счета Киташина Ю.А., а также мест, где могут быть спрятаны предметы и ценности, которые добыты Киташиным Ю.А. преступным путём».

На это письмо начальник ОУР Люберецкого УВД майор милиции Розанов Ю.В. сообщил Сагуре А.Л., что «на обвиняемого Киташина Ю.А. ОУР Люберецкого УВД заведено розыскное дело № 009872 от 17.04.97 г.», а на обвиняемого Гайнулина Э.Н. розыскное дело № 010019 от 10.10.97 года» (подлинник находится в уг. деле № 29/00/0017-96, т. 23, л.д. 167).

13.10.1997 г. он же (Сагура А.Л.) направил ходатайство о международном розыске Киташина Ю.А. через Генеральный секретариат Интерпола начальнику национального бюро Интерпола в РФ генерал-майору Овчинскому Владимиру Семёновичу.

22.10.1997 г. Сагура А.Л. «для издания розыскного бюллетеня Интерпола» направил начальнику 2 отдела НЦБ Интерпола в РФ подполковнику милиции Абрамову А.П. дополнительную информацию о Киташине Ю.А. (его описание и словесный портрет, данные о родителях и соучастниках - Гайнулине Э.Н. и Рубине А.Б.). Подлинник находится в уголовном деле № 29/00/001796, том 23, л.д. 166.

28.10.1997 г. Сагура А.Л. через Начальника Национального центрального бюро Интерпола в РФ генерал-майора Овчинского Владимира Семёновича (по каналам оперативной связи) и Директора правового Департамента МИД РФ Ходакова Александра Григорьевича (по каналам дипломатической связи) направил в Сирию международное следственное поручение об оказании правовой помощи и его перевод на 2 листах. О чём оно было, не знаю, не видел. Меня об этом Сагура А.Л. не информировал. Не видел я и ответа на это поручение. Так, без меня, мои руководители пытались решить «проблему Киташина Ю.А.». Естественно, безуспешно.

19 мая 1997 года к уголовной ответственности за дачу взятки Кобецу К.И. был привлечён Турецкий М.А. Виновным себя он не признал, дал показания об обстоятельствах дачи взятки Кобецу К.И. и выполненных последним в пользу ФПК «Люкон» действиях, однако заявил, что решение о даче взятки и все действия, направленные на это, принимались Киташиным Ю.А.
Он всё стал «валить» на Киташина Ю.А. Дескать, Киташин Ю.А. активно» лез к власти (в том числе и в корпорации) и хотел завести знакомства с людьми, занимающие влиятельное положение". Именно Киташин Ю.А. принял решение безвозмездно построить Кобецу К.И. загородный дом. Он, Турецкий М.А., сказал, что эти действия наказуемы, и вновь возвращаться в места лишения свободы он не хочет. Якобы, категорически заявил Киташину Ю.А., что вмешиваться в эти вопросы не будет, а если он, Киташин Ю.А., такое решение (давать взятку) принял, то пусть сам думает, как эти вопросы решить. Если потребуется решать какие-то финансовые вопросы, может консультироваться с Гайнулиным. Несколько раз они подходили и информировали о своих действиях в этом плане. Им он повторял, чтобы его не вмешивали в такие дела.
То есть, спасая свою шкуру, Турецкий М.А. стал валить обоих, отсутствовавших на тот момент в России, компаньонов.

В декабре 1997 года - начале 1998 года Кобец К.И., желая выйти из-под стражи, пошёл на дачу показаний о совершённых им преступлениях. Не умея объяснить, откуда у него взялись деньги на строительство загородного дома, он не нашёл ничего лучшего, как заявить, что деньги в сумме 300 тыс. долларов США на строительство загородного дома он получил от Киташина Ю.А. Тот находился за рубежом, был недосягаем для следствия, и Кобецу К.И. показалось, что это – лучший вариант возможного объяснения.
12 мая 1998 года мной вынесено постановление о предъявлении Киташину Ю.А. обвинения в даче взятки Кобецу К.И. в сумме 300 тыс. долларов США.
После освобождения из-под стражи Кобец К.И. от признания своей вины в получении от Киташина Ю.А. взятки отказался и заявил, что оговорил себя.

21 июня 2000 года уголовное дело в отношении Кобеца К.И. было прекращено вследствие акта амнистии в связи с 55-летием Победы в Великой Отечественной войне.
Для завершения дела Кобеца К.И. полностью, требовалось, в частности, проверить его заявление о получении 300 тыс. долларов США наличными от Киташина Ю.А. «за лоббирование научно-технических разработок» ФПК «Люкон». А для этого надо было предпринять меры по получению показаний по этому и другим вопросам у Киташина Ю.А., «скрывавшегося в Сирии».

Ещё в апреле 1997 года, сразу после возвращения Сагуры А.Л. из Сирии в Москву, ко мне попросились на приём адвокаты Киташина Ю.А. – Пилипенко Юрий Сергеевич и будущий глава комитета по конституционному законодательству Госдумы РФ Плигин Владимир Николаевич. Они заявили, что Киташин Ю.А. готов дать мне показания по предъявленному ему обвинению и по делу в целом. Ради этого, под моё честное слово, что его в посольстве не задержат, он готов прийти в Российское Посольство в Сирии. Он, дескать, изучил мою личность и верит в мою порядочность.
Я ухватился за эту возможность прояснить ситуацию и двинулся к руководству. И Сагура А.Л., и Шеин В.С. охладили мой пыл: «В такой командировке нет необходимости».
Прошло долгих три с половиной года, пока я смог, наконец, реализовать свой план и допросил Киташина Ю.А. по всем интересовавшим вопросам. Но об этом позднее.

24. Турецкий
1 апреля 1997 года мы проводим порядка трёх десятков обысков в ФПК «Люкон» и у его сотрудников, в том числе и у лидера «Люкона», председателя Совета директоров корпорации Турецкого М.А. Здесь мы с ним и знакомимся.
Андрей Леонидович, что вполне объяснимо, сразу же заинтересовался личностью лидера ФПК «Люкон» Турецкого М.А., и, узнав, что тот был ранее судим, затребовал уже декабре 1996 года в Гагаринском межмуниципальном народном суде города Москвы копию приговора на Турецкого, а также копию акта о его досрочном освобождении от отбывания наказания.
Уже достаточно зная Сагуру и в этом качестве, я понял, что он искал пути к Турецкому М.А., чтобы что-то от него или через него «поиметь». И, в конце концов, поимел (об этом позднее). А компромат на Турецкого он искал, чтобы разговаривать с ним с позиций силы и принудить его к определенному поведению. Следователю Панкратову Д.Е. он поручил разобраться, как Турецкий умудрился досрочно выйти из мест лишения на свободы, где отбывал наказание, на кого работал (чьим агентом был) и т.п.

 

    Приговор-то мы получили, а вот установить, кем и на основании чего Турецкий был досрочно освобождён из мест лишения свободы, мы так и не смогли. Была оперативная информация, что он в местах лишения свободы стал агентом и МВД, и КГБ, хотя это тоже «глобально» ничего не решало.

Согласно приговору от 26 октября 1984 года Гагаринского районного народного суда г. Москвы в составе председательствующей Чеботарёвой Е.А., народных заседателей Емельянчиковой Е.В., Рвачёвой И.Ю., с участием прокурора Забралова С.Н., адвокатов Велятицкой Б.А., Зикс В.И. при секретаре Калининой О.А.
   Турецкий Михаил Анатольевич, 12 июня 1951 года рождения, уроженец г. Москвы, русский, беспартийный, с высшим образованием, разведённый, не имеющий на иждивении несовершеннолетних детей, ранее не судимый, не работающий с июня 1982 года, проживающий по адресу: г. Москва, проспект Вернадского, дом 99, корпус 3, кв. 85, содержащийся под стражей с 27 января 1984 года, осужден по ст. 17, ст. 174 ч. 2 к 11 годам лишения свободы с конфискацией имущества, без ссылки и по ст. 147 ч. 3 УК РСФСР к 10 годам с конфискацией имущества, а по совокупности совершённых преступлений – 11 лет с конфискацией имущества, без ссылки, с отбыванием в исправительно-трудовой колонии усиленного режима.
     Вместе с ним осужден Бей Юрий Владимирович, 14 апреля 1946 года рождения, уроженец Пермской области, посёлок Боровск, украинец, беспартийный, образование незаконченное высшее, разведён, имеющий на иждивении ребёнка 1974 года рождения, ранее не судимый, работающий администратором кафе при международном выставочном комплексе «Красная Пресня» г. Москвы, проживающий по адресу: Московская область, посёлок Текстильщики, ул. Молодёжная, дом 3, кв. 31, содержащийся под стражей с 9 декабря 1983 года, по ст. 17, 174 ч. 2 на 7 лет лишения свободы с конфискацией имущества без ссылки с отбыванием наказания в исправительно-трудовой колонии усиленного режима.
     Суд постановил взыскать с Турецкого (вместе с Беем) в пользу обманутых им лиц 48 тысяч рублей (огромные по тем временам деньги).
    Как значится в приговоре, Турецкий виновен в том, что в период 1981-1982 гг., не имея намерения выполнить обусловленные действия (оказать содействие в получении квартиры, трудоустройстве, приобретении автомобиля и т.п.) неоднократно лично и с участием Бея совершал подстрекательство к даче взяток должностным лицам и полученные деньги присваивал.

Только работой «на органы» и объясняется "взлёт" Турецкого. Кому и как он «служил», не знаю. Но никаких личностных качеств для того, чтобы стать великим предпринимателем и подняться на такую «высоту» (пусть и ненадолго) у него не было.

Позднее, когда мне удастся вырваться в Сирию и допросить Киташина, тот подробно описал, как Турецкий поглотил его бизнес. Киташин Ю.А. очень ёмко характеризует своего компаньона. Они друг друга ненавидели.
Но, выйдя из «ничего», Турецкий очень любил помпу. Главный инженер КЭУМ Оношко Иван Петрович так описывал своё посещение офиса ФПК «Люкон» (протокол допроса от 12 ноября 1996 года, с 14 до 20 час., лист 8): «…пришлось преодолеть четыре кордона охраны: на улице перед офисом, в подъезде, на этаже и непосредственно в приёмной руководства».

Ездил с машинами сопровождения и с проблесковым маяком. Есть данные, что у него была какая-то «ксива» из МВД РФ о том, что их транспортные средства нельзя останавливать и досматривать. Понятно, что всё это стоило денег. «Понты» пожирали средства, которые были необходимы в производстве.
Турецкий был типичным представителем того лихого времени. Мы расследовали период, когда был пик его успешной карьеры. Деньги (бюджетные) текли рекой. Нарабатывались связи, в том числе и на самом высоком уровне. Турецкий наверняка ощущал себя представителем элиты, человеком, от которого многое зависит.
Однако, увы, «кавалергарда век недолог». Он очень быстро «слинял» и уже не «поднялся». Сейчас о нём даже не слышно.
Когда я работал уже в Службе безопасности Банка Москвы, мне приходилось бывать в Люберцах, в Островцах, Раменском (места деятельности Турецкого). Интересовался, где он. Лишь единицы вспомнили, да и то, не знали, где он сейчас и чем занят.

31 марта 1997 года начальник 1 отдела СУ ГВП полковник юстиции Сагура А.Л. ввёл в состав следственной группы следователей по особо важным делам СУ ГВП капитана юстиции Данилова В.В., майора юстиции Матвеева А.Н., майора юстиции Барсукова С.В., майора юстиции Глущенко А.А., майора юстиции Выборного А.Б., ст. лейтенанта юстиции Воеводина Е.А., майора юстиции Нелюбина В.А., майора юстиции Маслова А.Ю., подполковника юстиции Леонтьева В.И., подполковника юстиции Кудрявцева А.Г., старших следователей по особо важным делам СУ ГВП полковника юстиции Сапина В.А., капитана юстиции Стрикалова В.И., майора юстиции Рейтора К.И., подполковника юстиции Лёшкина С.Н., подполковника юстиции Лысенко С.В.
Это мы готовились к проведению первой серии обысков в помещениях ФПК «Люкон», её родственных структур и должностных лиц и работников, которую провели 1 апреля 1997 года.
Обыски (и эти, и последующие) мы проводили «партиями», по несколько десятков одновременно. Выезжали очень рано, чтобы не позже семи часов (время выезда москвичей на работу) быть на месте и застать кого надо дома. В офисах компаний как раз никого не было, и это тоже было удобно, так как мы создавали минимум помех. Понятно, что искать на месте понятых было бы сложно. Выход был найден простой: в качестве понятых мы брали курсантов военного университета. Отказа нам не было, и быть не могло. Привлечение курсантов давало и ещё один положительный эффект – больше было оснований надеяться, что не будет разглашаться нежелательная информация. И им была польза, то есть практика.

В этот раз тоже была задействована масса людей и транспорта. Всего было подготовлено порядка 26 оперативных групп, куда помимо одного или двух следователей входили понятые - курсанты прокурорско-следственного факультета военного университета, работники военной контрразведки ФСБ РФ и Управления по борьбе с экономическими преступлениями МВД РФ.
В этот день следственной бригадой ГВП было проведено несколько десятков обысков. Выносил постановления о производстве обыска я (24-31.03.1997 г.), санкцию давал заместитель Главного военного прокурора по следствию генерал-лейтенант Гавето С.Э., а обыски производили все следователи нашего управления.
Во время обыска у Костиковой Л.П. (секретарь-референт Киташина Ю.А.) были изъяты 82 тыс. долларов США, полученные, якобы, за продажу дачных участков Киташина Ю.А. в Зелёной слободе Раменского района Московской области. Обыск у Костиковой Л. П.и в служебном кабинете Киташина Ю.А. производил майор юстиции Рейтор Константин Иванович, в квартирах Киташина Ю.А., его жены и брата – подполковник юстиции Лысенко С.А.

По результатам обысков планировалось Турецкого М.А. задержать или арестовать в качестве подозреваемого.
Я на себя никогда какой-то определённый объект не брал, а перемещался «по ситуации» от одной группы к другой, в зависимости от обстановки. Как руководитель я привык наиболее ответственную и опасную работу брать на себя, и был очень удивлён, когда Сагура, который «всё руководство брал на себя», заявил, что он в производстве обысков участвовать не будет, а останется «на хозяйстве». Подоплёка понятна: в случае провала есть за кого спрятаться, а в случае положительного результата  - иметь возможность доложить первым. Этим объясняется и моё последующее поведение, почему Турецкий не был в этот день арестован.
Самым опасным объектом для обыска была дача Турецкого, а вернее его загородный дом в пос. Малаховка. Там была многочисленная вооруженная охрана. Двор по периметру (вокруг забора) охраняли сторожевые собаки. Да и сам домина был под стать крепости, окружен сплошным высоким кирпичным забором. Брали его работники УБОПА по всем правилам такого рода операций: в нескольких местах одновременно бросили на забор кошки (верёвки с крючьями), перемахнув через забор, положили лицом вниз всю охрану, разоружили ее. Блокировали все подсобные здания и сооружения, после чего металлическими кувалдами разбили витринные стекла в доме и ворвались внутрь. Турецкого, выбежавшего на шум в одном халате (обыск мы проводили довольно рано – в 6 или 7 часов утра) грубо поставили лицом к стене с поднятыми руками, и как только он пытался что-то сказать, кричали на него: «Молчи сволочь (падло, курва, мразь и т.п.)» - и пинали прикладом автомата в бок. Мне было неприятно видеть это, неприятно было слышать ругань. Я пресекал подобное поведение. Несмотря  на то, что я был в форме, и погоны полковника были видны (я был самый старший по званию), да и все руководители подразделений согласовывали со мной свои действия, кто-то из этих «маски-шоуменов» попытались огрызаться: «Кто ты здесь такой, чтобы делать нам замечание? Мы сами знаем, как себя с кем вести, и у нас есть своё начальство!». Я вынужден был повысить голос и в категоричной форме заявил, что если кто-либо из них попытается ещё раз вступить со мной в дискуссию или не выполнит моё распоряжение, то я как руководитель следственной бригады тут же выведу его из состава бригады и поставлю вопрос об ответственности, вплоть до возбуждения уголовного дела, причём согласовывать это ни с кем из их начальства не буду. Подействовало, но они стали «свинничать» исподтишка (чтобы этого не видел я), и Турецкий М.А., видя, что только я один могу призвать распоясавшихся «воинов правопорядка» к ответу, то и дело обращался ко мне: «Товарищ полковник, а почему тот-то и то-то делается не так (он ведь всё-таки был юристом, к тому же уже «зону тянул» и что-то видел и знал). УБОПовцы, действительно, вели себя бесцеремонно. Нас, следователей, было два или три человека, да еще несколько курсантов. Их же было гораздо больше, уследить за ними за всеми было трудно. К тому же они заявляли, что должны обеспечить нашу безопасность и "прошмонать» весь дом в поисках неркотиков, оружия, боеприпасов и других запрещённых к обороту вещей. Прислуги не было, охрана лежала «мордой в снег», мать Турецкого была в обмороке или что-то в этом духе. Как саранча, рассыпавшись по всему четырёхэтажному дому, стражи порядка вели себя как хозяева. Бесцеремонно лезли везде, двигали дорогостоящую мебель, картины и скульптуры, лазили в одежде (Турецкий М.А. потом сказал, что у него исчезло много предметов одежды и обуви). Короче обращаться ко мне поводов у него было более чем достаточно (интуитивно почувствовав во мне власть и желание соблюдать справедливость, он и обращался только ко мне). Видимо, ему надоело обращаться ко мне по званию, и он спросил: «Простите, а как Вас зовут?». Я представился: «Полковник юстиции Завгородний Анатолий Иванович, старший следователь по особо важным делам Главной военной прокуратуры». До сих пор помню то выражение удивления, смятения, а может и стыда, которое отразилось на его лице. Видимо, и у таких «битых» лисов бывают угрызения совести. Турецкий продолжал: «Да, я же о Вас столько всего слышал, столько… такого! В моих глазах Вы были чем-то таким, что в руках держать противно, чем-то омерзительным!». Я поинтересовался, откуда же у него такая информация. Он помялся, а потом спросил, а не могли бы мы с ним поговорить наедине. Поручив кому-то из следователей (кажется Сулейманову, или Капба, не помню) проводить обыск (а Турецкий попросил свою мать присутствовать при нём), мы удались в столовую, где за чаем, который подала мать или кто-то из подошедшей обслуги) Турецкий стал изливать свою душу. Я же видел его состояние и понимал, что упускать такой момент для установления психологического контакта и получения нужной информации нельзя. Обыск проведут и без меня, а информации такой Турецкий больше никому не даст.
Турецкий поведал, что он очень уважает Кобеца К.И. и считал своим долгом помочь ему избежать ответственности. Естественно, руководитель следственной бригады для него был главный враг. Кто у него создавал негативное отношение ко мне, Турецкий не сказал, но я догадываюсь, что это мог сделать, в том числе, и Сагура. Не обязательно он напрямую что-то говорил Турецкому. Они на тот момент знакомы не были. Он везде и всегда ставил мне задачу на выполнение какого-то негатива, сам же потом выступал в роли миротворца. Более того, моя негативная роль озвучивалась им где-то с соответствующими комментариями.
 Например, уже в 1998 году я встретился в ГК «Росвооружение» с бывшим Министром обороны РФ генералом армии Грачевым П.С., чтобы объявить ему постановление о прекращении в отношении него уголовного дела. Реакция Павла Сергеевича была аналогичной реакции Турецкого М.А.: удивление, сожаление, восторг: «Слушай, мне же тебя охарактеризовали, как существо грубое, неряшливое, необразованное и хамоватое. Я же перед собой вижу довольно интересного внешне и прилично одетого человека, очень вежливого и культурного, к тому же приятного собеседника и хорошо говорящего. Зачем же было такое говорить!?». Кто-то умышленно и целенаправленно меня очернял. Думаю, без участия Сагуры тут не обошлось. Это он творил и распространял миф, что я – зверь, а он – «нормальный мужик».
   Помню, после разговора с Грачевым П.С. я подумал о том, как высоко бы я мог подняться в том круге общения, и как бы могла по-другому сложиться моя судьба, если бы Сагура искусственно не ограничивал круг моего общения. И дело бы выиграло. Он просто не пускал меня на встречи с высокопоставленными чиновниками, всё оттягивал на себя, заставляя меня заниматься исключительно технической работой. Понимал, что я его «забью» по всем параметрам, и на моём фоне он будет смотреться очень неважно и непритязательно. Отсюда и очернение - чтобы люди шарахались от меня.

 Турецкий рассказал, кто «порекомендовал» Кобецу К.И. одного из адвокатов. С самого момента возбуждения уголовного дела это была дочь начальника отдела кадров ГВП генерала Кудряшова и жена следователя из отдела расследований преступлений в ФСБ РФ майора Яроша. «Подсунул» Кудряшов свою дочь Кобецу через полковника Гончаренко Л.С. (сам, негодяй, потом мне рассказывал): «Она - опытный адвокат, да и я могу многим помочь». И помогал, сволочь. Мое дело в копии было у друзей Кобеца, в частности, его читал Турецкий. По местам моей прежней службы искали моих друзей и врагов, чтобы тех и других использовать для воздействия на меня в нужном для них направлении.
   Кстати, Ярош пыталась установить неформальные отношения со мной, а когда я дал ей отповедь, переключилась на Сагуру.
   О чём еще рассказывал мне Турецкий во время обыска у него, уже не помню.
   Немного о доме Турецкого. Там всё бросалось в глаза своим богатством. Дорогие картины, мебель, старинные книги, убранство. Верхний этаж представлял собой зрительный зал. Перед огромным, во всю стену экраном, располагалось несколько рядов кресел. Но смотреть фильмы можно было и из джакузи, которые (две или даже больше) располагались в конце зала на возвышении. Потолок зала был из стекла, так что ночью можно было любоваться звездным небом. В доме было около десятка гостевых комнат, и каждой комнате соответствовал санузел с джакузи и соответствующими атрибутами.
УБОПовцы (хотя там оставались мать Турецкого и кто-то из следователей моей группы, да, видно, не уследили) нагрели Турецкого довольно значительно. Он потом перечислял мне, что у него пропало. Странно, что менты тащили не раритетные вещи, которых было много у Турецкого на даче (редкие книги, дорогие поделки), а шмотки: кроссовки, галстуки, спортивные костюмы и т.д.Заявлять о краже Турецкий не захотел, а то бы я потряс «правоохранителей»-крысятников.

После завершения обыска я с Турецким выехал в офис ФПК «Люкон», где принял участие в обыске кабинета Турецкого (Турецкий присутствовал). Потом я Турецкого отправил в прокуратуру. По идее, Сагура А.Л. (он оставался там) должен был арестовать Турецкого. Зная Сагуру, я сомневался, что он это сделает без меня, но… хотелось ткнуть его этим самым местом в то самое место... Поскольку психологический контакт с Турецким у меня уже начался, я не горел желанием запихивать его в следственный изолятор. Ну и, наконец, я был просто очень занят! По-настоящему занят! Я был в своей стихии. Результативно провёл обыски в бухгалтерии и изъял очень важные для дальнейшего хода дела документы (мне поверили и подсказали, где их искать, по-существу, выдали). Я всегда умел наладить контакт с людьми. Потом (так же результативно) «по горячим следам» результативно допросил новоиспеченного гендиректора ФПК «Люкон» А.Соболева.
  Я был уверен, что Сагура будет вызывать меня в ГВП, чтобы я, своим решением арестовывал Турецкого, ибо он всегда за кого-то прятался. Тем более, в отношениях с Турецким ему особенно хотелось быть миротворцем (нужен был негатив в моём лице). Я из принципа не хотел играть с ним в поддавки. Тем более, что с Турецким, как я уже упоминул, у меня наметился психологический контакт.
  Я не ошибся. Вечером последовал звонок: «Анатолий Иванович, Вы где?». – «Там же, где и должен быть. В офисе «Люкона»- ответил я. «А сюда когда?» - продолжал он. «Да, наверное, уже завтра. Очень поздно закончим» - отвечал я. «А Вам-то зачем там находиться до конца? Завершат и без Вас» - не унимался мой начальник. «А я вот «колю» Соболева, провожу ему очную ставку и получаю важные сведения», - парировал я. «Но Вы забыли, что нам с Вами надо сегодня принять решение в отношении Турецкого. Он уже несколько часов находится здесь!» - наконец не выдержал он. «Но ведь Вы-то там! Вы и оставались там, чтобы принимать решение по ходу дела! Зачем же мне ещё ехать туда, тем более что я здесь очень нужен?!» - резонно возразил я. На этом разговор закончился. А на следующий день я узнал, что Турецкого он так и отпустил. Не решился ни арестовать его, ни просто задержать! Или не захотев принимать из каких-то дальних своих планов такое довольно острое решение.
Потом я нашёл среди черновиков проект изготовленного Сагурой (или по его указанию и от его имени кем-то другим) проект протокола задержания Турецкого в качестве подозреваемого. Этот протокол реализован не был. Так Турецкий избежал ареста в первый раз. Благодаря мне. Но здесь моя роль была пассивной. Я просто не приехал в ГВП.

Но продолжения «контакта» не последовало. Андрюша перехватил инициативу.
Во время обыска у Турецкого мы изъяли оружие его охраны, там не было каких-то документов, и несколько его заграничных паспортов. Всё это Сагура забрал к себе в кабинет, мотивируя тем, что у него большой металлический шкаф, куда всё поместится. Я согласился, не предполагая, что из этого можно что-то «корыстное» выжать. Ошибся.

Турецкий потом в Чехии, куда меня с ним направят Сагура и Шеин в июле 1998 года, расскажет:
На следующий день после обысков он (Турецкий) прибыл ко мне с просьбой возвратить охране оружие, говоря, что необходимые документы есть, и он их готов представить. Я заверил его, что во всём разберёмся, ему об этом беспокоиться нечего. Ему надо думать о собственной судьбе.
Понимая, что Сагура чуть было не арестовал его, и, не ожидая от него ничего хорошего, Турецкий (как он пояснил, «на всякий случай») зашел с тем же вопросом к Сагуре, и был удивлён, когда тот выдал ему всё оружие со словами: «Никаких документов не надо. Верю, что они есть и в надлежащем виде. Представьте просто расписки соответствующих лиц о получении его».
И это всё втайне от меня.

- Представляете, Анатолий Иванович, моё состояние в тот момент!- Говорил Турецкий. - Я был просто ошарашен, а про себя подумал: «На какой хрен нужен этот Завгородний с его справедливостью и законностью, если все вопросы можно решить так просто!». Поэтому очень скоро повторил «ходку» к Сагуре. В этот раз попросил его «неофициально» дать заграничный (гражданина Израиля) паспорт, чтобы на майские праздники выехать за границу. И вновь Сагура выдал ему этот паспорт. Без расписки, без согласования со мной. Зарабатывал таким образом балы у Турецкого. А ведь многим рисковал. Чтобы он, сволочь, делал, если бы Турецкий не вернулся?! Меня бы обвинил, что я куда-то дел документы, изъятые во время обыска. В любом случае, он никогда бы не признался вот в таких, неформальных, действиях в отношении потенциального обвиняемого.
Но очень «оригинальным» был способ возвращения этого выданного незаконно, без кого-либо оформления паспорта. Турецкий пояснил, что он не торопился возвращать заграничный паспорт, даже после возвращения в Россию. Незадолго перед тем, как Турецкий был вызван в прокуратуру, где ему было предъявлено обвинение, и он чуть было не подвергся аресту, Сагура позвонил ему сам и предложил срочно возвратить паспорт: «Сегодня Завгородний заступает в наряд по объекту (здание на Пречистенке, где располагался в тот момент и следственный отдел ГВП), начнет рыться в шкафу, увидит, что паспорта нет, и поднимет хай! Что тогда будет?!». «Представляете, Анатолий Иванович!- Вопрошал Турецкий в холе Пражской гостиницы. - Каковы были мои чувства к Вам в тот момент! – Зачем существуют такие уроды?!" (или что-то в таком духе). Спасая свою шкуру, заигравшийся «комбинатор от юстиции» не задумывался, что тем самым он не просто распространяет обо мне неправдивые сведения, дискредитирует меня, клевещет (я как дежурный по объекту не только не мог рыться в чьих-то сейфах, но даже входить в чужой кабинет не мог; в обязанности дежурного по объекту входил контроль за соблюдением пропускного режима и правил пожарной безопасности), но и (главное) ставит под угрозу мою жизнь. Он ведь всё это говорил главарю люберецких бандитов и, тем самым, «подсовывал» меня под него. И это мой бывший сослуживец и друг, а ныне - начальник и «подчинённый по группе». И с таким моральным уродом я продержался почти пять лет. Успокаивал себя тем, что «времена не выбирают, в них живут и умирают» и надо просто выполнять свой долг, не зацикливаясь на таких «эксцессах». И о Сагуре старался вспоминать что-то хорошее. Было же и оно!
    
А потом Сагура возбудил уголовное дело в отношении Турецкого (кто-то «сверху» приказал). «Вот и пойми такого человека! Вроде бы свой, а поступает порой непредсказуемо!» - Это мысли Турецкого тогда.
 

Турецкий не знал, что предпринять.
 - Вам надо пообщаться с Анатолией Ивановичем! – Посоветовал ему его бывший подчинённый Волков Ю.М.
Турецкий напросился на встречу.
Я его склонял к раскаянию и даче показаний против Кобеца. Он старался больше вынюхать наши планы в отношении него. Чуял, что могут арестовать, и не мог определиться, как себя вести. Наверное, не только чуял. Ему просачивалась информация, что какие-то влиятельные силы хотят его видеть за решёткой.

Кем-то вверху, действительно, было принято решение Турецкого арестовать. Вряд ли это было связано с расследуемым делом. Дело, скорее всего, было просто предлогом. С ним хотели или свести счёты, или «ощипать».
19 мая 1997 года Сагура подготовил постановление о привлечении Турецкого в качестве обвиняемого и его аресте (правда, почему-то от моего имени, хотя я такой необходимости в то момент не видел), но я и не считал, что Турецкий этого не достоин. Я с чистой совестью подписал подготовленные Сагурой документы.
Ребята, сопровождавшие дело от МВД РФ (помню одного из них по фамилии, кажется, Калиновский) звонили мне и просили: «Дай нам Турчика!». В следственном изоляторе ФСБ РФ «Лефортово» и камера для него уже была зарезервирована.    
Нюх у Турецкого был отменный. Он сразу почувствовал, что в отношении него запахло «жареным», и что Сагура ему не помощник.
Потом на воровской сходке в Люберцах, где решалась моя судьба (обсуждался вопрос о моём физическом устранении), он скажет (эти слова передал представитель Департамента военной контразведки ФСБ РФ, присутствовавший на этом сборище под видом «своего»): «Завгородний – дурак. Завгородний – экстремист. Он бы пересажал всех, был бы Кодекс. Но порядочен! Если он говорил – «да», значит «да», «нет» - значит «нет». В отличие от Сагуры. Тот улыбается, обещает и… не выполняет». То есть Турецкий не поддержал «экстренные» меры в отношении меня.

Турецкий  «своей корявой лапой» нацарапал заявление, что «решил дать правдивые показания». По-существу, признание в соучастии в даче взятки, и что готов давать показания как по этому, так и по другим вопросам.
И тут во мне заговорил профессионал: зачем же я буду прятать за решётку человека, который идёт на сотрудничество со следствием. В тюрьме с ним будут решать какие-то далекие от следствия задачи (уж очень настойчиво оттуда, из следизолятора ФСБ РФ «Лефортово», требовали дать им «Турчика»).
Я доложил Сагуре. Тот сказал:
- Решение уже принято, изменить ничего нельзя. Пусть сотрудничает из следственного изолятора!
- Не понял, кем решение принято? Ты ведь подготовил документы от моего имени! А я считаю нужным использовать для пользы дела ситуацию, когда «клиент потёк». В СИЗО ему свернут шею, и мы (дело)- ничего не получим.
Сагура пошёл куда-то звонить докладывать. Потом сообщил мне:
- Там настаивают на аресте!
- Ну, вот пусть сами и арестовывают! – парировал я, зная, что никто, кроме меня, на это не решится. Может, и отсюда ещё (со стороны руководства) растут корни у ярлыка «экстремист». Об этом мне много позднее на занятиях по немецкому языку под большим секретом сказал Николай Шевчик. Кто в ГВП способствовал приклеиванию этого ярлыка, не знаю. В работе я проявлял гибкость и никогда – жестокость. Воров не жалел и был принципиально последователен, никаких скидок никому не делал. Но вот кому-то было надо же…
Сагура опешил:
- Но ведь Вы подписали уже постановление!
- Ничего страшного, я сам его и отменю! - заявил я. - Но этого требует руководство! - продолжал он.
- Пусть тогда оно само и выносит соответствующее постановление! - возражал я.
Сагура опять побежал докладывать кому-то по телефону об изменении ситуации.
 Приехал из МВД РФ майор Калиновский. Я стал убеждать его поддержать меня. И убедил, что для дела лучше проявить гибкость. Потом по приходе Сагуры мы уже вдвоём стали настаивать на нецелесообразности ареста.
Хотя все эти вопросы обсуждались в отсутствие Турецкого, тот интуицией зверя (а преступнику нельзя без звериной интуиции) чувствовал, что решается его судьба, что зависит она от меня, от моей настойчивости и с надеждой смотрел на меня.
Сагура сдался перед нашим с Калиновским напором и вновь побежал звонить своим заказчикам. Но что они могли предпринять, если следователь встал на дыбы?! Вынести соответствующее постановление от своего имени?! Но начальство на это идет редко. В итоге Сагура согласился, а Турецкий вздохнул с облегчением.

Турецкому мы предъявили обвинение по ч. 2 ст. 291 УК РФ в том, что он, будучи председателем Совета директоров ФПК «Люкон» «в период 1995-1996 годов лично в несколько приёмов совместно с президентом ФПК «Люкон» Киташиным Ю.А. дал должностному лицу – Главному военному инспектору-заместителю Министра обороны РФ генералу армии Кобецу К.И. взятку в крупном размере в виде выгод имущественного характера (получение сыном Кобеца К.И., Кобецом Ю.К., формально зачисленным на работу в ФПК «Люкон», заработной платы; оплата корпорацией его заграничных поездок; оплата проектирования и последующего строительства для Кобеца К.И. на средства корпорации загородного дома в пос. Горки-6) на общую сумму не менее 1.422.175.965 рублей за совершение Кобецом К.И. заведомо незаконных действий в пользу ФПК «Люкон», что выразилось в оказании Кобецом К.И. в силу своего служебного положения поддержки интересов корпорации при предъявлении ею необоснованных финансовых требований к Министерству обороны РФ».
Турецкий не возражал против предъявления обвинения без адвоката. Ещё бы! Возвращался домой, а не в тюрьму! Второй раз он избежал её, благодаря мне.
Допрос продолжался с 16 час. 40 минут до 23 часов 45 минут. Без перерывов, практически. Они-то были, но в большей части мы прерывались на обсуждение ситуации, убеждение Сагуры и на его переговоры с неведомым начальством. Я так и не знаю, кто его подталкивал к аресту Турецкого. Протокол допроса был исполнен «мной в присутствии Сагуры».
Хотелось кушать. Магазины были уже закрыты. Турецкий приглашал в ресторан, но кто же с ним туда пойдёт, с обвиняемым. У себя в кабинете я нашел засохший хлеб, остатки тушенки (сплошной жир), немного заварки и сахара. Мы всё это разложили на газете на столе в кабинете А.Л.Сагуры и по-братски поделили. Свиной жир мы намазывали на хлеб и ели: два еврея и хохол. Надо было видеть, как миллионер Турецкий с аппетитом уминал чёрствый чёрный хлеб, помазанный жирной тушенкой. Запивалось всё жиденьким и еле сладким чаем.

 «Садиться» Турецкому, конечно же, не хотелось. Понимая, что сглупил и по-существу попался, Турецкий вновь пришел советоваться с Волковым Ю.М., как ему быть и с кем решать свой вопрос. Тот повторил:
- Решай с Анатолием Ивановичем Завгородним.
Турецкий уже имел возможность видеть мою порядочность и предсказуемость. Он был прагматик, к тому же видел по поведению Сагуры, что у нас в ГВП не всё так просто:
- А что, Завгородний там котируется?
- К его мнению там прислушиваются!» - заявил Волков, и это наложилось на определенные «заметки» Турецкого. Ведь, действительно, его арест не состоялся из-за моей активной позиции.
Последовал звонок Турецкого с предложением встретиться за пределами прокуратуры (он пояснил, что, по его сведениям, мой кабинет и телефон прослушиваются теми лицами, которые хотели его ареста). А до этого был звонок Волкова Ю.М., который предупредил меня об этом порыве Турецкого и порекомендовал принять предложение Турецкого, ибо тот находится на распутье: «На кого ставить в прокуратуре? С кем решать вопросы?».

Турецкий напросился ко мне на переговоры:
- Анатолий Иванович! Конечно же, я в стороне от принятия решения о строительстве дачи Кобецу и других вопросов в отношении него не стоял. Мы все (я, Киташин, Гайнулин) действовали в одном направлении. Но что Вам даст, если Вы нас всех троих «потянете» на скамью подсудимых?! Погнавшись за всеми тремя, Вы не поймаете никого. Дело закончится пшиком. Я предлагаю свои показания и другую помощь в доказывании нужного Вам, но оставьте меня за бортом. Для того чтобы устояло Ваше дело, достаточно и одного взяткодателя – Киташина. А если Вы мне позволите «остаться в стороне», я обещаю всячески способствовать расследованию. В противном случае, я буду активно сопротивляться (не самоубийца же я), и Вы не найдете в «Люконе» доказательной базы, никто против меня оказаний не даст».
Я обдумал его слова. Я видел зерно истины в его словах. Чтобы что-то приобрести, надо что-то уступить. Кровожадным, действительно, быть ни к чему. Тем паче, если за этим стоит конкретная помощь. От того, что на скамье подсудимых от «Люкона» (взяткодателя) будут сидеть три, два или даже один человек, по-существу это вряд ли что-то существенно изменит. Главное - чтобы дело состоялось. Слишком много заинтересованной (и явно враждебной) публики вокруг. Я доложил о предложении Турецкого и своей позиции по этому вопросу Сагуре, Баграеву и Шеину. Те со мной согласились.

Турецкий написал мне заявление:
«Прошу Вас дополнительно допросить меня по строительству дачи в Горках-6. Поскольку ранее на допросах я не совсем точно отразил некоторые обстоятельства, которые интересуют следствие. Решение по безвозмездному строительству дома для Кобеца К.И. принимал президент ФПК «Люкон» Киташин Ю.А.
Во время первоначальных допросов я это не указывал, так как считал невозможным для себя говорить об обстоятельствах дела, связанных с Киташиным, в его отсутствие. Так как был уверен, что Киташин должен приехать и сам дать необходимые показания. Я ему неоднократно звонил и предлагал приехать и самому объяснить все обстоятельства строительства дачи в Горках-6. Учитывая, что он отказывается приехать, я принял решение дать правдивые показания по всем этим вопросам. (подпись) 19 августа 1997 г.»

На следующий день я допросил Турецкого в связи с этим его заявлением. Теперь в допросе участвовал его адвокат Мацкевич Иван Иванович (юр. консультация № 498). Тот усердно старался показать свои познания и опыт. Пытался даже диктовать, что и как мне надо делать и писать. Его одёргивал сам Турецкий:
- Иван Иванович! Вы только не мешайте! Всё и без Вас будет сделано!
Он и в самом деле был очень высокого мнения о моих способностях. Благодаря этому я и попал через год с ним в Чехию. Он только со мной соглашался туда ехать.

 
 
 
 
 

С Иваном Ивановичем Мацкевичем у меня была любопытная встреча после моего увольнения с военной службы. Я какое-то время не мог найти работу и занимался страхованием. Обзванивал всех, с кем общался ранее по службе и предлагал свои услуги. Так мы с Мацкевичем договорились о страховании его автомашины. Как он долго торговался, чтобы всё было «минимум-миниморум»! А при расчёте дал деньги в долларах по официальному курсу. Я возразил, что по этому курсу у меня их никто не примет в обменнике: либо дайте в рублях, либо с запасом. Рублей у него не было, а дать лишние было жалко.
- Пошли поменяем! – предложил он. На улице шёл сильный дождь. Забрызганные по самые колени мы ходили от одного обменного пункта к другому. Мацкевичу всё казался курс неоправданно заниженным. Потом мы на метро поехали в какой-то другой район. Но и там курс был такой же. А мне стало уже интересно, насколько хватит этого, уже немолодого человека, в хождении по колено в воде. Это при тех-то большущих гонорарах, которые он получал! И не стыдно было этому человеку! Да что там стыдно! Себя ведь не жалел!

А возвращаясь к допросу 20.08.1997 г., Турецкий там везде всё «делегировал» Киташину: и решение о строительстве тот принимал, и все дальнейшие действия по строительству курировались им. Турецкий лишь «знал» об этом «со слов Киташина».

Понимая, что его судьба зависит от меня, в том числе и от того, удержусь ли я на своей должности или нет, Турецкий всё делал для того, чтобы я удержался. Он информировал меня об обстановке вокруг дела и что против меня готовится в прокуратуре. Как потом я узнал, рассказывал он мне то, что по поводу меня говорилось в кабинете заместителя Главного военного прокурора по следствию Яковлева Ю.П. (например, о том, что меня планировали отправить служить куда-то на Северный Флот), а узнавал он об этом от Сагуры, с которым не прекращал встречи. Придя ко мне за чем-либо, в частности для того, чтобы предупредить о чём-то, он обязательно заходил к Сагуре: «Ему обязательно сообщат, что я здесь был, и если я его не посещу, то у него возникнут лишние вопросы. Зачем мне это, зачем мне «подставлять» Вас?! К Вам и так «там» (понимай, у начальства) отношение неважное. Там никак не могут определиться, умный Вы такой или «чёкнутый», зашоренный, недалекий фанатик».
Чтоб меня и мой кабинет в целом не могли прослушивать, он распорядился оборудовать мой кабинет изделием своей корпорации, препятствующей прослуживанию. Ну, и, конечно, тем же оснастили и кабинет Сагуры.
Турецкий вообще настоятельно рекомендовал мне «прогнуться» перед Сагурой. Он хорошо изучил его, да видимо и из общения с ним вынес прямые свидетельства: «Сагуре важно, чтобы Вы были «под ним». Чтобы, хотя бы на словах, Вы это признавали. Вам же легче будет тогда работать! Всего-то и делов, докладывая Сагуре о чём-то, сказать: «Во исполнение Вашего поручения и т.д.». Я возражал: «Да, чего я перед ним буду комедию играть?! В большинстве случаев я действую без всяких его указаний, даже вопреки им!». - «Да, Бог с ним, он примет эту игру, лишь бы Вы признали его верховенство, и что Вы «под ним»! Слабый психологически человек, находящийся полностью под каблуком жены и не имеющий дома никакой власти (когда он приходил домой пьяный, она могла ему и «в морду» дать, и положить спать на полу с собаками), он пытался компенсироваться на службе – быть непререкаемым главой, то есть делать то, что не позволяла дома делать жена.
Турецкий вообще говорил, что «Сагура – говно», что «с ним ни дружить, ни враждовать нежелательно. Дружить – потому что «говно», а враждовать - по той же причине (будет гадить)». Он чувствовал Сагуру. Не зря они потом «снюхались». Воистину, родственные души. Ему с Сагурой было проще, чем со мной.

Полностью завися от меня, моей позиции (бескорыстной позиции), Турецкий старался меня «обхаживать»! Нет, не отблагодарить. На такое он не способен. Он попросту старался «привязать» меня к себе, так, чтобы потом можно было мною манипулировать.
Как-то он сказал:
- Анатолий Иванович! Я вхожу в… (какой-то благотворительный Фонд) и могу организовать через него получение Вами квартиры.
- И как Вы себе это представляете?
-…
- Думать надо, прежде чем заявлять. А если, в самом деле, хотите кого-то облагодетельствовать, то облагодетельствуйте тогда мою бывшую жену. Ей вряд ли грезится получить в Москве квартиру. Вот и пусть Ваш Фонд выделит ей квартиру как прапорщику Внутренних войск, прибывшей из Чечни.
Это было «далеко» от меня, и Турецкого явно не устраивало.
- Нет, я хочу помочь именно вам!
И тут же начинал театрально сокрушаться:
- Так хочется дружить! Так хочется помогать!
- Ничего. Если это чувство сохранится достаточно долго, может и сможете его реализовать. Уволюсь со службы, и никто нам не помешает дружить.
- Анатолий Иванович! Есть «абсолютно верный и надёжный человек. Я передаю квартиру ему, а он дарит её Вам.
- И я навсегда у Вас в руках!- закончил я его тираду. Турецкий стал говорить, что я неправильно думаю, что у него и в мыслях такого не было, что я слишком много для него сделал, чтобы он плохо в отношении меня поступил.
- Всё сказал?!-Подытожил я. -  Это так Вы меня хотите привязать к себе и сделать зависимым от себя и от этого Вашего «надёжного» человека. Чего здесь больше: Вашей глупости или Вашей уверенности в моей глупости?!
Наверное, резко. Но вполне доходчиво. Больше подобных предложений не последовало. Рядом открылся более сговорчивый клиент. Имею в виду Сагуру. Турецкий потом откровенно хвастался, что купил Сагуре «крутой» автомобиль. На автомобилях тот и погорел чуть позже, в 2001 году.

Что такое благодарность, Турецкий не знал. В этом я имел возможность убедиться и неоднократно.
В августе 1998 года у меня родились две девочки. Очень слабенькие. А тут этот дефолт. Было сложно. Во всех отношениях. В том числе и с деньгами. Как-то встретил Ю.М. Волкова.
- Турецкий жадный. Я ему скажу, чтобы, хоть коляску для детей, купил! И от меня подарок будет!
Никакого подарка ни от того, ни от другого я не получил. Они стоили друг друга. Меня в это время выдавливали из ГВП, и ни тому, ни другому я был уже не интересен.
А вот деньги на то, чтобы сфабриковать на меня компромат, Турецкий позднее не пожалеет. И не опасен я ему уже был. Просто, видно, было желание увидеть меня в следственном изоляторе. Как, в своё время у Олейника - увидеть меня «без ореола». Как мне стало известно, кому-то из своих людей в МВД РФ (а такие люди у Турецкого были везде) он трижды проплачивал «спецоперацию» в отношении меня: подбросить мне нарпкотикми, боеприпасы, крупную сумму денег и т.п., чтобы было основание меня задержать или аренстовать. Но каждый раз что-то им мешало. Жадный- жадный, а на это неблагое дело в отношении человека, которому был обязан очень многим, денег не пожалел. И, думаю, они были немалые.
А ведь когда-то декламировал, и кажется вполне искренне: «Вы для меня столько добра сделали! Без Вас моя жизнь сложилась совсем бы по-другому! Я Ваш должник и давно хочу сделать для Вас что-то хорошее!»

25. Подписанты письма Министру обороны России о выплатах «Люкону»
Но, я забежал далеко вперёд. Вернёмся в апрель 1997 года. Напомню, что одним из первых моих следственных действий был осмотр места происшествия – поля, где согласно «тройственного» письма Министру обороны РФ Грачеву П.С. первого заместителя Министра обороны РФ Кокошина А.А., главного военного инспектора РФ-заместителя Министра обороны РФ генерала армии Кобеца К.И. и аудитора Счетной палаты генерал-полковника Родионова Ю.Н. велись активное строительство жилья для военнослужащих и вложены многие миллиарды рублей.
Так вот, после этого осмотра у меня не осталось сомнения, кто должен предстать перед судом за рекомендации Министру обороны компенсировать ФПК «Люкон», якобы, понесённые корпорацией убытки путём передачи авиационной техники и оборудования, а также долгов третьих лиц на общую сумму 111,286 млрд. рублей и за ходатайство о возложении контроля над реализацией этой программы на Кобеца К.И. (ну да, волка в стадо, чтобы контролировать было удобно). И я готовился к работе с этими «кандидатами на скамью подсудимых».
Но…аудитора Родионова Ю.Н. я ещё допрошу, как и его подчинённых, а вот до допроса Кокошина А.А. дело так и не дойдёт. Не даст мне этого Сагура. До ругани доходило. Сам взялся «допросить». Ну, а как «допросил», понятно?! Выхолостил всё! За то, что Андрей Афанасьевич даже «не испугался», он должен благодарить Андрея Леонидовича.

Главная военная прокуратура
Следственное управление

Протокол
допроса свидетеля
21 апреля 1997 г.                г. Москва
                Допрос начат в 10 час. 00 мин.
                Допрос окончен в 16 час. 45 мин.
Старший следователь по особо важным делам следственного управления Главной военной прокуратуры полковник юстиции Завгородний А.И. в помещении Главной военной прокуратуры с соблюдением требований ст.ст. 72-74, 157, 159 и 160 УПК РСФСР допросил в качестве свидетеля
Родионов Юрий Николаевич, 12.03.1938 г.р., уроженец г. Таганрога, русский, РФ, окончил в 1958 г. Рязанское артиллерийское училище по специальности «радиолокационные и метеорологические станции», в 1967 г. – военную академию им. Ф.Э. Дзержинского по специальности «Инженер-электрик»; аудитор Счётной палаты РФ, генерал-полковник, тел. 252-04-99 (секр.) и 252-17-73 (прямой). Женат, двое детей, прож.: 109180, Москва, ул. Большая Якиманка, д. 26, кв. 225 (тел. 238-93-44). Удостоверение Счётной палаты РФ № 0542, выданное 5 мая 1995 г.
В Счётной палате РФ я работаю с апреля 1995 года. Вначале я был аудитором направления по контролю расходов федерального бюджета на МВД, МЧС, МО (в части капитального строительства, мобилизационной подготовки, пенсионного обеспечения военнослужащих, хозрасчётных предприятий). Затем, с апреля 1996 года – аудитор по контролю расходов федерального бюджета на МВД, МЧС, ФПС и воинские формирования, т.е. практически у меня из сферы контролируемых организаций убрали МО РФ. Это было сделано по ходатайству Рохлина Л.Я.
В мои обязанности по службе входит контроль расходов федерального бюджета и использования федеральной собственности, а также определение эффективных способов их использования.
Для выполнения своих обязанностей я имею в своём распоряжении четыре инспекции, которые и осуществляют непосредственный контроль в соответствии с планом, утверждённым коллегией Счётной палаты на год.
Начальником подчинённых мне инспекций являются Перфилов Александр Михайлович, Сыч Николай Николаевич, Новиков Пётр Васильевич и Фоменко Виктор Васильевич.
В сентябре 1995 года мной согласно плану работы Счётной палаты РФ в КЭУ города Москвы были направлены инспекторы Новиков А.Е. и Ломакина Н.А. для проверки эффективности использования средств федерального бюджета по федеральной целевой программе «Обеспечение жильём военнослужащих, лиц, уволенных в запас или отставку». Эта проверка планировалась как первая часть большой проверки квартирно-строительных органов МО РФ, которая должна была быть завершена в мае-июне 1996 года.
По окончании работы Новиковым и Ломакиной был мне представлен акт, с которым я ознакомился в их присутствии. Их работу я оценил положительно. В частности, ими было обращено внимание на договоры ФПК «Люкон» с МО РФ о передаче на дострой и в собственность в обмен на квартиры для военнослужащих дома в Северном Чертанове, а также о совместном строительстве в пос. Октябрьском Московской области жилья для военнослужащих. В акте было отмечено, что заключённые договоры ФПК «Люкон» не выполняются, и что задолженность ФПК «Люкон» перед МО РФ составила 11405,8 млрд. рублей. Отмечено, что договор носит общий характер и не конкретизирован. Не указана стоимость передаваемых квартир, их площадь, место, где они будут переданы, а также не определён порядок применения штрафных санкций за невыполнение договорных обязательств.
Вносилось предложение применять действенные меры по выполнению ФПК «Люкон» своих обязательств, предусмотренных договором от 6 декабря 1993 года № 133/93, а в случае задержки реализации договорных обязательств потребовать через судебные органы возмещения нанесённого ущерба в сумме 11405,8 млрд. рублей и возврата жилого дома МО РФ.
Я всё это одобрил, и поскольку Новиков и Ломакина были переведены в инспекцию по контролю МЧС, вновь назначенному начальнику инспекции капитального строительства Фоменко В.В. предложил тщательно разобраться во взаимоотношениях МО РФ и ФПК «Люкон» в ходе последующей комплексной проверки строительно-квартирных органов. Дело в том, что я усомнился, что Новиков и Ломкина за месяц работы смогли охватить все вопросы темы проверки. В том числе и во взаимоотношения ФПК «Люкон» и МО РФ. Это было невозможно сделать чисто физически. Документы были представлены в неполном объёме и только со стороны МО РФ. Но Новикову и Ломакиной я этого ничего не сказал, так как они все равно уходили от этой проблемы.
Уже в ноябре 1995 года Фоменко доложил мне, что во исполнение моего поручения он изучил и проанализировал дополнительные материалы (какие, он не уточнил) и установил, что МО РФ из-за тяжёлого финансового положения не произвело необходимого перечисления финансовых средств по своим обязательствам, чем нарушило условия заключённых с ФПК «Люкон» договоров и создало прецедент для взыскания штрафных санкций в размере 0,5 % от суммы просроченного платежа за каждый день просрочки (пункт 5.4 договора-Приложения № 3) С учётом этого к концу ноября 1995 года за вычетом долга ФПК «Люкон» Министерство обороны в случае предъявления иска обязано будет выплатить 111,286 млн. рублей (общая сумма подтверждённых убытков). Кроме того, в случае разрешения вопроса понесённых убытков одной из сторон в гражданском судопроизводстве (при обращении «Люкона» в арбитражный суд) МО РФ может понести дополнительные расходы в виде налоговых платежей в размере 10 % от суммы иска, что в конечном итоге будет исполнено за счёт федерального бюджета.
Свой доклад Фоменко подтвердил договором о совместной деятельности ФПК «Люкон» с МО РФ от 6 декабря 1993 года, а также своими расчётами о сумме штрафных санкций. Я не помню, какие документы у него были ещё, но у него был ворох разных бумаг. Со всеми этими документами я ознакомился и нашёл выводы Фоменко обоснованными.
Вопрос: В акте, подписанном Новиковым и Ломакиной, речь шла о невыполнении «Люконом» своих договорных обязательств. Поинтересовались ли Вы этим вопросом во время доклада Фоменко?
Ответ: Я этим вопросом поинтересовался. Фоменко подтвердил, что «Люкон» тоже не выполнил свои договорные обязательства. Но, тем не менее, согласно условиям договора, Министерство обороны обязано будет выплатить штрафные санкции и расходы, которые понёс «Люкон», а «Люкон» должен будет возвратить полученные дом и перечисленный миллиард рублей (это в случае расторжения договора). Меня это убедило.
Вопрос: Вы упомянули о каких-то якобы понесённых «Люконом» расходах. Что Вы при этом имели в виду и откуда у Вас эти сведения?
Ответ: О понесённых ФПК «Люкон» расходах говорилось в переписке ФПК «Люкон» с МО РФ (писал «Люкон» в МО РФ, были ли обратные ответы на эту тему, не помню). О каких суммах шла речь, не помню.
Вопрос: Были ли эти требования ФПК «Люкон» как-то обоснованы и кем были проверены?
Ответ: Я не помню, были ли какие-либо документы о признании Министерством обороны понесённых ФПК «Люкон» расходов. Какой-либо проверки «Люкона» и правдивости сообщаемых им сведений мы не проводили. Планировали реально проверить это позднее в ходе комплексной проверки.
Вопрос: Обратили ли Вы внимание при изучении договора о совместной деятельности от 6 декабря 1993 года, что согласно п. 2.1.4 именно ФПК «Люкон» принимал на себя обязательства обеспечивать непрерывное финансирование, проектирование, строительство и ввод в эксплуатацию объектов поэтапно в соответствии с нормативными сроками согласно проектно-сметной документации. Более того, его доля в общих затратах должна была составлять 40 %. Исследовал ли этот вопрос Фоменко, и обращено ли было Вами внимание во время его доклада на это обстоятельство. То есть что мешало «Люкону» выполнить свои договорные обязательства?
Ответ: Я на это внимание обратил. Но поскольку в договоре не было предусмотрено штрафных санкций к «Люкону» в случае невыполнения им своих договорных обязательств, я больше беспокоился за штрафные санкции, которые могли быть применены к МО РФ.
Вопрос: обратили ли вы внимание на то обстоятельство, что условия договора ФПК «Люкон» с МО РФ поистине кабальные для Министерства обороны:
• Для ФПК «Люкон» не предусматривалась ответственность за нарушение сроков строительства, в результате чего весь риск инфляционного удорожания строительства ложился на ГлавКЭу.
• В договоре отсутствовали существенные и обязательные для такого рода соглашений условия как цена строительства и сроки ввода объектов.
• Несмотря на то, что доля ГлавКЭУ в общем объёме капитальных вложений составляла 60 %, права МО РФ по контролю над целевым использованием выделенных инвестиций не предусматривались.
• Необоснованно обременительны для МО РФ были предусмотренные условия ассигнований – вместе 30 % по постановлению Правительства, - 60 %,
• За просрочку выполнения договорных обязательств по перечислению средств МО РФ обязывались уплатить штраф в размере 0,5 % от суммы просроченного платежа (за каждый день просрочки).
Другими словами этот договор не подлежал выполнению (считался недействительным с самого начала). Больше того, согласно разделу 6 вышеназванного договора стороны освобождались от имущественной ответственности, если невыполнение обязательств произошло вследствие непреодолимой силы (стихийные бедствия), запретные или иные постановления Правительства РФ, не позволяющие осуществить исполнение условий этого договора). Невыполнение же МО РФ своих обязательств по финансированию строительства было связано с нарушением государственной бюджетной дисциплины (нужды армии в то время финансировались менее чем наполовину по сравнению с запланированным уровнем).
Почему в таком случае Вам - Представителем самой высокой в стране организации, заинтересованной в рачительном расходовании государственных бюджетных средств, не было принято мер к пресечению всяческих разговоров о каком-то долге Министерства обороны РФ перед ФПК «Люкон», официальном объявлении договора недействительным и о привлечении к ответственности лиц, заключивших договор в таком виде?
 Ответ: Мною было обращено внимание на кабальность договора по отношению к Министерству обороны РФ. Считать недействительным договор, я полагал, я не имел права. О том, что бюджет для армии не выполнялся, я знал. Но на пункт договора о форс-мажорных обстоятельствах в тот момент внимания не обратил. Я рассчитывал к этому вопросу вернуться при проверке ГлавКЭУ в мае-июне 1996 года, что стояло у нас в плане. Однако в апреле 1996 года вопросы курирования капитального строительства МО РФ были переданы в другое аудиторское направление, поэтому с того момента я уже не мог вернуться к этой проблеме.
О сложившейся ситуации мною был проинформирован Министр обороны РФ генерал армии Грачёв. Он при мне принял решение поручить своему первому заместителю и Главному военному инспектору России генералу армии Кобецу К.И. подготовить предложения по выходу из создавшейся ситуации. При этом я сказал Грачёву, что погашение долгов перед «Люконом», исходя их заключённых договоров, не следует осуществлять за счёт средств федерального бюджета, которого и так не хватает. Надо искать внебюджетные источники. На эту мысль меня никто не наталкивал. Я пришёл к ней сам.
Вопрос: А поделились ли Вы с Грачёвым своими сомнениями о целесообразности заключённых с «Люконом» договоров. О том, что все доводы и претензии «Люкона» нужно ещё проверить, и Вы это запланировали на май-июнь 1996 года?
Ответ: Нет, такого разговора у нас с ним не было. Я просто предложил Грачёву разобраться со своей претензионной службой и с теми, кто заключал договор на кабальных для МО РФ условиях. О необходимости проверить претензии «Люкона» и о том, что такая проверка мною запланирована, я не говорил. Я говорил, что планирую проверить ГлавКЭУ по всем аспектам. Но собственно о «Люконе» речи не было.
Вопрос: Получали ли Вы из ФПК «Люкон» какие-либо письма,  ходатайства, просьбы о поддержке. В частности письмо от 28 ноября 1995 года за № 418/95 и за подписью Киташина. Каким образом к Вас поступило это письмо, и почему именно к Вам обратился Киташин. Знакомы ли Вы с Киташиным или с кем-либо из других руководителей ФПК «Люкон». Если да, то, что Вас связывало и связывает?
Ответ: Ни с кем из должностных лиц ФПК «Люкон» я не знаком. Никаких отношений не поддерживал. Никакого вознаграждения не получал и оказать содействие не обещал. Почему Киташин направил письмо мне (а я его получал, не помню, каким образом), я не знаю. Каких-либо решений по этому письму я не принимал и действий не осуществлял. Твёрдо заявляю, что в связи с этим письмом Кобец К.И. со мной не разговаривал.
Вопрос: Судя по Вашим показаниям, Вы ни с кем из ФПК «Люкон» не знакомы и никаких отношений не поддерживали. Объясните, пожалуйста, то обстоятельство, что при обыске в офисе ФПК «Люкон» и на квартирах у руководящих должностных лиц корпорации обнаружены записи Ваших телефонов.
Ответ: Повторяю, что я ни с кем из должностных лиц ФПК «Люкон» не знаком. Говорил по телефону один раз с кем-то из заместителей, затребуя какие-то необходимые документы. Своих телефонов не давал. Откуда они появились в ФПК «Люкон» и для чего, не знаю. По работе с ними я никак связан не был. Личных контактов не поддерживал.
Вопрос: Расскажите, пожалуйста, при каких обстоятельствах Вами совместно с Кокошиным А.А. и Кобецом К.И. было подписано на имя Министра обороны РФ Грачева П.С. письмо с рекомендацией компенсировать ФПК «Люкон», якобы, понесённые корпорацией убытки путём передачи авиационной техники и оборудования, а также долгов третьих лиц на общую сумму 111,286 млрд. рублей и ходатайством о возложении контроля над реализацией этой программы на Кобеца К.И.?
Ответ: После моего с Грачёвым разговора по поводу образовавшейся задолженности Министерства обороны РФ перед «Люконом» я сообщил о разговоре Кобецу К.И., с которым ранее служил и был в подчинении (в 1992-1995 годах я был у него заместителем Главного военного инспектора РФ). Он мне ответил, что он займётся решением этого вопроса. Каких-либо рекомендаций я ему не давал, а он не делился со мной своими мыслями.
Сразу скажу, что товарищескими, а тем более дружескими отношения между мной и Кобецом К.Ию не были, хотя мы порой и встречались во внеслужебной обстановке на каких-либо торжественных мероприятиях. Но в свои личные дела ни он меня, ни я его не посвящали. О его взаимоотношениях с руководством ФПК «Люкон» я ничего не знал и не знаю. Часто бывая в Министерстве обороны, я заходил к Кобецу К.И. В одно из таких посещений (даты не помню, но в декабре 1995 года) Кобец К.И. показал мне черновик письма на имя Министра обороны России с предложением рассчитаться с долгами ФПК «Люкон». Упоминание о передаче авиатехники там было, а вот было ли упоминание о передаче долгов третьих лиц, я не помню. Так же не помню, было ли в черновике ходатайство возложить на самого Кобеца К.И. исполнение программы по жилью.
Я не обратил внимания на то, что об ущербности договоров с «Люконом» в письме совсем не говорилось. Мне важно было для себя отметить, что источники погашения задолженности там значились как внебюджетные.
Кобец К.И. попросил меня подписать это письмо, поскольку говорил уже на эту тему с Грачевым. Сказал он и о том, что письмо подпишет и А.А. Кокошин. Я подумал, что ничего страшного не будет, если я подпишу подобное письмо, и пообещал Кобецу письмо подписать. Он сказал, что поедет к Кокошину и ещё с ним подработает это письмо.
Дня через три-четыре, может, неделю, Кобец пригласил меня к себе, сказав, что письмо на имя Министра обороны готово, и его нужно подписать. Я приехал к нему. Письмо уже было подписано самим Кобецом К.И. Было ли подписано Кокошиным А.А., не помню. Не помню и, было ли в письме упоминание о передаче «Люкону» долгов третьих лиц. Больше судьбой этого письма я не интересовался. Не интересовался и тем, как идут расчёты с «Люконом» по долгами.
Снова «Люкон» выплыл, когда Фоменко начал проверку КЭУ г. Москвы и других строительных организаций МО РФ. Направление для проведения проверки давал Фоменко я. Никакого инструктажа о проверке специально «Люкона» я не давал.
Когда Фоменко представил мне промежуточный акт о проверке КЭУ г. Москвы, я не заметил в нём ничего нового о взаимоотношениях ФПК «Люкон» с МО РФ. Всё также утверждалось, что виновато в причинении ущерба «Люкону» Министерство обороны. Сумма ущерба, правда, была значительно выше, чем та, о которой он мне докладывал в декабре 1995 года и которую мы давали в письме МО РФ. Высказывались упрёки в адрес должностных лиц МО РФ по поводу передачи (обстоятельств этого) «Люкону» дома в Северном Чертанове. Каких-либо вопросов у меня не возникло. Я посчитал, что Фоменко всё это установил во время проверки.
Позднее почти то-же самое по этому вопросу Фоменко воспроизвёл в итоговом акте проверки вопросов капитального строительства в аппарате заместителя Министра обороны РФ-начальника строительства и расквартирования войск. До конца разрешить этот вопрос я планировал при проверке ГлавКЭУ, после чего изложить существо вопроса в представлении Министру обороны РФ и при необходимости передать материалы в военную прокуратуру, но завершить эту работу мне не пришлось, в связи с передачей вопросов капитального строительства в другое аудиторское направлении.
Оценивая сейчас работу инспекторского состава моего аудиторского направления по вопросам взаимоотношений ФПК «Люкон» с Министерством обороны РФ, я вижу, что мои подчинённые не до конца изучили данную проблему. Исследовали в основном документы из «Люкона», причём без должной критики. Также недостаточно внимательно изучались договоры, заключенные ФПК «Люкон» с МО РФ. Это я объясняю недостаточной квалификацией работников, необустроенностью и недостаточной организованностью работы – то, что называется болезнью роста. Мы только создавались и на ходу пытались что-то делать. Чьего-либо злого умысла, тем более корысти или иной заинтересованности, я не вижу, а ошибки бывают у всех.

Комментарий: Не удалось мне тогда разворошить это осиное гнездо. Руки оказались коротки. Конечно, Родионов был обеими ногами «там». Бывший начальник Главного управления кадров МО РФ… В то время, когда ещё за границей стояли наши войска… Когда все хотели туда попасть и хорошо оттуда замениться… Его сосед по Дачной поляне маршал связи Белов рассказывал, что по ночам к дому Родионова приезжали и выгружались большегрузные автомобили. «Поднаграбил» Юрий Николаевич на своей службе. Не только он. Такими же людьми он окружил себя и в Счётной палате РФ.
В апреле 2000 года я летел в командировку в Иркутск. Моим соседом оказался бывший военнослужащий то ли из Хабаровска, то ли из Улан – Удэ. Не зная, кто я, он рассказал о начальнике инспекции Фоменко (тот, из показаний Родионова) и о том, как тот инспектировал их гарнизон. Посещение было рассчитано на день. Прямо по прилёту был запланировал «облёт города» на вертолёте в экскурсионных целях («Так он, то есть Фоменко, начинал свои посещения везде»). Потом встреча с командованием гарнизона, решение служебных вопросов и обед («конечно, не в столовой»). Потом осмотр достопримечательностей «с земли». А вечером - банька в загородной резиденции и две проститутки («Он всегда так требовал!»). То есть негодяем был выработан некий алгоритм «знакомства» с регионами. Об этом «алгоритме» проверяемые знали и неукоснительно исполняли. В нашем же случае Фоменко почему-то срочно вызвали в Москву. Город на вертолёте он облетел, с командованием встретился и пообедал «не в столовой». Даже что-то в городе посмотрел, а потом срочно вылетел в Москву и в загородном доме не появился. Мой сосед по самолёту (как ответственный за мероприятие) и непосредственный «держатель» загородной «заимки» вместе с двумя проститутками-студентками одного из местных ВУЗов ждали, пока им не дана была команда «отбой».
- Я и предлагаю товарищу: а чего деньги-то будут пропадать? За девчонок-то оплачено, и эти деньги никто не вернёт. Давай «попользуем» их вместо Фоменко!
Тот согласился. Мы растащили девчонок по комнатам и получили кайф, на который и не рассчитывали. Фоменко девчонок отбирали исключительно красивых и с соответствующей фигурой.

Кара негодяя всё-таки настигла. В отношении него было возбуждено уголовное дело. Не по этому «дальневосточному» случаю. Это была мелочь. По чему-то крупному! Вёл дело следователь ГВП (уж не помню, кто). К производству обысков на двух дачах негодяя (нахапался!) привлекали и меня. Видел сына-курсанта военного университета (кажется юрфака; а как же!) и жену. Ничего особенного, как и сам Фоменко, они не представляли и ничем не заинтересовали.
Под суд, правда, негодяй так и не попал. Какая-то амнистия подоспела. Может, та же, что и по Кобецу.

Помню, я этого Фоменко во время допроса «возил мордой по столу». Он у меня в поту был, ибо чувствовал себя очень неуютно. Как мне хотелось «запихнуть» его в то место, которое он заслуживал!
Начал я с допроса Новикова и Ломакиной. Те пришли и рассказали руководству, за что на них обрушился «праведный» гнев начальника: «Да как вы посмели по вызову какого-то следователя идти?! Да ещё «допрашиваться»?! Пусть тогда он и платит вам денежное содержание!»
Тут уж я встал на дыбы! Я показал зарвавшимся чиновникам, какой это я «какой-то следователь»! У меня на допросах побывали и Фоменко, и сам Родионов. Чувствовали они оба себя очень неуютно. Но…и только. Слишком многих надо было привлекать к ответственности по этому огромному делу. Скамьи подсудимых для суда над ними не нашлось бы! Да и следователей нормальных где было взять для расследования! Я от своих-то с радостью, в конце концов, избавился и работал с дознавателями. Поэтому-то так долго и продержался. Гнилым тогда (если б только тогда!) было всё!

26. Сын Кобеца К.И. в ФПК «Люкон»
Возвращаюсь к апрелю 1997 года. Во время обыска в помещении ФПК «Люкон» и у должностных лиц этой организации я чем-то понравился «местным» женщинам, они поверили мне и подсказали, где хранятся документы, которые должны были быть уничтожены после выступления генерала Рохлина в Государстивенной Думе РФ в июле 1996 года. Я изъял их, но «в общей массе», чтобы Андрей Леонидович раньше времени не узнал о них.
Потом он поехал в командировку в Сирию. А я в его отсутствие, лишённый «заинтересованного» контроля (не надо было докладывать), развил бурную деятельность и отработал изъятые документы как говорится «по полной»: создал «тройную» линию «защиты» против Кобеца К.И. по эпизоду «работы» его сына в ФПК «Люкон».
Я изъял во время обыска не только фиктивные финансовые и административные документы, сфальсифицированные после выступления Л. Рохлина в Гос. Думе (дескать, никакого сына Кобеца К.И. у нас не было). Я изъял подлинные документы, по которым он был принят на работу в «Люкон» и получал там деньги.
 
          Финансово-промышленная корпорация «Люкон»
                Приказ № 113-К
Люберцы                от 21 ноября 94гг
Принять на работу:
1. Кобца Юрия Константиновича – помощником председателя Совета директоров с 23 ноября 94 г. с окладом согласно штатному расписанию.
Основание: Личное заявление.
…
Председатель Совета директоров       М.А. Турецкий

Этот документ многого стоил. Во многом благодаря этому мы смогли предъявить Кобецу К.И. первичное обвинение. Дело в том, что после выступления Рохлина в Думе в течение ночи все документы о «работе» Кобеца Ю.К. в ФПК «Люкон» были переделаны на подставное лицо (Грибкова). Подлинные документы должны были быть уничтожены, но человек, которому было отдано это распоряжение, их сохранил, а потом подсказал, где их надо искать.
Я осмотрел те и другие документы. Провёл по сфабрикованным документам крим. экспертизы, что они изготовлены недавно, а по подлинным – что подписи сына Кобеца в них подлинные. Допросил лиц, которые изготавливали те и другие документы, кто выдавал деньги… И т.д. и т.п.

В «Люконе» же я изъял и ещё один интересный документ – платежную ведомость, согласно которой зарплату в ФПК «Люкон» получала никогда не работавшая там жена заместителя председателя НТК при Правительстве РФ Малей Л.Т. Не жалко было на это денег! Обирали ведь государство с помощью таких, как Малей, и делились с ними частью похищенного! Возили его неоднократно на лечение в Израиль. Правда, как только он умер, о вдове забыли.
И ещё, что показательно. В ведомости значится и никогда не работавшая в ФПК «Люкон» Потоцкая О.Ф. – жена Гайнулина Э.Н. (одного из руководителей ФПК «Люкон»). Попутно украл что-то и для себя! Так всегда и бывает.

 

27. Обыски у Кубеца К.И. и Ничепорук Л.А. и следователь Ермолин К.Э.

Перед майскими праздниками (29.04.1997 г.) мы провели вторую серию обысков. Теперь она была направлена непосредственно против Кобеца К.И. и его окружения. В той предпраздничной «пачке» обысков я принимал участие в обысках кабинетов Кобеца К.И. в здании ШОВСа на Ленинградском проспекте и в Доме №1 МО РФ на Арбате, а также на квартире и даче у любовницы К.И. Кобеца – Ничипорук Л.А. Она появляется в поле нашего зрения впервые именно здесь. Естественно, и при подготовке обысков, и при анализе их результатов мы пользовались оперативной информацией МВД РФ и ФСБ РФ.

Я не зря после завершения обысков в кабинетах Кобеца К.И. в ШОВСе (штаб объендинённых Вооружённых Сил стран СНГ) и в Первом доме Минобороны России на Арбате) присоединился к проводимому в ЦВМУ (2-й Дом МО РФ на Красной площади) обыску по месту службы «полковника медицинской службы Ничипорук Л.А.», а затем поучаствовал в обыске квартиры на ул. Академика Арцемовича и на даче Ничипорук. Почему я принял участие в обысках обоих кабинетов заместителя Министра обороны, думаю, понятно. Статусные объекты. Надо было соблюдать «уровень». Виктор Степанович у нас на обыски не ездил, Андрей Леонидович мог (как член следственной группы), но тоже не ездил. Оставался я, как руководитель следстенной бригады, и я ни от работы, ни от ответственности не прятался. А на обыски потом к Ничипорук поехал, так как от эфэсбэшников была информация, что «баба она стервозная, скандальная». А «нечипорушьи объекты» (кабинет, квартира, гараж, дача на передающем центре в Поварово) достались молодому и, скажем откровенно, слабенькому следователю майору Ермолину К.Э. Я посчитал, что должен быть там! Как самый опытный следователь! Как руководитель всех следователей, работающих по делу.

Будет уместно привести здесь жалобу, которую Ничипорук Л.А. подаст на меня без малого через год (в феврале 1998 года). Столько времени прошло, а ненависть в ней клокотала, как магма в вулкане.

                Главному военному прокурору
                Министерства обороны РФ
                генерал-полковнику Демину Ю.Г.
                от Ничипорук Людмилы Александровны
                г. Москва, ул. Яблочкова, 49, кв. 101

                Уважаемый господин прокурор

Обращаюсь к Вам на незаконные действия работников Главной военной прокуратуры, а именно на следователей по особо важным делам при Главном военном прокуроре полковника юстиции Завгороднего А.И., майоров юстиции Савицкого К.А. и Панкратова Д.Е.
Я прохожу в качестве свидетеля по уголовному делу, где обвиняемым является Кобец К.И., и в отношении меня следствием были проведены недозволенные методы ведения предварительного следствия.
Так, во время обыска следователь Завгородний А.И. приказал мне, чтобы я отвезла всю их группу на ул. Академика Арцимовича, д. 18, к. 1, кв. 89, где проживают мои престарелые родители и моя совершеннолетняя дочь. Завгородний А.И. приказал, чтобы я убрала из квартиры свою дочь, и проводил обыск. При этом следователь всё время требовал от меня, чтобы я добровольно отдала какие-то документы и всё сама рассказала! Я была в недоумении, что я должна отдать! И продолжали обыскивать вещи моей дочери. А потом, Завгородний потребовал, чтобы я накормила обедом его понятых, что я и сделала.
После этого Завгородний приказал ехать на дачу, где он совсем разошёлся. Искал то, что было ему нужно не у меня, а в карманах у моего отца. Мой отец участник Отечественной войны, инвалид 2 группы, спросил его, чем он может помочь, на что следователь ответил ему в такой форме… что у отца задрожали губы от всего этого хамства (было накануне 9 мая Дня Победы). Это было своевременно и в порядке вещей унижать и оскорблять человека, который воевал!!! После этого «обыска» своего отца я отпаивала лекарством, как только отбыл данный следователь (его стало раздражать то, что отец возмутился хамским поведением этого «представителя закона».
Как я поняла, Завгородний А.И. возглавлял группу сотрудников прокуратуры, и ему нужно было быть примером для своих подчинённых, но о каком можно говорить примере, если даже внешний неопрятный вид, подбитый глаз и хамское поведение говорили о многом!!!
Я считаю, что полковник Завгородний А.И. не имел права проводить обыск по ул. Академика Арцимовича, д. 18, кв. 86, без хозяина квартиры, коим является мой отец. И прежде, чем делать обыск, нужно было узнать, где я живу. Но ему было некогда. Очень торопился….
(далее такие же вздорные обвинения в адрес Савицкого К.А. и Панкратова Д.Е. – комментарий мой – А.З.)
        17.02.98 г.                (подпись)


                Начальнику 3-го отдела ГВП
                генерал-майору юстиции Баграеву Ю.М.
                объяснение
(на жалобу от 27 февраля 1998 года гр-ки Ничипорук Л.А.)

Недозволенных методов ведения следствия в отношении Ничипорук Л.А., её родных, других лиц не применял.
29 апреля 1997 года во второй половине дня я принял участие в производстве обысков в кабинете, на квартире, в гараже и на даче у гражданки Ничипорук Л.А. Обыски проводил заместитель начальника 1-го отдела 6-го управления ГВП майор юстиции Ермолин К.Э. (фамилии понятых и других участников следственных действий не помню, они есть в соответствующих протоколах).
Обыск в квартире по улице Академика Арцемовича проводился потому, что о существовании у Ничипорук Л.А. другой – квартиры № 101 по ул. Яблочкова, 49 – следствие не знало. Сама Ничипорук Л.А. это обстоятельство скрывала, а по месту службы Ничипорук Л.А. нам дали именно этот адрес по ул. Арцемовича, 18, корп. 1, квартира 86, как место жительства Ничипорук Л.А.
Никаких «приказаний» заявительнице я не отдавал. Наоборот, видя, как она переживает, я старался общаться с ней как можно мягче и корректней.
К месту проведения обысков члены следственной группы ехали на своих (служебных) автомашинах.
Перед проведением обыска я ей предложил добровольно выдать документы, принадлежащие Кобецу К.И. или связанные с ним. После того, как Ничипорук Л.А. заявила, что таковых у неё нет, был произведён обыск, в процессе которого обнаружена изданная во Франции книга Кобеца К.И. о событиях августа 1991 года в г. Москве и другие документы, которые имеют значение для дела и сыграли свою роль в ходе дальнейшего следствия.
Никаких показаний от неё не требовал, поскольку допрос её не производил.
Перед проведением обыска я разрешил дочери Ничипорук Л.А. покинуть обыскиваемое помещение, чтобы оградить её от нежелательных эмоций, чем последняя по согласованию с матерью незамедлительно и воспользовалась.
В процессе моего разговора с майором юстиции Ермолиным К.Э. о том, что по пути на дачу Ничипорук Л.А. надо покормить военнослужащих срочной службы, привлекавшихся в качестве понятых, Ничипорук Л.А. по своей инициативе заявила, что сама покормит солдат, для неё это пустяк. Я не стал возражать с целью сохранения наметившегося проблеска доверительных отношений и психологического контакта.
Что имеет в виду Ничипорук Л.А., говоря, что во время обыска на даче я «совсем разошёлся», не знаю. Был обычный обыск. Причём в карманах одежды её отца никто ничего не искал.
Сомневаюсь, что Ничипорук Л.А. после моего отъезда «отпаивала отца лекарствами». Насколько я помню, уезжали мы с ней практически одновременно. А если и отпаивала, то, возможно, по другой причине. Домой он пришёл после какой-то встречи ветеранов войны в состоянии алкогольного опьянения. Стал пугать меня Кобецом К.И. (дескать, он завтра же поедет к Кобецу К.И., и тот расправится со мной), бравировал близкими отношениями между ними. Так что «хамское поведение» Ничипорук Л.А. наблюдала на самом деле, но со стороны своего отца, а не меня.
Ничипорук Л.А. «подогревала» неприязнь отца («Видишь, отец, дожился ты до обысков» и т.п.), на что я вынужден был попросить её воздерживаться от таких заявлений и вести себя достойно.
Я не настаивал на том, чтобы в протоколе обыска поведение отца Ничипорук Л.А. нашло отражение. Действительно, было предпраздничное время, а он являлся участником Великой Отечественной войны.
По поводу «неопрятного вида», «подбитого глаза» и т.п. говорить ничего не хочу. Говоря языком самой Ничипорук Л.А., сам стиль и содержание её жалобы «говорят о многом»!!!
Результаты всех произведённых с моим участием следственных действий отражены в соответствующих протоколах. Ничипорук Л.А. получила копии каждого из них, каждый подписала. И ни в одном из них ею не было заявлено каких-либо претензий. Почему они возникли лишь сейчас, почти год спустя (а за это время она неоднократно была в Главной военной прокуратуре и могла обжаловать показавшиеся неправильными действия следователя), остаётся тайной.

Старший следователь по особо важным делам
1-го отдела 6-го управления ГВП
полковник юстиции                (А.И.Завгородний)
4 марта 1998 года

Мой комментарий: Моё объяснение первоначально было несколько жёстче. Но Виктор Степанович (Шеин), естественно, подкорректировал.
Чуть позже поступила жалоба от её отца. Такая же вздорная, и объяснение Баграеву Ю.М. я давал в том же ключе.
А вообще моя позиция по этому вопросу была такая: привлечь её к ответственности за клевету. Материалов в обоснование этого было предостаточно (понятые, другие участники следственного действия). Да сам факт обращения почти год спустя о многом говорили. В это как раз время адвокат Сафронский Э.Г. «разворачивал» атаку СМИ на ГВП и меня, в частности. Пролетело бы, как «из пушки». Но… руководство следственного управления не нашло это целесообразным. А жаль! Ведь и обе квартиры, и дача на передающем центре, и автомашина и дорогущая обстановка в квартире на Яблочкова и на даче так и осталось непорядочной бабе. Нахальство – второе счастье.

Такой момент: я организовывал всю серию обысков, проводимых в тот день (это несколько десятков). Каждый следователь получил свой участок. У Ермолина К.Э. это была Ничипорук Л.А. То, что я присоединился к его группе, нисколько не меняло его обязанности, и не должно было менять его поведение. Он в полной мере отвечал за порученное ему следственное действие, я же мог интересоваться им лишь фрагментарно (чем-то конкретным) и в любой момент мог уехать к другой следственной группе. То есть «кивать» на меня и пытаться «спрятаться в моей тени» ему было нельзя. А он как раз «кивал». Когда Ничипоруки (оба) «разошлись» и стали приставать к Ермолину К.Э. с утверждениями о незаконности обыска, тот вначале своими телодвижениями и кивками в мою сторону пытался перенаправить их внимание (я на это обратил внимание!), а потом прямо заявил: «Вон тот, который подписал эти постановления об обыске, у него и спрашивайте». Как-то подленько. У нас (в военной юстиции) так принято не было. Я ему высказал после обыска свои замечания по поводу его поведения. Он сделал вид, что не понял меня. Он потом, когда будет можно, «отдаст» мне всё с лихвой. В ноябре-декабре 2001 г. меня будут активно «выдавливать» из ГВП, а Ермолин К.Э., ставший к тому времени начальником нашего отдела, будет активно исполнять «господскую волю». Гаденько и некорректно поведёт себя. Этот не шибко грамотный человек будет «править» мои документы, да так уверенно и так бессовестно! Но впервые эту «гнильцу» я увидел во время обыска на даче Ничипорук Л.А.
Тогда мы её неплохо зацепили. О ней была только оперативная информация из ФСБ РФ. И вот когда я во время обыска в кабинете Кобеца К.И. в ШОВСе на Ленинградском проспекте обнаружил её водительское удостоверение, это явилось началом «раскрутки» одной из граней личности и преступной деятельности Константина Ивановича (эпизод с её квартирой на ул. Яблочкова, о которой мы на тот момент ничего не знали, лёг ему в обвинение).

Из «прослушки» МВД РФ разговоров Кобеца К.И. и его окружения:
Разговор Кобеца К.И. с неизвестной (предположительно Ничипорук) 19.04.1997 года в 10.27
Кобец: Ты мне там документы не посмотрела. Не вытащила, чтобы я их посмотрел?
Неизвестная: Костя, так они все лежат в пакете. Ты же у меня их не спросил, я тебе их и не дала. Ну, тебе вчера не до документов было…
Кобец: А ты к деду не заедешь?
Неизвестная: Не знаю, а что? Ты бы заехал сам и взял.
Кобец: Я думаю, что надо, понимаешь. Как-то… А то, не дай Бог, нагрянут к нему…
Неизвестная: А… да…
Кобец: поэтому, может быть, знаешь что сделать? Вот этот дипломат, который там с кодом…
Неизвестная: дома ты не мог мне всё это сказать?

Разговор Ничипорук с адъютантом Кобеца К.И. Косиком Алексеем Юрьевичем 29.04.1997 года в 14.25
Ничипорук: Алёша, ко мне из прокуратуры приехали.
Косик: Да?
Ничипорук: И что?
Косик: Говорите, как Вам сказали.
Ничипорук: А что?
Косик: Что дочь сослуживца?
Ничипорук: Какого?
Косик: (слово неразборчиво)
Ничипорук: Звони на дачу, предупреди отца.
Косик: Хорошо.
Ничипорук: Чтобы все… (недоговаривает) документы он отдал, понял?
Косик: Понял.
Ничипорук: Быстренько.
Косик: понял.
Ничипорук: Всё.

Разговор по «кремлёвскому» телефону (221-60) Кобеца К.И. с Главным военным прокурором Паничевым В.Н. 30.04.1997 года в 16.32
Кобец: поздравляет с наступающим праздником, потом сообщает:
Сегодня у меня годовщина свадьбы, а вчера меня так тряханули… Так и Людмилу Ивановну, и всех… обысками такими… что…
Паничев: Грубо всё сделали?
Кобец: Я не знаю, как грубо! Они же даже двери взламывали!
Паничев: Да Вы что?!
Кобец: Я говорю!
Паничев: А где двери взломали?
Кобец: На строящемся объекте. Хотя бы мне сказали… или кому-то… Ключи бы дали, повезли, всё, как положено, сделали бы! А то пошли тайком, ломали всё, что можно… Что такое?! Так нельзя! Даже не в этом дело! Солдат понятыми набрали здесь. Сейчас здесь штаб бурлит… Шоферов каких-то… Они же сейчас разъезжать будут, по всей Москве будут трепаться… Всё, что угодно! Это детали.
Паничев: Мне-то сказали, что всё сделано, вроде, спокойно, тихо…
Кобец: Да… без их покоя… было бы, боже мой! Где Завгородний работал, там все эти безобразия были. А где остальные, там, вроде, всё нормально. Я даже не по этому вопросу… (далее идут поздравления с праздником)
Паничев: Пройдёт всё это, все чёрные дни…
Кобец: Не говорите… Даже забрали… У меня товарищ старый… ещё по Чите… он подполковник милиции. И дочь его попросила меня… Мы, как правило, каждый год меняем талоны техобслуживания… Ну, попросила меня, чтобы тоже заменить талон. Забрали права. Я говорю: «Дайте человеку ездить! Как же так?»...
Паничев: Давайте так: созвонимся 5-го числа. То, что можно, я скажу, чтобы отдали…
Кобец: Хорошо. Успеха Вам. Жму руку.

Комментарий: Кобец К.И. чувствует, что становится «горячо». Ищет контакты в ГВП (разговор с Сагурой А.Л.). Не исключено, что тот его инструктирует, и Кобец предпринимает меры по сокрытию документов (его разговор с Ничипорук). Разговор Ничипорук с Косиком показывает, насколько команда Кобеца предана ему, и как слажено и оперативно они реагируют на опасность. Наконец, разговор Кобеца с Паничевым. Ведь дерзость какая?! Иду на Вы… Ему прятаться бы! Ведь врёт нагло и его слова легко могут быть опровергнуты! На что рассчитывает?! Причём, не может же не видеть, что Паничев проявляет осторожность и не горит желанием «громить» своих подчинённых, «обидевших» друга. Что они – друзья, говорили оперативники из ФСБ России. Кстати, речь Кобеца К.И. идёт о водительском удостоверени Ничипорук, изъятом нами в офисе Кобеца К.И. в ШОВСе (штабе Объединенных Вооружённых Сил СНГ) на Ленинградском проспекте и с этого события началась «раскрутка» одного из эпизодов преступной деятельности Кобеца К.И. - незаконное предоставление ей трёхкомнатной квартиры в Москве).
Кобец, вроде, звонит, чтобы поздравить Паничева. Но в промежутках между поздравлениями пытается настроить Паничева против меня. Тонко, конечно. Но я в производстве обысков у него на дачах участия не принимал. Да и вообще у него двери там не взламывались. А вот что интересно: на Дачной поляне у него нашли два незарегистрированных испанских пистолета (их хранение будет потом вменено ему в вину). А несколькими месяцами раньше (в начале нашей работы по делу) оперативники из ФСБ России нам докладывали, что в окружении Кобеца рассматривается вопрос физического устранения меня и Сагуры (как руководителей группы) и что для этого даже приготовлены два незарегистрированных и не числящихся ни за кем пистолета. Не эти ли пистолеты были найдены тогда?!
Конечно, об этом я Кобеца К.И. не спрашивал. А вот о том, как он «гнал напраслину» на меня Паничеву, как-то спросил. Отказался Константин Иванович («Не было такого!»).

Решение по изъятым в кабинете у Кобеца К.И. в ШОВСе (бывший штаб Объединённых вооружённых Сил СНГ) на Ленинградском проспекте документам Ничипорук Л.А. на замену водительского удостоверение и деньги (какая сумма, не помню) должен был принять Савицкий К.А.
В этот момент мы с ним располагались в одном кабинете на втором этаже в здании на Пречистенке. Мой кабинет на третьем этаже ремонтировался, а у Савицкого пока вообще не было кабинета. Сейф в кабинете был один:
- Вы уж выделите ему там полку! – Попросил Шеин В.С.
Выделил на свою глупость. Ключ – один. Как им пользоваться вдвоём? Решили оставлять его в верхнем ящике моего стола. Ведь режимный объект! У Савицкого была там своя полка. Он на ней хранил свои документы и там, в частности, были водительские документы Ничипорук Л.А. На моей полке были мои документы. И моё удостоверение личности офицера, а за обложкой в них - мой НЗ – 600 рублей ($ 100 по тогдашнему курсу). Воровства у нас не было. Даже не допускал такого. Как вдруг Савицкий спросил у меня:
- Анатолий Иванович! Из водительского удостоверения Ничипорук исчезли деньги, изъятые во время обыска. Я их туда клал. Что Вы по этому поводу мне скажете?
Я проверил своё удостоверение. Оно было на месте, но деньги из него тоже исчезли.
Итак, охраняемый объект, посторонних (кроме следователей и дознавателей) в кабинете не бывает, а деньги исчезли.
Доложил Шеину. Предложил провести проверку и выявить негодяя: отобрать объяснения у караула, дознавателей. Попросил разрешения привлечь к этой работе Савицкого. Он недавно прибыл к нам в группу и работой загружен не был. Шеин согласился. Я поехал на объект, но Савицкий туда так и не прибыл и расследования не провёл. Потом мне пробубнил что-то невразумительное. Но из этого маловразумительного я понял лишь, что Шеин «не рекомендовал» ему заниматься расследованием, так как «Завгородний может потом поставить всё под сомнение» и вообще, дескать, лучше никакого расследования не проводить.
Конечно, ситуация позорная: сейф на двоих, ключ один и тот в ящике стола. Но ведь сволочь выявить-то надо! Сагура тоже порекомендовал мне не настаивать на проведении расследования. Смирился и согласился.
Потом приходит ко мне Савицкий:
- Надо деньги возвращать Ничипорук. Давайте сбрасываться. Виктор Степанович обещал потом выписать премию и компенсировать потери.
- За мои пропавшие деньги тоже?
- Ну, наверное.
Отдал свою часть. Но премии так и не получил. Шеин своё слово не держал. Потом это было не раз.

Пресса «взорвалась» целой серией фейерверков-статей, посвящённых проведённых нами обысков и делу в целом. Народ жаждал результатов борьбы с коррупцией.

Публикация в одной из газет того времени (предположительно «Комсомольская правда»). Расположена крупным планом на первой странице. Кобец изображён на фоне дачных домов. Крупный шрифтом заголовок: «У генерала армии Кобеца устроили обыск. В 30 квартирах, кабинетах, дачах и т.д.»
Новость из разряда сенсационных: Главная военная прокуратура начала обыски в принадлежащих генералу армии Константину Кобецу квартирах, дачах, кабинетах. Всего на 30 объектах, к которым имеет отношение Главный военный инспектор МО! Обвинительное заключение генералу пока не предъявлено – ожидается высочайшая санкция.
О генерале Кобеце в Генштабе отзываются, как об «одном из величайших монстров военной коррупции». Скандальные истории вокруг имени первого замминистра (ошиблись – имели в виду – Министра; комментарий мой – А.З.) обороны современной России (он пробыл на этой должности 2 недели) тянутся с 91-го года. Однако «бронированный колпак президента» оберегал Константина Кобеца от последствий самых крутых махинаций.
Известно, что вырос Кобец, как «телефонный божок». В бытность Начальником войск связи он ставил аппараты нужным людям и не особо считался с тогдашним Министром обороны Дмитрием Язовым. Потом началось его стремительное восхождение. «Всякий раз в мутной воде истории Кобец всплывал на поверхность», – говорят его бывшие коллеги.
Сейчас у генерала армии есть два роскошный кабинета: один в МО, как у замминистра. Второй – в Главной военной инспекции, на Ленинградском проспекте. О дачах Кобеца ходят легенды – самая роскошная находится в Архангельском и занимает площадь около гектара. Сама дача, по словам специалистов, – классическое Кобецовское барокко, «смесь позднего Грачёва и раннего Коржакова»…

28. Привлечение Кобеца К.И. к уголовной ответственности
Вопрос ареста Кобеца К.И. к маю 1997 года уже «перезрел».
Когда вальяжный после отдыха в Дамаске Сагура на совещании у Шеина лениво поинтересовался, как дела, а я спокойно ответил, что «нормально, можно Кобецу К.И. предъявлять обвинение», Сагуру А.Л. передернуло. Он ведь вел с Кобецом К.И. какие-то тайные переговоры. Явно не о том, как лучше направить дело в суд. А тут такой оборот!
Андрюша испугался и ломанулся активно готовить документы на привлечение Кобеца К.И. к уголовной ответственности. То-то для Константина Ивановича был шок!
Возбудил дело в отношении Кобеца К.И. сам Сагура А.Л. - испугался разоблачения и бросился «впереди танков».


 
 
П О С Т А Н О В Л Е Н И Е
о привлечении в качестве обвиняемого
12 мая 1997 года                гор. Москва
Старший следователь по особо важным делам при Главном военном прокуроре полковник юстиции Завгородний А.И., рассмотрев материалы уголовного дела № 29/00/0017-96 в отношении генерала армии Кобеца Константина Ивановича, -
                У С Т А Н О В И Л :
Генерал армии Кобец К.И. указом Президента Российской Федерации от 2 сентября 1992 года назначен на должность Главного военного инспектора Вооружённых Сил РФ, а указом Президента РФ от 23 июня 1993 года – Главным военным инспектором – заместителем Министра обороны РФ.
В соответствии с Положением о Главном военном инспекторе ВС РФ и Главной военной инспекции РФ, утверждённых Указами президента РФ, на генерала армии Кобеца К.И. были возложены, в частности, контроль и оказание помощи в решении проблем военной экономики РФ, в связи с чем он обязан был соблюдать и отстаивать экономические интересы Вооружённых Сил РФ.
В декабре 1993 года Министерство обороны Российской Федерации и финансово-промышленная корпорация (ФПК) «Люкон» заключили договор о совместной деятельности по строительству жилых домов в пос. Октябрьский Люберецкого района Московской области.
В соответствии с условиями договора, МО РФ должно было в 1994-1996 годах осуществлять 60-процентное финансирование данного строительства.
Из-за недостаточного бюджетного финансирования МО РФ перечислило в 1994 году в ФПК «Люкон» 1 млрд. рублей вместо 26,3 млрд. рублей, в связи с чем руководство корпорации потребовало от ГлавКЭУ МО РФ возмещения якобы понесённых в связи с этим убытков, хотя никаких реальных затрат корпорация на строительство в пос. Октябрьском не понесла.
На протяжении 1994 года президент ФПК «Люкон» Киташин Ю.А. неоднократно письменно обращался к руководству Министерства обороны РФ и ГлавКЭУ МО РФ по вопросам финансирования строительства и возмещения несуществующих убытков, однако эти обращения удовлетворены не были.
Понимая, что Кобец К.И. является должностным лицом, которое в силу своего служебного положения может способствовать незаконному получению и использованию денежных и материальных средств Министерства обороны РФ в интересах ФПК «Люкон», председатель Совета директоров ФПК «Люкон» Турецкий М.А. и президент корпорации Киташин Ю.А. в начале 1995 года вступили в сговор с Кобецом К.И., предложив ему за получение выгод имущественного характера оказывать поддержку при решении финансовых вопросов, возникающих между МО РФ и корпорацией в пользу последней, с чем Кобец К.И. согласился.
За это в феврале 1995 года Турецкий М.А. приказом № 113-К от 21 ноября 1994 года, то есть прошедшим числом, оформил на работу в ФПК «Люкон» с 23 ноября 1994 года в качестве помощника председателя Совета директоров корпорации сына генерала армии Кобеца К.И. – Кобеца Ю.К.
Не выполняя в корпорации какой-либо работы, Кобец Ю.К. за период с февраля 1995 года по январь 1996 года получил в ФПК «Люкон» в качестве заработной платы 6.175.965 рублей, в том числе 1.400.000 рублей в период с ноября 1994 года по февраль 1995 года, то есть за то время, когда он вообще не имел какого-либо отношения к корпорации.
Кроме того, Кобец Ю.К. за указанный период времени неоднократно за счёт средств корпорации выезжал в зарубежные командировки в Объединённые Арабские Эмираты, Израиль, Болгарию и Сирию, в том числе и со своей сожительницей Кобзевой Е.Е., где также не выполнял в интересах корпорации какую-либо работу, а праздно проводил время.
На оплату заграничных поездок Кобеца Ю.К. корпорацией было затрачено не менее 50.000.000 рублей.
Тогда же Турецкий М.А. и Киташин Ю.А. по договорённости с Кобецом К.И. приняли решение о строительстве для него загородного дома в пос. Горки-6 Красногорского района Московской области за счёт средств ФПК «Люкон».
Во исполнение этой договорённости Киташин Ю.А. по поручению Турецкого М.А. заключил с группой специалистов-проектировщиков 53 Центрального проектного института МО РФ договор подряда на выполнение проектных работ по строительству загородного дома для Кобеца К.И.
После выполнения проекта строительства корпорация выплатила проектировщикам за проделанную работу 66 млн. рублей.
По окончании проектирования строительства Турецкий М.А. и Киташин Ю.А. заключили договор с представителями турецкой строительной фирмы «ЕПЕ» о строительстве данного загородного дома. В соответствии с названным договором турецкая фирма на протяжении 1995 года и первой половины 1996 года произвела работы по строительству загородного дома для Кобеца К.И., за что ФПК «Люкон» перечислила на счёт указанной фирмы не менее 300.000 долларов США (не менее 1.300.000.000 рублей).

За взятку в виде выгод имущественного характера Кобец К.И., в нарушение возложенных на него обязанностей, на протяжении 1995 года, умышленно используя свои должностные полномочия вопреки интересам службы, выполнил в пользу ФПК «Люкон» ряд незаконных действий.

1. В июне 1995 года Кобец К.И. получил от Киташина Ю.А. письмо, в котором последний просил продолжить финансирование строительства в пос. Октябрьский и предлагал Министерству обороны РФ погасить якобы образовавшуюся задолженность перед ФПК «Люкон» на сумму 15.897.955.900 рублей, а также выплатить штрафные санкции (по состоянию на 20 мая 1995 года), перечислив корпорации в общей сложности 77.884.250.000 рублей.
При этом Киташин Ю.А. предлагал Кобецу К.И. возместить ФПК «Люкон» указанную сумму путём срочной реализации программы получения внебюджетных средств (в виде передачи корпорации авиационных двигателей и другой авиационной техники) или же расторгнуть договор с компенсацией корпорации всех понесённых затрат.
В последних числах июля 1995 года Кобец К.И. получил очередное письмо Киташина Ю.А., в котором тот вновь предложил Кобецу К.И. ускорить решение вопроса о компенсации прямых убытков корпорации и выплате штрафных санкций.
Изложенные в письмах Киташина Ю.А. сведения о затратах корпорации на строительство и указанные им суммы штрафных санкций не соответствовали действительности. Поскольку строительство жилья в пос. Октябрьский корпорацией вообще не велось, фактически освоение района строительства не начато до настоящего времени.

Несмотря на это, 1 августа 1995 года Кобец К.И. дал указание начальнику Центрального управления материальных ресурсов и внешнеэкономических связей (ЦУМР и ВЭС) МО РФ генерал-лейтенанту Зобнину А.А. представить ему данные о наличии авиационных двигателей и другой авиационной техники, которая могла бы быть передана ФПК «Люкон» в счёт погашения якобы имеющегося долга МО РФ.
8 августа 1995 года Кобец К.И. представил первому заместителю МО РФ Кокошину А.А. докладную записку с изложенными в ней заведомо ложными сведениями о проведении возглавляемой им Главной военной инспекцией соответствующей проверки и необходимости признания на этом основании общей суммы штрафных санкций и задолженности МО РФ перед корпорацией на сумму 78.454.790.000 рублей.

14 августа 1995 года Кобец К.И. представил на утверждение Кокошину А.А. подписанный Зобниным А.А. (по указанию Кобеца К.И.) и Киташиным Ю.А. Протокол № 1, которым признавались несуществующие долги МО РФ перед ФПК «Люкон» и предлагалось погасить их путём передачи корпорации авиационной техники на сумму свыше 60 млрд. рублей и долгов третьих лиц (Министерств обороны Республики Казахстан и Украины).
В результате этого 8 февраля 1996 года Министерство обороны Республики Казахстан перечислило на счёт корпорации 11.333.791.255 рублей, которые руководители ФПК израсходовали на погашение долгов корпорации перед другими фирмами и компаниями. А в апреле 1996 года представители ФПК «Люкон» получили 12 авиационных двигателей Д30КП-2 и два самолёта «ТУ-134А» на общую сумму не менее 6,8 млрд. рублей, которыми также распорядились по собственному усмотрению.
В декабре 1995 года Кобец К.И. представил Кокошину А.А. подписанную им и аудитором Счётной палаты РФ генерал-полковником Родионовым Ю.Н. докладную записку на имя Министра обороны РФ генерала армии Грачёва П.С., в тексте которой также содержались заведомо ложные сведения о том, что проведённой проверкой установлена общая сумма подтверждённых затрат (убытков) ФПК «Люкон» по состоянию на 15 ноября 1995 года на сумму 111.286.000.000 рублей, с чем Грачёв П.С. 28 декабря 1995 года согласился.

2. 18 июня 1994 года президент ФПК «Люкон» Киташин Ю.А. и Главнокомандующий ВВС РФ генерал армии Дейнекин П.С. подписали договор о совместной деятельности, в соответствии с которым ФПК «Люкон» должна была выделить для ВВС РФ льготный (под 7 процентов готовых) кредит в размере 3 млн. долларов США. Указанный кредит ВВС РФ обязались погасить денежными средствами, вырученными от коммерческих авиаперевозок.
Однако после подписания договора ФПК «Люкон» фактически уклонилась от предоставления льготного кредита и не предоставила ВВС инвестиционные средства.
Вместе с тем, денежные средства, вырученные ВВС от коммерческих авиаперевозок и поступившие на счёт ФПК «Люкон» в соответствии с условиями договора, использовались корпорацией на собственные нужды, в результате чего по состоянию на 1 ноября 1996 года задолженность ФПК «Люкон» перед ВВС по суммам, зачисленным от платных воздушных перевозок, составила 2.266.401 доллар США.
Не имея намерения возвращать денежные средства, полученные от ВВС, Киташин Ю.А. 1 декабря 1995 года направил генералу армии Кобецу К.И. очередное письмо, в котором предложил ему произвести взаиморасчёты долгов между МО РФ и ФПК «Люкон» с нулевым балансом.
В обоснование своей просьбы Киташин Ю.А. привёл в письме заведомо ложный факт якобы несвоевременной оплаты представителями ВВС договоров № 444/100 от 29 сентября 1994 года и № 124/62а от 14 декабря 1994 года, заключённых ФПК «Люкон» и ВВС на поставку в интересах ВВС двух центральных вычислительных комплексов и 20 комплектов «Диаграфов» и никакого отношения к договору о совместной деятельности не имеющих, в результате чего корпорации якобы причинён материальный ущерб на сумму 2.429.341 доллар США.
Действуя в интересах корпорации, Кобец К.И. в первых числах декабря 1995 года подготовил и подписал обращение на имя Кокошина А.А., в котором безосновательно указал, что Министерство обороны РФ якобы должно корпорации 2.429.341 доллар США и эту претензию корпорации к МО РФ он считает обоснованной. В обращении он также предложил Кокошину А.А. произвести взаимозачёт долгов между МО РФ и ФПК «Люкон» с нулевым балансом. В последующем, 20 декабря 1995 года, на основании данного обращения Министр обороны РФ генерал армии Грачёв П.С. и президент ФПК «Люкон» Киташин Ю.А. подписали соглашение о прекращении обязательств путём зачёта встречных однородных требований, в результате чего Вооружённым силам РФ причинён материальный ущерб на сумму 2.266.401 доллар США (не менее 101.988.045.000 рублей).

Таким образом, Главный военный инспектор РФ - заместитель Министра обороны РФ генерал армии Кобец К.И., являясь должностным лицом, в период 1995-1996 годов лично в несколько приёмов получил от руководителей ФПК «Люкон» Турецкого М.А. и Киташина Ю.А. взятку в крупном размере в виде выгод имущественного характера (получение его сыном, Кобецом Ю.К., формально зачисленным на работу в ФПК «Люкон», заработной платы, заграничные поездки сына за счёт средств корпорации, оплата проектирования и последующего строительства для себя на средства корпорации загородного дома в пос. Горки-6 на общую сумму не менее 1.422.175.965 рублей за незаконные действия в пользу ФПК «Люкон», которой Кобец К.И. способствовал в силу своего должностного положения, что выразилось в оказании поддержки интересов корпорации при предъявлении ею необоснованных финансовых требований к Министерству обороны РФ, то есть совершил преступление, предусмотренное ч. 4 ст. 290 УК РФ.

Он же, являясь должностным лицом – Главным военным инспектором-заместителем Министра обороны Российской Федерации, в период с августа по декабрь 1995 года в гор. Москве использовал из корыстной заинтересованности свои служебные полномочия вопреки интересам службы: в целях оказания поддержки интересов ФПК «Люкон» при предъявлении ею необоснованных финансовых требований к Министерству обороны РФ подготовил и подписал ряд документов, содержащих несоответствующие действительности сведения, на имя Министра обороны РФ и его первого заместителя, добившись незаконного перечисления на счёт названной корпорации 11.333.791.255 рублей и передачи ей авиационной техники общей стоимостью свыше 6,8 млрд. рублей, а также необоснованного погашения задолженности ФПК «Люкон» перед ВВС РФ на сумму 101.988.045.000 рублей, что повлекло тяжкие последствия – причинение крупного материального ущерба Министерству обороны РФ на общую сумму более 120 млрд. рублей, то есть совершил злоупотребление должностными полномочиями – преступление, предусмотренное ч.3 ст. 285 УК РФ.

Кроме того, в течение 1994-1997 годов без соответствующего разрешения хранил в своём загородном доме, расположенном в пос. Дачная Поляна Красногорского района Московской области огнестрельное оружие – два самозарядных пистолета калибра 9 мм марки «Star» модели 31 РК производства фирмы «Бонифацио Эчеверрия» (Испания), которые обнаружены в указанном доме 29 апреля 1997 года при проведении в нём обыска.

Таким образом, Кобец К.И. неоднократно на протяжении длительного времени незаконно хранил в принадлежащем ему загородном доме, расположенном в пос. Дачная Поляна, огнестрельное оружие - два самозарядных пистолета калибра 9 мм марки «Star» модели 31 РК производства фирмы «Бонифацио Эчеверрия» (Испания), то есть совершил преступление, предусмотренное ч. 2 ст. 222 УК РФ.

На основании изложенного и руководствуясь требованиями ст.ст. 143,144,148 и 149 УПК РСФСР, -

                П О С Т А Н О В И Л :

Предъявить генералу армии Кобецу Константину Ивановичу обвинение в совершении преступлений, предусмотренных ч. 4 ст. 290, ч. 3 ст. 285 и ч. 2 ст. 222 УК РФ, о чём ему объявить.

Старший следователь по особо важным делам
при Главном военном прокуроре
полковник юстиции                А. Завгородний

    
Постановление мне «   » мая 1997 года в «   » час. «   » мин. объявлено, сущность предъявленного обвинения разъяснена. Одновременно мне разъяснены права обвиняемого, предусмотренные ст. 46 УПК РСФСР.

Обвиняемый                К.Кобец

     Комментарий: Это – один из проектов. У меня сохранилось ещё одно постановление (проект) о привлечении Кобеца К.И. в качестве обвиняемого – от 8 мая 1997 года. А окончательным было постановление от 13 мая. Это говорит о той неопределённости в этом вопросе. В руководстве следственного управления и ГВП не было единого мнения, когда это сделать. Боязно было. А тут ещё и Кобец К.И. болеть вздумал (лёг в госпиталь).

13 мая 1997 года газета «Московский комсомолец» (№ 86(17.596) вышла с огромным заголовком поверх названия газеты и её номера: «БОРЬБА С КОРРУПЦИЕЙ: КОБЕЦ ЗАРВАЛСЯ НЕЗАМЕТНО». Это была одна из наиболее популярных и читаемых газет не только в Москве, но и в стране. И такое внимание к расследуемому мной делу говорило о «накалённости» темы: люди ждали результатов, для них дело было свидетельством начавшейся борьбы с коррупцией.

В прессе информацию о Кобеце К.И. публиковали все газеты.
Газетная публикация в «МК» за 13.05.97 г. (очень скоро я арестую Кобеца, документы все готовы, но он в госпитале).
Если Ельцин скажет «да» - генерала ждёт беда.
(у Кобеца проведены многочисленные обыски)
Сомнительный подарок Главному военному инспектору Константину Кобецу преподнесла перед 9 мая Главная военная прокуратура. На его дачах, квартирах, в кабинетах были проведены обыски. Всего объектов обыска было более тридцати. Финансовые документы изымались у близких людей Константина Ивановича, в том числе у родственников.
Напомним, что впервые после августовского путча 91-года к фигуре Кобеца привлёк внимание «МК», рассказавший о сомнительном сотрудничестве генерала армии со строительной фирмой «Люкон», надувшей МО на сотни квартир для офицеров. Через некоторое время в своём докладе в Думе генерал Рохлин подтвердил факты, изложенные в газете. Как  оказалось, с тех пор ГВП, как трудолюбивая мышка, рыла ходы под большезвёздного военачальника. Наконец, наступило время реализовывать накопленную информацию. По данным, которые имеет «МК», Кобецу может инкриминироваться не только сомнительное участие в многочисленных афёрах «Люкона», но и некоторые аспекты с незаконным исчезновением и продажей оружия и амуниции.
Как сообщили нашему корреспонденту, обвинительное заключение должно было быть предъявлено Кобецу 8 мая. Однако до сих пор оно не предъявлено. Также стало известно, что Константин Иванович встречался с очень влиятельным и высокопоставленным чиновником, который обещал, «не забывая хорошего», устроить аудиенцию у президента. Пока такой аудиенции ещё не было, но если она произойдёт, возможно, обвинение предъявлено уже не будет.
Виновен или не виновен Кобец, будет решать только суд, если ГВП сумеет собрать и предъявить доказательную фактуру. Но даже самому наивному человеку, наверное, ясно, что Кобец, занимавший должность совести армии в течение последних лет, мягко выражаясь, не справился со своими обязанностями, ибо воровство в армии, падение уровня боевой подготовки, разбазаривание госсредств достигли за это время немыслимых размеров. Он же умудрялся всё это не «замечать».
В своё время защитники Белого дома сочинили известную частушку: «С нами Ельцин и Кобец – хунте наступил…» Константин Иванович имел шансы остаться в архивах как герой победившей демократии, но, похоже, шанс свой упустил.
                Александр Будберг

«Дача вместо звезды Героя» (Александр Будберг публикация в газете «Московский комсомолец» за 14 мая 1997 года).
Подзаголовок: «Кобецу должно быть предъявлено обвинение»
Когда после августа 91-го генерал Константин Иванович Кобец отказался от звания Героя, это все восприняли как должное. Офицер выполнил свой долг, не предал своего Президента и остался со своим народом – ничего необычного здесь нет. Только так и должен был поступить человек из железной ельцинской шеренги борцов за демократию.
Тогда, в августе 91-го года, все были вместе. И верный Кобец, и образованный Станкевич, и интеллигентный Румянцев, и хитрый Хасбулатов… И так получилось, что за последние 6 лет от такой фантастической компании героев почти никого не осталось. Кто-то стал ярым врагом реформ, кто-то врагом Президента и его семьи, кто-то обыкновенным взяточником с тусклым взглядом. Эти люди не смогли пробиться через будни, и разочарование в них стало, пожалуй, главным разочарованием этих 6 лет. А как было бы славно, если бы после разгрома хунты, когда всё казалось безоблачным и простым, им бы хватило ресурса остаться приличными людьми…
По данным «МК», генералу армии, заместителю Министра обороны, Главному военному инспектору Константину Ивановичу Кобецу на днях всё-таки будет предъявлено обвинение. Впервые после смерти Сталина обвинение будет предъявлено человеку, который дослужился до таких звёзд на погонах. А началось всё с заметки в нашей газете «Дом, который украли». В ней говорилось о том, как бюджетные средства МО уходят в фирму «Люкон», которая должна была строить дома для бесквартирных офицеров. Должна была, но не строила и, тем не менее, жила припеваючи. Ведь её интересы защищал могущественный замминистра Кобец, единственный, кто мог входить к Грачёву без предварительного доклада.
Он подписывал письма, где красочно излагал огромные объёмы работ, уже проведённые «Люконом». Хотя на самом деле даже обыкновенного котлована под фундамент, хотя бы одного дома (а речь шла о целых кварталах), не было вырыто.
Проверка, которая началась сразу после выхода статьи, в итоге закончилась возбуждением уголовного дела. Самое активное участие в проверке приняла военная контрразведка ФСБ, ГУОП МВД и Следственное управление Военной прокуратуры.
По нашим данным, было выявлено, что сын Кобеца, действительно, числился сотрудником «Люкона» и ездил от фирмы в загранкомандировки, что сам генерал, которому не хватило приватизированной дачи в генеральском посёлке «Архангельское», с помощью турецкой фирмы возвёл огромный многоуровневый особняк, отделанный, как в фильмах про миллионеров (кстати, особняк был предусмотрительно записан на имя тестя – простого учителя).
Что интересно, вести проверку было небезопасно. По какой-то случайности именно полковник С., который участвовал в этой проверке, был похищен на автобусной остановке. Его запихнули в машину и сделали какой-то укол. Очнулся полковник только в отделении милиции, куда его привёз наряд как просто валяющегося на улице. Но экспертиза показала, что он был трезв.
После смены летом прошлого года Министра обороны, хотя и медленно, но всё же процесс какого-то очищения происходит. Возбуждено дело против начальника штаба Тихоокеанского флота адмирала Хмельнова. Проведены обыски и возбуждено дело против заместителя командующего Сухопутными войсками, бывшего начштаба ЗГВ генерала Терентьева. Тот спекулировал не только квартирами, но и дачами в разных регионах страны. Только в последний момент за ним числилось их семь от Байкала до Азовского моря.
Генералы оказались больше других подвержены коррупции. Наверное, потому, что у них больше возможностей и за ними меньше контроля. Но когда думаешь о Кобеце, который совершил в августе 91 го главный поступок своей жизни, кажется, что лучше бы он тогда взял  «золотую звезду» у Ельцина, чем дачу у «Люкона».
Говорят, за последний месяц Константин Иванович похудел на 15 килограммов. Очень переживает.

Эту публикацию мне передал Шеин В.С. Он отслеживал все публикации по делу.

14 мая 1997 года газета «Комсомольская правда» писала:
…Кобец «зацеплен» дальше некуда, но смогут ли доказать его вину – не берусь судить. Всё зависит от Президента: если он не будет прятать армейских расхитителей от правосудия, то они понесут заслуженное наказание.
Главный военный инспектор Российской Федерации – заместитель Министра обороны генерал армии Константин Кобец:
- Я поражён и возмущён обвинениями в мой адрес. Я был в ГВП, там ничего не знают, откуда взялась информация, обвиняющая меня, они ничего подобного в прессу не давали. Какие 30 квартир и дач у меня? Чушь полная. Да, были обыски, я шёл навстречу следствию, сам к ним приезжал. Отдавал документы. Какая «коррупция с амуницией»? Мне, генералу армии, заниматься ремнями и фляжками? Чушь! Меня пытаются обвинить по якобы незаконной сделке с «Люконом». Я бы и сегодня подписал те документы – это на пользу армии. Я проконсультируюсь с юристами и буду бороться за своё честное имя…»

Кобец бросился в «атаку». Конечно, необдуманно, и не рассчитал силы.

«Следователи добрались только до Кобеца (Павла Грачёва обыскивать не решились)»
Статья в газете «Коммерсант – daily» № 70 (1252), пятница, 16 мая 1997 г.
Вчера генпрокурор России Юрий Скуратов пообещал предъявить обвинение в получении взяток и злоупотреблении служебным положением заместителю Министра обороны России, Главному военному инспектору Вооружённых сил Константину Кобецу. Одновременно сотрудники МВД России доложили своему Министру о ходе расследования дела о крупных хищениях в российской армии, по которому проходят представители высших армейских чинов. С рапортом удалось ознакомиться спецкорреспондентам «Коммерсант –daily» Леониду Берресу и Дмитрию Павлову.
Уголовное дело было возбуждено в июле 1996 года. По сведениям, которыми располагает председатель Комитета по обороне Госдумы России Лев Рохлин (кстати, толчок делу дало его выступление в Думе летом прошлого года), в нём фигурируют имена бывшего Министра обороны Павла Грачёва, аудитора Счётной палаты генерал-полковника Юрия Родионова, первого замминистра обороны Андрея Кокошина. Но главной фигурой, как предполагают источники «Коммерсант – daily» в ГВП, является Константин Кобец.
В 1994 году он дал руководству Главного штаба ВВС России указание перечислить финансово-промышленной корпорации «Люкон» («Люберецкий концерн»), которая строила 25-этажный жилой дом для военнослужащих по заказу МО, несколько десятков миллиардов рублей. Штаб ВВС за неимением денег расплатился авиационным оборудованием, но дом так и не был достроен. Сотрудники ГВП сочли, что оба договора были убыточны для армии. Следователи узнали, что имело место ещё пять подобных эпизодов, и предположили, что Кобец не бескорыстно защищал интересы «Люкона».
Вскоре они выяснили, что в феврале 1995 года «Люкон» построил для Константина Кобеца в посёлке Горки-6 загородный дом стоимостью $ 300 тысяч. Строительство осуществляла турецкая компания EPE.
Кроме того, в «Люконе» на должности помощника председателя Совета директоров числился сын генерала Юрий Кобец. Правоохранительные органы предполагают, что Кобец-младший в фирме не работал, но регулярно получал там зарплату и ездил в загранкомандировки.
1 апреля сотрудники ГВП провели 36 обысков в офисе и на квартирах сотрудников «Люкона». Была изъята вся документация и бухгалтерская отчётность. «На следующий день мне даже писать было не на чём», - сетовал председатель Совета директоров Михаил Турецкий.
Обвинения в даче взятки Кобецу в виде роскошной виллы в посёлке Горки-6 Турецкий прокомментировал так: «Никакой взятки не было». По его словам, деньги на строительство Кобец взял кредит в Кросна-банке, где заложил свою квартиру и дачу в Архангельском. Роль «Люкона» ограничивалась лишь консультационными услугами: его специалисты контролировали правильность выполнения проекта турецкими рабочими.
Сын генерала Юрий Кобец, действительно, работал помощником президента «Люкона». «Должен же он был где-то работать», - сообщил Турецкий. Юрий был принят на работу, поскольку долгое время работал в арабских странах, а «Люкон» в тот момент искал контакты на Ближнем Востоке. Обвинения в лоббировании Кобецом интересов «Люкона» Турецкий находит смехотворным: «Благодаря некоторым совместным проектам с Министерством обороны мы понесли огромные убытки. Вот так лоббирование!».
Михаил Турецкий был уверен, что через «Люкон» сотрудники ГВП готовят удар по Кобецу. Он не ошибся. 29 апреля 1997 года было проведено 12 обысков у Константина Кобеца и его ближайших родственников. На трёх дачах, в двух кабинетах и нескольких квартирах. Изъяты пистолеты иностранного производства, незарегистрированное помповое ружьё, карабин и боеприпасы. Сотрудники ГВП были поражены не только количеством и размерами загородных особняков Кобеца, но и их обстановкой и внутренним убранством: «Стены увешаны картинами известных художников, в комнатах старинная мебель и антиквариат», – рассказали следователи.
Кобец срочно лёг в госпиталь. Ему стало плохо. Впрочем, он и прежде опровергал обвинения в свой адрес, заявляя, что интересы «Люкона» никогда не лоббировал. Все подписанные с фирмой договоры были выгодны для Минобороны. А его сын в фирме не работал.
Сотрудники ГВП намеревались провести обыск и у Павла Грачёва, но в последний момент почему-то не стали этого делать.

                Приложение
                Министру внутренних дел РФ
                генералу армии Куликову А.С.
          Рапорт.
Докладываю, что ГУЭП МВД России совместно с Главной военной прокуратурой продолжают осуществлять оперативно-следственные мероприятия по уголовному делу № 29/00/0017-96 (ДПОП № 1176), возбужденному в отношении должностных лиц центрального аппарата Министерства обороны и Главного Штаба ВВС РФ, которые в 1994-1996 гг. необоснованно перечислили в ряд коммерческих структур г. Москвы и Московской области бюджетные средства, десятки миллиардов из которых были впоследствии похищены.
29 апреля 1997 года проведены одновременно 12 обысков (в кабинете, на дачах, на квартирах) у Главного военного инспектора ВС РФ – заместителя Министра обороны России генерала армии Кобеца К.И. и его ближайших родственников.
Обыскам предшествовало проведение оперативно-розыскных мероприятий, в ходе которых установлено, что в 1993-1994 годах представители коммерческой финансово-промышленной (ФПК) корпорации «Люкон» (г. Люберцы Московской области) заключили с представителями Главного штаба ВВС РФ ряд экономически невыгодных для ВС соглашений.
Для лоббирования своих интересов и в целях получения корпорацией бюджетных средств, выделенных для Министерства обороны, и был привлечён генерал армии Кобец К.И.
В феврале 1995 года в качестве взятки Кобецу К.И. руководством ФПК «Люкон» (председатель Совета директоров Турецкий М.А., генеральный директор Киташин Ю.А., первый заместитель председателя Совета директоров Гайнулин Э.Н.) был построен загородный дом в посёлке Горки-6 Красногорского района Московской области.
Строительные работы осуществляла турецкая строительная фирма ЕРЕ, которой было выплачено свыше 300 тыс. долларов США.
В это же время сын Кобеца К.И. Кобец Ю.К. задним числом был принят в ФПК «Люкон» на должность помощника председателя Совета директоров. Какой-либо работы в ФПК «Люкон» Кобец Ю.К. не выполнял. Тем не менее, регулярно получал заработную плату, систематически выезжал за счёт корпорации в загранкомандировки по личным вопросам. В частности, посетил Турцию, Болгарию, дважды Израиль.
В ходе обысков изъяты финансовые документы, черновые записи и другие вещественные доказательства, подтверждающие связь Кобеца К.И. с коммерческими структурами, через которые расхищались бюджетные средства.
Кроме этого, обнаружены и изъяты два пистолета иностранного производства, незарегистрированное помповое ружьё, карабин, боеприпасы.
Следователь готовится предъявить Кобецу К.И. обвинение в совершении преступлений, предусмотренных ст. 285 УК РФ (злоупотребление должностными полномочиями) и ст. 290 (получение взятки).
Следственно-оперативные мероприятия продолжаются.
Начальник ГУЭП МВД России
генерал-лейтенант милиции Дементьев А.С.

Мой комментарий: У Грачёва П.С. обыск не планировался. Да, мы пытались выяснить обстоятельства строительства его дачи в Геленджике (была такая оперативная информация), но дальше этого не пошло. У Турецкого М.А. писчая бумага не изымалась. А сын Кобеца в «Люконе» не работал, да и не мог работать, ибо это был бесполезный трутень. Он был «младшенький» в семье. А когда родители потеряли старшую дочь, на него «надышаться» не могли. Вот и вырос такой. Военное училище закончил (естественно по «льготной» программе) и поехал служить (не куда-нибудь) в Германию, где уже платили западногерманскими марками. Закончилась Германия, закончилась и служба Юрия. Он уволился в запас, так как служить вообще не мог (не для него тяготы военной службы), а службы в горячих точках панически боялся. Когда я его спросил, что же он не продолжил «военную династию», не стесняясь, заявил: «Что я - дурак, в Чечню загреметь?!».
Не работал, слонялся по злачным местам, снимая «пенки» с родственной связи. Прижил вне брака дочку. Но и это его не остепенило.
По заграницам его таскали в угоду отцу. Никакой он не специалист по арабским странам, он вообще ни по чему не специалист. Тут не только материальный момент был (в «Люконе» ему давали «карманные» деньги). Кобец был спокоен, что хоть возле нормальных людей «ошивается» сын. За ним проследят и не дадут пропасть. Как говорится, «не до жиру».
Задела фраза Турецкого по поводу обвинения Кобеца в лоббировании интересов «Люкона». Турецкий нашёл это смехотворным: «Благодаря некоторым совместным проектам с Министерством обороны мы понесли огромные убытки. Вот так лоббирование!». Да, на деньгах Минобороны России он и вырос, как паук! Сам-то он ничего создать не мог, вот и присосался к военному бюджету. То, что Киташин Ю.А. сумел «скопить» до знакомства с ним, Турецкий очень быстро разворовал. Так просто он бы Кобеца не обхаживал. Только «со смыслом».

Публикация в газете «Московский комсомолец» за 19 мая 1997 года (№90-Б), стр. 2, раздел «рейтинг слухов»
…4.Начать с Кобеца. Ширится по всему фронту борьба с коррупцией. Буквально на неделе сия зараза докатилась до армии и флота. Первой жертвой, как известно, пал генерал Кобец. В лучших традициях доправового государства генералу присвоили ярлык коррупционера задолго до суда. Интересно, что данные на Кобеца в Главной военной прокуратуре лежали давно без всякого движения.
   По некоторым слухам, активные следственные действия связаны с отставкой  Главного военного прокурора Паничева и приходом на его место генерал-лейтенанта ФСБ Юрия Дёмина. Расчёт явно сделан на то,  что «человеку со стороны» будет легче очистить армейские ряды от нечистых на руку генералов. Сам Дёмин не скрывает, что выбор на него пал во многом из-за того, что он человек со «свободными руками», а сделать этими руками предстояло немало. В Главной военной прокуратуре накопились десятки дел на высоких военных чиновников. То-то начнётся перепись армейской недвижимости уже не на жён и братьев, а на шуринов, золовок и внучатых племянников.
    Впрочем, на сегодняшний день не всё ясно с первой жертвой. Это следует хотя бы из замечательной реплики генпрокурора Скуратова: «Кобецу мы обязательно предъявим обвинение, когда поймём, по какой статье это следует сделать!» Скорее всего, ему предъявят обвинение во взятке от фирмы «Люкон», которая, как утверждает следствие, построила генералу дачу в Горках-6 ценой в 300 000 долларов.
    Не пойму, почему именно генералы так зациклены именно на дачах.

Комментарий: Не знаю, как это Скуратов до сего момента не понял, по какой статье надо предъявлять обвинение Кобецу. У меня с начала месяца лежало постановление об этом (обговоренное и проверенное), и мы лишь ждали момента, когда будет можно предъявить обвинение.
Главный военный прокурор России Паничев В.Н. (как утверждали сотрудники ФСБ РФ) был другом Кобеца и «тормозил», как мог следствие. В начале февраля 1997 года именно по его распоряжению я (руководитель следственной группы и самый активный её «штык») был отправлен на три недели в командировку в Казахстан по пустяковому вопросу. По этой причине первую волну обысков по делу мы провели лишь 1 апреля 1997 года.
Приход в ГВП нового Главного военного прокурора Дёмина Ю.Г. ничего не дал в плане ускорения следствия или каких-то улучшений в работе следственной бригады. Достаточно сказать, что за всю свою службу в ГВП он так и не посчитал нужным встретиться со мной и поинтересоваться ходом следствия и имеющимися проблемами. Он вообще не любил черновой работы и «скакал по верхам» (по пресконференциям, брифингам и т.п.), на «генеральских делах» он делал себе имидж и карьеру. Пришёл он к нам с должности начальника договорно-правового отдела ФСБ РФ (то есть к следствию никакого отношения не имел) и не генерал-лейтенантом, а полковником и в короткое время стал генерал-полковником.

19 мая. Интерфакс: Главная военная прокуратура вынесла представление на имя Министра обороны РФ об отстранении от занимаемой должности начальника Главной военной инспекции РФ, заместителя Министра обороны генерала армии Константина Кобеца.
Отвечая на вопрос «Интерфакса», старший помощник Главного военного прокурора Юрий Баграев пояснил, что в связи с вынесенным К. Кобецу обвинением во взяточничестве и злоупотреблении должностными полномочиями прокуратура пока не приняла решение о мере пресечения, поскольку генерал в настоящее время находится на излечении в военном госпитале (с 13 мая с диагнозом «гипертонический криз»).
Ю. Баграев отметил, что окончательное решение об избрании меры пресечения в отношении К. Кобеца будет вынесено после его выхода из госпиталя «в соответствии с тяжестью совершённого им преступления».
Обвинение К. Кобецу по нескольким статьям Уголовного кодекса РФ было вынесено в минувшую пятницу Главной военной прокуратурой.

Публикация в газете «Аргументы и факты» за май 1997 года (№ 22(867) Андрея Александрова под грифом «Две версии одного скандала»:
Уголовное дело под номером 29/00/0017-96 (ДПОП № 1176), возбужденное в июле прошлого года в отношении должностных лиц центрального аппарата Министерства обороны и Главного штаба Военно-Воздушных сил Российской Федерации, окружено плотной завесой секретности.
Обвинение рапортует:
Ссылаясь на тайну следствия, работники Главной военной прокуратуры категорически отказываются комментировать скандал, в котором фигурируют имена бывшего Министра обороны генерала армии Павла Грачёва, первого заместителя Министра обороны Андрея Кокошина, аудитора счётной палаты генерал-полковника Юрия Родионова и ряда других должностных лиц, названных в печально знаменитом докладе генерала Льва Рохлина.
Но арестован и посажен в Лефортово пока один генерал армии Константин Кобец. Что же ему вменяется в вину?
Об этом подробно говорится в рапорте начальника ГУЭП МВД России генерал-лейтенанта милиции Дементьева Министру внутренних дел Российской Федерации генералу армии Анатолию Куликову:
«29 апреля 1997 года проведено одновременно 12 обысков (в кабинетах, на дачах, на квартирах) у главного военного инспектора Вооружённых сил Российской Федерации генерала армии Кобеца К.И. и его близких родственников. В ходе обысков изъяты финансовые документы, черновые записи и другие вещественные доказательства, подтверждающие связь Кобеца К.И. с коммерческими структурами, через которые расхищались бюджетные средства.
Кроме этого, обнаружены и изъяты два пистолета иностранного производства, незарегистрированное помповое ружьё, карабин, боеприпасы».
В рапорте Куликову генерала Кобеца обвиняют в лоббировании интересов коммерческой финансово-промышленной корпорации «Люкон». Туда якобы в 1994-1996 гг. были необоснованно перечислены огромные бюджетные средства, десятки миллиардов из которых впоследствии были похищены. За это, мол, в качестве взятки Кобецу был построен загородный дом в посёлке Горки-6 Красногорского района Московской области. Строительные работы осуществляла турецкая фирма ЕПЕ, которой за это было выплачено свыше 300 тысяч долларов.
Замок, действительно, выглядит внушительно. Скромного пенсионеру, а дача оформлена на тестя генерала Кобеца, такой дворец явно не по карману.
Следователи утверждают, что сын генерала армии старший лейтенант запаса Юрий Кобец задним числом был оформлен в ФПК «Люкон» на должность помощника председателя Совета директоров. Какой-либо работы не выполнял, но, тем не менее, регулярно получал зарплату. Выезжал за счёт фирмы по личным вопросам в Турцию, Болгарию и дважды в Израиль.
Защита опровергает:
Ещё находясь в госпитале с острым гипертоническим кризом, Константин Кобец в беседе по телефону с корреспондентом «АиФ» категорически отверг предъявленные ему обвинения во взяточничестве и злоупотреблении служебным положением. Он заявил, что никогда и ни в чём не содействовал «Люкону» вопреки интересам армии и государства, поэтому взяток не получал. Сын работал в компании «Росвооружение», потом занимался собственным бизнесом. С «Люконом» никогда не был связан.
По словам  людей из ближайшего окружения опального Главного военного инспектора, никаких многочисленных квартир и дач, о которых сообщает пресса, у генерала армии нет. Есть только приватизированная бывшая служебная дача в Архангельском и трёхкомнатная квартира в Новых Черёмышках. Дачу в Подмосковье турецкая фирма построила для тестя-пенсионера. Стоит она далеко не 300 тысяч долларов, а намного меньше. Деньги на неё взяты в кредит в Кросна-банке под залог квартиры в Черёмушках и дачи в Архангельском.
Что касается оружия, то всё оно с дарственными надписями от Министров обороны различных стран.
По версии близких к Кобецу людей, с генералом-демократом пытаются расправиться за верность Ельцину, которого он – один из немногих высокопоставленных военных – защищал в августе 1991 го и в октябре 1993-го.
Известный адвокат Дмитрий Штейнберг, который ведёт дело Кобеца, более дипломатичен. Но и он настаивает на политической, а не на уголовной подоплёке этого дела.
Сумма взятки, которую якобы получил его подзащитный, следствием определена, мягко говоря, неточно: то упоминается «не менее 300 тысяч долларов», то сообщается о том, что Константин Иванович получил взятку в размере около 1 миллиарда 400 миллионов рублей. Для закона понятия «не менее», «около» непозволительны.
Арест К.Кобеца адвокат расценивает не как борьбу с коррупцией, а как сведение личных счётов.

Резолюция Шеина В.С. на публикации: «тт. Завгороднему А.И., Сагуре А.Л. Необходимо проверить, работал ли в тот период, когда он числился в «Люконе», сын Кобеца К.И. в «Росвооружении» или др. организации, получал ли там деньги. При подтверждении – изъять документы» (подпись) Шеин. 30.05.97» и Сагуры А.Л.: «тов. Завгородний А.И. прошу исполнить указания нач-ка СУ (подпись) А.Сагура. 03.06.97».

Итак, постановление о привлечении Кобеца К.И. в качестве обвиняемого вынесено 13 мая 1997 года.
У меня сохранились «болванки» (заготовки) протокола допроса обвиняемого Кобеца К.И. от 13 мая 1997 года (в помещении ГВП и в присутствии Сагуры А.Л.), моё постановление о применении к нему меры пресечения в виде подписки о невыезде от того же числа и сама подписка о невыезде. Естественно нереализованные.
По моему вызову Кобец К.И. в ГВП не явился и тем самым подписал себе «приговор»: было принято решение о его аресте.
От командования 3 ЦВКГ им. А.А. Вишневского стало известно, что вечером 13 мая 1997 года Кобец К.И. был экстренно госпитализирован с гипертоническим кризом. В связи с высоким артериальным давлением к «больному» допущен я не был. По заключению врачей, производство с ним следственных действий ранее 16 мая 1997 года было невозможно.
16.05.1997 г. мы (я и Сагура) и объявили ему постановление о привлечении его к ответственности.

29. Арест Кобеца К.И.
«Забрать» Кобеца К.И. мне было разрешено лишь 21 мая 1997 года, после его выписки из госпиталя.
Отправили меня тогда в 3-й ЦВКГ за Кобецом Сагура А.Л. и Шеин В.С. в машине без охраны и сопровождения. А, уж, казалось бы, ради такой персоны могли бы и лично. Боялись. Или… на всякий случай отсиживались в стороне.
На КПП госпиталя меня довольно надолго задержали. Вахтёрша орала «не пущу!», не обращая внимания на моё служебное удостоверение, и мои объяснения не слушала. Никого из офицеров, просто военнослужащих на КПП не было. Дозвониться до дежурного по госпиталю или до кого-нибудь из руководства я тоже не мог. Никто не отвечал.
Когда мне всё же удалось туда попасть, из палаты Кобеца, довольные, выходили телевизионщики. То есть пока меня держали на КПП, он давал интервью: «Сейчас меня арестуют, но я ни в чём не виновен. Меня обвиняют в хищении, но у меня нет денег даже, чтобы нанять адвоката…» Плохо работало оперативное сопровождение дела и хорошо – сторонники Кобеца. В этот же день по первому каналу в самом начале программы «Время» (21.00) был показан этот «репортаж с петлёй на шее» и диктор сказал: «Сразу после этого интервью в палату вошёл старший следователь полковник юстиции Завгородний и предложил Кобецу К.И. следовать за собой». Так я в одну минуту стал известен всей стране. Когда я некоторое время спустя появился в Дагестане, то все знакомые и малознакомые (даже те, кто раньше избегали со мной общаться) старались засвидетельствовать мне своё уважение. Сильных там любят.
Я потом уже спрашивал Константина Ивановича: «Зачем Вам это надо было?! Вы что нас за слабонервных считали?! Вот мы сейчас испугаемся общественного мнения и дело прекратим?! Да, конечно! Вы бы хоть по-другому как-то построили своё выступление! Ведь Вы перед всей страной, по-существу, бросили мне перчатку. Вы заявили, что Вы – ни в чём не виновны, раз. А два – что бедны как церковная мышь. Что я, по Вашему мнению, должен был после этого делать?!» - «Доказать, что я виновен, и что я отнюдь не бедный человек», - абсолютно правильно ответил Кобец К.И.
Передо мной и двумя офицерами, которые охраняли палату Кобеца, встал вопрос, как доставить Кобеца К.И. в ГВП. Именно от них я и узнал, что есть данные о готовящемся побеге Кобеца К.И. за границу через Украину. Оружия ни у меня, ни у них не было. Или был у кого-то их них пистолет? Но что это бы дало, если бы на нас было совершено нападение?! Нападали бы явно не с пистолетами. Ситуация была тревожная. А тут ещё Кобец К.И. заявил, что ему надо заехать домой, чтобы «переодеться».
Решили, что ФСБ-шники на своей машине едут за мной, а я каждые несколько минут докладываю в ГВП, где мы находимся. Чтоб потом легче было «найти концы». Сейчас это кажется чем-то несерьёзным. Тогда так не казалось. И не только мне. Обстановка была, действительно, крайне напряжённой. Но Бог миловал. Когда въехали в город, вздохнул с облегчением.
А на даче меня ждал «сюрприз». Кобец заявил, что хочет попрощаться со своим псом. Поскольку была опасность, что он сбежит, я не мог его отпустить одного и пошёл с ним. Псина была огромная (восточно-европейская овчарка). Кобец взял его за ошейник и вывел из клетки. Пёс бросался на меня, а Кобец сидел и глядел на мою реакцию. Если бы он выпустил пса, тот бы растерзал меня. И я, и Кобец К.И. это понимали. Может, прояви я как-то страх, он и отпустил бы собаку, потом бы сказал, что вырвался пёс. Но я, не моргнув и ничем не проявив беспокойства, спокойно стоял и лишь просил Кобеца «не затягивать» прощание. Экзамен «на трусость» я прошёл.
 
Это дом Кобеца К.И. в Дачной Поляне в г.Красногорске. Отсюда я его увёз в Москву, вначале к нам в отдел на Пречистенку, затем в следственный изолятор ФСБ России «Лефортово».

Итак, Кобец переоделся из спортивного костюма в просто костюм, и мы поехали. На Пречистенке его у меня забрал Сагура А.Л., но уходить не разрешил. Я ждал. Конечно, в следственный изолятор арестованного Кобеца К.И. везти предстояло мне. Но в этот раз все меры предосторожности были соблюдены. Нас сопровождали вооружённые профессионалы. Кобец до последнего не верил, что его арестуют. Может, рассчитывал, что «попугают» и отпустят домой?! И лишь, когда ему в следственном изоляторе предложили снять галстук, ремень и вытащить шнурки из обуви, он сразу как-то «осел».
Работать с ним вызвался Сагура А.Л. Шеин такое решение одобрил. Несколько месяцев я Кобеца К.И. не видел. Ну, а от полугодовой «работы» Сагуры А.Л. результат оказался нулевой.

 

 

 

 

 

 
 


 
 
Под стражей (в следственном изоляторе ФСБ России «Лефортово») Кобец К.И. будет находиться с 21 мая 1997 года по 16 февраля 1998 года. 16 февраля 1998 года мера пресечения в отношении него была изменена мною на более мягкую – подписку о невыезде. Но ещё ранее – 13 января 1998 года я его (ещё находящегося под стражей) направил на излечение в 3 ЦВКГ им. Вишневского.

Статья в газете «Коммерсант-daily» за среду, 21 мая 1997 года (№ 73) Константин Кобец снят с должности и уволен из армии».
Борис Ельцин освободил от занимаемой должности и уволил с военной службы заместителя Министра обороны, Главного военного инспектора РФ генерала армии Константина Кобеца. Об этом сообщил вчера пресс-секретарь президента Сергей Ястржемский, отметив, что глава государства «с возмущением» воспринял данные о злоупотреблениях генерала. Указ об освобождении Кобеца был подписан 18 мая.
… Кобец в Министерстве обороны был не просто одним из четырёх заместителей Министра и Главным военным инспектором. Он всегда претендовал на большее и не скрывал своих амбиций. Его боялись, потому, что знали, что Кобец имеет выход на самый верх, считали, чуть ли не «теневым министром». О его богатстве и могуществе ходили легенды. При этом в Минобороны он всегда держался особняком, словно подчёркивая, что сам по себе представляет реальную политическую силу. Даже Павел Грачёв, без труда расправлявшийся со своими замами и неизменно находивший поддержку Президента в кадровых вопросах, предприняв, было попытку свергнуть Кобеца, отступился.
Когда Грачёва не стало, Кобец стал претендовать на министерское кресло. Понимая, что в таком деле одному ему будет трудно, он начал сплачивать вокруг себя высший генералитет, пребывавший в полной растерянности после массовых июньских отставок в Минобороны. Когда депутат Лев Рохлин публично рассказал о злоупотреблениях Кобеца (впрочем, к тому времени хорошо известных по газетным публикациям), он ринулся в бой – проводил пресс-конференции, выступал на телевидении. Даже не верилось, что человек, пойманный за руку, может так себя вести.
Министром он так и не стал. Сменивший Грачёва Родионов сразу дал понять, что работать с Кобецом не хочет. Но поначалу избавиться от него не смог. В конце прошлого года один из кремлёвских чиновников на вопрос о возможной отставке Кобеца ответил: «Он слишком много сделал для Президента». Видимо, имея в виду, прежде всего, решительные действия генерала в августе 91-го и октябре 93-го. В обоих случаях Кобец был одним из наиболее активных генералов, поддерживавших Ельцина.
Тогда Министр обороны предпринял обходной маневр: в подготовленный Минобороны проект президентского указа о структуре центральных органов управления Главная военная инспекция просто не была включена. Но и Кобец просто так сдаваться не собирался. Начался поиск подходов к президенту: в прессе вдруг стали появляться рассуждения о том, что, мол, Кобец с его-то опытом – единственный, кто может и должен возглавить военную реформу. И вдруг: обыски, заявления генпрокурора о скором предъявлении обвинения.
Вопрос теперь о том, что последует дальше. Говорят, если Кобец «заговорит», впереди ещё не одна сенсация.
Илья Булавинов

Мой комментарий по поводу фразы журналиста, что когда после выступления Рохлина в Думе о злоупотреблениях Кобеца последний «ринулся в бой» (проводил пресс-конференции, выступал на телевидении, что даже не верилось, что человек, пойманный за руку, может так себя вести).
У меня есть документ, завизированный Кобецом К.И. уже после возбуждения уголовного дела. Казалось, думай о деле, веди себя скромнее! Ан нет! Не верил он, что ему что-то может грозить. Вмешивался в вопросы, которые его не касались. И как вмешивался?!

            Начальнику связи ВС РФ
                генерал-полковнику Гичкину Г.П.

         Рапорт.   
В связи с нестабильной обстановкой, сложившейся в Вооружённых силах и ухудшением состояния здоровья, прошу Вашего решения об освобождении меня от занимаемой должности и увольнения в запас.
В Вооружённых силах с августа 1965 года.

Начальник инженерно-
эксплуатационного управления
генерал-лейтенант    (подпись) Михайлов
28.11.96 г.

Имеется той же датой – 28.11 - виза (подпись) первого заместителя Начальника связи ВС РФ генерал-полковника Иванова А.А.

Казалось бы, рапорт адресован Гичкину Г.П. (Начальнику связи ВС РФ)! Кобец К.И. здесь «не при чём», «не при делах». Тем не менее именно Кобец К.И. пишет на рапорте свою резолюцию. И какую! Он на рапорте большими буквами написал бранное слово «х….» и расписался.


 
Михайлов В.Н. почувствовал (и обоснованно), что «пахнет жареным» и захотел «спрятаться». Кобец посчитал это излишним и показал, кроме того, не считаясь со средствами, что продолжал считать войска связи своей вотчиной.

Статья в газете «Коммерсант-daily» за четверг, 22 мая 1997 года (№ 74) «Кобец сменил госпиталь на изолятор».
В «Лефортово» его отправили прямо из-под капельницы.
Вчера Главная военная прокуратура России (ГВП) арестовала бывшего замминистра обороны и Главного военного инспектора Вооружённых сил России Константина Кобеца. В Лефортовскую тюрьму генерал армии был отправлен прямо с больничной койки. Подробности ареста стали известны спецкорреспондентам «Коммерсант-daily» Максиму Варывдину и Леониду Берресу.
Вчера около здания ГВП дежурило несколько съёмочных групп. Журналисты ждали, когда привезут арестованного генерала. Но ожидания оказались напрасными.
Вчера примерно в 11 утра Кобеца неожиданно выписали из Центрального клинического военного госпиталя, где он лечился от гипертонического криза, хотя в тот день врачи хотели обследовать сердце генерала. Затем в сопровождении охраны и следователя доставили домой. Там он переоделся в спортивный костюм и взял зубную щётку, пасту, мыло, бритвенный прибор и пару сменного белья, плотно пообедал.
Мой комментарий тут же, на месте.
(Чепуха! Вопрос «изъятия» его из госпиталя был согласован с администрацией. Именно в этот день его обещали выписать. Кобец знал это и именно на этот день, перед моим визитом, был дан им «репортаж с петлёй на шее». На даче он переодевался не в спортивный костюм, а из спортивного костюма в просто костюм. Не обедал, тем более плотно. И никаких «причиндалов» не брал. Он всё ещё надеялся, что вернётся).
Наконец, часа в четыре дня (в это время он был уже в «Лефортово» - комментарий мой – А.З.) генерала отвезли в следственное управление ГВП на Пречистенке (здесь был только наш, первый, отдел управления – комментарий мой – А.З.), где попытались допросить (ему лишь было предъявлено постановление о заключении под стражу – комментарий мой - А.З.) – журналисты тем временем ждали его у центрального здания. Но Кобец, сославшись на плохое самочувствие, отказался давать показания. Его отправили в СИзо «Лефортово».
Уголовное дело против Кобеца ГВП возбудила 25 апреля 1996
года (Враньё! Только в сентябре 1996 года! – мой комментарий – А.З.). Он обвиняется в получении взятки в виде загородного дома стоимостью около $ 300 тыс., который он получил за лоббирование интересов фирмы «Люкон» (кстати, в ней работал его сын Юрий). Во время многочисленных обысков у Кобеца нашли два незарегистрированных пистолета, что дало следователям основание предъявить генералу дополнительное обвинение в незаконном хранении оружия. Когда следователи ГВП и пресса стали досаждать Кобецу, он слёг в госпиталь.
Как говорят сотрудники прокуратуры, бывший военный инспектор решил действовать по давно отработанному генералитетом сценарию и попытался спрятаться от следователей в больничной палате. Точно так же в марте этого года поступил замкомандующего сухопутными войсками России генерал-полковник Антон Терентьев (он обвиняется в махинациях с жильём), которого во время следствия неожиданно «скрутил» радикулит.
Но внезапные болезни генералов не спасли: обоим обвинение предъявили прямо в больнице, а в коридорах выставили вооружённую охрану (это неправда, я не знал, как доставить его из госпиталя в прокуратуру, ибо ни я, ни его охрана вооружены не были – мой комментарий – А.З.). Кобецу повезло меньше: в отличие от Терентьева он теперь узник «Лефортова».
Корреспондентам «Коммерсант-daily» удалось связаться с адвокатами Кобеца Эдуардом Сафронским и Дмитрием Штейнбергом. Первый назвал арест социальным заказом и посетовал на то, что его подзащитного направили в тюрьму прямо из-под капельницы (Враньё! – комментарий мой – А.З.). Второй расценил акцию по выписке генерала как позорную, противоречащую элементарным нормам врачебной этики. Кроме того, Штейнберг считает, что предъявленное обвинение не подтверждено конкретными доказательствами. В частности, все события, связанные со строительством дачи, находятся за рамками уголовного закона. Если в ближайшее время обвинение не будет конкретизировано, Штейнберг намерен заявить ходатайство о прекращении дела.
Между тем у Константина Кобеца есть своя версия случившегося. Все нынешние злоключения генерал связывает со своим конфликтом с Министром обороны Игорем Родионовым. Они, якобы, никак не могли договориться о концепции военной реформы. Кобец стоял на своём, и Родионов решил избавиться от несговорчивого заместителя.
Поэтому генерал Кобец был морально готов к аресту (не был он готов, до последнего надеялся, что всё закончится только «демонстрацией»; лишь, когда в «Лефортово» от него потребовали снять галстук и вынуть шнурки из туфель, он как-то сразу поник - мой комментарий – А.З.). Окончательно ему это стало ясно после того, как он из госпиталя попытался дозвониться до Ельцина и договориться о встрече, но президент разговаривать с ним не захотел. Его письма протеста Егору Строеву, Юрию Бабурину и Юрию Скуратову также остались без ответа. А через несколько дней президент России подписал указ об отстранении генерала армии Константина Кобеца от должностей заместителя Министра обороны и Главного военного инспектора России».

По сведениям Дмитрия Солопова (аналитический еженедельник издательского дома «Коммерсант» № 20 (226) от 03.06.1997 г., статья «Президент сэкономил на Министре») 9 мая 1997 года Кобец был приглашён президентом Ельциным на парад 9 мая, и на Красной площади между ними состоялся короткий разговор.
А 21 мая я арестовал Кобеца К.И.
Тот же Д. Солопов в своей статье пророчил: «…один высокопоставленный генерал, находящийся в настоящий момент за неимением должности в резерве главнокомандующего, так прокомментировал заключение Кобеца в «Лефортово»: «Константина Ивановича рано или поздно отпустят. Дело всё равно закроют. А ребят из военной прокуратуры подставили – их в итоге и посадят».
Почти так, собственно, и произошло.

Вспоминаю, как после ареста мной Кобеца К.К. мне позвонила одна из работниц ФПК «Люкон» Марина Валентиновна Данча. В апреле 1997 года я допрашивал её по делу. Как она нашла меня?! Ведь мы к тому времени переехали в помещение на Пречистенке, телефоны изменились! Нашла… Очень радостный был голос:
- Анатолий Иванович! Я Вас поздравляю! Я верила в Вас и не ошиблась!
- Спасибо, конечно, но, думаю, поздравления преждевременны. Ещё так мало сделано, и кто его знает, удастся ли довести дело до суда.
- Всё равно Вы – молодец! Уже то, что Вы сделали – здорово!

30. О зависти
После выхода на пенсию стал писать мемуары. И вот как-то сижу в кабинете, просматриваю видеозаписи следственных действий, проводившихся с моим участием. Дети (младшие школьники) здесь же играют. Сашенька вдруг заинтересовывается, подходит ко мне, становится у кресла и тоже начинает смотреть. С интересом смотреть и слушать, что говорится. Я не прогоняю. По ходу просмотра спрашивает, хороший человек Кобец или плохой. А по окончании просмотра поинтересовалась:
- Тебе, наверно, все завидовали?!
- Кто именно, кого ты имеешь в виду?!
- Ну, твои сослуживцы.
- А завидовать-то чему?
- А тому, что ты делаешь и как ты это делаешь!
Ребёнок понял главное - масштаб дела  и его сложность - и преисполнился гордостью за отца.

К чему это я вспомнил?! Да, к тому, что, действительно, завидовали и очень завидовали. Я вот здесь привожу только свои протоколы допроса. Не от тщеславия и не ради самолюбования. Просто все «прорывные» допросы были мои. Всё остальное, и у Сагуры А.Л. и, тем более, у членов группы было… Я, пожалуй, приведу пару документов Савицкого К.А., за пять лет выросшего в ГВП с капитана до полковника.
У меня сохранилась требование Савицкого К.А. главе Красногорского района Московской области Рассказову Б.Е. от 29 декабря 1997 года о вызове на допрос в ГВП Белоусовой Анны Андреевны.
Привожу выдержку из этого письма:
…В связи с изложенным, руководствуясь статьёй 70 УПК РСФСР обязать явкой в следственное управление Главной военной прокуратуры к 10 часам 5 января 1998 года по адресу: город Москва, Хользунов переулок дом 14 «а» (метро Фрунзенское, от выхода надо повернуть налево и пройти два квартала прямо, здание Главной военной прокуратуры находится справой стороны по ходу движения) начальника БТИ Красногорского района Московской области Белоусову Анну Андреевну, предварительно объяснив ей маршрут движения…
Мой комментарий: Руководствуются не статьёй, а требованиями такой-то статьи. «Справой», конечно же, пишется раздельно, но Савицкий этого не знает. А объяснение маршрута движения от метро и требование главе администрации города «объяснить маршрут движения» вызываемому на допрос лицу - вообще финиш! Писал не очень умный человек для такого (таких) же по уровню (ну, он так, наверное, полагал) развития и интеллекта.

Вот другой пример «тупости» и непрофессионализма Савицкого. Не согласовав вопрос со мной, он вносит представление. Да кому?! Ни много, ни мало Начальнику связи ВС РФ генерал-лейтенанту Залогину Ю.М. Майор генерал-лейтенанту! О субординации, похоже, он не слышал! Я очень невысокого мнения был о Залогине и обоснованно. Но, тем не менее тот был начальником одного из Управлений Генерального штаба Вооруженных Сил страны.
Что пишет Савицкий:
«…Вместо того, чтобы самому постоянно служить подчинённым образцом строгого соблюдения законов, воинских уставов и приказов, овладевать профессиональными знаниями, совершенствовать свою выучку и воинское мастерство, как того требует статья 13 Устава внутренней службы ВС РФ и ст. 7 Дисциплинарного устава ВС РФ, Кузнецов И.Е., не оценив обстановку, умышленно отдал распоряжение, не соответствующее требованиям ст.ст. 598,606, 607 и 698 приложения № 2 к Приказу Министра обороны СССР 1975 года № 01215, а в ходе следствия по делу уклонился от дачи объективных показаний».
Короче, отдал распоряжение об уничтожении документов до истечения срока их хранения.
Не мудрено, что просит Савицкий «рассмотреть» не факты, изложенные в представлении, а само представление и потребовал ни много-ни мало как «принять необходимые меры к исключению нарушений действующих приказов МО СССР и МО РФ… Страны такой нет, а приказы бывшего Министра бывшей страны потребовал соблюдать.
Залогин, конечно же, нарушение приказов МО СССР «не искоренил».
Был бы он умный, он был так поддел этого выскочку и правда бы «рассмотрел представление» Савицкого К.А., да ещё на совещании командиров воинских частей, чтобы глупость следователя была известна всем. Посчитал бы, сколько и каких тот допустил ошибок и что вообще в представлении «не так». Поинтересовался бы, что такое «объективные показания». Проинформировал бы следователя, что у Кузнецова есть непосредственный начальник, который вправе применять к нему меры дисциплинарного воздействия, которому и надо было направлять представление.
Самое грустное, что Андрей Леонидович поставил свою визу и дал разрешение такому документу уйти из ГВП. Меня они оба (и Савицкий, и Сагура) игнорировали.
 
 

   Говорят, что наш мозг на 80 % состоит из жидкости. Мало того, что у многих она тормозная. Так некоторым её конкретно не долили. Думаю, это о Савицком К.А.

Как-то Рамишвили Н.Б. проговорился, назвал меня «Завгар».
- Ты что сказал? – Взвился я.
- А что? – Струсил он. – Андрей Леонидович Вас так называет.
- Мы что, зэки и в зоне находимся, где все по кличкам?!
- Но я что? Андрей Леонидович…
Я потребовал у Сагуры объяснений. Спросил, может и мне придумать ему кличку и обращаться, как к собаке. Отказался Андрей Леонидович говорить на эту тему: «Давайте эту тему закроем!». Сказать-то в своё оправдание ему было нечего. Его «засекли» на подрыве авторитета руководителя следственной группы.

Да, только ли в этом негативно отражалась «ревность» Андрея Леонидовича к моему успеху!
Время и обстановка во время следствия были острые. И слежка за мной была постоянная. Помню, когда ещё жил в общежитии на Харьковском проезде, со мной демонстративно ездил один тип. Он и не пытался скрывать своего «интереса». А, может, и ставил целью психологическое давление?! Я доложил об этом майору Хаустову Станиславу Анатольевичу, прикомандированному к следственной бригаде от ФСБ РФ.
Он выслушал всё серьёзно, а потом рассказал, что они «хвост» за мной «усекли» давно и ставили вопрос перед моим руководством о необходимости моей физической защиты. Хотя бы для психологического воздействия на потенциальных противников: «Пусть едет автомобиль Завгороднего А.И., а за ним автомобиль сопровождения. Идёт Завгородний А.И., а за ним на некотором удалении верзила с нескрываемой целью».
По словам Хаустова С.А., Сагура А.Л. отказал («Не вызывается необходимостью!»). Ну, тут понятно: ревность к известности, значимости и нежелание эту «значимость» поднимать ещё выше.
Но они (фээсбэшники) также бесперспективно обратились с этим вопросом и к Шеину В.С. Промолчал Виктор Степанович!
- А ведь интересно, почему?! – горячился Стас. – Ведь от них ничего не требовалось: ни затрат, ни усилий! Мы были заинтересованы в том, чтобы дело «расширялось и углублялось», видели Вас носителем этого и хотели, на всякий случай, защитить Вас и обезопасить. Всё собирались делать своими (ФСБ РФ) силами и средствами – и на тебе! Не разрешили!

31. Хаустов С.А.
Стас, действительно, очень хорошо относился ко мне, видел во мне перспективу дела, верил и пытался как-то помочь мне даже в личном вопросе, что, уж точно, выходило за рамки его служебных обязанностей. Он знал, что на мою тогдашнюю жену негативно влияют Сагура А.Л. и его жена, что они «раскачивают» уже и так «неблагополучную» семейную «лодку». Встречался с Татьяной и пытался её образумить. Причём совсем не по согласованию со мной и не по моей просьбе. Так он понимал свой долг перед делом, которому мы оба в то время служили. Татьяна его, конечно, не послушала, а слова его не приняла к сведению. Но для моральной оценки чего-то важен не достигнутый результат, а что хотел человек. А помыслы у Стаса были добрые. Отчасти и поэтому я с таким рвением взялся защищать Стаса перед его руководством, когда он «залетел» на «леваке». Не будь меня, его бы уволили тогда из ФСБ, а, может, и отдали бы под суд.
Он «крышевал» какую-то организацию и пошёл в компанию-должницу требовать возврата долга. А те вызвали милицейских оперативников. Стас пытался хвататься за пистолет и стрелять. Его «заломили», отобрали оружие и избили. Решался вопрос о возбуждении в отношении него дела. Мы (я, Сагура и Шеин) как раз ехали в здание на Лубянке на очередное «высокое» совещание по перспективам дальнейшего расследования дела.
- А Ваш друг-то залетел! – С ехидцей проинформировал меня Андрей. Он был в курсе попыток Стаса сохранить мою семью, и что Стас при этом боролся с влиянием на неё семьи Сагур. Андрей был мстительныМ, обид не прощал, и сейчас упивался двойной радостью: мне ведь тоже этой новостью «посыпал соль на раны».
Я выслушал его молча. Так же молча, я выслушал руководителя Стаса, который перед началом совещания, как бы извиняясь, сообщил о происшествии и о том, что принято решение Стаса уволить «задним числом». Ну, так всегда и бывает. Вспомните фильм «Каникулы строгого режима!».
А когда началось совещание (его проводил генерал-лейтенант, фамилия, кажется, Яровенко), я попросил слова и обрушился на ФСБ-ное руководство по поводу того, что намеченные нами вместе мероприятия ими не выполняются.
- Вот лишнее подтверждение ненадлежащего отношения со стороны ФСБ к нашей совместной работе: на совещании отсутствует один из прикомандированных к группе сотрудников - майор Хаустов.
ФСБ-шники переглянулись и один из них кротко так произнёс:
- Но ведь мы же Вам сообщили, что он задержан милицией за действия, не связанные со службой!
- Вот именно! За действия, не связанные со службой! - Тут же подхватил я. – Ему надо работать, работы полно, а руководство ФСБ почему-то никаких мер не предпринимает для того, чтобы он работал!
- А Вы что, не против, чтобы он продолжал работать в группе? Вас не смущает, что он был задержан, и при каких обстоятельствах задержан?! – С нескрываемой надеждой произнёс старший из них. Они-то боялись, что мы будем выговаривать: «Кого Вы нам подсунули!». Боялись ЧП. А тут такой поворот!
- Я не только «не против»! Я настаиваю, чтобы Хаустов незамедлительно приступил к исполнению своих обязанностей в группе. Насколько я знаю, ни интересов ФСБ, ни ГВП он не нарушал и задержание его вообще никак не связано с его службой.
Радость ФСБ-ников была нескрываемой:
- Хорошо, мы предпримем меры по его скорейшему освобождению!
Я точно рассчитал удар. Сагура не решился что-то сказать против. Шеин по натуре своей был осторожен и ответственность на себя не брал: ни в ту, ни в другую сторону. Увидев это, Андрей Леонидович тут же стал активным поборником освобождения Хаустова из-под ареста.
Он использовал свои связи, а их у него был «воз и маленькая тележка», и вскоре Стас явился к нам с Сагурой с предложением «обмыть» его освобождение. Накрыл «богатый стол» и был, действительно, очень признателен за оказанную ему помощь. Сагура потом активно использовал Стаса в своих делах, о чем я догадывался, но в полной мере не знал.
А вот когда у меня настали трудные времена, Стас не объявился и свою помощь не предложил. А как она была нужна! И даже не в плане «оперативного прикрытия», а хотя бы человеческого участия. Я имею в виду 2002 год. Я пытался узнать телефон Стаса, но Висящев (его сослуживец и преемник в группе) мне отказал.
Знал Стас о моих проблемах, а помощь не предложил. Сам потом признался (его телефон я узнал случайно от одного из наших общих знакомых):
- А мне Сагура рассказал. И спрашивает, знаю ли я? Помогаю ли Вам?
Хотел спросить: «Что же ты не помог? Не чувствовал за собой долга?». Но, не спросил. Он был уже другой, и дружба наша «не заладилась». То есть последствий не имела. Он потребовал у меня мои анкетные данные, чтобы «устроить на нормальную работу», но так ничего и не сделал. Поздравил меня с днем рождения в ноябре 2006 года, но на том всё и закончилось.
Нет, не закончилось. Осенью 2014 года возникла необходимость помочь в переводе моего сына в центральный аппарат ГВСУ СК РФ. На незнатную подполковничью должность в дежурную часть. Но, тем не менее, кто-то гадил, протаскивая своего. Сын обратился за помощью ко мне. Я поднял старые телефоны, нашёл Стаса. От неожиданности он растерялся:
- Уважаемый! Надо встретиться где-нибудь в неформальной обстановке!
- Я не против! Но сейчас узнай, кто вредит Денису. И как можно ему, Денису, помочь.
- Да, конечно, конечно. Перезвони мне на той неделе, если я сам раньше не позвоню.
А дальше пошёл концерт. Сам он, конечно, на меня не выходил. Но и на мои звонки не отвечал. Вернее, два раза ответил, всё же. Первый раз сказал, что он в командировке в Саратове, но «всё помнит» и «скажет, кому надо». Второй раз он был в Сочи и по приезде в Москву обещал «всё решить». Не решил! Не вышел, не отвечал. Я ему уже слал SMS-ки: «Скажи, ты насовсем «спрятался»? Беспокоить не буду. Просто хочу знать, успел что-то узнать и что-то сделать или нет. Мне важно выстраивать план своих действий». Не ответил, не вышел, не передал. Затянул время на три месяца, а решать мне всё пришлось самому. Он так больше и не объявился. Какую возможность отдать долги упустил!





32. Уход из семьи
Чем успешнее у меня шли дела на службе, тем активнее через Татьяну и детей Сагура А.Л. омрачал мне жизнь.
Как-то в пятницу я приехал в общежитие, но ни жены, ни детей дома не обнаружил. Попытался позвонить Сагурам, там ли они. Мне напомнили, что «звонить больше к ним не надо». Семьи не было всю субботу и большую часть воскресенья. А когда Татьяна с детьми приехала, то учинила при молчании детей такой гнусный скандал, что я собрался и ушёл из общежития. На душе было так тоскливо. В огромном городе я был один. И как-то так получилось, что в этот момент мне вспомнился Эдуард Петрович Михайлов! Набрал его телефон. Он ответил не совсем приветливо:
- Анатолий Иванович! Тебе рабочего времени мало?! Или до завтра подождать нельзя?!
- Я понимаю, что не вовремя. И не по делу, сразу признаюсь! Но завтра я вряд ли решусь на такой звонок и на такую просьбу.
- Что такое?
- Мне очень плохо. Дома житья нет. Не мог бы ты меня пристроить куда-то в общежитие?! Не жить же мне в кабинете?! Хотя, наверное, придётся. Это лучше, чем скандалы, которые мне дома устраиваются!
Он был осведомлён о ситуации вокруг меня. Не зря же называл себя «чекистским» сыном. Сразу понял, что я всерьёз.
- Что, так хреново?!
- Не то слово!
- Буду думать!

На следующий день или через день мне позвонил подполковник Ульянов В.Н. из КЭУМа и сказал, что ему поручено проехать со мной в общежитие академии им.Жуковского, решить вопрос о моем устройстве туда. Договорились о времени, поехали. Но настолько безрадостную картину мы там увидели! Эти тёмные сырые комнаты. Коридоры заставленные корытами, велосипедами, различной рухлядью. Сам Ульянов В.Н. пришёл к выводу, что «это не вариант».
Ну а в ночь на 1 апреля 1997 г. у меня в моём общежитии произошёл безобразный скандал, в результате которого я уже не мог не уйти из семьи окончательно (до этого я уже жил в кабинете, но как бы с семьей окончательно не рвал). Скандал был в общежитии, общежитие починялось Э.П. Михайлову. Наверняка, ему доложили. Короче, это ускорило решение проблемы. Эдуард Петрович позвонил мне и сказал, что отдаёт мне для проживания пустующую пока однокомнатную квартиру, предназначенную для дворника. И где – на Рублёвском шоссе! Сказал, что соответствующее его распоряжение начальнику домоуправления направлено, копия будет вручена мне, а уже вечером меня ждут на квартире.
Вечером Ульянов В.Н. отвёз меня в домоуправление, познакомил с домоуправом, и тот повёл меня в квартиру. Там была им приготовлена какая-никакая мебель (кровать, стол, шкаф, диван). Всё старое, но вполне годное.
Так началась для меня новая (в новой семье) жизнь. Галку сюда я приведу позднее, но главное, было теперь, куда привести.
Я уже приметил её в столовой. Правда, не решался заговорить. Она сама подойдёт ко мне ближе к первому мая, и мы познакомимся.
 
Мы с Галкой в Архангельском
Сюда же привезу своих девочек из роддома. Жутко тесно было, но было куда! Всю жизнь буду помнить это добро Эдуарда Петровича!
Кстати, Эдуард Петрович был чуть ли не единственным человеком, который не прервал отношения со мной после моего увольнения с военной службы. Да, отношения были уже не те, но он не прятался от меня, не менял телефон и не отдавал распоряжения не пропускать меня к нему.

33. Сорванная серия обысков
На 26 июня 1997 года нами было намечено проведение очередной (третьей) серии обысков. В основном, они были направлены на отработку эпизода представления Ничипорук квартиры в доме № 49 по ул. Яблочкова. Вернее, отталкивались от этого эпизода. На самом деле наш интерес был намного шире. Мы хотели добыть доказательства для привлечения к уголовной ответственности и ареста генерал-лейтенанта Михайлова Валентина Николаевича и заместителя председателя ЦК НПВ РФ Олейника Владимира Николаевича.
О Михайлове В.Н. была оперативная информация, что он ещё во время службы в ГлавКЭУ на должностях начальника жилищного отдела и отдела по распределению и учёту жилой площади (03.1989 – 05.1991 гг.) сколотил изрядный капитал. Имея от государства квартиру № 27 в доме 19 по ул. Петрозаводская, приобрёл себе за наличный расчёт дорогостоящую квартиру № 208 на улице Скаковая, 5. Только «ремонт» этой квартиры ему обошёлся в $ 50 тыс., на $ 60-70 тыс. приобрёл в квартиру мебель из Италии. Имел огромный дом в Ватутинках, участок под застройку в Поварово. Обеспечил квартирами дочь и сына. Одну квартиру в доме № 49 по улице Яблочкова оформил на свою сноху Михееву Наталью Владимировну, работавшую крупье казино в гостинице «Ленинградская».
Этот дом по улице Яблочкова  был каким-то кладом, из которого получили «подарки» многие лица. Четырёхкомнатную квартиру на жену и двухкомнатную на себя получил там Олейник В.Н. Там же получил квартиру другой руководитель ЦК НПВ Попов Владимир Петрович.
Была информация, что на какое-то подставное лицо получил там трёхкомнатную квартиру и наш Заместитель Главного военного прокурора по следствию генерал-лейтенант юстиции Гавето Станислав Эдуардович. Это и придавало особый статус (нерв) планируемым мероприятиям. Надо было их тщательно подготовить и быстро осуществить, соблюсти максимум секретности. Только в таком случае можно было заставить расхитителей говорить. А Михайлов В.Н. таким и был.
Были запланированы обыски в его служебных кабинетах в офисе по пер. Колымажный, 14 и в 17 ЦПИС, его квартирах по ул. Петрозаводской и Скаковой, на квартире его сына по адресу Ленинградское шоссе, д. 64/1, кв.76, в квартирах его сестры Стрельцовой (Михайловой) в городе Волоколамске, мкр. 29, кв. 63, его брата Михайлова Юрия Николаевича (г. Дубна, ул. Мичурина, 21, кв. 15), сестры Хреновой (Михайлова) Риммы Николаевны (агрозавод «Заря Подмосковья» Московской области Домодедовского района, дом 7, кв. 110), его дочери Михайловой Марии Валентиновны (гор. Москва, ул. Фестивальная. 63, корп. 2, кв. 307), его тёщи Тычкиной Надежды Ивановны (гор. Дубна, ул.Блохинцева, д. 5 «а», кв. 50). Возможно, где-то ещё, уже не помню.
Обыски также планировались в служебном кабинете Олейника В.Н. в ЦК НПВ (ул. Краснопролетарская, 30), в его квартирах (Москва, Пятницкое шоссе, д. 47, кв. 153 и где-то ещё, в помещениях жилищной комиссии и бухгалтерии ЦК НПВ (Москва, Ленинский пр., 42), в квартире Ничипорук А.Д. (ул. Яблочкова, д. 49, кв. 101) и в офисах Военно-Страховой компании по трём адресам (ул.Б.Лубянка, 11 «а», Лиственничная аллея, 2 «д» и Потаповский пер., 9/11).
Только перечисления запланированных обысков показывает, какая громадная организационная работа была проведена. Необходимо было сформировать около 20 следственных бригад, решить вопрос, кто из работников управления будет выделен для участия в операции. С ними решить вопрос об «окне» на этот день. В состав каждой группы должен был входить представитель МВД. А это те же 20 человек, собрать их одновременно и в одном месте сложно. По два понятых на каждую группы – 40 курсантов Военного университета МО РФ. А ещё «кустовые» руководители от военной контрразведки во главе с майором Хаустовым С.А. и из оперативного управления Федеральной службы налоговой полиции России (тогда была такая) во главе с подполковником Качуком А.М.
У меня сохранился запрос (может и по этому случаю) на имя начальника оперативного управления ФСНП РФ полковника налоговой полиции Хворостяна Виктора Леонидовича о выделении пяти оперативных сотрудников для участия в обысках.
 Для проведения мероприятия требовалось более двадцати автомобилей. Их надо было где-то «добыть», заправить и где-то расположить в районе нашего офиса на Пречистенке. Надо было продумать, как организовать завтрак курсантам и водителям автомобилей, потому что время сбора их было назначено довольно рано: к семи часам утра они должны были быть готовы получить задание и выехать на обыски.
И вот вся эта работа закончилась «пшиком», абсолютно безрезультатно. Ни один обыск никакого результата не дал. И всё из-за предательства одного человека - Андрея Леонидовича Сагуры. Он как в своё время князь Трубецкой, назначенный декабристами руководителем восстания на Сенатской площади, не вышел к восставшим войскам, а отсиживался в здании Главного штаба, наблюдая со стороны, что там происходит. Андрюша отсиживался дома, выключив телефоны.
Вечером накануне мы (я, Шеин В.С. и Сагура А.Л.) «присели на дорожку», «пробежались» по всем пунктам подготовки мероприятия, условились о действиях на утро и разошлись. Я должен был прибыть на объект в 6.30. принимать прибывших, разбивать их на группы и готовить к выезду. Сагура А.Л. должен был с уже подготовленными постановлениями о производства обыска сразу ехать в основное здание, чтобы получить санкцию на обыски. В целях сохранения секретности решено было заблаговременно этого не делать. Михайлов В.Н. и Олейник В.Н. были вызваны «на допрос» к 9 часам, чтобы сразу «вести» группы на обыски к себе домой. Задумано всё было хорошо. Все участники следственного действия (более ста человек, двадцать с лишним автомобилей), в том числе и Михайлов В.Н. с Олейником В.Н., не чувствовавшие подвоха, прибыли в следственный отдел (в то время он располагался на Пречистенке). Все люди собрались в актовом зале на объекте (кстати, продуман был вопрос и об их пропуске на объект: это к вопросу о том, какой большой объём работы был проведён).
Не было только Сагуры А.Л. с постановлениями о производстве обыска. Вначале было лёгкое недоумение, потом стал нарастать ропот. А я не мог дозвониться до него (ни стационарный, ни мобильный телефоны не отвечали). И он мне не звонил. Наконец, я решился позвонить Шеину В.С. Тот тоже ничего не знал о причине «неприбытия» Сагуры А.Л. Среди собравшихся стали высказываться «предложения» разойтись по домам. Самое обидное, что распространял подобное настроение негодяй Ерофеев Н.И.(следователь по особо важным делам нашего управления и член следственной бригады). Дело в том, что я то и дело выходил из зала звонить Сагуре, Шеину, кому-то ещё, отвечать на звонки. В моё отсутствие Ерофеев и проводил своё гадкое дело. Лодырь и пофигист по натуре, он ко всему прочему относился ко мне негативно. Не разбежались люди из-за того, что этому воспрепятствовал Стас Хаустов (спасибо ему). Он и Ерофееву в глаза высказал, что негоже так себя вести представителю ГВП. Тот заткнулся. Против ФСБ «переть» было опасно.
Наконец, уже около 10 часов прибыл солдат-водитель Сагуры А.Л. и передал вынесенные мною постановления о производства обысков, санкция на которые получена им так и не была. Со слов Сагуры А.Л., водитель пояснил, что у того «заболела нога». Испугался Андрей Леонидович участвовать в операции, где мог пострадать его друг и начальник Гавето С.Э. Конечно же, Сагура страшился на свою шкуру, свою карьеру. Другому бы это стоило службы, а ему всё сошло. Никаких ни орг-, ни каких других выводов не последовало. Шеин В.С. на Сагуру А.Л. «не попёр».
Я позвонил Шеину В.С.: «Что будем делать?»
- Приезжайте срочно сюда с документами. Надо получить санкцию!
Но когда я приехал, Главного военного прокурора уже не было, он куда-то уехал. Пришлось срочно переделывать постановления. На месте из руководства был только Гавето С.Э. Переделывали «санкцию» на него, то есть, по существу, разглашали информацию заинтересованному лицу. А когда я около 11 часов приехал на объект уже с санкциями, не оказалось Михайлова В.Н. Он сбежал, ибо понял, для чего его вызвали, и поехал предпринимать ответные меры.
На вопрос, как же такое стало возможным, Ерофеев инфантильно ответил:
- Да я как-то и не заметил, куда он делся.
Ему действительно всё было «пофиг». И это в лучшем случае. И всё тоже сошло с рук, ибо был какой-то «блатной».
Попытки разыскать Михайлова В.Н. успехом не увенчались. Объявился он лишь после полудня. Сказал, что были какие-то срочные дела. Понятно, что весь компромат на него и его родных, документы о квартирах был уничтожен или перепрятан. Обыски ничего не дали. Их, собственно, и проводить не стоило уже.
На одном из обысков (кажется в ЦК НПВ) нашим людям прямо сказали: «А мы Вас уже ждали!».
Так бесславно закончилось одно из тщательно подготовленных и могущих бы дать толчок для расследования дела мероприятий.
А Михайлов В.Н. стал добросовестно давать показания. За себя он больше почти не боялся. Деньги спрятал, а по всем другим вопросам «впереди» него были люди значительно выше его по рангу. И Гавето С.Э. остался «чистым». Нет, его потом уволят, но не за «взятки», а за его дачу – уж больно она не соответствовала его доходам. Его «убедили» уволиться по собственному желанию. Видимо, убедительно разговаривали, так как он быстро согласился.

34. Квартира для Ничипорук Л.А. на ул. Яблочкова
Протокол доп. допроса Михайлова Валентина Николаевича (01.07.1997 г., 15.00-19.40):
Впервые о существовании у Кобеца К.И. любовницы Ничипорук Людмилы Александровны я узнал летом 1991 года от офицера для особых поручений при Начальнике связи ВС РФ (кем в то время был Кобец К.И.) полковника Дурнева Владимира Дмитриевича.
Он мне сказал, что Константин Иванович из Забайкалья, где ранее проходил службу, перетащил в Москву свою любовницу Ничипорук Л.А., которую устроил здесь в каком-то военном учреждении, поскольку она была военнослужащей. Он сказал, что женщина эта нехорошая. Что они с нею там мучились. Теперь приходится мучиться здесь. Помню, что он назвал её кличкой «Бришка». Что означает эта кличка, не знаю.
Примерно в мае-июне 1995 года, когда началось распределение квартир в завершённом строительством доме по ул. Яблочкова, 49 (это был дом НС ВС РФ), ко мне обратился Главный военный инспектор РФ-заместитель Министра обороны РФ генерал армии Кобец К.И. с просьбой выделить трёхкомнатную квартиру вышеназванной гражданке Ничипорук Л.А., поскольку, по его словам, она нуждается в улучшении жилищных условий в связи с тем, что к ней приехали престарелые родители, один из которых – участник Великой Отечественной войны. Он не сказал, кем доводится ему Ничипорук Л.А., но их отношения ни для кого уже секретом не были, да и он не скрывал их.
Я Кобецу К.И. ответил, что выполнить его просьбу не могу, так как у нас много бсквартирных военнослужащих, а Ничипорук Л.А. к войскам связи никакого отношения не имеет и,  в случае выделения ей квартиры, это может вызвать нежелательные разговоры.
Он спросил, а какая возможность выделения Ничипорук Л.А. квартиры в сдаваемом доме имеется. Я ответил, что дольщиками строительства дома есть много разных организаций. В том числе и гражданские. Что можно попытаться выдать Ничипорук Л.А. квартиру через них. Я обещал Кобецу К.И. прозондировать этот вопрос с ними (Вопрос о покупке квартиры не шёл, Кобец К.И. денег не предлагал. Вопрос шёл о безвозмездном обеспечении Ничипорук Л.А. квартирой). Он согласился. Но потом неоднократно напоминал мне о своей просьбе и поторапливал. Имелась реальная возможность того, что в случае нарушения сроков оформления квартир, город мог забрать у нас нераспределённые квартиры. А Кобец К.И. уже выбрал для своей подруги квартиру. Это была квартира № 101. Эту квартиру она впоследствии и получила в собственность. Вернее, вначале отец, а потом уж она (по договору меры).
Примерно в это же время ко мне обратились дольщики строительства – Независимый профсоюз военнослужащих в лице Олейника В.Н. и Попова В.Н. с просьбой познакомить с генералом армии Кобецом К.И. Они добивались признания своего профсоюза в качестве единственной организации, защищающей интересы военнослужащих и служащих ВС РФ. Кобец К.И. нужен был для связи с руководством МО РФ и решения вопросов, возникающих в процессе деятельности ЦК профсоюза. Забегая вперёд, я скажу, что позднее от Олейника В.Н. или Попова В.Н. я слышал, что Кобец К.И. им существенно помог в этом.
Я согласился их познакомить. Но одновременно сообщил, что Константин Иванович хотел бы в сдаваемом доме обеспечить квартирой свою подругу Ничипорук Л.А. Вышеназванные товарищи (кто конкретно, уже не помню), сказали, что эту возможность они продумают.
Затем вместе с Колчевым М.И. мы поехали в здание Главной военной инспекции, где я представил Кобецу К.И. Колчева М.И., предварительно получив на это согласие Кобеца К.И. Ему я сказал, что через ЦК Независимого профсоюза можно решить вопрос выделения квартиры Ничипорук Л.А., о чём мы с ним ранее говорили.
Во время встречи разговора о квартире не было. Колчев М.И. рассказал Кобецу К.И. о том, для чего был создан профсоюз, его структуру, а также какие проблемы существуют перед профсоюзом. Далее они уже встречались без меня.
Хочу пояснить, что, борясь за своё признание в Вооруженных Силах, Колчев М.И. и, вообще, руководство ЦК Независимого профсоюза военнослужащих, обращались не только к Кобецу К.И. Они по этому вопросу обращались и к Лужкову Ю.М., и к генералу армии Топорову В.К., и к Грачеву П.С. – другими словами использовали все возможности, нащупывая человека, который в наибольшей степени будет им полезён.
Впоследствии я узнал, что их усилия завершились изданием новой директивы по этому вопросу (Д-26), где Независимый профсоюз военнослужащих признавался единственной легитимной организацией в Вооружённых силах, а Кобец К.И. назначался координатором деятельности всех органов военного управления по этому вопросу.
С квартирой же Ничипорук Л.А. дело решилось следующим образом. Олейник В.Н. сообщил мне, что они, то есть ЦК профсоюза, согласны обеспечить Ничипорук Л.А. квартирой, но оформят её на её отца, как участника войны. Что так сделать проще. Но для этого им необходимо ходатайство о выдаче этой квартиры.
Когда и кто готовил это ходатайство, кто его подписывал, я не помню.
Квартиру для Ничипорук Л.А. (вернее, для её отца) выделило то ли наше управление, то ли сам ЦК профсоюза из излишне выданной им жилой площади (деталей уже не помню). Я знал, что квартира была оформлена в собственность Ничипорука А.Д., будто он её купил. Кем и какие документы при этом оформлялись об оплате квартиры, я не знаю, этим не занимался. Этим занимался от Начальника связи ВС РФ полковник Рытенко Владимир Тимофеевич, начальник общего отдела ЦУПС ВС РФ. Кто ему ставил задачу при этом: я, сам Кобец К.И. или начальник связи ВС РФ генерал-полковник Гичкин Г.П. (он был в курсе всей истории и как-то при мне чертыхался, что приходится решать квартирный вопрос Ничипорук Л.А.) я не помню.
По вопросу об ускорении оформления квартиры для Ничипорук Л.А. ко мне неоднократно обращался по поручению Кобеца К.И. его адъютант подполковник Познышев.
С самой Ничипорук Л.А. по поводу этой квартиры я говорил всего раз, да и то по телефону. Выполняя указание Кобеца К.И., он предложил мне уведомить Людмилу Александровну, что оформлением необходимых документов будет заниматься полковник Рытенко. И чтобы она по всем вопросам сотрудничала с ним.
Договор мены квартир, в результате чего трёхкомнатная квартира, оформленная на отца Людмилы Александровны, была переоформлена на неё саму, оформлялся без меня. Я об этом ничего не знаю.

 

Главная военная прокуратура
Следственное управление

Протокол
допроса свидетеля
23 июля  1997 г.                г. Москва
                Допрос начат в 14 час. 30 мин.
                Допрос окончен в 19 час. 00 мин.
                С перерывом на обед с 16 час. до 17 час.
Старший следователь по особо важным делам следственного управления Главной военной прокуратуры полковник юстиции Завгородний А.И. в помещении Главной военной прокуратуры с соблюдением требований ст.ст. 72-74, 157, 159 и 160 УПК РСФСР доп. допросил в качестве свидетеля Познышева Сергея Викторовича.
С Ничипорук Людмилой Александровной я знаком с 1992 года. Она часто звонила Константину Ивановичу Кобецу. Когда я в очередной раз сказал ей, что Кобец К.И. занят, и ей следует перезвонить, она нажаловалась ему на меня, и Кобец К.И. сделал мне замечание. По этой причине или потому, что она чувствовала моё отношение к ней (а был я о ней невысокого мнения, как о женщине недалёкой, властной и жестокой) отношения у нас с ней не сложились. Я старался избегать общения с ней. От тестя и тещи Константина Ивановича я слышал, что Людмила Александровна неоднократно звонила жене Константина Ивановича, оскорбляла её; не скрывая своих отношений с ним, заявляла, что он будет принадлежать ей. Это вносило нервозность в жизнь семьи Константина Ивановича. Порождало скандалы и ссоры.
Со слов Чепуркина К.В. я знаю, что Кобец К.И. познакомился с ней ещё во время службы в Забайкалье. Как ею была получена квартира в г. Москве по ул. Академика Арцемовича, я не знаю.
Вторая квартира (ул.  Яблочкова, 49) ею получалась через ЦК Независимого профсоюза военнослужащих ВС РФ с помощью Кобеца К.И. По его поручению я неоднократно ездил в ЦК НПСВ и передавал какие-то документы в пакете, интересовался, как идёт оформление квартиры, звонил по этому поводу по телефону (Колчеву, Попову, Олейнику).
Почему квартира оформлялась не через квартирно-эксплуатационные органы МО РФ, а через профсоюз, я не знаю.
Оформлялась квартира не на саму Людмилу Александровну, а на её отца как участника Великой Отечественной войны. Уже потом они оформили родственный обмен.
Думаю, что руководство ЦК НПСВ знало причины, по которым Кобец К.И. проявляет заинтересованность в получении Ничипоруком А.Д. этой квартиры. Так как меня Олейник В.Н. (могли и другие лица) спрашивал об этом, я старался уйти от вопросов о взаимоотношениях Людмилы Александровны с Константином Ивановичем.
Взаимоотношения Кобеца К.И. с руководством ЦК НПСВ (в лице Колчева М.И.) были очень хорошие. Кто и когда познакомил Кобеца К.И. с Колчевым М.И., я не знаю. Я обратил внимание на то, что, начиная примерно с лета 1995 года, Колчев М.И. начал регулярно посещать Кобеца К.И., а также звонить ему по телефону. Иногда вместе с Колчевым М.И. к Кобецу К.И. приезжали Пискурёв В.В., реже Попов В.П., и один раз видел Олейника В.Н.
Мне известно, что они ходили к Кобецу К.И. с проектом Директивы МО РФ по вопросу взаимоотношения МО РФ с НПСВ ВС РФ (однажды Пискурёв В.В. при мне выходил из кабинета Константина Ивановича с проектом директивы). Согласно этой Директиве, на Константина Ивановича возлагалось руководство специальной группой взаимодействия МО РФ с ЦК НПСВ ВС РФ.
Видел я на столе у Константина Ивановича и другие документы, касающиеся деятельности этого профсоюза (о проведении в Москве совещания «Евромила», по квартирному вопросу одного из членов профсоюза – капитана 2-го ранга, фамилии не помню, сдавшего квартиру по старому месту службы). Было так, что выходя из кабинета Кобеца К.И., Колчев М.И. говорил: «Всё хорошо, все документы подписал», - не уточняя при этом, о каких документах идёт речь, т.е. документы на подпись Кобецу К.И. могли нести и, минуя меня, напрямую. Да, в основном так и было. Сотрудничеством с Кобецом К.И. руководство ЦК НПСВ было довольно.
Думаю, во-1-х, с согласия самого Кобеца К.И. (несмотря на его нагрузку) и, во-2-х, по желанию руководства ЦК НПСВ (они сами готовили вышеназванную директиву МО РФ о взаимоотношениях с этим профсоюзом) Константин Иванович был определён руководителем специальной группы взаимодействия МО РФ с НПСВ.
Поскольку и в следующей Директиве МО РФ (№ 29) Кобец К.И. был определён координатором деятельности органов военного управления по реализации Соглашения с НПСВ (а разрабатывалась и эта директива в ЦК НПСВ), Константин Иванович устраивал ЦК этого профсоюза.
Думаю, помощь профсоюза в решении жилищного вопроса Людмилы Александровны (а в конечном итоге квартира делалась для неё) способствовала такой плодотворной совместной деятельности.

Главная военная прокуратура
Следственное управление


П Р О Т О К О Л
допроса свидетеля

9 октября 1997 года              гор. Москва

Допрос начат: 9 час. 10 мин.
Допрос окончен: 13 час.00 мин.


Старший следователь по особо важным делам при Главном военном прокуроре полковник юстиции Завгородний А.И. в помещении Главной военной прокуратуры, удостоверившись в личности свидетеля, с соблюдением требований ст.ст.72-74, 157, 159, 160 УПК РСФСР допросил:

Фамилия, имя,
отчество Колчев Михаил Иванович

1. Дата рождения 27 октября 1958 года
2. Место рождения село Верхнее Казачье Задонского района Липецкой области
3. Национальность русский
4. Гражданство РФ
5. Образование в 1981 году Киевское высшее военно-морское политическое училище по специальности “политическая-штурманская”, в 1992 году бывшую Военно-политическую (Гуманитарную академию ВС РФ), военно-морской факультет по специальности “военно-педагогическая” и в 1992 же году-Международный Российско-Американский университет по специальности “ коммерческая деятельность на рынке непродовольственных товаров и услуг”
6. Должность, воинское звание ЦК НПСВ РФ, член ЦК, тел. 978-90-94, 978-51-07
7. Судимость со слов не имеет
8. Семейное положение женат
9. Домашний адрес г. Москва, ул. Яблочкова, дом 49, квартира 122 (тел. 210-94-33), прописан по адресу: г. Москва, ул. Зои и Александра Космодемьянских, дом 11/15, кв. 169
10. Документ, удостоверяющий личность удостоверение личности серии ВП № 345001, выданное 6 апреля 1996 года Председателем Исполкома ЦК НПСВ генерал-лейтенантом Шеенковым А.Г.

Перед началом допроса свидетелю разъяснено, что согласно ст.ст.73 и 74 УПК РСФСР он может быть допрошен о любых обстоятельствах, подлежащих установлению по уголовному делу, а также он предупрежден об ответственности по ст.ст.307 и 308 УК РФ за отказ от дачи показаний и за дачу заведомо ложных показаний.
                _______________________

Свидетелю также разъяснено, что в соответствии со ст.160 УПК РСФСР он вправе после дачи показаний написать их собственноручно, ознакомиться после допроса с протоколом, требовать его дополнения и внесения в него поправок. Также ему разъяснено, что в соответствии со ст.51 Конституции Российской Федерации никто не обязан свидетельствовать против самого себя, своего супруга и близких родственников.
                _______________________

На предложение рассказать все об обстоятельствах, в связи с которыми он вызван на допрос, свидетель показал:
С период с июля 1993 года по май 1997 года я был Председателем Центрального Комитета НПСВ (Независимого профсоюза военнослужащих) РФ.
Наш профсоюз организовал в 1992 году.
Становление профсоюза шло сложно. Он не признавался ни руководством МО РФ, ни командованием на местах. Тогдашний Министр обороны РФ генерал армии Грачев П.С., как-то, выступая на пресс-конференции, выразился в адрес нашего профсоюза, что это незаконная организация.
В апреле 1994 года нам все-таки удалось подписать с Грачевым П.С. соглашение о сотрудничестве, однако директива Министром обороны РФ по результатам подписания этого соглашения издана не было, а, следовательно, подписанное соглашение не работало. Командование на местах сотрудничать с нами отказывалось.
 Нам требовалось признание Министерства обороны РФ и поддержка его руководства. Мы рассчитывали при формировании низовых профсоюзных организаций воспользоваться сложившейся и действующей армейской структурой на окружном и гарнизонном уровнях, получить необходимые условия и поддержку командования в деятельности профсоюзных организаций на местах. В связи с этим руководство профсоюза (и я в первую очередь) пытались установить контакты с Министром обороны РФ и его заместителями. В числе этих лиц, наше внимание привлекал и генерал армии Кобец К.И.
Он был Главным военным инспектором России. Деятельность возглавляемой им инспекции во многом, на мой взгляд, перекликалась с основными задачами профсоюза. У него был высокий авторитет в войсках связи, где он ранее проходил службу.
Познакомил меня с ним начальник 7-го управления Начальника связи ВС РФ генерал-лейтенант Михайлов В.Н. примерно летом 1995 года.
На этот момент наш профсоюз (на долевом участии) совместно с возглавляемым Михайловым В.Н. управлением завершил строительство жилого дома на ул. Яблочкова, 49 в г.Москве.
Нам было известно, что Михайлов В.Н. лично знаком с Кобецем К.И., и я попросил его организовать мне встречу с Кобецем К.И. Я пояснил, что у нас есть соглашение с Министерством обороны РФ, которое не получило своего дальнейшего развития, и мы хотели бы вдохнуть в это соглашение живое содержание, чтобы соглашение начало практически реализовываться. Мы выходили на связь и с Кокошиным А.А., и с Чековым Н.В., и с Мироновым В.И., и Котылевым Н.И., но это не дало системного подхода во взаимоотношениях военного ведомства и нашего профсоюза. Мы рассчитывали, что Кобец К.И., как Главный военный инспектор России и заместитель Министра обороны РФ, если он заинтересуется нашим профсоюзом, поможет нам наладить систему взаимоотношений с руководством МО РФ и военным командованием на местах (в округах, флотах, гарнизонах).
Таких разговоров с Михайловым В.Н. было несколько. В разное время на них вместе со мной были Попов В.П. и Олейник В.Н. Был ли Пискурев В.В., не помню. Кто был на этих встречах со стороны Михайлова В.Н., не помню. Мог быть его заместитель полковник Кузнецов И.Е.. Был ли начальник ОКСа полковник Гончаренко Л.С., не помню.
Михайлов В.Н. с пониманием отнесся к моей просьбе, обещал прозондировать возможность встречи с Кобецем К.И., а затем дать знать о его реакции.
Во время одной из встреч с Михайловым В.Н. от него поступила просьба помочь дать квартиру одному из людей, о которых ходатайствуют “сверху” (позднее он уточнил, что это ходатайство Кобеца К.И.). Михайлов В.Н. пояснил, что государственное жилье этому человеку он сам выдать не может, поэтому они и просят дать этому человеку жилье из нашего (профсоюзного) фонда. Квартиру надо было дать в доме № 49 по ул. Яблочкова города Москвы. Не сразу, но была названа и фамилия этого человека. Им оказался некто А.Ничипорук. Какое отношение этот А.Ничипорук имел  к Кобецу К.И., Михайлов В.Н. не пояснил. То, что этот человек имеет близкое отношение к Кобецу К.И., я понял  тогда, когда адъютант Кобеца К.И. подполковник Познышев С.В. привез А.Ничипорука в офис профсоюза для оформления документов на получение квартиры. Я понял, что только очень близкого Кобецу К.И. человека мог так опекать его адъютант. Видя отношение к А.Ничипоруку Познышева С.В., я посчитал, что А.Ничипорук - тесть генерала армии Кобеца К.И. Об этом, помимо вышесказанного, говорил и возраст А.Ничипорука.
Об этом А.Ничипоруке Михайлов В.Н. сказал, что он ветеран и инвалид Великой Отечественной войны. Я посоветовался с В.Н. Олейником, который присутствовал при этом разговоре. Он не возражал. Поскольку в этом вопросе наиболее подготовленным у нас человеком был В.П. Попов, то я позвонил и ему, узнать его мнение, возможно ли выполнить переданную Михайловым В.Н. просьбу.
Попов В.П. сказал, что в принципе мы квартиру предоставить можем, но полученные нашим профсоюзом в этом доме в результате долевого строительства квартиры уже распределены. Он подсказал, что эту квартиру можно получить по программе “Модуль”, т.е. из внебюджетных средств. Михайлов В.Н. обещал этот вопрос обдумать и найти решение его.
Программу “Модуль” осуществляла производственно-строительная фирма “Конверсия-Жилье”, возглавляемая Кривулиным В.С. Мы (я, Олейник В.Н. и Попов В.П.) познакомили с Кривулиным В.С. Михайлова В.Н.
Некоторое время спустя Михайлов В.Н., согласовав этот вопрос с ГлавКЭУ МО РФ, передал нам квартиру № 101 для последующего оформления и передачи А.Ничипоруку. До декабря 1995 года наш профсоюз не принимал этой квартиры и требовал предоставления ходатайства, позволяющего оформить указанную квартиру на А. Ничипорука. Квартира была оформлена на него в собственность в начале 1996 года.  Поскольку она нам была передана бесплатно, мы также бесплатно передали ее А.Ничипоруку. Ни я, ни кто-либо другой из моих заместителей денег от А. Ничипорука либо его представителей не получали. По кассе профсоюза деньги за эту квартиру не проходили. Подобная форма передачи квартиры была избрана, чтобы уменьшить суммы платежей за оформление квартиры.
Идя навстречу этой просьбе Михайлова В.Н. и Кобеца К.И., я (а в моем лице и все руководство нашего профсоюза) рассчитывало на значительное улучшение взаимодействия военного ведомства с нашим профсоюзом и на поддержку Кобеца К.И.  нашего профсоюза.
Наши встречи с Кобецом К.И. к этому времени стали достаточно регулярными. Он с пониманием относился к решаемым нами задачам, стремился поддержать нашу деятельность. Однако на тему предоставления А. Ничипоруку квартиры он лично со мной не разговаривал. Он это делал через вышеназванного адъютанта С.В. Познышева, который звонил в офис профсоюза и говорил, что Кобец К.И. интересуется, как обстоят дела соформлением документов на квартиру А. Ничипорука (и у меня не было оснований сомневаться в том, что интересовался этим именно Кобец К.И.). Спрашивал он об этом и при личных встречах. Думаю, сам Кобец К.И. со мной подобных разговоров не заводил из осторожности. Видимо в этом не было и необходимости, поскольку своими подчиненными (Михайловым В.Н. и Познышевым С.В.) он был информирован в достаточной степени.
Доброе отношение к нашему профсоюза Кобеца К.И. чувствовалось. Он поддержал идею армейских профсоюзов, понимал их значение и перспективу. Он дал согласие координировать взаимодействие НПСВ РФ и МО РФ, что нашло свое отражение в директиве МО РФ № Д-7 от 29 февраля 1996 года, разработанной нами совместно с Управлением делами МО РФ, а также в Директиве МО РФ № Д-26 от 31 октября 1996 года, которой в войска направлялось для исполнения Соглашение между МО РФ и НПСВ РФ “О некоторых вопросах взаимодействия в решении задач социальной защиты военнослужащих, граждан, уволенных с военной службы и членов их семей”.
Конечно, мы ожидали от Кобеца К.И. более активного взаимодействия с нашим профсоюзом, вплоть до включения представителей руководства профсоюзом в состав  Главной военной инспекции. К сожалению этого не произошло. Он обещал это сделать, но реально каких-либо действий в этом направлении не предпринял. Более того, им не был выполнен п. 2 Директивы № Д-26 по формированию комиссии ЦК НПСВ РФ и МО РФ. Возможно, у него изменились какие-то обстоятельства, которые помешали или не дали выполнить вышеуказанное требование директивы.
Я и мои заместители по ЦК НПСВ не задумывались о юридической оценке наших действий в случае с квартирой А. Ничипорука. Но, оказав эту услугу Михайлову В.Н. и Кобецу К.И., рассчитывали на их помощь и сотрудничество в дальнейшем. Со слов своих заместителей я полагал, что мы вправе это делать. Каких-либо личных интересов при этом я не преследовал, а имел только цель дальнейшего укрепления нашего профсоюза. Не снимая с себя ответственности, как руководитель профсоюза, хочу все же сказать, что решение нами принималось по этому вопросу коллегиально, и против никто не высказался. Все были согласны и рассчитывали, что профсоюзу это принесет пользу.

35. Михайлов В.Н.

П Р О Т О К О Л
дополнительного допроса свидетеля

9 июля 1997 года              гор. Москва
          
Допрос начат:
9 час. 15 мин.
Допрос окончен: 18 час. 00 мин.
с перерывом на обед с 13 часов 20 минут до 14 часов 30 минут.

Старший следователь по особо важным делам при Главном военном прокуроре полковник юстиции Завгородний А.И. в помещении Главной военной прокуратуры, удостоверившись в личности свидетеля, с соблюдением требований ст.ст.72-74, 157, 158, 160 УПК РСФСР дополнительно допросил свидетеля:
      Михайлова Валентина Николаевича
       Данные о личности свидетеля в деле имеются.
      
Перед началом допроса свидетелю разъяснено, что согласно ст.ст.73 и 74 УПК РСФСР он может быть допрошен о любых обстоятельствах, подлежащих установлению по уголовному делу, а также он предупрежден об ответственности по ст.ст.308 и 307 УК РФ за отказ от дачи показаний и за дачу заведомо ложных показаний.
                _______________________

Свидетелю также разъяснено, что в соответствии со ст.160 УПК РСФСР он вправе после дачи показаний написать их собственноручно, ознакомиться после допроса с протоколом, требовать его дополнения и внесения в него поправок. Также ему разъяснено, что в соответствии со ст.51 Конституции Российской Федерации никто не обязан свидетельствовать против самого себя, своего супруга и близких родственников.
                _______________________

По существу дополнительно поставленных вопросов могу показать следующее:
В начале января 1994 года меня вызвал к себе Начальник связи ВС РФ генерал-полковник Гичкин Геннадий Павлович. Когда я вошел в кабинет Гичкина Г.П., то увидел там, кроме него, и Главного военного инспектора РФ-заместителя Министра обороны РФ генерала армии Кобеца К.И.
Кобец К.И., обращаясь ко мне, сказал, что рано или поздно все мы будем уволены в запас, и что нам надо заблаговременно к этому подготовиться. Он пояснил, что при этом имеет в виду хорошо оплачиваемую работу, т.е. мы уже сейчас должны подумать о том, куда мы устроимся после увольнения.
Далее он сказал, что Правительством страны принято решение о создании на базе НПО “Кросна”, 17 Центрального проектного института связи (который подчиняется возглавляемому мной управлению) и 403 военного завода (подчиняется начальнику 4 управления НС ВС РФ генерал-лейтенанту Варакуте Валерию Ивановичу) центра по разработке систем связи двойного назначения и во исполнение этого распоряжения правительства Министр обороны РФ издал соответствующий приказ.
Константин Иванович пояснил, что, по-видимому, после увольнения в запас он сам возглавит этот Центр, и что мне там место всегда найдется. Центр будет заниматься перспективными разработками систем связи и находиться на стыке интересов Министерства обороны РФ и многих других министерств и ведомств (МЧС, Минсвязи, Минэкономики, Госкомитета по оборонным отраслям промышленности и т.д.) и мне, как строителю, найдется широкое поле деятельности, поскольку предполагается разворачивать систему связи в районах со слабо развитой инфраструктурой связи и сетей обмена информацией.
Он пояснил, что для этого часть 17 ЦПИСа сокращается и сотрудники будут перемещены в создаваемый Центр, где зарплата будет значительно выше, и надо предусмотреть в 17 ЦПИСе помещения для размещения Центра площадью порядка 1000-1500 квадратных метров.
Я тут же поинтересовался, как я буду передавать государственные помещения  коммерческой структуре (НПО “Кросна”), и предложил заключить с этой структурой договор аренды. На это Кобец К.И. возразил, что согласно вышеназванным документам, Центр создается на базе и за счет штатной численности и фондов 17 ЦПИСа, 403 военного завода и НПО “Кросна” и что никакого договора аренды не надо. Имущество будет передаваться с баланса на баланс.
Сомнение в правомерности предложенного Кобецом К.И. у меня осталось, но я решил ознакомиться с документами, о которых говорил генерал Кобец К.И., а также проконсультироваться в ГлавКЭУ МО РФ. Предложения Кобеца К.И. о подыскании места работы после увольнения из армии в запас меня не заинтересовали, так как я в тот момент об увольнении в запас не думал.
Дня через два после разговора с генералом армии Кобецом К.И. начальник связи ВС РФ генерал-полковник Гичкин Г.П. издал приказ №8 (от 12.01.94 года), которым мне было предписано провести реорганизацию структур 17 ЦПИС с одновременным сокращением его численности и передачей высвободившегося личного состава в состав опытного научно-производственного центра (ОНПЦ) и по согласованию с Госкомимуществом передать на баланс ОНПЦ части фондов служебных и производственных помещений института. К приказу прилагался план мероприятий, которые необходимо было выполнить в связи с этим решением.
Еще через несколько дней в возглавляемое мной управление пришло постановление Совета Министров-Правительства РФ от 30 июня 1993 года за № 627 по этому вопросу с приложением научно-исследовательских и опытно-конструкторских работ по разработке и производству средств связи двойного назначения и развертывания на их основе сетей обмена информацией, а также приказ Министра обороны РФ № 577 от 18 декабря 1993 года по аналогичному вопросу. Согласно этим документам, Министерство обороны (в данном случае 7-е и 4-е управления Начальника связи ВС РФ) обеспечивали вновь создаваемый центр личным составом, а также лабораторными, производственными и испытательными площадями. Причем, ради этого 17 ЦПИС сокращался, хотя необходимости такой не было. Наоборот, этого делать было нельзя, поскольку этот институт - единственный институт, выполняющий проектные работы по связи в интересах всех видов и родов войск.
Далее события развивались все так же стремительно. 27 января 1994 года Начальник Генерального штаба ВС РФ генерал-полковник М.П.Колесников, Председатель Государственного комитета РФ по оборонным отраслям промышленности В.Глухих и Генеральный директор НПО “Кросна” А.Чанов подписали совместный приказ № 32/44/58, которым еще до момента официальной регистрации ОНПЦ (здесь впервые он назван “Перспектива”) разрешена сертификация средств связи двойного назначения, экспертиза проектов, лицензирование деятельности по представлению услуг связи, а также согласование частотных присвоений и их международно-правовая защита. Это была скрытая передача “Кросне” части полномочий Начальника связи ВС РФ, в том числе и по распределению частот. “Кросне” поручалось в двухмесячный срок подготовить и согласовать необходимые документы по этим вопросам.
Фактически “Кросна” с этого момента и начинает внедряться в 17 ЦПИС: мы освобождали им помещения, они делали ремонт, подбирали личный состав для своего центра. Официально  это было сделано только через полтора года.
Причины этого следующие: Насколько можно, я тормозил осуществление этого. Я интуитивно почувствовал, что 17-м ЦПИСом и 403-м военным  заводом решили  вскормить “Кросну”, что она просто “проглотит” институт и завод. Поскольку за “Кросной” с ее новым детищем стояли Кобец К.И. и начальник войск связи генерал-полковник Гичкин Г.П., никто, в том числе и я, не решались им что-то возразить. Гичкин даже предлагал 17 ЦПИС вообще ликвидировать под разговоры о сокращении Вооруженных Сил. Якобы в связи с этим существенно уменьшится объем проектных работ, и с этим объемом вполне справятся проектное бюро или отдел  при 16 научно-исследовательском институте связи НС ВС РФ в г. Мытищи. Судьба 1200 сотрудников института висела на волоске. В этих условиях я и выбрал тактику не открытого неповиновения (меня бы смяли, как позднее смяли начальника 17 ЦПИСа полковника Киршина Владимира Ивановича за то, что он активно противился этим планам), а тактику торможения и оттягивания окончательного решения. Я боялся, что рано или поздно все это может стать предметом судебного разбирательства.
Забегая несколько вперед, скажу, что согласно разработанному “Кросной” Уставу ЗАО ОНПЦ, 90 процентов акций этого центра оставались за “Кросной”. Министерству обороны РФ и Госкомитету РФ по оборонным отраслям промышленности оставлялось лишь по 5 процентов акций, а 17 ЦПИС, который был хозрасчетным государственным предприятием и внес существенную долю в создаваемый Центр, вообще не значился в числе учредителей, хотя распоряжением Госкомимущества №2936-р от 30 декабря 1994 года ему это разрешалось (как и 403 военному заводу тоже).
Я уже говорил, что  разговор с Кобецом К.И. в начале января 1994 года по этому вопросу не вдохновил меня. Я понял, что он заинтересован в  создании вышеназванной коммерческой структуры (забегая вперед, в подтверждение своих мыслей, я сошлюсь на один разговор с заместителем Генерального директора НПО “Кросна” Романовским Александром Георгиевичем; когда я его спросил, почему “Кросна” затягивает подготовку и оформление необходимых документов по передаче ЗАО ОНПЦ фондов 17 ЦПИСа, он ответил буквально следующее: «А это не нам надо, это вашим надо”; он не уточнил, кому именно “нашим”, но я понял, что в данном случае имелись в виду Кобец К.И., Гичкин Г.П. и заместитель Начальника связи ВС РФ по вооружению генерал-лейтенант Павлишин Мирон Васильевич, которые проявляли заинтересованность в скорейшей передаче фондов 17 ЦПИСа создаваемому центру; о Кобеце К.И я уже говорил, Гичкин Г.П. дважды издавал приказ о передаче фондов центру и требовал от меня уволить начальника 17 ЦПИСа полковника Киршина В.И. за затягивание исполнения этих приказов, к тому же я слышал, что дочь Гичкина Г.П. работала в “Кросне”; а Павлишин М.В. требовал от меня ускорения исполнения этих приказов Гичкина Г.П.).Понял я и то, что Кобец К.И. не вполне понимает всю сложность этой передачи, а может быть просто рассчитывал на то, что мы (я и Киршин В.И.) бездумно выполним отданный приказ.
Дело в том, что до 1991 года, т.е. до назначения меня на должность начальника 7-го управления НС ВС РФ, я проходил службу в ГлавКЭУ МО РФ в должности начальника отдела и знал, что изменение вида государственной собственности возможно лишь с разрешения Госкомимущества по представлению заместителя Министра обороны РФ по строительству и расквартирования войск. В этом я лишний раз убедился, проконсультировавшись после разговoра с Кобецом К.И. с соответствующими должностными лицами ГлавКЭУ МО РФ.
В случае слепого выполнения мною поступивших по этому вопросу распоряжений, получалось бы, что 17 ЦПИС, фактически не владея тремя этажами, переданными вновь созданному Центру, продолжал бы платить за переданные площади и фонды налоги, а также коммунальные услуги (свет, вода, канализация, тепло, телефон), ничего не получая взамен. Так оно и происходит до настоящего времени. С нас продолжают взыскивать налоги и платежи за все здание полностью, а ОНПЦ отказывается компенсировать нам эти выплаты, ссылаясь на то, что по этому вопросу еще нет решения Госкомимущества и переданные фонды и площади официально не выделены из 17 ЦПИСа и не закреплены за ОНПЦ.
Поскольку я своим назначением на должность начальника 7-го управления НС ВС РФ был обязан Кобецу К.И., мне неловко было открыто выступать против его воли, поэтому я позволил себе “спрятаться” за начальника 17 ЦПИСа Киршина В.И. Все вопросы мы обсуждали с ним вместе, но подписывал рожденные нами по этому вопросу документы он.
Когда в ноябре 1994 года к нам поступило распоряжение № 2647-р от 10 ноября 1994 года заместителя Председателя Госкомимущества О.Ю.Качанова, которым 17 ЦПИСу разрешалось внести в уставной капитал ОПНЦ три этажа инженерно-конструкторского корпуса по остаточной стоимости на 1 января 1994 года (хотя за это время основные фонды существенно подорожали) и ничего не было сказано о возможности получения компенсации за переданные фонды, за подписью Киршина В.И.в адрес начальника управления военного имущества Госкомимущества РФ В.Н. Науменко за № 1/2/861 от 30 ноября 1994 года было направлено письмо с просьбой уточнения этих моментов.
В результате распоряжением № 2936-р от 30 декабря 1994 года Председателя Госкомимущества В.П.Полеванова ранее упомянутое распоряжение Ю.О.Кочанова было отменено и 17 ЦПИСу разрешено, по существу, быть участником акционерного предприятия, а передаваемое в ОНПЦ государственное имущество предлагалось отразить в балансе по счету бухгалтерского учета “Основные средства, внесенные участником акционерного предприятия в счет своего взноса в уставный фонд”.
17 ЦПИС, действительно, мог быть одним из учредителей ОПНЦ, поскольку согласно его Уставу (утвержден 21 июня 1993 года заместителем председателя Госкомимущества РФ В.Сычкиным) он является самостоятельным хозяйствующим субъектом с правом юридического лица. В качестве такового он зарегистрирован Председателем Московской регистрационной палаты В.И. Соболевым 17 ноября 1993 года за № 028.317, серия МРП. А согласно Договору, подписанному тем же  В.Сычкиным и В.И. Киршиным 15 мая 1993 года, закрепленное за  институтом имущество не могло быть передано в безвозмездное пользование, либо с баланса на баланс, в управление другим юридическим лицам без решения органов военного управления и без согласия Госкомимущества, а передача основных фондов для формирования уставных фондов Предприятия со смешанной формой собственности допускалась исключительно с согласия Госкомимущества и порядком, установленным в МО РФ (об этом же говорится и в Постановлении Правительства РФ от 10 февраля 1994 года № 94 “О делегировании полномочий Правительства РФ по управлению и распоряжению объектами федеральной собственности”). Таковых же на тот момент не было.
Тем не менее, представителями НПО “Кросна” разработан, а председателем Московской регистрационной палаты В.И. Соболевым 29 марта 1995 года зарегистрирован Устав ЗАО ОНПЦ и выдано регистрационное свидетельство № 901.973 от 29 марта 1995 года ОКПО 40147629. В Уставе не указано, кем из учредителей и какое имущество или другие средства переданы в учредительный фонд. Указано только, что Центр выпускает 40 обыкновенных именных акций номинальной стоимостью 1.000.000 рублей каждая, 36 из которых (90%) выкупает НПО “Кросна” и по 2 акции (по 5%)- МО РФ ( в лице Управления Начальника связи ВС РФ, которое на тот момент возглавлял генерал-полковник Гичкин Г.П.) и Госкомитет РФ по оборонным отраслям промышленности. Это при всем притом, что согласно упоминавшемуся мною распоряжению Госкомимущества № 2936-р от 30 декабря 1994 года, один только 17 ЦПИС передавал в ОНПЦ три этажа инженерно-конструкторского корпуса остаточной стоимостью на 1 января 1994 года 343 млн. рублей (а реально на момент передачи - более чем на 1 млрд. руб.). 403-й военный завод МО РФ - производственные помещения общей площадью 1049,5 квадратных метров остаточной стоимостью на тот же период - 42 млн. 420 тыс. рублей. А завод точных приборов Госкомитета РФ по оборонным отраслям промышленности - производственное помещение - строение № 5 общей площадью 1930 квадратных метров остаточной стоимостью на тот же срок 2 млн. 593,7 тыс. рублей. Причем, как я уже говорил, ни одно из этих хозрасчетных предприятий не было указано среди учредителей. Когда я узнал об этом, я на какое-то время лишился дара речи. У меня эта комбинация “Кросны” вызвала недоумение.
Гичкин Г.П. настаивал на том, чтобы я подписал акт передачи трех этажей 17 ЦПИСа ЗАО ОНПЦ. Я отказался это сделать, ссылаясь на то, что институт является хозрасчетным предприятием и я не вправе вмешиваться в его финансово-хозяйственную деятельность, а кроме того для этого нет никаких оснований, т.е. Госкомимущества РФ не вывел требуемую к передаче площадь из состава института и не заключил с институтом новый договор на уже уменьшенную площадь.
Тогда Гичкин Г.П. “переключился” на Киршина В.И. и стал требовать подписания акта передачи площадей от него. Киршин В.И. тоже отказался это сделать.
11 сентября 1995 года за № 1/681 за подписью Киршина В.И. нами направлено письмо на имя Начальника управления делами МО РФ генерал-лейтенанта В.Н. Никитина, где мы обратили внимание на несоответствие действующему законодательству предъявляемых к нам требований. Никитин В.Н. нас поддержал (письмо № 205/12317 от 20 сентября 1995 года).
Это вызвало гневную реакцию Начальника связи ВС РФ генерал-полковника Гичкина Г.П. Якобы за то, что Киршин В.И., минуя его, обратился к вышестоящему командованию, он потребовал от меня уволить Киршина в запас до истечения срока службы в связи с занятием коммерческой деятельностью (предъявить мне документы об этом он отказался). Не имея возможности открыто выразить свое несогласие с этим распоряжением, я стал его просто волокитить: вначале отправил Киршина В.И. в очередной отпуск за 1995 год, потом дал отпуск перед увольнением в запас, потом направил в госпиталь по поводу лечения зубов, потом - на предмет увольнения в запас, потом - в очередной отпуск за 1996 год и т.д., пока не дотянул до пятидесятилетия Киршина В.И., а после этого уволил его в запас по возрасту. Гичкин Г.П. неоднократно спрашивал меня, почему я не увольняю Киршина В.И., но я при этом ссылался на те или иные причины (находится в отпуске, на лечении и т.п.).
Вопреки позиции Управления делами МО РФ, выраженной в вышеназванном письме № 205/12317 от 20 сентября 1995 года) Гичкин Г.П. 21 сентября 1995 года издал приказ за № 351, которым потребовал до 16 октября 1995 года передать ЗАО ОНПЦ определенные ранее фонды.
Мы еще попытались сопротивляться и 25 сентября 1995 года (опять же за подписью Киршина В.И.) на имя начальника управления приватизации предприятий ВПК и военного имущества РФ М.С. Калинина направили письмо за № 1/723 с просьбой дать разъяснения, как мы можем переоформлять договор между 17ЦПИСом и Госкомимуществом РФ о передаче на баланс уже созданного и зарегистрированного полугодом раньше ЗАО ОНПЦ своих производственных фондов. Я не помню, что нам на это ответили, но ничего существенного, и тогда Киршин В.И. направляет письма в ЗАО ОНПЦ, юрисконсульту УНС ВС РФ и в 7 е управление НС ВС РФ (чтоб не обвинили, что он действует “через голову начальника”) с предложением представить документы для направления в Госкомимущество РФ с той целью, что и раньше (№№ 1/718, 1/719 и 1/727 от 22 сентября 1995 года и № 1/761 от 9 октября 1995 года). Одновременно 11 октября 1995 года он представляет мне справку, где обосновывает незаконность предъявляемых к нему требований.
К этому моменту его уже практически “затравили”. Опала исходила от Гичкина Г.П. Думаю, что и он действовал не по своей инициативе, а по требованию Кобеца К.И., поскольку вскоре (в ноябре 1995 года) к нам (в 17 ЦПИС) была направлена комиссия из Главной военной инспекции РФ в составе генерал-полковника Коробушина, генерал-полковника Марковского и генерал-лейтенанта Савина для проверки производственной, финансовой и хозяйственной деятельности института. Комиссия работала около полутора месяцев. По результатам проверки ими был составлен акт. Замечания были, на мой взгляд, несущественные, но одним из предложений было уволить Киршина В.И. в запас. Они требовали того же, что раньше от меня уже требовал Гичкин Г.П.
Киршин В.И. не хотел сдаваться, но уже и не знал, что можно сделать еще, а я не мог его как-то поддержать.
9 октября 1995 года генеральный директор ЗАО ОНПЦ полковник В.Голуб направил Киршину В.И. уже готовый (со всеми необходимыми подписями членов комиссии) акт приема-передачи основных средств 17 ЦПИСа ЗАО ОНПЦ, но Киршин В.И. подписывать этот акт отказался. По согласованию со мной им был подготовлен другой акт приема-передачи, где вместо слов “передаются”, было указано “готовы для передачи” на баланс ОНПЦ помещения 3,4 и 5-го этажей инженерно-конструкторского корпуса института.
О реакции Кобеца К.И. на этот поступок Киршина В.И. я уже показал выше.
Между тем, не дожидаясь окончания этих юридических баталий, ЗАО ОНПЦ капитально обосновался в здании 17 ЦПИСа, и Гичкин Г.П. 22 февраля 1996 года утвердил схему изменений генерального плана вестибюля здания института. Центральный вход был отдан Центру, вестибюль первого этажа перегорожен и для работников института оставлен выход, бывший запасным.
Я понял, что мы уже не выиграем, т.е. дольщиком ЗАО ОНПЦ 17 ЦПИС не станет. Киршин В.И. из колеи был выбит и сломлен. Он лишь просил меня, чтобы я дал ему возможность дослужить до 50 лет и уволиться в запас по достижению предельного возраста нахождения на военной службе. Я остался один, поэтому реально поставил перед собой цель добиться узаконения уменьшения фондов института.
Я уговорил Гичкина Г.П. подписать на имя заместителя МО РФ-Начальника строительства и расквартирования войск генерал-полковника Соломатина А.В. ходатайство о передаче в ОНПЦ недвижимого имущества, находящегося на балансе хозрасчетных предприятий МО РФ (исх.№177/711/5710 от 23.11.95 г.).
Соломатин А.В. ограничился ссылкой на действующие инструкции, но начальник ГлавКЭУ по его указанию 29 февраля 1996 года за № 147/2/2128 направил в КЭУ г. Москвы указание подготовить необходимые документы для последующего направления их в Госкомимущество.
Но и это указание длительное время работниками соответствующих КЭЧ района (Долгоруковской и Щелковской) не выполнялось, и тогда генерал-лейтенант Павлишин обвинил меня в волоките и потребовал ускорить процесс подготовки документов.
Мной по этому поводу было подготовлено и направлено в КЭУ г. Москвы письмо № 177/71/1294 от 4 июля 1996 года. Начальник КЭУ г. Москвы генерал-майор Михайлов Э.П. направил соответствующее указание в подчиненные КЭЧ районов, а потом (28.01.97 г.) представил к утверждению начальнику ГлавКЭУ МО РФ генерал-лейтенанту Власову В.В. Акт передачи ЗАО ОНПЦ производственных помещений 17 ЦПИСа и 403 военного завода. 25 февраля 1997 года Акт был утвержден, но насколько я знаю, до настоящего времени в Госкомимущество РФ так и не направлен, поскольку не получено заключение БТИ города Москвы о размере передаваемых площадей. Это заключение должен был представить Центр.
На данный момент обстановка в 17 ЦПИСе такова: третий этаж занимает ЗАО “Регистратор-связь” (по-видимому, одно из подразделений или дочерних фирм ЗАО ОНПЦ), на четвертом этаже Центром производится ремонт; пятый этаж институтом до сих пор не освобожден и не передан Центру. Ждем окончательного решения.
По поводу ОНПЦ разговора с Кобецом К.И., кроме января 1994 года, у меня не было, но я прекрасно чувствовал на себе и понимал, что его воля проявляется в действиях его ближайших друзей и сослуживцев еще по службе в Забайкалье и на Дальнем Востоке Гичкине Г.П. и Павлишине М.В., моих непосредственных начальников. Вышеназванные мною лица часто бывали в НПО “Кросна”, а руководители “Кросны” Чанов и Романовский часто бывали у них. Отношения между ними были очень хорошие. Получали ли Кобец К.И., Гичкин Г.П. и Павлишин М.В. деньги или какие-либо другие материальные ценности и услуги от НПО “Кросна” и руководителей этого объединения, мне не известно.

С Михайловым В.Н., в конечном итоге закончилось благополучно. Выскользнул он. Даже попытался установить, нет, не дружеские, но достаточно хорошие отношения. Предлагал мне как-то при случае забрать его участок в Поварово («Зачем он мне? У меня уже есть дача!») За него ко мне приходили ходатаями тот же Гавето С.Э. («Ты присмотрись, он – мужик нормальный»), мой сосед по подъезду начальник автобазы Минобороны России. С учётом того, как он добросовестно на допросах изобличал Кобеца К.И., как-то, не то, чтобы забылось, а притупилось чувство, что он ВОР и что сбежал он от обысков неспроста. Как-то себе я объяснил, что безгрешных людей не бывает, и «всех не пересажаешь». Так же как с Турецким М.А., Киташиным Ю.А. Учителя мои! По жизни! В смысле: не верь в порядочное там, где было хищничество (все дифирамбы тебе закончатся с твоими полномочиями).
Когда я ещё перед увольнением в запас начал искать работу, вспомнил и Михайлова В.Н. Тем более что он мне сам говорил, что у него есть предприятие (ООО «Придорожье», чем занималось, не помню) и если когда-либо будете искать работу, то… Это ещё когда я был в силе.
Когда встал вопрос о моём увольнении в запас(2002 г.), я и пошёл к нему, принял. Правда, спокойно, не с распростёртыми объятиями. Сказал, что Сагура А.Л. у него «уже работает», нашёл покупателей на какое-то медицинское оборудование и получил свои комиссионные. Я сказал, что в коммерции не силён, но возможно мне найдётся какая-то другая работа. Он достал список своих должников:
- Сможете «выколотить» с них долги?
- Вряд ли. Да и Вам не советую идти на «скользкий» криминальный путь. Рассказал о Стасе Хаустове, который тоже для кого-то пытался что-то выколотить, и чем это всё чуть ли не закончилось.
Он задумался:
- А как тогда быть? Прощать долги, что-ли?
Я рассмотрел с ним документы по нескольким должникам и предложил свой план, как работать с ними, «не подставляясь». Он оживился:
- Очень полезная консультация. Такая 100 долларов стоит.
- Так дайте, если считаете, что я их заработал.
- Сейчас нет. Дам потом.
Денег, как и работы для меня, не оказалось и потом. Думаю, так он решил после совета с Сагурой А.Л. Почему-то я уверен, что такое обсуждение было, и Сагура того не пожелал.

36. Олейник В.Н.
Ещё интиереснее было с Олейником Владимиром Николаевичем, на момент допроса – 27.06.1997 г. - заместитель председателя Правления пенсионного фонда военнослужащих. Когда меня уволили в запас, я долгое время не мог найти работу и от Военно-страховой компании занимался страхованием автомобилей по ОСАГО. Копеечная работа, но надо было чем-то заниматься, как-то деньги на семью зарабатывать. Звонил тем людям, с кем общался, спрашивал, не нужно ли что-то страховать. Олейник В.Н. живо откликнулся на мой звонок, даже назначил мне встречу на (вернее под) Пушкинской площади. Но не для того, чтобы что-то застраховать. Ему хотелось посмотреть на меня, как я теперь, в опале, выгляжу. Наверное, он был удовлетворён увиденным, поскольку говорил со мной уже без «пиетета», на равных:
- Вы знаете, когда была объявлена «охота» на Вас, мне позвонил генерал Быховец (кажется так) из ФСБ и сказал: «Завгородний тебя хотел привлечь к ответственности. Теперь ты можешь рассчитаться с ним! Говори, что хочешь, всё сойдёт!». Я подумал… и ничего делать не стал. Во-1 х, меня бабушка учила: «Никому не делай зла!». А-во-2-х… Знаете, почему, во-2-х? Я вспомнил, как Вы мне, своему подследственному, не отказали в медицинской помощи, когда я в ней нуждался: позвонили в 9 ЛДЦ и потребовали, чтобы меня осмотрел врач. Мы оба знали, что я виноват, и другой бы следователь непременно воспользовался моим недугом для получения «нужных» показаний. Но Вы были «благородным» следователем, полагали, что меня изобличите и без этих уловок… А может, действительно, были не от мира сего! Я ведь Вас обыграл по всем пунктам на Ваших же «досках».
Видя моё недоумение, не без удовольствия продолжил:
- Вы знаете, что у меня на одной из квартир была обнаружена крупная сумма денег, а на другой - незарегистрированное оружие?
- Кем обнаружена? – Не удержался я.
Он торжествовал:
- Да Вашими же следователями! Теми, кого Вы направили проводить обыск.
- Да, не находили они ничего подобного!
- Правильно, в протоколах ничего этого не было. Я всё «решил». Вы полагали, что все честные, как Вы, и в этом была Ваша главная ошибка. Вы меня пытались на допросах «припереть к стене», мне нужен был совет со стороны. Я симулировал недержание мочи и просился в туалет. Вы допускали, что я симулирую, но, а вдруг, и правда?! Не могли отказать, но давали мне в провожатые следователя или дознавателя с требованием исключить моё общение с кем бы то ни было… Наивный Вы человек! Я спрашивал у «конвоира»: «Пива хочешь?». Конечно, он хотел. Я давал ему деньги: «Купи мне и себе!», - а сам преспокойно по мобильному телефону общался, с кем было нужно. Я Вас, Анатолий Иванович, обыграл вчистую, поэтому никаких счётов к Вам у меня нет. Я даже, можно сказать, горд, что встретился в прокуратуре с человеком, которому не чужды какие-то идеалы. Оказывается, они ещё есть!
- Вы зачем назначали мне встречу? Страховать что-нибудь будете?
- Нет, Анатолий Иванович. На Вас хотел посмотреть.
- Скажите, пожалуйста, раз уж Вы сами затронули эту тему, а что я плохого сделал генералу Быховцу. Я его вообще не знаю.
- Да разве важно, чтобы Вы кого-то знали. Важно, что Вас многие знали. А то, что Вы ему конкретно или кому-то другому ничего плохого не сделали, разве имеет значение? Поступила команда, они исполняли, работа такая…

Копаясь в своём «архиве» (всё, что, уходя из ГВП, я выскреб из кабинета) я обнаружил очень интересный документ – протокол одного из обысков у Олейника В.Н. Не помню уже, кто проводил обыски на квартирах Олейника, но этот (на работе) проводил Сергей Барсуков (тогда майор юстиции и просто следователь по ОВД СУ ГВП) – ныне генерал-майор юстиции, руководитель одного из управлений Главного военного следственного управления Следственного Комитета России. Если правду сказал Олейник В.Н., и если и на квартирах у него проводил обыск Барсуков С.В. (а, как правило, так и было; по крайней мере, должно было быть), то неуютно становится.
 
 
 
 

37. Мой кабинет в ГВП
В июле 1997 года мы (наш отдел) в очередной раз, но уже окончательно переехали в одно из основных зданий ГВП на «Хользунах». Мне достался кабинет № 404, а Сагура выбрал себе кабинет № 419 (в противоположном конце этажа, в углу). Четвёртый этаж. У него окно выходило на главные ворота на нашу территорию, у меня на задний двор. Но оттуда была видна высотка МИДа, да и вообще вид был спокойнее, добрее, мягче. Кабинеты были большие. Я с любовью стал обустраивать «свою территорию». А заодно, конечно, и кабинет Сагуры (по его просьбе). Возможность такая была. С руководством КЭУМа, ГлавКЭУ, Домом связи СО РФ отношения были прекрасные. Были выделены необходимые материалы, средства, специалисты.
У меня были установлены новые столы (основной, приставной и для чая у дивана. Красивые стулья у стола и по-над окном. Пуфик у дивана. Красивые светильники. Кондиционер, платяные шкафы, где у меня хранилась вся форма и гражданская одежда. Я мог на работе неоднократно переодеваться «по обстановке». Холодильник (он был задрапирован под шкаф). Там у меня всегда было, что покушать и выпить. Не для себя. Держал «на всякий случай», а случаи такие случались постоянно, ибо любителей выпить было много. И Андрей Леонидович, и другие люди. Майоров А.Ф. брал у меня наливку «в долг», без отдачи, разумеется.
Жена приобрела мне набор красивой посуды, стаканов и рюмок, чайник и т.п.
Для хранения большого количества документов у меня был внушительный металлический шкаф.
Кабинет был оклеен приятными обоями, на окне - шторы. На полу – ковровое покрытие. Было на что посмотреть! Престижно было иметь такой кабинет! Не стыдно принимать чиновников самого высокого ранга.
За спиной у меня висела огромная карта Европы, Азии и Африки из Генерального штаба ВС СССР. Раньше в этих зданиях располагалась Академия Генерального штаба. На этой карта военачальники отрабатывали стратегические задачи. Когда Академия переехала в новое здание на «Юго-западной» станции метро, карта осталась. Начальник объекта Мамедов подарил её мне. Я её установил у себя в кабинете. В моём кабинете было очень удобно работать, и уютно отдыхать. Когда родились девочки, и я не мог спать дома, я в обед мог подремать здесь.
    Александр Анатольевич Иванов установил мне в кабинете (и у Сагуры тоже) стационарный телефон от Министерства связи с неограниченными возможностями звонков в любой город нашей страны и любую страну за рубежом.
 Оплачивало все звонки Министерство связи. Это вызывало зависть сослуживцев. Кое-кто (В.Стрикалов) даже скандалил со мной по этому поводу. Дескать, телефон «общественное достояние». Скандалы происходили потому, что ко мне заявлялись звонить, когда кому заблагорассудится, невзирая на то, что у меня в это время мог проводиться допрос или другое следственное действие.
У меня остались фотографии в кабинете. Ну, и осталось много приятных воспоминаний о работе и встречах в его стенах.
 
 

Вот он – мой кабинет в ГВП.

 

И это тоже мой кабинет в ГВП. Заместитель Начальника КЭУМ полковник Ферлевский Николай Николаевич пришёл поздравить меня с днём рождения (18.11.1997 г.).

Начальнику управления военной контрразведки
      ФСБ России генерал-полковнику Молякову А.А.

Уважаемый Алексей Алексеевич!
В ходе расследования уголовного дела № 29/00/0017-96 возникла необходимость проверки рабочих кабинетов, принадлежащих членам следственной бригады полковникам юстиции Сагуре Андрею Леонидовичу и Завгороднему Анатолию Ивановичу на предмет наличия технических средств прослушивания, радиоконтроля и возможного визуального наблюдения.
Прошу Вашего указания соответствующим подразделениям УВКР ФСБ РФ о выполнении необходимых мероприятий.

Начальник следственного управления-
старший помощник Главного военного прокурора
генерал-майор юстиции           В.С. Шеин

Комментарий: Проверяли. И необходимость такая была. Очень острое дело было, и много желающих знать, что мы делаем и планируем. Даже Турецкий приводил своих специалистов, и те опутывали какой-то проволокой днище дивана в моём кабинете (чтобы создавать помехи для прослушивания). На выходе телефонного кабеля был установлен специалистами Управления связи ВС РФ какой-то блок, исключающий передачу «вовне» колебаний мембраны (чтобы исключить использование телефонного аппарата в качестве микрофона). Такой же блок у меня до сих пор (наверное, и без надобности уже, но не будешь же демонтировать!) стоит и на квартире. Да, было дело! Состоял при важном деле! Был значим!