Альтруистка Часть 2 Глава 17

Ханой, 1896 год

Он не разбирался в женской красоте обратно пропорционально тому, как разбирался в микробиологии. За время своей учёбы и работы в Париже у него не случилось ни одного романа. Сферы чувств для Александра Йерсена не существовало; он даже не знал, интересен ли он противоположному полу, - вот, что возмущало Луи, который решил взять над ним шефство в этом деле. «Луи просто нечем заняться, тогда как я не знаю, как лучше распорядиться своим временем, чтобы всё успеть», - думал Александр с досадой, но всё же уступил уговорам приятеля, который вывез его в Ханой, чтобы развлечься.

Внутренне Александр чувствовал себя, как ребёнок, которому показывают порнографические картинки. Он находился в крайнем смущении и не знал, как себя вести. Своё смущение он искусно прятал под маской равнодушия. Это деланное внешнее спокойствие удавалось ему, и Луи, переживавший было, как все пройдёт, расслабился и только время от времени подшучивал:

- Если тебе понадобиться моя помощь, стукни в стеночку, - я буду в соседней комнате…

Александр даже представлять не хотел, что Луи будет делать за стеночку от него, - у него сразу начинался приступ тошноты. Безусловно, он понимал, что есть люди, которые сделали сношения с противоположным полом смыслом своей жизни и своеобразной пищей для своего эго. Есть и более психически здоровые, которые смотрят на брак как на средство продолжения рода человеческого. Есть те, которым даже повезло влюбиться и любить. Например, его мать говорила, что любила отца и что все её дети были желанными, - Александр был рад, что появился от этого союза, без которого, возможно, он не стал бы тем, кем стал, не смог бы заниматься наукой. Он не знал, как там происходит у тех, кто совершает великие открытия из чувства противоречия к своей несчастной судьбе, - он совершал свои открытия просто потому, что любил жизнь так, как любила её его мать, не бросившая детей и показавшая им пример стойкости и силы духа.

Любовь - это прекрасно, но учёный должен выбирать между наукой и любовью, точно так же, как желающий монашества выбирает между мирским и отшельническим. Соединить эти две ипостаси не получится: не преуспеешь ни в одном, ни в другом. То ли благодаря своему спартанскому образу жизни, то ли чему-то ещё, Александр никогда не был сильно терзаем плотской страстью, - и до сих пор ему прекрасно удавалось обходиться и без подруги жизни, и без женщины вообще.

Но Луи словно вожжа под хвост попала. Ему самому жаждалось чувственных приключений, и Александру казалось, что его берут в качестве фона для этих утех. Как ни сладок грех, душа трепещет, кричит внутри человека, - а когда ты не одинок в грехе и рядом с тобой грешит кто-то ещё - голос совести как будто впадает в замешательство, в ступор, и уже пищит что-то нечленораздельное. Можно и не слушать!

Так Александр и оказался в Ханое, в гостях у знаменитой качу, - как называют здесь куртизанок. Она держалась с большим достоинством, со своего места с любопытством разглядывая гостя. Стояла, как греческая статуя, слегка изогнув стан, одну руку вперив в бедро, другой - поигрывая блестящей серёжкой. Серёжки у неё действительно были великолепны, похожие на тоненькую ниточку паутины после дождя: крохотные камушки-капельки как будто сами по себе держались в воздухе. Она ими мастерски играла, создавая лёгкие переливы, которые нежным блеском ложились на её смуглую шею.

Александр был мгновенно очарован этой игрой, - в его мозгу тут же возник зрительный образ, который он увидел два года назад через линзы своего микроскопа. Это были удивительные продолговатые зерна, которые светились в отблесках лампы, похожие на маленькие бриллианты. Они отличались от известных ему кровяных клеток, и он смотрел на них долго, выжидающе, словно знакомился с ними, желал рассмотреть со всех сторон и понять, что от них можно ожидать. Они слабо окрашивались по методу Грама, в основном - на концах, оставаясь бледными посередине. Александр откинулся на спинку стула, слегка дрожащей рукой вытер залитый пОтом лоб и прикрыл глаза, давая им возможность отдохнуть. На чёрном экране век настойчиво продолжали «плавать» только что увиденные им «бриллианты».

Йерсен с опозданием осознавал, что происходит. Ладошка восточной красавицы, потеребив его за пуговицу сюртука, гладящим движением переместилась на плечо. Его не лишённый привлекательности профиль затрепетал, как ей казалось, от приятных ощущений. На самом деле ему захотелось чихнуть, - от куртизанки пахло чем-то удушающе сладким… Он не просто тогда семенил вокруг да около чумы, - он взял её за самое сердце. Взял - и сдавил!

Неоценимую поддержку ему в тот момент  оказал отец Вигано. Если быть честным, то именно заслуга священника была в том, что всего лишь через пять дней после визита к Китасато Сибасабуро Александр получил необходимый биологический материал. Джеймс Лоусон лишь пускал пыль в глаза, и Александр уже хотел было пойти на преступление: без разрешения срезать карбункул с какого-нибудь трупа, подкупив могильщиков. Но тратиться не пришлось: отец Вигано сопроводил Александра в склеп, где погребения дожидались покойники из христианской миссии. Отец Вигано дал ему благословение на проведение экзекуции и, блеснув в его сторону глазами, Александр сказал:

- Святой отец, мы подобрались вплотную к зверю!

- Дай-то Бог!

- Если я обнаружу что-то в этом гное, хотели бы вы, чтобы я увековечил ваше имя?

- Дать мое имя гною? Своеобразно и оригинально…

Они оба рассмеялись.

- Нет, увековечивайте лучше ваше. Я предпочитаю остаться в тени.

- Святой отец, почему вы помогаете мне? Принимаете во мне столько участия? - спросил Александр, аккуратно орудуя скальпелем. - Я думал, что все наши открытия - не совсем на руку приверженцам религии…

- Отчего же? Найдёте вы эту бациллу или нет - не имеет ровным счётом никакого значения в доктрине Божественного. Её наличие никак не доказывает и не опровергает существование Бога, и посему каждый из нас останется при своём. Вы знаете, люди верят, что Бог «живет» за синевой неба, как за неким занавесом. В один прекрасный день этот занавес будет отброшен, поверьте мне, - и люди не обнаружат там Бога. В этом и заключается парадокс Бога: Он неизмеримо больше, чем человеческий ум может вообразить, и намного ближе, чем человеческая фантазия может представить. А почему я помогаю вам? Ну просто вы мне симпатичны. Я люблю французов, воевал с ними плечо к плечу при Сольферино. Ох мы тогда австрияков потрепали, да простит мне мой сан эту восторженность давно забытой баталией! Они нас тоже знатно потрепали: много было убитых, ещё больше раненых. Зрелище такое, знаете, как на столе у мясника. Среди нас был такой человек, предприимчивый и, похоже, достаточно состоятельный, звали его Анри, Анри… Дюнан. Оказался он, ко всему прочему, очень чувствителен к виду крови и людских страданий. Когда вернулся на родину, он на свои средства основал первое общество Красного креста. Знаете про такое? Ну конечно же, вы же врач… Ну так вот, а я  после Сольферино решил стать священником.

Качу что-то шепнула на непонятном языке в самую раковину его уха, и этот неожиданный звук, сладко защекотав мембрану, вернул Александра к реальности. Он быстро пробежался глазами по мило улыбающемуся лицу девушки, стараясь представить, сколько ей лет, потом - у кого заказано её платье, милое, надо бы для Эмили такое приобрести. Когда-то же надо их навестить, - старшие брат и сестра уже обзавелись семьями и сделали его дядькой, а он даже не знаком со своими маленькими племянниками… Ласки качу, казалось, не трогают ни одного фибра его организма. Может, и впрямь позвать Луи, - усмехнулся Александр, - пусть уведёт её к себе, чтобы девушка не старалась напрасно и деньги не пропали впустую.

А, может быть, он импотент или вообще нетрадиционной ориентации? В своей среде он встречал некоторых чудаков со странными предпочтениями. Нет-нет, Александр быстро отбросил эти мысли: он знал, почему его не тянет к восточной красавице. Она была слишком доступна, с одной стороны, и эта доступность была как приторный кофе с четырьмя ложками сахара. С другой стороны, медик, он с брезгливостью пытался представить, сколько там побывало народа до него…

Сколько народа карабкалось к вершине с разных сторон, буквально вгрызаясь в каменный склон зубами, - лишь бы первым положить руку на венчавший её ледник. Только в Гонконге, помимо него, действовало ещё несколько научных групп, сформированных из учёных-добровольцев, а сколько их было по всему Китаю, - трудно представить! Профессиональное тщеславие в ту пору владело им настолько, что на фоне переживаний у Александра развилась некая чесотка, - зудело подмышками и в паху, в уголках губ и на сгибах рук, позади коленных суставов. Это мучительное состояние, произошедшее, видимо, как ответ на стресс, прекратилось только тогда, когда Александр отправил выделенную им бактерию почтой в Париж, а в Институте Пастера микроорганизм подтвердили и окрестили его Yersinia pestis.

Благодаря главенствующей роли Института Пастера в микробиологии, классификация микроорганизма была безоговорочно признана остальными учёными мира. Александр тогда пережил нечто несоизмеримо мощное, во много раз превосходящее любовный экстаз. С тех пор он не мог сравнивать это ощущение ни с каким другим известным ему наслаждением.

Он, наконец, решился. Вежливо, но уверенно снял руки качу со своих плеч, где эти две гибкие змеи танцевали свои призванные разжигать желание танцы.

- Эээ… Спасибо вам! Мне всё очень понравилось, правда! А теперь мне пора, извините.

И вернулся к своим белоснежным лошадям и любимой каучуковой роще.