Блюда из картошки. Второй этап кулинарного конкурс

Я уже описывала мои этапы участия в кулинарном конкурсе. Конкурс затянулся, мне пора было выходить на работу, поэтому сочинять в три дня что-то по-настоящему креативное было  невозможно. Поэтому, увидев свое имя в списке перешедших во второй этап кулинарного конкурса, я решилась на дерзость.
Уважаемые читатели! Заранее приношу извинения за вставку литературного фрагмента из книги Михаила Гершензона «Робин Гуд».

Итак - вот задание организатора:  Приветствую участников которые прошли в следующий тур нашего шоу!

В этом задании у вас будет один основной ингредиент с которого нужно приготовить три блюда.

ОСНОВНОЙ ИНГРЕДИЕНТ

Картофель

БЛЮДА КОТОРЫЕ НУЖНО ПРИГОТОВИТЬ

Суп (отварить картофель, добавить бульонный кубик и засыпать какую-то крупу-не то что надо нам).
Салат (оливье и винегрет - салаты не для конкурса).
Основное блюдо (пюре, жареный картофель или картофель в мундирах-не подойдет).

Блюда должны быть оригинальными, а не те, что мы видим ежедневно у себя на обеденном столе. Мы хотим увидеть креатив и красоту. Только проявив всю свою кулинарную фантазию вы справитесь с этим заданием и оно не покажется вам простым и банальным.

Все три блюда обязательны к приготовлению.

На задание даётся три дня.

Картошка... Только не жареная, не вареная, не в супе, не толченка... Что хочет жюри? Жюри хочет креатива.
И чего только не лезло мне в голову. Я уже и в историю Древнего Перу нырнула. Картофель именно оттуда берет корнеплоды, вы, кстати, в курсе, что они изначально ядовиты, и чтобы их есть надо сначала высушить, крепко выморозить, потом еще раз высушить. Ладно, подумала я, не будем травить жюри. Перу В Ы Ч Е Р К И В А Е М.
Потом я вспомнила, где чистят картошку ведрами. Столовка. Память достала с полочки воспоминание из детства: загородный пионерлагерь, совершенно автономный, отрезанный от внешнего мира, в том числе и кулинарно (ну мне так казалось). Но я залезла в топ конкурса и поняла, что кто-то уже поет: здравствуй, милая картошка-тошка-тошка, пионеров идеал-ал-ал! Пионерское детство В Ы Ч Е Р К И В А Е М.
Ну и что мне остается? Какое-то совершенно постное меню. Суп, салат, основное блюдо... Монашеский обед. Кто там у нас из монахов, который был бы еще и кулинаром? И я вспомнила! Отец Тук! Монах, один из спутников разбойника Робина Гуда. Пусть он и был расстригой, но кто-то же должен был отпускать грехи благородных разбойников! К слову сказать, справился он со своими обязанностями отлично. Робин Гуд и по сей день остается символом защитника бедных. Думаю, что и с другой своей миссией: прокормить эту разбойничью ораву, он справлялся прекрасно. (Прошу учесть, что всё, написанное далее лишь моя фантазия, строго ограниченная условиями конкурса) Итак...

Утро отца Тука начиналось с завтрака. Вернее, с причастия. Кружкой вчерашнего молока и ломтем домашнего хлеба он благословлял, то есть пересчитывал, оставшихся бойцов. Каждый из них, как на духу рассказывал монаху свои грехи, и молоком проверялось – тяжкие они или нет. Если молоко в кружке прокисло – плохо дело, а если свежее – все грехи отпустило. К слову сказать, у Робина в кружке всегда было только парное молоко, потому что окрестные пастушки тоже приходили к отцу Туку за отпущением грехов.
Еще до начала причастия, великан Тук забрасывал в остатки вчерашнего догорающего костра полведра картошки – это для себя. Отпустив грехи, он скромно принимался за трапезу. «Грешен я, Господи! Но через меня отпусти грехи детей твоих!» Так приговаривал отец Тук, занимаясь приготовлением САЛАТА для себя, родного. Он выгребал из золы золотистые клубни картофеля, небрежно очищал, брал оставшуюся после причастия простоквашу, поливал и сверху щедро сыпал зелень. Лук, укроп, петрушку. Ароматная картошка с дымком жадно впитывала в себя белые облака простокваши, драпирующийся зеленью, так что всем казалось, что отец Тук питался одною лишь травой – святой человек! Он называл это блюдо САЛАТОМ и все уважительно кивали.
Вскоре приходил Робин. Как известно, оленей в Шервудском лесу, расположенном неподалеку от Ноттингема было много, вот и сегодня в распоряжение отца Тука был доставлен один из них. Монах Тук владел оружием в совершенстве, но предпочитал всегда обходиться добрым словом и увещеванием, хотя глядя на то, как мелькал в его руках охотничий нож при разделке туши оленя, у разбойников не возникало желания даже пошутить над толстяком в рясе.
Разжигая очаг, следовало быть осторожным, и не привлекать внимания людей шерифа, поэтому отец Тук пользовался углублением в земле, в которое прекрасно вмещался большой, пузатый крепкий чугунный горшок, отлитый специально для святого отца в кузнице из соседней деревни. Прямо в холодный котел по очереди летели кости, на которых оставались достаточно приличные куски мяса, почки, печень и прочий тщательно очищенный ливер благородного оленя, целые клубни картофеля, лук и морковка. Сверху, перекрестив горшок, монах, с легкостью встав на колени, налепил крышку, изготовленную им здесь же из остатков сыворотки, муки и пары яиц. Он даже приделал импровизированную ручку, чтобы с легкостью открыть чугунок, когда варево будет готово. Надежно укрыв яму железным настилом, он развел над ней костер. Солнце пронзало лучами, как стрелами поляну – денек обещал быть замечательным.

По узкой лесной тропе, то и дело пригибая головы и стряхивая с ветвей дождь радужных капель, ехали два всадника. Копыта лошадей глубоко уходили в разбухшие листья, мох и молодую траву.
Птицы звонко пересвистывались над головами путников, словно потешались над неуклюжей посадкой толстенького, который трусил впереди. Он болтался в седле из стороны в сторону, так что распятие подпрыгивало у него на груди. Капюшон его плаща сполз на затылок, открыв дождевым каплям и солнечным лучам блестящую круглую, как тарелочка, тонзуру.
Второй всадник, ехавший следом за ним, сидел на лошади боком, посмеивался, глядя, на короткие ножки спутника. Он одет был в такой же плащ, Только поверх плаща и спереди и сзади нашито было по большому кресту.
Вдруг лошади стали.
От неожиданного толчка, всадник, сидевший в седле боком, едва не упал.
Посреди дороги, протянув руку вперёд, стоял монах в изорванном, заплатанном плаще.
– Святые отцы, подайте нищему служителю Христову! – послышался голос из-под капюшона. – За весь день мне никто не подал ни фартинга на ужин.
Услышав смиренные слова, маленький всадник облегчённо вздохнул. Лицо его, мгновенно ставшее белым, снова оживилось. Он сунул было руку в кошель, когда крестоносец крикнул:
– Проваливай с дороги, монах! Нашёл, у кого просить – у нищих служителей церкви! Нет у нас ничего, ступай своей дорогой.
Каноник тронул поводья и проехал мимо нищего. Но нищий догнал его одним прыжком. Сильной рукой он схватил лошадей под уздцы и остановил всадников.
– Святые отцы, – сказал он тихим, спокойным голосом, – неужели мы не заслужили у господа бога нескольких золотых монет! Братие, преклоним колена и воззовём к милосердию Божию. Может быть, господь услышит нашу молитву и ниспошлёт нам от щедрот своих на пропитание.
Каноник положил руку на рукоять меча. Но монах заметил это движение. Он тряхнул головой, и капюшон упал ему на плечи. Молодое, румяное лицо оказалось у монаха. Русая бородка, ровные белые зубы под задорными завитками усов. Крестоносец поспешно слез с коня. Его маленький спутник стоял уже на коленях, сложив руки на груди для молитвы. Неловко подгибая длинные ноги, каноник опустился рядом с ним. Тут и монах преклонил колена.
– Ну, братие, – сказал он, – вознесём молитву к престолу Всевышнего. Повторяйте за мной: «Господи Боже, внемли смиренным рабам твоим…»
Святые отцы перекинулись быстрым взглядом.
– Господи боже, внемли смиренным рабам твоим… – дрожащим голосом прошептал приор, подняв глаза к небу, заслонённому яркой зеленью дубов.
– Господи боже, внемли смиренным рабам твоим… – торопливо прошептал за ним каноник.
– «…и ниспошли нам на пропитание…»
– …и ниспошли нам на пропитание…
– «…золота…»
Не смея повернуть голову, маленький путник искоса посмотрел на крестоносца. Тот, втянув голову в плечи и согнув дугой могучую спину, повторял побелевшими губами:
– …золота…
– «…елико возможно больше!» – громко воскликнул нищий монах, вскакивая на ноги.
– …елико воз-змо-жно… больше, -прошептали святые отцы.
– Отлично, братие! – сказал нищий. – Вы хорошо молились – видать, от чистого сердца. Уж, верно, Господь услышал нашу молитву. Давайте же, братие, осмотрим карманы наши и поделим по-братски всё, что послал нам Всевышний. Начну-ка я первый.
Лукаво посмеиваясь, нищий монах обшарил свои карманы.
– Гм! Видно, я грешен перед господом Богом: у меня в карманах ничего не прибавилось после молитвы, но сдаётся мне, всё же молитва наша дошла до престола господня. Посмотрим, посмотрим, чем подарило нас милосердие божие… О! Да тут и впрямь что-то есть!
Так воскликнул нищий монах, вытаскивая из кармана крестоносца туго набитый кошель.
– А теперь у вас, святой отец!
Второй кошель, не менее пухлый, упал на траву рядом с первым.
Под пристальным взглядом нищего крестоносец скинул на землю свой плащ, разостлал его пошире и высыпал на него две пригоршни звонких монет. Он безропотно разделил их на три равные части.
– Блажен, кто верует! – воскликнул монах, сгребая с плаща свою часть золота. – Возблагодарим Господа за милосердие его!
Но святые отцы не стали молиться на этот раз.
©Михаил Гершензон «Робин Гуд»

Отец Тук вернулся к костру, когда солнце уже бросало свои лучи с другой стороны леса. Сидящие у догоравших поленьев мальчишки, жарили нанизанные на веточки белые грибы. Он сгреб в сторону золу и грубыми кожаными варежками отодвинул в сторону лист железа.
Ручка, которую он прилепил к крышке чугунка, стала коричневой, но вполне выполнила свою функцию. Повертев крышку вправо-влево, монах снял ее к вящему удовольствию мальчишек. Они не просто так жарили грибы – они знали, что это будет добавкой к супу, который продолжал бурлить в котелке. Монах так и называл эту мешанину – сууууп.
Когда грибы утонули в бульоне, отец Тук взял черпак, глубокую миску из обожженной глины, налил ее до краев, зачерпнув мяса и овощей посыпал сверху своим любимым набором зелени. Мальчишки, прыгая от восторга, достали ложки и все вместе начали хлебать СУП.
«Одним супом сыт не будешь, - проворчал повар, настраивая новый костер, - Солнце садится. Скоро наши молодцы вернутся с охоты, они будут голодными!» Вскоре языки пламени радостно лизали сухие поленья, а отец Тук нанизывал на железные шампура по очереди куски мяса с нарезанными пополам клубнями картошки. Все это он пристроил домиком с наветренной стороны от пламени. Солнце совсем село, и к огню радостной ватагой подошли 39 молодцев. Каждый получил миску супа и шампур.
Робин Гуд обнял необъятную талию монаха Тука и воскликнул:
– За весёлый Шервудский лес! За королевских оленей и наши меткие стрелы! За тридцать девять моих молодцов и за сорокового – фриара Тука!
THE END