Памир-Мургаб-2 глава 10

Медаль замполита.

Так вот и жили-служили мы в тот год на наших дорогих «Чечектах»; ремонт шел полным ходом, служба в нарядах тоже нагрузочку давала не шуточную, так как работ за «системой» местными жителями велось достаточно, а эти работы нужно было прикрывать пограничными нарядами. В общем, скучно не было. Нагрузка на личный состав была большая, но и на нас, офицеров, слабой ее не назвать. Судите сами! Через сутки ночной выпуск нарядов, минимум две проверки службы нарядов в сутки осуществляли, о еще две просто записывали. И додумался же какой-то умник в Главном управлении, что нужно проверить за сутки сто процентов нарядов на направлении вероятного движения нарушителей, а на остальном участке не менее семидесяти процентов? Это даже физически было невозможно осуществить, тем более, когда до участка границы от заставы далеко, да два офицера всего на заставе. Но эту глупость о проверках нарядов записали в приказ и еще проверяющие всегда указывали по проверке службы недостатки: «Мало внезапных, повторных, скрытых проверок», хотя прекрасно знали, что значительная часть проверок и вовсе – «липа».
Еще приходилось раз в месяц пешочком проверять работоспособность сигнализационного комплекса, еженедельно осуществлять выходы на пограничные перевалы, служить раз в неделю на постах наблюдения. Организуя т.н. «офицерское наблюдение». Мы с замполитом службой не тяготились, так как любили ее, но вот уставать – уставали. И силы по молодости не всегда могли рассчитать правильно, и восстановиться правильно не умели. Да и ремонт свое дело делал, так как все время, что было не занято службой и ее планированием мы с Мишей руководили работой на строительных объектах, а порой и сами непосредственно включались в работу.
И как-то постепенно между мной и комиссаром «черная кошечка» прошла. Не пробежала. А как-то просочилась, почти что проползла; причем, медленно-медленно. Началось все наверное, с того, что я «поймал звезду». Повод, конечно был, так как граница стала резко омолаживаться, начальники на заставы приходили новые и я быстро из разряда «молодых» начальников практически переместился в разряд старожилов, а учитывая, что многие начальники приходили «с низу», с других отрядов, то учитывая мой еще «замбойский» Мургабский опыт и вправду таковым являлся. К тому же на различных сборах-совещаниях в отряде и на комендатуре меня постоянно хвалили, не стеснялись даже ставить в пример, вот меня от этих «медных труб» и понесло. Замполита, кстати, тоже все время хвалили, даже я бы сказал, без удержу, может и у него в чем-то тоже «звездность» проросла? Ну, это только сам Миша может судить, я не замечал.
Дело в том, что я все-таки не забыл свои «замбойские» времена, когда лупили нас с начальником на заставе и в хвост ив гриву. Иногда заслуженно, а чаще нет; просто как считаю, из-за личной неприязни, которая не пойму по сей день, на чем основывалась? Да она, очевидно, и не может на чем-то основываться, она либо есть, либо ее нет. Вот и боялся я, что перестанем мы быть лучшими, что снова пойдет мне «плеткой по ребрам», а этого ох как не хотелось! Вот и рвал я свою задницу в клочья, чтобы осталась застава лучшей, не давал спуску ни себе, ни подчиненным. Из любой мелочи раздувал вселенскую беду, взыскивал как за что-то крупное. А может, и правильно делал? Бывшие солдаты скажут, что нет, а я вот, по сей день убежден, что первая забота о солдате это не из вопросов материального обеспечения, хотя эти вопросы наиважнейшие. А самая первая забота о солдате – вовремя, подчеркиваю вовремя, выдрать по полной его за какую-нибудь мелочь, чтобы у него ни мысли ни возможности не было совершить что-то нехорошее по крупному. Но вот здесь-то существует тонкая грань, это соответствие наказания проступку, и переступить эту грань ну никак не желательно. Только вот как это осуществить никакая инструкция не подскажет; только интуиция. И даже опыт не всегда гарантирует, что не переступишь эту грань, а она, повторюсь, ох и тонка! Не спросишь в полной мере – воин решить, что его «пронесло» и можно дальше творить «черные» дела, а перехватишь лишнего – озлобится человек, да и коллектив определит, что многовато начальник с нарушителя спросил – и тоже замкнется.
Вот в такой ситуации мы и стали существовать к середине лета восемьдесят седьмого. Я драл с людей три шкуры, а замполит считал, что я неоправданно жесток. Миша на нарушения реагировал только чисто путем бесед «по душам», которые по моему мнению, большого воспитательного эффекта не имели, а я же за все подряд наказывал. Наказания, как правило, заключались в тяжелых физических работах, которые наказуемый выполнял за счет личного времени, или сна.
Должен заметить, что это не значит, что от моих наказаний не было «промытой воды» всем подряд воинам заставы. Круг относительно нерадивых воинов, на долю которых и приходилась львиная доля различных наказаний, был достаточно узок. К большинству солдат и сержантов серьезных претензий не было, но вот с немногочисленным кругом нерадивых что-то не складывалось. Несмотря на все наказания, пролетали они регулярно! И ведь не сознательно, а по состоянию души! Есть такой тип людей, что пролетают просто потому, что пролетают. В будущем я понял, что просто нужно обратить внимание на личностные качества человека, посмотреть на то, как он используется в своей деятельности и может быть, стоит найти для него другое применение? Но тогда я подобным опытом не обладал и заурядно «пролетчиков» дрючил. Замполит считал, что я с людьми поступаю слишком грубо, «перегибаю палку» и так нельзя. Где же была истина? Да, наверное, посередине! Только вот эту «середину» нам с Мишей еще и предстояло найти, а пока дело дошло до прямого противостояния, которое случилось из-за слабенького сержанта, командира строевого отделения. Парень был внешне здоровый, но к руководству людьми не способный абсолютно. И вот однажды я пришел в пять сорок пять на заставу, чтобы ставить приказы нарядам, которые заступали на службу с шести часов. Однако я обнаружил, что наряды еще и не готовились толком, а сержант, будучи дежурным, равнодушно за этим наблюдал! Нужно сказать, что не пунктуальность на меня всю жизнь действовала, как на быка тряпка, так и в этот раз! Я на матерках лично поставил наряды на приказы, заявив, что прием пищи они проспали, однако уже после приказа все-таки дал десять минут позавтракать и после этого отправил наряды на границу. Сержанта же вызвал в канцелярию и воззрился на него, не зная, как же можно его пронять, чтобы заставить выполнять элементарные обязанности? Нужно было просто решить вопрос; снять его с должности и подобрать сержанта из тех солдат, которые имеют необходимые качества для руководства людьми! Но я почему-то не видел такого решения, может потому, что не знал, как обосновать свое решение перед командиром? Грубых нарушений у младшего сержанта не было, а за то, что не способен к руководству, за это трудно снять с должности любого начальника, пока его работа не приведет к большому «пролету». Это, кстати, характерно не только для сержантов-«срочников», но и для офицеров. За свою пусть и не очень долгую, но смею думать, яркую службу убедился. А своим аморфным управлением он уже меня достал! Я уже применил к тому времени к нему практически все «рычаги», на которые мне хватало ума и таланта, но толку не было!

Отступление очередное. О поощрениях и взысканиях.
Предлагаю порассуждать на тему о взысканиях и поощрениях различных категорий военнослужащих. Почему-то бытует мнение. Что самая угнетенная категория в этом аспекте – солдат или сержант «срочник», но вот я смею думать, что это не так!
Никогда никто не задумывался, почему многие офицеры искривляют т.н. «дисциплинарную практику», доходят до рукоприкладства, до различных истязаний, что «прикрываются» различными тактическими или строевыми занятиями, грязными хозяйственными работами? Неужели от врожденного садизма, коим наделила господ офицеров мама при рождении? Чаще всего нет (хотя бывают исключения, но по моим наблюдениям крайне редко), а собственно причиной этого является отсутствие реальной власти, которая позволяет заставить подчиненного выполнять свои обязанности. К примеру, возьмите отпетого разгильдяя, что уже стал «родным сыном» гауптвахты, которому увольнение в запас «светит» только в последнюю партию, но до уголовного нарушения дело не доходит? А если и доходит, то только на той грани, когда Закон трактует это стыдливо «на усмотрение командира», а командир все-таки без крайней надобности такое усматривает крайне редко? Так вот, этот разгильдяй не разлагает, а просто «хоронит» дисциплину в подразделении, а заодно и карьеру командира подразделения. А как на него воздействовать? Все «документы» тех лет, как правило, предлагали ерунду, а все «указания» сводились к тому, что «к таким людям нужно искать особый подход». А на прямой вопрос, какой это «особый подход» - следовали пространные рассуждения ни о чем, которые опять заканчивались пожеланиями, что «с людьми нужно работать», да про «особый подход». Конечно, доля истины в этом есть, но еще бы я добавил, что способности к этой работе есть ни у каждого командира, а как быть тем, у кого нет врожденной коммуникабельности, хотя других положительных качеств в избытке? Вот здесь-то и должен бы придти на помощь Закон, но он пусть и помогал, но не в полной мере.
Ладно, что это я разнылся? Нынешним командирам многократно хуже, чем было нам. Так что, считайте эти мои размышления ортодоксальными и не нужными.
Тот младший сержант отпетым негодяем не был, он даже был неплохим парнем, но… абсолютно «никаким» сержантом. Для него было проще потерять сержантское звание, сесть на гауптвахту, поехать на «эдельвейс», в хлам законфликтовать с начальником, чем что-то элементарное потребовать с любого солдата заставы. Но все-таки я его «пробил»!
-Слушай, вражина! Из-за таких, как ты, в сорок первом до Москвы отступали! Ты позоришь здесь, в армии, и отца, и мать! Позоришь предков своих, что в войну воевали и погибли за тебя! – наехал я на парня, увидев впервые, что ему не безразличны мои нынешние нотации. И я приказал:
-Садись и пиши письмо домой, что ты отвратительно служишь, что ты позоришь родных!
-Не буду! – проблеял младший командир.
Добавлю, что рост у него был где-то метр восемьдесят пять, а вес килограмм под девяносто, только вот характера было на метр с кепкой!
-Что?! – выдал я, садись и пиши! А то я сам напишу!
«младшой» уселся за «замовский» стол, взял предложенную авторучку. Лист бумаги и замер, а я же покинул канцелярию, так как работы хватало и сидеть рядом с писателем возможности не было. Вернулся я минут через двадцать и увидел. Что на листке написано только «Здравствуйте мама и папа!», что в принципе. Было и ожидаемо. Тогда я сказал, что раз не хватает ума написать самому, то пусть пишет под диктовку и начал:
-Писать меня вам заставил начальник заставы, так как по его мнению я не способен нормально служить и говорит он, что я вас позорю. Я не командую подчиненными… - и в таком духе. Сержант писать вскоре перестал, а стал хлюпать носом, а я же сказал:
-Если уж не можешь – я сам напишу! И через пару-тройку минут зачитал текст о том, как сын достойных родителей позорит их простую русскую фамилию (которую я сейчас умышленно не называю), после чего запечатал письмо в конверт, написал адрес и выпроводил «младшого» из канцелярии, отправив спать. Следом я вызвал свободного от службы сержанта, и кратко обрисовав ситуацию, велел не спускать с «младшого» глаз. «Младшой» не ложился, а пару раз подходил ко мне и ныл, чтобы я не отправлял письмо, но я в итоге приказал ему «отбиться» через сорок пять секунд и до общего подъема не подниматься с кровати, что и было выполнено.
Сержант действительно впервые переживал, но первые результаты своего изуверского труда я обнаружил уже после обеда, когда увидел. Что он во время руководства строительными работами на объекте вдруг «наехал» на подчиненных, а те, уронив челюсти от неожиданности, просто обалдели от такого его поведения. Только вот его «наезд» выглядел как-то жалко и неумело!
Перед совещанием я вызвал «младшого» к себе и отдал ему письмо, пообещав написать новое, если он не сделает выводов, а уже непосредственно на совещании сделал ему только дежурную «накачку». Замполит же на совещание опоздал, а держался уже несколько дней как-то отчужденно. Я не стал обращать внимание на опоздание, а поведал Мише про свою «индивидуальную работу» с сержантом. Миша не дослушав, закричал, что так нельзя поступать с людьми, что я творю черт знает что… Я попробовал надавить на него чисто властью, типа «товарищ лейтенант, прекратить», но он выскочил из канцелярии.
После боевого расчета я вызвал замполита в канцелярию, но вместо того, чтобы по человечески поговорить, может даже и поспорить, взял с дуру официальный тон (начальник же!) и вычитал мораль о недопустимости такого поведения. В итоге мы стали держаться сухо и официально, а учитывая, что из руководства на заставе мы были вдвоем, ситуация стала походить на идиотскую; руководство лучшей заставы надулось друг на друга. Так продолжалось дня три, но потом у меня хватило ума вечером инициировать с Мишей разговор, в котором мы высказали друг другу кучу претензий и пусть не сошлись во взглядах, но лед в отношениях растопили.
Примечательна и судьба того сержанта, из-за которого наши противоречия с замполитом и вышли наружу. Звания его так и не лишили, а как-то представляя личный состав на нагрудные знаки, написали и ему на «второго Погранца». С мыслью. Что знак вручать не будем, а приберем в «нычку»; вдруг кому-то надо будет вручить, а времени ждать знак не будет – такое тогда практиковалось сплошь и рядом. В определенное время знаки пришли – мы вручили, решив, что уж как-то не по-людски, рядовым вручаем, а сержанту, пусть и «никакому», «зажилим»! В установленный срок, когда стал писать представление сержантам о присвоении очередных званий, написал и ему на «сержанта», решив, что как-то неправильно, чтобы всю службу человек проходил «младшим сержантом». Когда же сержант увольнялся в запас. То во мне боролись странные противоречия; стоит сержант, с почти полным комплектом знаков – нет только «первого Погранца», который всю свою службу на заставе создавал мне проблемы, а рядом стоят солдаты. от которых я ничего негативного не видел, а внешне-то и не отличить!
Сержант, после того, как закончилось прощание с личным сроставом. Подошел ко мне и долго благодарил за то, что я его не стал гнобить за его работу, а я же отмахнулся; что уж там? А вот сделал я правильно, или нет – сомневаюсь до сих пор. Скорее всего – нет.
Вскоре ситуацию в наших взаимоотношениях с замполитом изменил один очень существенный факт; из отряда пришел достоверный слух, что заместитель начальника заставы «Чечекты» лейтенант Паршаков Михаил Николаевич награжден медалью «За отличие в охране Государственной границы СССР». Сказать, что это было шоком для меня – это мало, так как шок был практически у всего офицерского состава пограничного отряда. По отряду оползли слухи, что Миша «блатной» (это крестьянский-то парень, из деревни в Пермской области!), что его толкают «с верху», а меня начали «доставать» идеотским вопросом:
-Леш, скажи, а за что твой замполит медаль получил?!
Да и у меня на душе был сумбур; для того, чтобы меня понять, нужно сначала понять, что же такое для пограничного офицера значит медаль «За отличие в охране Государственной границы СССР»!

Отступление очередное. Про медаль «За отличие в охране Государственной границы СССР, и вообще о кадрах и кадрах политсостава.
Как известно, в любом Государстве существуют награды, которыми награждаются граждане за различные заслуги. Не знаю, как в нынешние времена у молодых офицеров в армии, но в те, уже давние времена нам ничто человеческое чуждо не было. Естественно хотелось нам и государственных наград, орденов и медалей. Но в пограничных войсках есть одна награда, что стоит особняком; это медаль «За отличие в охране Государственной границы СССР». Я помню, как еще курсантами пограничного училища мы смотрели на наградные «колодки» офицеров. Награды были у многих; большинство составляли за выслугу лет и юбилейные, но были и реально боевые ордена и медали! Тем не менее. В ряду цветных ленточек мы выискивали зелененькую, с красными краешками; нашу, пограничную медаль! Это был как «знак качества» пограничника! Мы могли наблюдать уважаемого офицера, имеющего ордена, но если у него не было нашей, пограничной, медали, то мы смотрели на него с удивлением; чего-то не хватает?! Как, почему у такого заслуженного человек нет нашей медали? А особым уважением у нас пользовался начальник кафедры тактики пограничных войск полковник Ткачев и замполит полевого учебного центра майор Кундык; у этих офицеров было по две(!) медали «За отличие в охране Государственной границы СССР»!
Усовсем недавно в нашем отряде на границе получить медаль было нереально. В отряде было очень много награжденных. А бывший начальник десантно-штурмовой маневренной группы подполковник Барсуков и вообще стал Героем Советского Союза! Сменивший его подполковник Рахимов стал кавалером ордена Ленина, но это все было за Афганистан! Заслужено. Даже больше, чем заслужено, но только за службу на войне. А вот на границе в лучшем случае были только знаки «Отличник пограничных войск». С приходом же на должность начальника отряда подполковника Авдонина ситуация изменилась, офицеры стали получать награды. Я тоже стремился заслужить награду, считая, что добросовестная служба и является основанием для этого. Так оно и было, но были и нюансы.
Дело в том, что в советских пограничных войсках кадровые органы в управлениях округов были разделены на два отдела ;во-первых, собственно кадры, куда входили командиры, «тыловики», «технари», инженеры, связисты… в общем, почти все. Во-вторых – кадры политсостава, туда входили только политработники всех мастей. Так вот, награды у нас давались не только за какие-то отличия, но еще и по разнарядке, что спускалась «с верху». Есть разнарядка – есть награда, а на нет, как говорится, и суда нет. И получались порой комические случаи; например. Два «однокашника» служат в одном подразделении, но один из них политработник, а другой, например, даже его начальник! И вот, подходит им срок получений очередных званий, представление на которые им и отправлены, только вот если из отряда эти бумаги ушли с одного отделения – строевого и кадров, то уже с округа они пошли из разных ведомств. На начальника – с отдела кадров, а на замполита – с отдела кадров политсостава. Итог же был такой; на политработника приходил приказ о присвоении ему очередного звания, а начальник мог еще несколько дней ждать подобный приказ!
В отношении наград тоже случались казусы; разнарядка на награждение политработников могла быть больше, чем на всех остальных, несмотря на то, что число этих самых остальных было значительно больше. О справедливости, или наоборот, абсурдности ситуации судить не берусь, так как для себя давно уже определился. Оставляю это на Ваш суд.
Вот и пришла такая разнарядка по линии кадров политсостава в наш отряд, а командование и решило, что наградить нужно лучшего замполита с границы. И таким образом, лейтенант Паршаков Михаил Николаевич, что на тот момент реально был отличным замполитом, не служа на заставе и года, получил медаль! Нужно сказать, что Миша чувствовал себя очень неловко, когда узнал о том, что ему пришла награда. Ему было неудобно передо мной, перед другими офицерами. По-моему, если бы выбор был за ним, то Миша отказался бы от этой злосчастной медали, но выбирать не приходилось; наградили – значит получай. Вручили ему медаль, правда, без лишней торжественности; просто приехал Михаил в отряд с заставы за почтой, командование отряда собралось в одном кабинете и вручили. Хотели, конечно, хотя бы на читке приказов, в субботу, но Михаил практически уперся, чтобы все прошло без торжеств.
У меня на душе, должен сознаться, бушевала настоящая буря. Я прекрасно осознавал, что с замполитом мне не просто повезло, а очень повезло! Трудно было предположить, как бы было, если попал бы Миша на заставу двумя годами раньше, когда увольняемый призыв, «уставший» служить, не желал, кроме службы в нарядах, заниматься вообще ни чем, а младший призыв делал всю работу, хватая урывками сон? Помнил я прекрасно и свой «дурдом», и постоянные «наезды» на начальника заставы, помнил труднейшую переделку коллектива, когда изменениям сопротивлялся каждый солдат, а командование отряда, которого сейчас и в отряде в помине нет, вместо помощи нас же еще и смешивало с грязью? Да, на нынешней заставе можно уже и награды получать, думал я. Только вот если уж есть за что награждать, то почему замполита? Что же, я совсем уж такой неудачливый? Или застава нормальной стала только благодаря работе замполита и вопреки моей работе? Но мысли мыслями, а как же себя вести? Этот вопрос я задавал себе не раз, приходя к одному и тому же ответу: замполита надо поддержать! И я поздравил замполита от всей души, переступив через мелкие амбиции, определив для себя, что и всем, кто будет спрашивать у меня эти глупейшие вопросы «а за что твой замполит медаль получил?», или «а почему тебе-то медаль не дали?» буду отвечать, что потому, что заслужил.
Случай представился через полчаса после возвращения замполита из отряда. Ко мне в канцелярию мячиком вкатился мой «правый» сосед, Нафис Хамитыч Шамсутдинов, что тоже возвращался из отряда, куда ездил по каким-то своим делам. Невысокого роста, кругленький, очень подвижный, Нафис бегал по канцелярии, выдавая тирады со скоростью пулемета, что говорило о его излишней возбужденности:
-Леша! Это п…ц! Я старый дурак («старому дураку» на тот момент был тридцать один год), этой медали не имею! Хрен с ним, я – старый дурак! Ты – его начальник заставы, этой медали не имеешь! Леша, это п…ц!!!!!
Приблизительно такой текст я выслушал за пару минут раз двадцать, прежде чем сумел вставить слово, хотя и сам имею супер подвешенный язык?
-Нафис, ну получил и получил! Что ты в самом деле? Замполит у меня отличный, уж по лучше, чем у тебя! Заслужил – пусть носит! Закрыли тему!!!!
Славный сын дальневосточного татарского народа остановился на полуслове, перестал бегать по канцелярии, открыл рот и сильно округлил глаза, что свидетельствовало о крайней степени возмущения. Помолчав так секунд …цать, Нафис выдохнул:
-А-а-а-а обмыть!!!!!!
-Вот это другое дело! Одна беда, чтобы обмыть – нужно сперва достать! Давай так, я за пару дней найду пару фуфырей, сделаем шашлык и тебе, да и Юрке Гончарову позвоню!
-Брось, Леш! – сказал Нафис, - потом будет как всегда некогда, так и замылите!
Возразить было трудно, логика в рассуждениях соседа присутствовала железная, но вот действительно, алкоголя на заставе не было, да и в кишлаке найти было затруднительно. Постепенно наш разговор с Нафисом скатился к повседневной рутине, а вскоре он и засобирался к себя на заставу. Так все и закончилось бы, но вот чувство какой-то незавершенности, даже виноватости продолжало глодать мою душу. Ну положено у нас обмывать все события, даже если не хочется! Да и однообразие нашего бытия провоцировало на подобные мероприятия как пьянка, что уж греха таить!
Нафис, уже прощаясь, спросил:
-Так что Леш, точно ничего нет?
-Да говорю, нет! Только спирт с нашатырем от Сереги Арнутовского! – ответил я.
Услышав это, Шамсутдинов взревел:
-Так что ты мозги…..! Давай!
Здесь необходимо пояснить, что такое спирт от начальника инженерного отделения капитана Арнутовского. Дело в том, что на вооружении застав состояла инженерная техника, для обслуживания которой полагался спирт. Раньше с этим спиртом было очень много анекдотов и случаев, но он тем не менее, реально поступал на заставы. Продолжал поступать он и нынче, но в свете нового антиалкогольного законодательства было ясно, что техника его не увидит, а встретится этот спирт с организмом пограничных офицеров. Вот чтобы этого не произошло, и экспериментировал начальник инженерного отделения над таким важным пищевым продуктом, насколько позволяла ему фантазия. Первый раз эта самая фантазия подсказала ему смешать спирт с чернилами, но это не остановило пьяниц в офицерских погонах. Кто-то пропускал этот продукт через самодельные фильтры, наполнителями которых был и уголь, и простые промокашки из тетрадей, а самые ленивые решали, что им не составит труда и походить сутки с синим языком и пили так. Серега Арнутовский не смирился с поражением, а смешал спирт этиловый со спиртом нашатырным. Не знаю, как для кого, а для меня лично данное средство оказалось успешным; попробовав после баньки грамм пятьдесят этой адской смеси, я решил, что пить ее не стоит. Вроде начальник инженерного отделения и праздновал победу, но только виктория оказалась неполной и кратковременной; на помощь моим отступающим войскам прибыли свежие полчища моего всеядного соседа, Нафиса Хамитыча Шамсутдинова!
Я еще пытался сопротивляться, сказав:
-Нафис. Ну его на…, пробовал я эту гадость! Невыносимо!
-Леша! Я тоже пробовал! Нормально! – с честными глазами ответил Нафис,
-Да ну, на фиг! Хочешь – пей, а я не буду!
-Леша, кто говорит, что мы будем пить? Мы просто обмоем медаль! Так сказать, соблюдем традицию – и все! По «соточке», опустим туда медаль, и я поехал! – железными аргументами пригвоздил меня Нафис,
-Ладно, давай! – сдался я, распорядившись, чтобы нам принесли в канцелярию несколько бутербродов, позвал замполита с медалью и достал адскую «смесь Арнутовского». Сначала я налил жидкости в одну кружку, туда положили медаль и сказав Мише напутствия, выпили по очереди с Нафисом, а остатки выпил Миша, сказав нам слова благодарности. После этого я разлил еще по чуть-чуть и вроде решили, что ритуал соблюден. Миша, спросив разрешения пойти заняться делами, благосклонно получил его, а мы Шамсутдиновым сидели покуривали. На чем свет стоит ругая Серегу Арнутовского за испорченный спирт. Я собрался уже убрать початую бутылку в сейф (где, кстати, стояла еще одна – полная), но Нафис предложил по крайней. Я не ломался и разлил снова; мы выпили и я стал медленно-медленно ставить бутылку в закрома. Я уже почти закрыл сейф, как Нафис выдал:
-Леш, ну давай еще по крайней – и я поехал!
В ответ я, не ответив ему, вызвал дежурного и отдал команду принести в канцелярию полноценный ужин, а также вызвать замполита. Мише я передал план охраны, написанное совещание с сержантами, распорядок дня и уточнил задачу на завтра, честно сказав, что насколько завтра можно будет рассчитывать на меня - я не знаю; мы с Нафисом продолжим обмывать его медаль!
Миша особо не расстроился, так как ему все равно сегодня предстоял выпуск ночных нарядов, а провести совещание и боевой расчет труда не составляло, поэтому отказавшись от еще одной порции нашего зелья, Миша удалился руководить заставой, а мы с соседом принялись за продолжение праздника.
Вскоре принесли ужин, где было много мяса, а также присутствовали свежие помидоры, что сегодня Миша привез с Мургаба, купив их в магазине. Пир пошел горой, а вскоре мы с соседом и забыли повод, по которому пьем. Нужно ли говорить, что итогом нашего праздника было обе выпитые бутылки этой адской гадости?
Вскоре я, держась из последних сил, провожал соседа у ворот заставы. Пусть я был в хлам пьян, но остатки соображения меня не покидали и я, увидев. Что Нафис хочет усесться за руль своей заставской «ГАЗ-66», принялся его отговаривать, доказывая. Что ехать должен водитель, но Нафис сразил меня аргументом:
-Леша, ты что, пьяный?
-Кто?! Я?! Конечно нет! – ответил я. Осознавая. Что безбожно вру,
-И я нет, нормально доеду! – ответил Нафис, после чего мы с ним обнялись на прощание и он, усевшись за руль, стартанул на свою заставу.
Я, привалившись к забору заставы, ждал, когда же сосед переежет Памирский тракт, моля при этом Бога, чтобы его не посетило озарение съездить куда-нибудь в Ош, или на свою бывшую заставу «Каракуль». Увидев, что «шишига» пересекла тракт и устремилась в сторону Ранг-Куля, я отклеился от ворот, и пошел было на заставу, но почему-то решил сходить на питомник, где увидел инструктора служебной собаки старшину Сашу Маслова. По натуре я человек не злой, даже когда выпью, так что плохого натворить могу редко, поэтому мирно побеседовав с инструктором «за жизнь», я пошел домой. Последнее, что связно сохранила моя память, была дверь моего жилища.
Пробудился я часа в три ночи; это пробуждение было ужасным. Вообще-то я не особо страдаю похмельным синдромом. Конечно, глупо утверждать, что после возлияния чувствую себя лучше, чем до него, однако, во всяком случае работоспособность не теряю, а сперва часа два-три после пробуждения и вправду чувствую прилив сил. Случаются эти события нечасто, так что вреда от них я не испытываю, но этот же случай был особый; такого жестокого похмелья я не испытывал ни до, ни после! Не буду я описывать свои мучения. Так как у соседа они получились еще круче, но факт остается фактом; медаль «За отличие в охране Государственной границы СССР», врученную лейтенанту Паршакову Михаилу Николаевичу мы обмыли! Если же учесть, что капитан Шамсутдинов на тот момент был самым старым и уважаемым начальником заставы в отряде, то результат этой «обмывки» получился такой, что судачить о том, достоин или нет Михаил такой награды, закончили, а он-то эту награду отработал в будущем с лихвой в своей повседневной деятельности.
Вот такие события и разнообразили нашу жизнь, а в основном же дни были похожи, как близнецы. Нет, не все подряд, а понедельник – на понедельник, суббота – на субботу. Мероприятия на заставе повторяются одними и теми же циклами, еженедельно.

Большой начальник

Что такое пограничный отряд? Нет, не в служебно-боевом понятии, а скажем так, в житейском? Ну, скажем так, большая деревня. В принципе все друг друга знают, а кто и не знает, то уж точно имеют общих знакомых. И даже если и взять людей, что даже ни разу не встречались, как например, начальник заставы правого фланга и стрелок заставы левого фланга, то уж во всяком случае до полсотни общих знакомых имеют, начиная от командования отряда и заканчивая несколькими солдатами. Соответственно, любой пограничный отряд имеет и все атрибуты большой деревни. Командование отряда можно обозвать администрацией деревни, но помимо администрации найдутся и просто авторитетные люди, что официальной властью не наделены. Найдутся и свои сплетники и сплетницы, свои «Кулибины», даже и свои … ну, понимаете, без кого не может быть деревня? Назовем их «людьми со странностями».
А если еще и учесть удаленность отряда, то любое мало - мальское событие становится и разнообразием в скудной на события жизни. Однако после того, как событие будет обсуждено со всех сторон, то к нему теряется интерес и оно уходит в прошлое. Так вышло и с наградой замполита; посудачили-порядили и по сути забыли. Тем более, что ожидались более масштабные события, как то прибытие лейтенантов выпуска 1987-го года и семидесятилетие Октябрьской революции. Юбилейная годовщина была славна тем, что наш отряд в кои века был снят с учета коллегии КГБ как один из самых неблагополучных, что не могло остаться не замеченным. К таким большим датам всегда приходила разнарядка на большие поощрения офицеров и прапорщиков, на которые рассчитывали и мы. Я тоже ждал, что меня не оставят в стороне от этого. Была заметна определенная неловкость в отношении меня и у командования отряда, и у коменданта. Как-то комендант, побывав на заставе, прямо сказал, что меня представили на поощрение правами Председателя КГБ, но на какое не говорил. Я как-то уже говорил, что бессребреником не был и считал, что уж раз я сам отдаюсь весь службе, то пусть иногда и служба что-то отдает взамен. Пока еще ни разу не отдавала, кстати, а забегая вперед, скажу, что взяла у меня в итоге любимая пограничная служба намного больше, чем дала. Да мне уже и не жалко, пусть пользуется!
А тогда «старлей» Володин поражал всех своей энергией, сутками вкалывая на заставе, не жалея ни себя, ни подчиненных. А с другой стороны – какие основания были для жалости? Нам с замполитом никто не давал скидок, что вместо пятерых офицеров и прапорщиков, что положены по штату на заставу, всю нагрузку тянули вдвоем? Правда, хорошую помощь нам оказывали наши сержанты, особенно старший техник сержант Андрей Жеребятьев и старшина заставы младший сержант Алексей Жалдаченко. Особенно же большая помощь в руководстве личным составом была от инструктора служебной собаки старшины Александра Маслова, начальника прожекторной станции сержанта Володи Чеботаева. Стремительно набирал авторитет и начальник радиолокационной станции сержант Женя Измайлов, прирожденный лидер по жизни. Но какую бы помощь не оказывали сержанты, все же на двоих нас с замполитом работы было изрядно. Правда, с осени прошлого года «мурыжили» документы на присвоение звание «прапорщик» Андрею Жеребятьеву. Это уже настолько надоело ему, что он высказывал мысли; уволиться и через месяц на Родине стать прапорщиком Советской Армии. Еще мы с замполитом, а особенно я. Усиленно обрабатывали старшину, младшего сержанта Алексея Жалдаченко остаться на сверхсрочную службу. Он особо не хотел, но под «прессом» уговоров вроде начал сдаваться. Как жизнь показала – зря, но об этом позже.
А еще нас буквально распирало от нетерпения; когда же приедет заместитель, то есть замбой? С конца августа мы ждале его со дня на день, получая скудную информацию, типа такого-то числа прибудут лейтенанты в отряд, такого-то числа будут отправлены на заставы!
Меня вопрос прибытия заместителя интересовал с двух аспектов; первый думаю. Понятен, а вот второй – как только закончу ввод в должность заместителя, так могу ехать в отпуск. И правда, поработал я с прошлого отпуска неплохо, устал не на шутку, а ехать в отпуск можно спокойно. Коллектив заставы стабильный, ремонт близился к завершению. Результаты ремонта были очень отрадные; застава просто преобразилась и практически все отрядные офицеры, глядя на проделанную работу и сравнивая ее с ремонтами, что были до нас, начинали отзываться обо мне и замполите в восторженных тонах. Было это чертовски приятно, что уж тут скрывать?
Но наверное, я не был бы я, если бы мой заместитель появился на заставе как положено. Я вообще с удивлением отмечаю, что сменив за службу начальником заставы трех замбоев и пять замполитов, ни разу нормально не получил лейтенанта с училища; без приключений. В общем, когда настал день, что офицеров выпуска 1987-го года отправили по заставам, я «обломился»; «мой» лейтенант оказался мастером спорта по пятиборью и вместо того, чтобы познавать азы офицерской службы. уже защищал «спортивную честь», то ли отряда, то ли округа на каких-то соревнованиях. Как ни странно, данный факт мне чувства гордости не добавлял. Я только тихо злился и матерился в душе, что не могли назначить ко мне обычного парня, не чемпиона? Но что делать, оставалось ждать. Дождался! Как-то мне позвонил кто-то из командования отряда и приказал приехать в отряд, забрать «своего» заместителя.
Прибыв в отряд, узнал, что лейтенант Мурачев, что назначен ко мне заместителем, в данный момент в санчасти лечит зубы. Я уже не в силах был совладать с нетерпением и пошел прямо в санчасть, где и познакомился с лейтенантом Мурачевым Сергеем Сергеевичем, который на момент знакомства сидел в стоматологическом кресле, с разинутым ртом. Пусть хоть вот так, но вскоре уже я знакомил лейтенанта с заставой, а на боевом расчете и с личным составом.
Серега Мурачев оказался веселым и компанейским парнем, с добрым нравом. Недостстков у него оказалось всего два, но за то какие! Во-первых, он до фанатизма любил спать, что для нас с Мишей было как-то непозволительной роскошью, а во-вторых, Серега абсолютно не собирался становиться начальником пограничной заставы. Он сразу сказал мне, что мечтает стать начальником физической подготовки и спорта отряда, или как-то по-другому делать карьеру в пограничном спорте, но вот на командную карьеру точно не настроен. А это уже был, увы, диагноз.
Отступление очередное. Об офицерской карьере.
Почему-то карьеризм в обществе в основном порицается. Считается отрицательным качеством. И в тоже время возникает вопрос, а как тогда осуществлять улучшение качества любого дела, если никто не будет стремиться выделиться в своей работе, показать лучшие результаты, чтобы освоим одну должность, получить другую, более сложную? Если будет отсутствовать здоровый карьеризм, то любое дело в итоге будет провалено, так как ему будет обеспечен застой. Плохо, конечно, когда карьеризм превращается в достижение цели по принципу, что «все средства хороши». Это когда человек готов давить своих сослуживцев, шагать по их головам, используя непорядочные формы и методы. А вот здоровый карьеризм – это не только хорошо, а просто необходимо. Вот его отсутствие – действительно плохо. Не редко за время своей службы я встречал офицеров, что уже ни к чему не стремились. Они просто пассивно ждали; в одном случае - когда «освободится место» равнозначное их должности, но в штабе, чтобы получить меньший объем работы, но и несравнимо меньшую ответственность, а в другом случае, оказавшись в этом самом пресловутом штабе, просто ждать окончания срока службы, почти как и солдаты, когда уже вышел приказ на увольнение, ждут партии из отряда. Вроде что-то выполняют, даже и хорошо, но уже чисто потому, чтобы не получить личных неприятностей. Квалифицировано, но без души, как говориться, «от сих и до сих».
Еще большая беда, когда офицер приходит с таким настроением на свою первую должность и начинает мечтать о переводе, изыскивая для этого возможность, вместо того, чтобы работать, осваивать свою должность и должность старшую, чтобы в итоге занять ее. Причем, чаще это не его беда, а беда его непосредственного начальника, наличие такого подчиненного значительно снижает возможности подразделения.
Эх, это я сейчас вот «такой вумный», а тогда интуитивно понимал, что ничего хорошего от такого настроя нет, что и рычагов воздействия на такого офицера меньше, чем на другого, но самонадеянно полагал, что сумею пробудить интерес у заместителя к должности начальника пограничной заставы. Хотя… может быть, и сумел? Судить трудно, так как послужили мы с Серегой Мурачевым недолго, а в памяти моей он остался хорошим человеком. Это, правда, не профессия.
И продолжилась наша служба уже в другом составе. Если у других лейтенантов, что прибыли с училища, были кураторы с отряда, которые прибыли вместе с ними на заставы, где совместно с начальниками застав осуществляли их ввод в должность, то мне пришлось эту работу делать самому, разделяя ее с верным замполитом. Ну да ладно, эти хлопоты приятные – для себя, всех нас стараемся! И вот прошла неделька, можно бы и в отпуск рассчитываться! Уже и ведомости на передачу имущества написаны, а лейтенант Паршаков Михаил Николаевич впервые готовится на длительный срок заставой руководить, но… пограничные неожиданности никто не отменял. На пограничной заставе «Аксу» дозор по проверке КСП обнаружил следы в тыл, а значит, и весь отряд попал на усиленную охрану. Отпуск отодвигался!
Вскоре стали известны подробности. Следы обнаружил заместител начальника заставы, выпускник Алма-Атинского училища 1987-го года лейтенант Леонтюк (как мне тогда послышалось – «Лянтюк»), это были отпечатки солдатского сапога, что говорило скорее всего о том, что просто кто-то из солдат «нагадив» на КСП, не заделал следы. А теперь предстояли длительные «разборки», пока этот «кто-то» не сознается. Ну, а простая человеческая боязнь и надежда, что «пронесет», как-нибудь «рассосется само» делало эти «разборки» сложными. Так что, мы сидели на «усиленной», а я же на все лады материл «Лянтюка». Самой страшной карой же для лейтенанта я считал, что вот «попадется он мне»… Не знал я тогда, что это самое «попадется» уже не за горами. На тот момент кроме повседневных заставских дел все мои мысли и были только об отпуске.
Вскоре группа с отряда, возглавляемая заместителем начальника штаба майором Куриловым Игорем Сергеевичем нашла того, кто «нагадил» на КСП, поиск закончился и я очередной раз убыл в отпуск. Со мной в отряд выехал и сержант Андрей Жеребятьев, на него наконец-то пришел приказ о присвоении воинского звания «прапорщик», а должность старшего техника заставы у него уже давно была. Еще мы узнали, что на сверхсрочную службу принят и младший сержант Алексей Жалдаченко, с назначением на должность старшины заставы, так что по прибытию с отпуска меня уже должен был ждать полный штат офицеров и прапорщиков. Об этом я не мог недавно и мечтать.
Я прекрасно понимал, что основной ввод в должность старшины и техника ляжет на замполита. Сам же перед самым отъездом собрал увольняемый призыв, к которому принадлежали и новоиспеченные сверхсрочник с прапорщиком, поговорил на тему, чтобы они поддержали своих сослуживцев, что выбрали военную карьеру. А что в таком случае делать? Все зависит руководства и от коллектива подразделения, что или утопит молодого сверхсрочника-прапорщика, или наоборот, позволит встать на ноги. А остальное уже – личные качества самих молодых военных профессионалов.
Снова о прапорщиках.
Размышляя неоднократно о роли прапорщиков в военной службе я в итоге пришел к выводу, что все же они нужны. Мне трудно понять, почему в очень далеком семидесятом году руководство страны приняло решение ввести это звание, «прапорщик», но предполагаю, чтобы отделить военных профессионалов, что занимали должности прежде всего старшинские, да старших техников рот и застав, отделить от солдат и сержантов. Но вот считаю, до логического завершения дело не доделали; нужно уж было ликвидировать тогда и такие понятия, как «сержант младший сержант, старшина) сверхсрочной службы». А иначе возникли определенные парадоксы. Пример; служит старший сержант «срочник» старшиной заставы. У него официальная должность, предполагающая высшую тарифную «сетку» для прапорщиков. У него должностные права старшины заставы и т.д. И вот встречается он с младшим сержантом сверхсрочной службы, занимающего должность, допустим, техника службы КЭС? Начальниками они согласно Устава не являются, а вот старшим по воинскому званию является «срочник», которому «сверчок» должен первый отдавать воинскую честь, спрашивать у него разрешения закурить, войти в помещение…
Что, абсурдная ситуация? Много кто видел подобное в своей военной службе? А вот так и постепенно валилась армия Советского Союза, когда казалось бы, в мелочах, но нарушались ее устои. Стирались грани между «срочниками» и «сверхсрочниками», между прапорщиками и младшими офицерами, а уж после многих и многих лет появились «суперпрапорщики», что когда-то служили вместе с генералами, в их бытность лейтенантами. И чувствовали эти ветераны себя как какие-то супергерои, рассуждая в душе типа:
- Что мне какой-то майор? У меня друг генерал-майор! Вот приедет он к нам в часть, вы все перед ним на «цирлах» скакать будете. А вечером он не с вами в баню пойдет, а ко мне домой! И сядем мы поужинать, как когда-то на заставе, или в роте! И выпьем не по одной, и не по две! А уж там не вы. А мы с генералом решим, кто из вас что стоит и весит! Кто выдвинется дальше, а кто пока и посидит! - что, разве не было такого, не встречали таких прапорщиков? Наверняка многие встречали! И что теперь обижаться на состояние дисциплины в армии? Давно к этому шли.
Нет, нужны были прапорщики, ох как нужны! Но именно прапорщики, а не единичные «супергерои» и не массовые практически «нули», на которых нельзя было положиться, кроме как на узкого специалиста. К тому же не все должности можно было вручать прапорщикам. Например, я бы сделал или офицерской, или «вольнонаемной» должность начальника склада. Или никто не видел, как заискивали отдельные офицеры перед «складским» прапорщиком, у которого и тарифная «сетка»-то была шестая, одна из самых низких, но вот со склада его было танком не сдвинуть! Вот еще один «козырь» про дисциплину! В общем. как раз отсутствие толкового места в той, еще Советской Армии, для прапорщиков и «сверхсрочников» сначала привело к деградации сержантов-«срочников», к снижению роли офицеров, а потом и снижении воинской дисциплины вообще.
Где-то процентов сорок прапорщиков действительно являлись военными профессионалами, делали дело не просто хорошо, а отлично. Но чтобы они стали такими, с ними нужно было постоянно работать начальникам всех степеней, особенно их прямым начальникам. Удалось мне, или нет это в своей службе? Честно отвечу, что брак был, временами существенный, но были и настоящие успехи. Так что, думаю, где-то на «четыре с минусом» пойдет, ну в крайнем случае, «на три с плюсом». Если, конечно, можно вообще оценивать чью-то роль, сыгранную в человеческих судьбах.
Лучшее подтверждение моих слов – распределение прапорщиков по должностям в любом пограничном отряде. В советское время был вечный дефицит прапорщиков, но почему-то касался он в основном должностей старшин и старших техников застав. На непочетном втором месте оказывались старшины подразделений отряда, а вот начальники складов, начальники различных противопожарных служб, техники КЭС и др. как правило, были заняты. Причем. настолько прочно, что с этих должностей прапорщики и уходили на пенсию!
Казалось бы, почему так? Должности старшин и старших техников застав были самыми высокооплачиваемыми, а вот не хотели их занимать «военные профессионалы»! Не хотели выпускать через ночь наряды на границу, в любую погоду ходить на проверки этих самых нарядов, применяя все возможные средства, добиваться дисциплины от личного состава, встречать и провожать различные проверки с отряда и выше, да и многое другое. Кто-то скажет, что некоторым старшинам нужно было учить детей в школе. Да, но только некоторым! А уж на примере Мургабского отряда было хорошо видно, что основная причина не в этом; молодой был у нас отряд, а дети, у кого были, чаще еще пеленки пачкали, чем в школу ходили. Нет, просто слишком уж много развелось «теплых» должностей для «военных профессионалов» без офицерских званий. Вот этот ответ – правильный, характеризующий лучше многих других факторов весь уклад тогдашней армейской жизни.
Так вот и уехал я очередной раз в отпуск. На дворе уже была середина осени, да и выдалась она в тот год в Западной Сибири ранняя, так что отдых был слегка скучноватым. Да еще видно, окончательно Памир и застава «Чечекты» заняли за три с лишним года место в душе. Именно поэтому я даже отпуск не догулял, а дней за десять до его окончания собрался в обратный путь, намереваясь провести его остатки в Алма-Ате, или в Оше. Но получилось как-то так, что доехал до отряда практически без остановок! В Оше я может и задержался бы еще на двое-трое суток, болтаясь по местным кабакам «Чолпон» да «Дуслик», но вот в день прилета в аэропорт узнал, что завтра будет рейс на Мургаб самолета ЯК-40. Дело в том, что во второй половине восьмидесятых годов Восточный Памир активно подтягиваи к нормальной жизни. Одним таким мероприятием было введение авиарейсов Душанбе-Хорог-Мургаб. По такому маршруту самолет должен был летать два раза в неделю, а один раз в неделю – по маршруту Душанбе-Хорог-Мургаб-Ош, а назавтра утром – обратно. Это бы было замечательно, если бы не было пункта; «при наличии погоды», поэтому рейсы были крайне редки. Тем не менее, вот на один из таких рейсов я один раз попал, поэтому переночевав у знакомого водителя с «ПАТУ», утром вылетел на Мургаб, а через сорок минут уже звонил с КПП на заставу, чтобы без проволочек и докладов прислали к КПП отряда автомашину. Вскоре «УАЗ» с водителями Юрой Козловым и молодым прапорщиком Жеребятьевым подрулили к КПП, я быстренько уселся в него и спустя полтора часа, если считать с момента вылета с аэропорта города Ош, был на заставе!
Как бы находясь еще в отпуске, я как-то удивленно осматривал свою заставу, будто только сейчас увидел результаты ремонта. От обилия «командования заставы» мне казалось, что это вообще не моя застава, так было непривычно, что в разных местах постоянно было видно или офицера, или прапорщика. В крайнем случае, «сверхсрочника». Проболтавшись на заставе этот день в «гражданке», я на утро, проснувшись достаточно поздно, побрился, переоделся и доложил коменданту и оперативному дежурному отряда, что «старший лейтенант Володин, представляюсь по случаю прибытия с отпуска». Привычно уже ответив отрицательно на вопрос, женился ли я, добавлял, что оставшуюся неделю отпуска кладу на алтарь отечества, так как очень соскучился по военной службе.
Миша в мое отсутствие с руководством заставой справился хорошо, хотя и были определенные нюансы. Ему впервые за его службу потребовалось ответить в определенные моменты, личному составу жесткое «нет», а отвечать так он не умел, так как раньше ему в этом не было надобности; все, что можно запретить, я запретил сам. Ну да ничего, парень он в отношении работы с людьми был способный, смог сам разобраться с небольшими проблемами. Порадовало также, что несмотря на то, что занятия по боевой подготовке почти весь период заменялись строительными работами, застава под руководством замполита достаточно успешно сдала итоговую проверку, став по общим показателям третьей в отряде. Я не без оснований полагал, что если бы был на месте, то результат был бы лучше, причем не из-за моей «стоумовости», а только из-за того, что к Мишиной медали многие относились ревниво, устроив более жесткий спрос с личного состава нашей заставы в сравнении с другими. Ну, да ладно, и так было неплохо! В будущее я смотрел без особых тревог, резонно полагая, что на следующий год сбудется «мечта идиота»; застава «Чечекты» станет «отличной»!
Я с радостью ухватился за работу, но почти сразу же буквально наскочил на проблему; оказывается, я совсем не умел планировать! Да, именно так! Все шло хорошо, пока я определял задачи на сутки сержантам, но вот после, привыкнув многое делать сам. Я и делил работу на две части. Раньше одна вторая полагалась мне, а одна вторая замполиту. Сейчас же, по привычке определив круг задач себе, в размере одной второй, я вторую половину делил на четверых! Где-то через дней пять я с удивлением заметил, что из руководства заставы постоянно занят только я, а остальные, быстро выполним те конкретные задачи, что я им поставил на совещании, бестолково ходят кругами друг за другом, только мешая личному составу заниматься делом. Я попробовал это ликвидировать с наскока, но не получилось, вот тогда и провел я на выпуске нарядов «судьбоносную» для себя ночь. В эту ночь, обдумав хорошо создавшееся положение, я стал уже качественно другим руководителем, способным решать более сложные задачи, работать на перспективу.
Для начала, я взял девяносто шести листовую тетрадь, разлиновал ее и составил перспективный план развития заставы «Чечекты», потом выделил планы на год по месяцам, после разбил их по неделям. В конце этой работы я взял простой карандаш и мелко-мелко на каждом листе написал фразу, которую с того момента принял за основу: «зачем сам, если есть зам?» Эта фраза не означала. Что теперь все свои дела я перекладываю на подчиненных, а означала то, что главной своей задачей я делаю руководство и управление, контроль за исполнением задач подчиненными офицерами и прапорщиками. И еще я решил, что уж выпускать ночные наряды сам лично теперь буду один-два раза в месяц, чтобы «нюх» не потерять. А так эту работу есть кому делать и без меня, за меня же ежесуточным планированием заниматься никто не будет? А вот количество проверок службы нарядов я себе стал планировать больше, считая. И не без основания. Чтобы все пограничники заставы на службу в нарядах смотрели именно моими глазами, а для этого и нужно эту службу мне лично чаще проверять.
На следующие сутки я довел свое видение ситуации до подчиненных, и пошла работа по-новому. Результатом этой работы стало значительное наличие свободного времени у офицеров и прапорщика со сверхсрочником, я даже стал давать им выходные. Пару раз пробовал взять себе, но оказывается, я за эти годы отучился даже со вкусом спать! Прокомандовав оба своих выходных заставой как обычно, только в спортивном костюме, я плюнул на свои выходные окончательно. Больше на заставе я выходные себе на полный день не брал. Однако, будучи постоянно нормально отдохнувшим, я стал спокойнее, сам меньше непосредственно руководил личным составом. Окончательно же помог мне сформироваться в хорошего начальника заставы, как и полагается, начальник пограничного отряда подполковник Авдонин Валерий Ефимович. Не очень-то и часто командир наш лично участвовал в индивидуальном обучении офицеров, но по моему мнению, очень умело.
С небес на землю и обратно.
В один из обычных, рутинных дней мне позвонил командир подразделения разведчиков, что раньше дислоцировались у нас на заставе, и по дружески сообщил, что сегодня после обеда ко мне приедет командир. Я быстро собрал руководство заставы. уточнил кое-какие задачи и стал ожидать, не исключая, тем не менее, что «торпеда мимо пройдет». Но часов в шестнадцать «колун» с вышки доложил, что на заставу едет «УАЗик с Мургаба» и мы вышли встречать; я, два заместителя, старшина. Старший техник, да еще и дежурный по заставе!
Подав команду «смирно» я доложил командиру об «отсутствии происшествий и признаков нарушения границы», с удивлением отметив, что он прибыл не один, а с начальником политотдела, майором Морозовым. Командир же с не меньшим удивлением оглядел встречающую его толпу заставских руководителей, скомандовал:
-Вольно, Володин, вольно! Ох, сколько вас много! Паршаков, давай-ка завтра выезжай для работы на учебном пункте, здесь и так есть кому работать! - ответил командир на мой доклад.
Радости мне командировка замполита не доставляла, так как на него я мог положиться как на самого себе, но делать нечего!
А командир спросил у меня:
- Ты что, знал, что мы приедем?
-Никак нет, товарищ полковник! – чуть улыбаясь, ответил я,
-Может ты и знаешь, зачем мы приехали? – спросил командир, при этом улыбаясь еще более скупо, что однако свидетельствовало об отличном расположении духа. Редко можно было увидеть улыбку у нашего сурового начальника отряда!
-Вот это точно, нет! – ответил я,
-Обычно, если в отряд прибывают начальник войск, а с ним начальник политотдела войск, то только на снятие командира! – откровенно со смехом добавил майор Морозов,
-Ну, снятие, так снятие, - хладнокровно ответил я, прекрасно зная, что никакого снятия не будет,
-А снимем, куда пойдешь? – усмехнулся командир,
-А куда снимете – туда и пойду! – ответил я, - меня же не просто снимут, а куда-нибудь и направят, верно? – резонно спросил я,
-Ладно, не майся дурью! – закончил нашу смехопанараму командир,
-Мы приехали с начальником политотдела подвести итоги за год, вручить поощрения личному составу, общее собрание провести! Давай так; не торопясь, через полчаса личный состав разместить в ленинской комнате. А пока мы с тобой побеседуем. Чаем надеюсь, напоишь? – лаконично и точно, как всегда, определил круг задач командир.
Я в ответ отдал необходимые распоряжения и мы остались в канцелярии втроем; командир, начпо и я. Мои командиры, прихлебывая крепкий чаек, начали какую-то немного неясную для меня беседу:
-Ну, Володин, как сам считаешь, как идут дела? – спросил командир,
-Да нормально! – дежурно ответил я,
-Да мы знаем, что в основном нормально, а сам-то как оцениваешь? Что, совсем проблем нет? – вмешался начпо,
-Да ну! Куда они делись? – ответил я и за минуту навешал на уши своим начальникам кучу различных вопросов. В основном касающихся материально-технического обеспечения,
-А как в отношениях с личным составом? – спросил командир,
-Да всяко бывает, - не стал юлить я. Да было бы и глупо выдумывать, так как вся граница знала, что за любую провинность Володин любитель погонять по плацу, или почти «утопить» в заставском сортире. Тем более, что я считал себя правым.
-Понятно! Но запомни, что вот у тебя по-прежнему проскакивают элементы грубости с людьми, а это недопустимо! Ты хороший начальник и мы тебя ценим! Представили к медали «За отличие в охране границы», но знай. Что твоя личная грубость может исковеркать всю твою карьеру! Вот на это мы с командиром настоятельно рекомендуем обратить тебе самое пристальное внимание! – выказался начпо.
Я чувствовал себя «не в своей тарелке», но вот сути понять не мог, оставалась какая-то недоговоренность, как вдруг командир резко переменил тему:
-Алексей, а как ты смотришь на перспективу?
-Да как, таш полковник! Работать буду! Дел сделано и правда много, я сейчас вспоминаю заставу, на которую пришел и сравниваю с нынешней – небо и земля, но чем больше делаем. Тем кажется, еще больше надо сделать! Я вот перспективный план разработал, посмотрите! – сказал я и выложил перед командованием на стол свой «шедевр» под названием «Планы работы начальника заставы «Чечекты».
Командир не без интереса полистал тетрадку, после чего спросил:
-А как ты смотришь на академию?
-Да мне вроде рано! Я же требования знаю! – ответил я. В те годы существовало ограничение, что кандидат на поступление в академию должен иметь воинское звание не ниже, чем «капитан», до которого мне было еще полтора года, иметь общий стаж офицерской службы не менее пяти лет и не менее двух лет в должности начальника заставы. Так что, реально мне об академии было думать рано.
-Ну, время быстро пройдет, будешь и соответствовать! – продолжил командир,
-Да пока не хочу, а дальше будет видно! – туманно ответил я,
-Володин, в академию нужно стремиться! Так что старайся! – продолжил командир, после чего неожиданно спросил:
-А как смотришь на выше стоящую должность?
Я чуть не уронил челюсть от услышанного, но в себя пришел быстро. Перед глазами, будто в одношереножном строю на отрядных сборах промелькнули сослуживцы – начальники застав, и я отметил обилие более старших по возрасту, званию и стажу офицерской службы товарищей. В голове хладнокровно прозвучала мысль; и куда тебя, поручик, несет? У нас повышают-то по старости, рви свой зад, или не рви! (мое будущее неоднократно подтвердит правильность этой мысли). Именно поэтому, проанализировав свои моментальные измышления, я достаточно уверенно ответил:
-Ха! Да на эти вышестоящие должности есть кому и без меня идти! Молод еще, есть начальники и старше, опытней!
В разговор вступил начальник политотдела, уверенно выговорив мне:
-Володин, запомни! Пусть хоть сто лет будут люди в должности, а мы того, кто работает, того и ставим! Если человек своим трудом доказал. Что достоин выдвижения, то неважно, что недолго в должности! Уяснил?
Если бы меня не «избило» предыдущее командование отряда в первый год службы, то может на что-то бы я и «купился», но мой опыт, который в этой части, смею заметить, даже превосходил и опыт большинства старших офицеров, что нормально служив, миновали таких «плеток», подсказал, что выслушав подобную тираду, нужно согласиться, но остаться при своем мнении. Александр Николаевич Морозов, а тем более, командир были людьми очень конкретными, «воду» лить не любили, но в этом случае, я чувствовал это всем своим когда-то обожженным нутром, преследовали какие-то свои интересы, что с моими как-то не очень и совпадали-то. Поэтому я и ответил:
-Нет! Мне нравится моя должность, нравится и застава, так что не хочу я!
На лицах своих командиров я увидел небольшое смятение, догадавшись, что что-то идет не по плану! Наверное, ожидали они услышать, что я хочу и в академию, и на выше стоящую должность, а уж на основе этого и «протолкнуть» мне уже их условие, что необходимо исполнить для этого! И самое интересное, что я этого и вправду хотел, но только научился за свою недолгую службу мыслить более реально, без иллюзий, поэтому пришлось командиру это условие выдвинуть более топорно, не убедительно:
-А как смотришь на другую заставу?
Я в душе усмехнулся, поняв, куда же клонит наше командование, и ответил:
-Знаете, намного хуже, чем на академию и на выше стоящую должность! Зачем мне это?
-А если там навести порядок, а потом пойти на выше стоящую должность? – совсем уж невпопад предложил командир,
-Нет, не хочу я! Мне моя застава нравится, переводиться на другую уж точно ни к чему! Ну вот скажите, зачем? – спросил уже я у командиров,
-Ну, расти надо профессионально! Обстановку сменить! – ответил начпо,
-Меня и здесь обстановка устраивает! – высказал я,
-Не сомневаемся, - засмеялся начпо.
В это время в канцелярию зашел замполит и доложил, что личный состав заставы в ленинской комнате размещен. Это позволило нам закончить данный разговор и пойти к личному составу.
Подведение итогов в начале шло по обычному плану. Был зачитан приказ командира, вручены поощрения, а вот потом… Вроде бы настало время прощаться. Желать дальнейших успехов и откланяться, но вот командир спросив, какие есть вопросы к командованию отряда, почему-то не ограничился привычным «никак нет», а спросил, все ли устраивает людей на заставе? Потом добавил, есть ли у солдат претензии к командованию заставы. к начальнику? Долго было тихо, а потом пошло потоком. Солдаты и сержанты начали говорить. Что у них на заставе отличный начальник, вот только зачем все время орет, порой без особых причин может и обозвать? Пусть кто-то и иногда «пролетает», но как правило, это делает не специально, а нечаянно? И можно даже наказать как-то тактичнее, что ли?
Я сидел и думал, что стул подо мной сгорит, так было жарко. Личный состав говорил правильные вещи, без просьб о каких-то послаблениях, без претензий к моей требовательности! Многие про меня говорили очень хорошо, а вот все претензии сводились только к моему личному поведению! Я очевидно, просто не заметил во время, насколько изменился личный состав! И то, что было нормальным раньше, стало неприемлемым сейчас! С этими солдатами можно и нужно было работать не одним нажимом, а больше по-человечески! Было одновременно и радостно, и стыдно… чувство, что я испытывал, передать невозможно, к тому же ничего подобного больше мне испытывать и не довелось.
Так продолжалось минут пятнадцать, пока командир не закончил:
-Ну ладно, достаточно! Я уверен, что ваш начальник сделает правильные выводы, но еще больше я уверен, что уж требовательности своей он точно не снизит! Желаю успехов!
После подведения итогов командир с начпо практически сразу выехали в отряд, а я остался в полной неопределенности, что образовалась от этих двух разговоров; как в канцелярии, так и на подведении итогов.
Через несколько минут уже наступало время служебного совещания, а следом и боевого расчета. На боевом расчете личный состав был напряжен, как до упора натянутая тетива, люди ждали моей реакции на собрание. Это проявлялось не только в запредельном приветствии на боевом расчете, а даже в попытке выполнить команду «смирно» лучше, чем в каком-нибудь «кремлевском» полку. Передо мной вроде стояло с одной стороны – более тридцати разных людей. А с другой стороны – единый живой организм, под названием «пограничная застава «Чечекты». Это ли не мечта любого нормального начальника заставы?
Закончив боевой расчет, я сказал личному составу:
-По поводу только что прошедшего собрания; пусть никто, из высказавших претензии, не переживают, никаких репрессий не будет! Я хочу сказать вам спасибо. Что честно и откровенно высказали свои претензии, так как человеку себя со стороны не всегда и видно. Вместе с тем никто пусть не рассчитывает, что я в чем-то меньше буду требовать с кого бы то ни было! Не только за службу, или грязный автомат но и по-прежнему, за крючок, ремень или плохо заправленную кровать вы….у как и раньше! Нет, даже еще сильнее, нам с вами еще заставу «отличной» сделать надо! – закончил я, наблюдая за улыбающимися подчиненными. Пришло чувство, что я понял людей, а люди меня. И еще появилось понимание, что служить на такой заставе – счастье. И неважно, кем ты служишь, начальником заставы, командиром отделения, или водителем АПМ-90.
После боевого расчета моя эйфория была не долгой, так как мысли вернулись к разговору, что произошел с командованием в канцелярии. Я отправил вех отдыхать, оставшись с замполитом, с которым только и мог обсудить ситуацию. Мы судили-рядили и так, и эдак, но вывод был один; скоро мне очевидно, придется собираться в путь, на другую заставу. Настроения нам это не добавляло, обоим этого не хотелось. Протрещав в итоге ни о чем в канцелярии, я часа в два ночи пошел в свою квартиру – спать.
Дня через два все прояснилось. Я разговаривал по телефону по каким-то делам с офицером первого отделения Валерой Колодиным, с которым у нас сложились достаточно приятельские отношения, как вдруг он спросил у меня:
-Леш. Ты зачем на «Аксу»- то согласился идти? Оно тебе надо?
-Куда?!! Никуда я не соглашался! – ответил я и пересказал Валере весь мой разговор с командиром и начпо.
-Ну, поздравляю тебя! На тебя готовят документы, на «Аксу».
-А Чибисов куда? – спросил я про «Аксуйского» начальника,
-Куда, на твое место! «Рокировка»! – усмехнулся Валера.
-И что теперь делать? – задал я глупый вопрос,
-Да что теперь? Наверное ничего, - ответил Валера, на том и попрощались.
Вот все теперь ясно. То, что Женя Чибисов, с которым мы вместе ездили в Алма-Ату, не справляется с должностью, я уже знал. Пограничная застава «Аксу» считалась заставой направления вероятного движения нарушителей и направлением вероятных военно-политических провокаций, была укомплектована по штату, постоянно лучше других снабжалась материально-техническими средствами, но почему-то дела у начальника шли плохо. Так что, теперь уже Володин, бывший «отрядной дурак», дорос до сомнительно почетной должности «пожарного спасителя»? Правда, этот почет что-то радости не добавлял.