Упущенная возможность

Томас Матвеевич, вдовец, немолодой, но еще достаточно крепкий мужчина, уже лет десять не смотрел на женщин как на женщин. Все окружающие его дамы имели для него чисто утилитарный интерес – медсестры, продавщицы, библиотекарши…

Шаркая растоптанными домашними шлепанцами, надетыми на босые ноги, он совершал традиционную утреннюю прогулку со своим пуделем Чарли. Взгляд Томаса Матвеевича равнодушно и рассеянно скользил по лицам и фигурам встречных прохожих, не вызывая никаких эмоций и мыслей. Все было, как всегда.

Первым учуял нечто необычное пёс Чарли, обладающий редким для четвероногих заболеванием – аллергией на сильные запахи. В ожидании зелёного сигнала светофора пёс заметно занервничал. Мало того, что начал бегать вокруг хозяина, запутывая того поводком, мотать лохматой головой, так еще стал беспрерывно чихать. Томас Матвеевич тоже почувствовал некий приторный цветочный запах, исходящий от стоящей неподалеку дамы, также желавшей перейти на другую сторону улицы.

Бросив на неё красноречивый неодобрительный взгляд, мужчина демонстративно отодвинулся от неё и также демонстративно громко начал успокаивать собаку: потерпи, мол, парк уже близко, там свежим воздухом подышим, без одеколонов вонючих…

Дама, не принявшая этих слов на свой счет, даже головой не повела. Вроде, как и не она вовсе была источником удушающего аромата. Стояла гордо, высоко вскинув двойной подбородок, выпятив грудь, и без того сильно выпирающую из прозрачной белой блузки. Королева, да и только!

Тут загорелся зелёный, и пока Томас Матвеевич, ворча, распутывал собачий поводок, дама ринулась вперед, чуть покачиваясь на высоченных каблучищах. Что говорится – летящей походкой.

Возмущению хозяина собаки не было предела. Наглая баба какая! Мало того, что магазин парфюмерии на себя с утра вылила, так еще и бёдрами виляет вправо-влево. А одета-то как: юбка красная только-только колени прикрывает, блузка белая прозрачная, из-под которой чёрный бюстгальтер просвечивается с кружевами. А между бюстгальтером и юбкой тело выпирает этакими глубокими округлыми складками. Прямо как у гигантской креветки.

Томас Матвеевич даже сам себе в тот миг удивился, как он за такое короткое время смог всё это рассмотреть – и двойной подбородок, и походку с бедрами, и бюстгальтер чёрный. Даже ноги в идиотских чулках.

Он уже намеривался бабу эту догнать и в глаза ей посмотреть осуждающе и презрительно, чтобы знала. Но тут к остановке на противоположной стороне улицы автобус подошел, дамочка прибавила скорость и, тряся всеми своими выпирающими достоинствами, бросилась к нему. Как ни странно, успела. Заскочила в заднюю дверь перед самым её закрытием.

Томас Матвеевич бежать не стал. Медленно, с достоинством преодолел проезжую часть и направился к парку, где находилась собачья площадка.
Дома Томас Матвеевич весь день места себе не находил. На собаку наругался, что ноги не научилась вытирать, хотя сам не вытер. Поворчал на невестку безо всяких причин. Сел после завтрака новости по телеку посмотреть, но сосредоточиться не смог и тут же вскочил. Что делать ни начнёт – ничего до конца не доводил, всё из рук валилось.

Невестка даже удивилась. Мол, что вы, папа, взъерошенный какой-то. В чем дело? Да, говорит мужчина, бабища одна из равновесия вывела. Такая, знаешь, разодетая как клоун, белье черное из-под белой кофты просвечивает, и ноги словно волосатые. Я, правда, потом пригляделся, а это чулки у нее такие ужасные, в черточках. Волосы оранжевые, а вокруг глаз синим намалевано. Чучело, да и только.

-- Ну почему сразу чучело, -- усмехнулась невестка, поглаживая свой огромный, беременный двойней живот. – Может, женщина одинокая, просто в поиске. За собой следит, чтобы внимание привлечь. Молодая еще.

-- Она молодая! – возмутился свёкор и даже пятнами пошел. – Да она моя ровесница примерно. Ну, может, немного моложе. Ей лет шестьдесят, не меньше. Правда, наверное, работает ещё -- спешила уж больно. В такую-то рань только на работу спешить и можно. Даже магазины еще не открылись. Говорю тебе – чучело!

К вечеру Томас Матвеевич немного успокоился, но про странную бабу не забыл. И с утра, в то же время, что и всегда, чуть ли не побежал со своим Чарликом к переходу. Два зелёных светофора пропустил. Ждал, хотя сам себе в этом не признавался. Вдруг видит – она идёт. Такая же яркая, пахучая (пёс снова зачихал), в таких же волосатых чулках. Только блузка другая, но такая же вызывающая.

Подошла, встала рядом, ждёт зелёного. Тут Томас Матвеевич сделал вид, что закашлялся, даже рот рукою прикрыл. На этот раз женщина немного в сторону отодвинулась, но взгляд бросила. Такой, знаете ли, высокомерно оценивающий. Прямо как на рентгене всю его фигуру сверху вниз просканировала, задержалась только на его босых ногах в домашних тапках с отверстиями для пальцев.

Мужчина отчего-то смутился, непроизвольно пальцы поджал и снова рассердился. Ты, типа, на себя посмотри, клоунесса. Сама в чёрном бюстгальтере рассекаешь, а на мои ноги усмехнулась. А она тем временем, в лицо его непобритое взглянула, неприязненно так плечами повела и побежала, как и вчера, к автобусу, что по расписанию ходит.

Тут Томас Матвеевич её немного лучше рассмотрел. Она, оказывается, креветку напоминала не только сзади, но и в профиль. Бежит, а у неё всё тело колышется волнами. Кажется, ещё чуть-чуть и оно из одежды вырвется и растечётся тестом перестоявшим.

День снова был потерян. За что ни возьмется Матвеевич, ничего не получается. Аппетит даже пропал. Только о ней и думал почему-то. По-прежнему с возмущением, естественно. Ночью спал плохо. Вернее, почти совсем не спал, ворочался.

-- У меня такое впечатление, папа, что вы на эту дамочку запали, -- говорит ему утром невестка с ехидцей, когда он ни с того ни с сего перед прогулкой с пуделем побрился, надел новые носки, которые для посещения поликлиники предназначались, и одеколоном взбрызнулся.

Томас Матвеевич от негодования, даже слов для ответа не нашёл. Поводок схватил и почти бегом на улицу, к переходу. Ждать на этот раз долго не пришлось. Появилась его дама, но не одна, а с каким-то седым мужиком под руку. Такая же гордая, в платье в облипочку и в чулках разрисованных. Лицо сияет, просто светится, лишь причёска оранжевая растрепана ветерком, и глаза не так сильно накрашены.

Мужчина так и остолбенел от этой картинки. Стоял, как в ступоре, хотя зелёный уже загорелся, и люди пошли. И только когда за парочкой двери автобуса закрылись, пришёл в себя. И отчего-то так грустно ему стало, так одиноко, словно потерял что-то важное и нужное.

Постоял еще немного, хотел уже на очередном зелёном дорогу перейти, как только сейчас заметил, что в руках держит пустой поводок. За своими сборами и спешкой собаку-то он дома забыл. Бедный Чарли. Скулит, наверно, в прихожей, ждёт своего рассеянного хозяина.

Томас Матвеевич нехотя повернулся и удрученно поплелся к дому. Несмотря на упущенную возможность, собаку нужно было выгулять. Этого еще никто не отменял…