Йемен Часть 2

Самолет уверенно набирал высоту, оставляя внизу, во мраке наступившей ночи, волнения и переживания, связанные с событиями последних недель, которые, если и не потрясли мир, то здорово встряхнули всех участников и соучастников наших великих дел. Я сидел в кресле, и тихо гордился собой, мысленно перебирая в уме бесценное содержимое туго упакованного чемодана с подарками, одновременно непроизвольно придерживая рукой внутренний карман пиджака, в котором приятно похрустывали 146 долларов купюрами разного достоинства. Вторую половину причитающихся суточных выдали в местной валюте, которая и была беспощадно потрачена до единого филса (пенни), так как не представляла вне Йемена ни малейшего интереса для коллекционеров-нумизматов, или барыг-валютчиков. Меркантильные чувства уютно окутывали мое сознание, наполненное приятным блеском золотых безделушек, ароматом иноземной парфюмерии, тиканьем японских часов и других изделий дружелюбных арабских лавочников, в теплое одеяло мещанской гордости за сделанные покупки. Вся порученная работа была успешно сделана, поэтому отвлекаться на производственные темы было просто глупо, особенно сидя в самолете, летящем домой, в Москву. В иллюминаторе одиноко сияли звезды, на земле, в чернильной темноте то ли пустыни, то ли океана не было видно никаких признаков жизни, способных привлечь внимание. Мерное гудение двигателей, вкупе с накопившейся усталостью, плавно укладывали пассажиров в нежные объятия Морфея. Я человек высокий, поэтому долго ворочался в кресле, выбирая оптимальную позицию для дрёмы, ибо сном назвать такое действо рука не поворачивается. Скорее всего, именно это неудобство и послужило причиной для вспышек воспоминаний, которые одна за другой будоражили весь мой долгий полетный полусон.
              Мы ехали уже пару часов, весело болтали, курили, Родя бесшабашно крутил баранку, взбираясь на плато по серпантину дороги. Я с удовольствием глазел по сторонам, чтобы впитать всю красоту окружающего чужого мира, о котором потом буду рассказывать детям в долгие зимние вечера, или друзьям, посиживая на кухне за рюмкой безалкогольной водки.
 - Куда ты летишь! – вдруг дико заорала Галка, сидевшая на переднем сиденье. Родя резко затормозил, выкрутив руль так, что бедная «Нива» юзом скользила к обрыву, до которого оставались сущие пустяки, и я с грусть осознал, что места для остановки нам явно не хватает, а выскочить с заднего сидения трёхдверной «Нивы» не сможет и бывалый каскадер. Я уперся руками в переднее сиденье, скорее сделав это автоматически, а не сознательно, и с удивлением понял, что враки о том, что в экстремальных ситуациях время затормаживается, это правда. Окружающие предметы вдруг обрели необычайно четкие очертания, а я, понимая, что нахожусь внутри салона, смотрел на все происходящее как-бы со стороны. Такое ощущение, что смотришь слайды – щёлк, щёлк, щёлк, но сделать ничего не можешь. Машина со скоростью улитки двигалась по обочине в неизвестное, и я уже не видел ни края дороги, ни обочины и обрыва, а лишь необозримое бледное серо-голубое небо, кроме которого, как будто, уже ничего не существовало. Побелевший лицом Родя, упершись спиной в спинку сиденья, изо всей силы продолжал давить ногой на педаль тормоза, пытаясь одновременно оторвать руль, к которому примерзли его руки, сведенные судорогой. «Нива» нехотя накренилась, приподняв два колеса, немного подумала, и грузно плюхнулась обратно на камни на краю обрыва. Родя быстро открыл водительскую дверь, выскочил сам, помог выбраться жене, а потом и мне. Мы отбежали от машины на пару метров, и застыли, вытаращив глаза и уши, не веря в то, что произошло. Мы запросто могли погибнуть, слетев в пропасть, и еще даже не осознавали этого. Галка тут же возобновила восхваления водительских и иных достоинств своего благоверного, ненадолго прерванные эвакуацией из машины, перемешивая эти излияния упоминаниями разных родственников и не очень, а также приличными и не очень связями между ними. Мы подошли к обрыву, и посмотрели вниз.
- Глубоковато, - глубокомысленно изрек Родя, и я с ним молча согласился. Как-то падать с обрыва в самом начале своей зарубежной карьеры было не разумно по многим причинам, а уж разбиться в лепешку и подавно. Мы закурили, не забыв заткнуть фонтан красноречия жены третьей сигаретой. Пережитая нами опасность еще держала за горло ледяной рукой, заставляя непроизвольно подрагивать от ужаса, пока сознание по кусочку выбрасывало из памяти картинки прошлого, чтобы унять бешеное сердцебиение, гул в ушах, расслабить напряженные мышцы, и вернуть нас в действительность.
Постояв немного, перекурив это дело, и частично вновь обретя уверенность и нужную толику стандартной наглости, Родя сел за руль, и, включив пониженную, тихо выехал на дорогу. Я снова подошел к обрыву, посмотрел на следы от колес, и понял, что провидение в лице местных дорожников спасло нас от серьезных неурядиц, о которых думалось с дрожью в ногах. Не мы первые козлы на этой горной извилистой дороге. Печальный опыт поколений слетевших с обрывов горячих арабских джигитов руками дорожных строителей навалил в нужном месте внешне не сильно приметный, но такой важный валик из камней, который и не дал нам реализовать давнюю мечту человека о полете. Галка почему-то перебралась на заднее сиденье, уступив мне переднее, чем меня нимало удивила, поскольку с самого начала четко определила, что она в доме хозяин. Видно, встряска оказалась хороша, и сильно ударила по нервам, раз она выбрала более укромный уголок сзади для восстановления сил.
- Ну что ж, Бог любит троицу, - беззаботно сказал Родя, не понимая, что тем самым намекает на ожидающую нас в будущем неприятную перспективу, и начал движение.
- Да как-то не хотелось бы, - пробормотал я, еще не подозревая, что народная мудрость обязательно сбудется, и очень скоро. Какое-то время мы еще хорохорились, взбудораженные происшествием, и ехали, обсуждая наше везение, снова и снова пережёвывая моменты инцидента и свои переживания, но со временем наша активность угасла, а монотонность движения стала укачивать.  Если на горных серпантинах Родя еще соблюдал осторожность, помня о недавнем ЧП, то выехав на пустынную равнину, погнал «Ниву» со скоростью более 110 километров в час, что для меня казалось бешеной скачкой, особенно на такой машине. До городка оставалось всего-то километров двести.
         Я приоткрыл глаза, свет в салоне самолета был выключен, и только тусклые ночные лампы отбрасывали жуткие тени на лица дремлющих пассажиров. Я неловко потянулся, разминая затекшие члены, поерзал попой, выбирая удачную позу, и снова сомкнул глаза.
             Нива», подвывая коробкой, снова упрямо ползла по затяжному подъему на плато, Родя давно врубил третью передачу, раскручивая движок, и нетерпеливо поглядывал вперед, туда, где уже угадывался перелом рельефа, и открывался простор для быстрой езды. Мы проехали мимо места будущего перехода трубопровода под дорогой, рядом с которым наш одинокий бульдозер крошил задним клыком мягкий песчаник скалы, подготавливая плацдарм для работы экскаватора. Скала откалывалась большими кусками, скрипела и крошилась, бульдозер скользил траками по её поверхности, оставляя белые следы, и я сразу подумал, до чего это похоже на уже виденное на Варьёгане. Тогда тоже была зима, только мороз – 40 градусов, и вместо скалы бульдозер рвал клыком полутораметровую корку смерзшегося намертво болотного торфа. 
- А траки надо бы шиповать, чтобы не скользил, - подумал я на автомате.
Машина, наконец-то, преодолела последний километр горного участка, и передо мной открылась ровная каменистая местность, среди которой еще виднелись редкие деревья, притаившиеся в тени низких скал. Через какое-то время Родя, ткнув меня кулаком в плечо, показал направо, и сказал:
 - Вон, смотри, сюда надо дотянуть трубу.
Не очень далеко от дороги стоял здоровенный ржавый бак на массивных опорах. Я бы не обратил на него никакого внимания, мало ли брошенного мусора валяется по сторонам, насмотрелся уже, но теперь эта бандура носила другой, высокий сакральный смысл, и, отчасти, ради нее мы и прилетели сюда. Здесь кончался асфальт, и начиналась пустыня, и именно сюда планировалось временно вывести нефть по построенному трубопроводу, чтобы облегчить путь нефтевозам.
- Чертовы трепачи, - пробормотал я, недобро поминая наших не сдержанных на язык старших товарищей. Заграничная поездка - это, конечно, хорошо, но работа в экстремальном режиме штука для здоровья не очень полезная, хотя сильно захватывающая. И крайне вредная с житейской точки зрения, поскольку приходится указывать на ошибки своим знакомым людям, заставлять их исправлять содеянное, показывая другим, что ты приехал не в море купаться, а работать. А они, может, и сами все прекрасно понимают, только захвачены в плен извечной неприязнью между проверяющими и проверяемыми. Такое не раз уже бывало, местные начальники садятся ровно, сложив руки на животе, палец о палец не ударят, чтобы помочь, всем своим видом показывая оскорбленное достоинство. Тихо радуются неудачам засланных казачков, незаметно вставляют им палки в колеса, а в случае чего кричат – тебя прислали, ты и решай! Знакомая до боли ситуация, которая раз за разом, год за годом повторятся вне зависимости от места действия, времени года или ранга действующих лиц, бесчисленные копии копий. В конечном итоге, успешное решение проблем подобного свойства не более, чем прекрасная актерская игра исполнителя, который используя нахрапистый натиск, наглую ложь, лесть, и в малой степени угрозы и шантаж, привлекает на свою сторону простых исполнителей, рабочих и мастеров, от которых в действительности и зависит успех любого предприятия. Но самое главное, это не только отличное понимание человеческой психологии, но и прекрасное профессиональное знание специфических моментов и нюансов строительства, которое высоко ценится рабочим людом, поскольку знания эти получают не в теплых кабинетах, а в суровых условиях трассы. Разные начальствующие брехуны, из спесивости или по глупости строящие из себя старых морских волков, моментально терпят фиаско, и лишаются всякого уважения в рабочих бригадах, поскольку с бригадиром нужно разговаривать на его языке, а со сварщиком, изолировщиком или машинистом трубоукладчика на их, ибо разные рабочие специальности имеют, кроме общечеловеческих, свои специфические нюансы.
Этим мне и предстояло заняться через некоторое время, а пока я молча смотрел на набегающую пустыню, раздумывая, какую шараду придумает матушка жизнь, чтобы подложить пилюлю нам, залетным, и сделать действительность веселой и привлекательной. Городок встретил нас молчанием, все были на работе, но начальник потока, Иван Иванович Капитанов, терпеливо ждал в прорабской, распухая от псевдо справедливого негодования, и мнимой необходимости сидеть без дела, вместо того, чтобы ударными темпами решать производственные задачи, как будто до этого у него времени на это не было.
После взаимных приветствий, обнимашек, похлопываний по спине и других атрибутов мужского ритуала встречи, я отдал Ивану небольшую передачку от жены, и письма. Понимая, что человеку необходимо время для прочтения приветов из дома, мы договорились встретиться в столовой чуть позже, чтобы после обеда двинуть на трассу, а пока отправились в лабораторию контроля, чтобы своими глазами посмотреть на документальные свидетельства о качестве работ.
В результате, мы никуда не поехали, весь день разбираясь с кучей проблемных вопросов, и подыскивая разумное и наиболее возможное их решение, исходя из фактических местных возможностей. К вечеру в городок с работы возвратились рабочие, и начался бесконечный поток визитеров, мало, средне, и близко знакомых, каждый из которых хотел пообщаться накоротке, и местами даже излить душу. Все попытки объяснить, что я буду здесь еще минимум неделю, вызывали радостные улыбки, но не останавливали поток желающих. Далеко за полночь посиделки закончились, и благодатный сон принял усталую душу и тело в свои мягкие объятья. Утро началось рано, как принято у всех нормальных строителей, пустыня дышала скрипучим холодным песком, напоминая, что не лето. Я попросил Родю начать объезд трубы с «нуля», чтобы понять, сколько осталось разрывов, недоработанной траншеи, брошенных труб и прочего другого скарба или техники, в общем, рутина. Примерную картину мне уже дали местные заправилы, только вот она сильно отличалась от той, что нарисовали в главном офисе. Это было нормально, учитывая существующую ступенчатую систему докладов начальству, да только меня интересовало реальное положение дел, чтобы ясно решить, что, куда, кого, и сколько.
         На плато было реально холодно, дул ветер, прячась от которого мурашки на коже сбивались в стаи, пытаясь согреться в куче. В базовом городке, где мы жили по приезду, и который стоял недалеко от берега океана, было жарко, поэтому я не взял с собой теплые вещи, о чем сейчас пожалел. Пришлось оперативно позаимствовать куртку от рабочей робы у знакомых, чтобы не замерзнуть утром в пустыне недалеко экватора, и потом прикрыть голые руки от палящих лучей солнца днем.
- Ну что, погнали? – сказал Родя, и запустил двигатель. Пустыня началась сразу за городком, хотя это не совсем верно, городок-то и сам стоял в пустыне. Её в разных направлениях пересекали сплошные следы от проехавших машин, которые выглядели, как светлые полосы на серо-желтом фоне. Приглядевшись, я понял, почему она показалась мне странной, и отличалась от той пустыни, которую я видел дома. Эта была каменистой, темная галька была перемешана с песком, который спрессовался за долгие столетия, образовав твердую корку на поверхности. Проезжающие машины продавливали и разрушали поверхностный слой, оставляя за собой заметные следы, такой-же тянулся за нашей «Нивой», слегка клубясь пыльными вихрями. Родя сосредоточенно вглядывался вперед, отыскивая одному ему известные ориентиры, хотя глазу зацепиться было решительно не за что, и мне оставалось только довериться его водительскому чутью. Ехать было действительно комфортно, машину почти не трясло, а слегка покачивало на проседающей корке, и только тогда, когда мы пересекали чужие следы, подвеска реагировала легким постукиванием. Через какое-то количество километров я понял, что число следов многократно увеличилось, они шли только в одном направлении, сливались в широченные дороги, а местами вся пустыня напоминала один бесконечный тракт.
- Это нефтевозы раздолбали дорогу, - сказал Родя, - Скоро сам увидишь.
И действительно, далеко впереди были видны пыльные шлейфы, которые ветер медленно сносил в сторону, хорошо, что не в нашу. Наша машина уже двигалась по какой-то странной дороге, скорость была не высока, и я смог хорошо рассмотреть смутившее меня поначалу явление: мне показалось, что дорога, если её так можно назвать, колышется, как живая.
- Это пухляк, нефтевозы разбили, - пояснил Родя, и включил вентиляцию. Мелкая пыль, истертая колесами многотонных машин до состояния муки, мерно колыхалась, лезла во все щели, и клубилась за «Нивой» оседая на заднем стекле мутными пятнами. Похожее я уже видел, студентами мы разгружали вагоны с цементом, тот же пухляк, бархатный на ощупь, только цвет другой.
- У тебя в машине респиратор есть?
- Да нет, я же сюда практически не езжу, возьми бинт из аптечки, и сделай.
Я повернулся к заднему сиденью, и в этот момент машина резко клюнула носом и заглохла, в салоне потемнело, как будто солнце внезапно упало с неба.
- Приехали, трох-тибидох-тибидох, - орал Родя, высказывая свое изумлённое отношение к происходящему, - За что нам такое наказание?
- Что случилось-то, - спросил я, понимая, что веселого мало. Заглохнуть в чужой пустыне может каждый, только вот куда идти за помощью, и как потом найти машину, если что.
- Ты понимаешь, иногда грузовики выбивают на дороге глубокие ямы, а их под пухляком не видно. Угодить в такую не дай Бог, подвеску можно оставить. Я и так старался ехать там, где поменьше следов, да видишь.
Пыль медленно оседала, и в боковые стекла уже было немного видно, хотя переднее намертво было покрыто серой коркой. Мы аккуратно открыли окна, но гадская пыль все равно залетела в салон, хотя чего возмущаться, все и так было серого цвета, даже стекла очков. Я выглянул наружу. «Нива» стояла в серой пыльной луже, погрузившись в неё сантиметров на десять ниже уровня двери. Это значило, что эвакуироваться придется через окно, что при моем росте не совсем удобно, вернее, совсем не удобно. Кряхтя и ругаясь, мы стали выбираться каждый со своей стороны, только вот пустыня все еще не закончила играть с нами. Я медленно опускал ногу в пухляк, и понимал, что не могу достать дна ямы. Сапог высотой примерно сантиметров сорок, машина сидела глубже. Прыгать и пачкаться не хотелось.
- Володь, я не могу вылезти, тут глубоко. Посмотри со своей стороны.
Вылезать Роде было сложнее, чем мне, мешал руль, хотя и создавал дополнительную точку опоры. Чертыхаясь, он, наконец, пристроился на дверце, и стал медленно опускать ногу в пыль. К нашему счастью, глубина ямы оказалась меньше, чем высота сапог, и через какое-то время мы стояли рядом с машиной, глубокомысленно ее разглядывая. Зрелище, действительно, было интересное. Машина была закамуфлирована серой пылью, как обклеенная папье-маше из газеты, и только открытые окна зияли черными провалами. Будь на месте пухляка бурая торфяная болотная жижа, хорошо знакомая по многочисленным родным северным дорогам, мы бы и реагировали по-другому, зная, что делать, и что куда тянуть. Но пыльный капкан разительно отличался от привычного болота, поэтому мозги слегка тормозили. Было ощущение, что машина вылеплена заодно с дорогой, и как бы вырастает из нее, так иногда дети лепят из снега разные фигурки. Художник, наверное, даже увидел бы определенную красоту в этой картине, но мы на художников походили мало, и смотрели на вставшую раком «Ниву» с печалью фаталистов. Перспектива идти по пустыне за помощью не вызывала энтузиазма не только потому, что стыдно приползти в городок по уши в пыльной грязи, а потому, что потом хрен найдешь обратную дорогу к брошенной машине, мы же не следопыты Фенимора Купера.
Нефтевозы пылили далеко в стороне, ждать можно было бесконечно долго, но мы же не арабы, которые часами могут сидеть на корточках, задрав до колен свои юбки, и глазея на проходящее мимо время. Душа требовала действий, наши горячие головы строили фантастические планы спасения, хотя в машине были только домкрат и запаска. Примерно на шестой идее запал исчез, и мы снова вернулись на исходную точку – вытащить машину было нечем. Подсказка подошла ко мне потихоньку, и легонько толкнула в нужном направлении.
- Открывай капот, - сказал я Роде, - Есть одна идея, как выбраться.
Родя недоверчиво посмотрел на меня, но промолчал, и наполовину протиснувшись в открытое окно, потянул за ручку привода. Замок щелкнул, и капот приоткрылся. Я оперся на крыло, и постарался аккуратно, насколько смог, открыть капот, и залезть на запаску. Кто не знает, она закреплена в моторном отсеке, вот такое инженерное решение. То, что я хотел увидеть, несказанно меня обрадовало. Входной патрубок воздушного фильтра был почти чистый, если можно сказать, он не был забит пухляком, значит, фильтр теоретически должен работать. Я перебрался обратно на землю, и закрыл капот.   
- Ты что собрался делать? – Родя переминался в пыли, наблюдая за моими телодвижениями.
- За руль, за руль, садись скорее, - я стал подгонять его, охваченный лихорадочным возбуждением.
Да, вылазить в окно, оказывается, легче, чем влезть обратно. Родя весь изматерился, пока не уселся за руль. Его пыльные сапоги тоже внесли свою лепту в процесс, оставляя очень заметные следы на всем, к чему прикасались. 
- Так, врубай заднюю, и крути стартером, на газ не нажимай, - скомандовал я.
- Ты что, рехнулся, - Родя просто опешил, - кто такое вытворяет? Ничего не получится, только аккумулятор посадим.
- Крути, дорогой, крути, поверь мне, нужно всего то пять секунд, - наседал я. Не было времени рассказывать, что лет десять тому назад в кооперативных гаражах города-героя Волгограда, которые в советское время уже были образцом коммунистического завтра, старый сосед за стаканом красного крепкого рассказал про этот дедовский способ вылезать из глубоких ям, используя стартер. Эта история, одна из многих, так и осталась бы байкой старого шоферюги, да вот только в скором времени я, поехав в деревне с родителями и бабушкой за грибами, угодил в лесу задним колесом в яму, которую не заметил в высокой траве. В лесу было сыро, колесо скользило, и все наши попытки вытолкнуть «Жигуль» своими силами не увенчались успехом. Папа, усомнившись в моих водительских способностях, сам лично попытался показать класс, но, потерпев фиаско, продолжил с удвоенной силой огорчаться, и обещать больше никогда не пускать меня за руль. И тут я вспомнил поддатого соседа по гаражу, и его россказни. Ни раздумывая ни секунды, я тупо проделал простые манипуляции, и через мгновение уже разворачивал машину, чтобы ехать домой. Слава старым мастерам! 
Так как выхода у нас все равно не было, Родя, сделав соответствующее лицо, врубил заднюю, и мужественно крутанул стартер. «Нива» бодро подпрыгнула, и, подвывая коробкой, выскочила из ямы.
Родя таращил глаза, не веря в содеянное, я в припрыжку помчался к пассажирской двери, и плюхнулся на сиденье, распевая победные гимны. Через секунду встречный ветер уже сдувал с машины последние следы нашего позора, оставляя только пыльное свидетельство долгого путешествия в песках.
- Два, - сказал я, и закурил.
- Что два, - переспросил Родя.
- Второй раз чуть не убились, - сказал я, - Помнишь, как мы чуть не улетели с серпантина в пропасть? Ты еще сказал, что Бог троицу любит. Вот тебе и два.
- Да ладно, что ты выдумываешь, ничего особенного, простое совпадение, - сказал Родя, но как-то не уверенно, и, удивленный необычной мыслью, замолчал. Теперь он вел машину более медленно и внимательно, старательно объезжая все подозрительные места. Вскоре показалась труба, и работа надолго отвлекла нас от мрачных мыслей, заменив их на бурную деятельность, так свойственную нам по молодости. О происшествии мы, естественно, договорились помалкивать.
             Свет в салоне ярко вспыхнул, разрывая глазное яблоко, и безжалостно вырывая меня из сонных воспоминаний. Тело болело, и требовало разминки, какую я и сделал, насколько позволяло пространство между креслами. Стало полегче, и появился интерес к стюардессам, которые начали шастать по проходу в преддверии позднего ужина. Мудрая старая повариха, которая упорно пыталась меня откормить в трассовой столовой в районе Иртыша во время очередного забега за орденами, мне говорила: - всегда хорошо завтракай, потому что не известно, где будешь ужинать. Этим я и решил заняться, воспользовавшись любезностью Аэрофлота и предоставленным перекусом. Спустя какое-то время все успокоились, свет выключили, и я вместе с остальными пассажирами стал тихонько похрапывать, ожидая продолжения сонного сериала.
             Время за работой пролетело быстро, вся близлежащая пустыня была изучена и исхожена вдоль и поперек, дополнительные бригады организованы, разъяснительная работа проведена, премии за трудовые победы оговорены, отстающим оказана предметная помощь, ленивым выданы положенные звездюлины. Теперь трасса строительства проходила недалеко от городка, что позволяло пользоваться привилегиями «начальника» не быть тесно связанным с жестким строительным процессом, и заскакивать в городок, чтобы смыть пыль и пот трудового дня. К слову, и того, и другого в пустыне было предостаточно. Строительная техника поднимала тучи пыли, которые гонимые слабым ветром лениво окутывали всю прилегающую территорию, покрывая все бархатным налетом. Солнце, с утра едва разгонявшее ночной холод пустыни, к полудню так раскочегаривало, что металл было опасно трогать голыми руками. Из-за этого работы по изоляции трубопровода перенесли на ночное время, когда условия были подходящими. Дело в том, что изоляционная пленка (черного, кстати цвета), после нанесения на трубу вздувалась громадными пузырями, что наносило непоправимый ущерб качеству защитного покрытия, и делало работу бесполезной. Это явление меня заинтересовало, потому что трубу перед изоляцией обычно специально подогревают для удаления влаги, а сама пленка по техническим характеристикам должна выдерживать градусов шестьдесят.
         Все эти нюансы, как и многое другое, я узнал, работая с японцами, которые поставляли нам эту самую изоляционную пленку, и недавно приезжали в Сургут, где проводили длительные испытания своей новой марки с улучшенными характеристиками, надеясь и дальше продавать ее родному министерству. Японцам дали лучшую бригаду, которую предварительно разные начальники специально прорабатывали перед приездом капиталистов, чтобы не ударили в грязь лицом, то есть не опохмелялись с утра или не нажрались в обед, не ругались через слово матом, общаясь между собой или с машинистами трубоукладчиков, и прочая, прочая. Про работу никто не говорил, все и так знали, что бригада классная. А работали в сложных условиях, было холодно, градусов тридцать мороза, японцев это сильно радовало, чем хуже, тем для испытаний лучше. Их было человек шесть, все с камерами, снимали каждый шаг, лезли во все щели, и просто мешали работе. Наконец бугор не выдержал, остановил изолировочную машину, и сказал мне:
- Переведи этим узкоглазым, если не отойдут в сторону и не перестанут мешать, совсем остановлю работу нахрен.
Мне и самому уже надоело оттаскивать любознательных японцев от действительно смертельно опасных железяк, техника безопасности не зря придумана, за нее заплачено чей-то кровью. Мне совсем не хотелось, чтобы кто-то из японцев изображал из себя самурая, мужественно умирающего в сражении с гусеницами. Схватив старшего по японской команде, и, не дожидаясь переводчика, быстро изложил требование бригадира, присовокупив пару страшилок от себя. Старший соображал быстро. Уточнив зоны безопасности, он собрал своих подчиненных, и лающим голосом стал отдавать команды, подкрепляя их суровыми жестами. Бригада курила папиросы, откровенно лыбилась, и без стеснения таращилась на необычное зрелище. Послушные японцы заняли разрешенные позиции, и бригадир снова запустил комбайн.
-Уважаемый Вородимир-сан, я буду все время рядом с вами, если не возражаете, - сладко пропел старший, и прилип к моему боку. Хитрый японец, прекрасно понимал, что я-то знаю, где стоять так, чтобы не мешать работе, и все было хорошо видно. Так и проходил за мной еще двое суток, пока работы не завершились.
         - Володь, надо найти пирометр, - сказал я Роде, трогая поверхность трубы, нагреваемую белым солнцем пустыни. Мы поехали в городок, чтобы там в лаборатории найти прибор, нужный нам для замеров. Когда мы вернулись обратно, прошло часа два, благо, мы еще успели пообедать в столовой, и немного отдохнуть под кондиционером. Было три часа пополудни, если верить метеорологам, самое жаркое время суток. По мне, так сущая ерунда, солнце в пустыне палит нещадно весь день, я не чувствовал никакой разницы в течении дня, на экваторе солнце всегда в зените. Я проверил прибор, и замерил температуру трубы. Она меня «приятно» удивила, хотя нечто подобное и ожидалось: плюс семьдесят два! Вот тебе и сказки про то, что яйца пекут в песке. В теневом участке труба показала меньше пятидесяти, кажется, сорок шесть, и это зимой. А что будет летом? Да, проводить работы по изоляции ночью было верным решением. Была, правда, в этом и проблема. Согласно неписанному правилу, всегда на работу берут некоторое количество аборигенов, практически всегда неквалифицированную рабочую силу, которая в большинстве случаев является родственниками разных местных начальников, с которыми обязано дружить наше руководство, чтобы успешно решать свои разные бытовые вопросы проживания, питьевая вода, электричество, мусор, да много чего. Работать у иностранцев престижно и денежно, и для соседей по деревне такой индивид вырастает в глазах и в плечах, восток дело тонкое. Работать, однако, они не любят, а гонять их палкой не позволяет дружба народов, а зря.
Будучи через много лет в Ливии уже очень большим начальником, я наблюдал крайне любопытный факт эффективности рабского труда. Нужно было срочно уложить переход через дорогу, и, хотя дорога была старая и раздолбанная, рядом с ней находился здоровенный водопровод, детище Каддафи. Из-за этого приходилось крутиться в ограниченном пространстве, близко подогнать для работы экскаваторы и другие механизмы было запрещено надзорными органами арабов. Дело двигалось туго, Заказчик наседал, я психовал, и, наконец, сам поехал на место, чтобы воткнуть фитиль прорабу, и покомандовать самому, если надо. Картина была рабочая: техника тарахтела, народ уныло стоял около края дороги, прораб нарезал круги вокруг перехода. Увидев подъехавшее начальство, народ немного расступился, освобождая лучшие места для обзора, с надеждой поглядывая в мою сторону, ожидая, что я вытащу сейчас что-то из кармана, и все сразу наладится. Прости, Господи, но предыдущее руководство контракта полностью отбило у рабочих интерес к работе и инициативу, само погрязнув в бесконечных совещаниях, согласованиях, и страшно боялось принять самостоятельное решение, а вдруг что не так? Меня то мой любимый шеф всегда учил – сначала хорошо подумай, потом принимай самостоятельное решение, и реализуй его. Пусть оно поначалу не всегда будет правильным, но это твое решение, надо действовать, а не сидеть и ждать помощи от дяди, только так ты научишься настоящему мастерству. Банальные по сути вещи, так матери с пеленок учат своих детей мудрости жизни, но мы о них, почему-то, забываем.  Я подошел, поздоровался, и стал вместе со всеми глазеть на представшую картину. Прораб, пресная личность откуда-то с западной Украины, что-то жарко тараторил, размахивая руками, и пытаясь заглянуть мне в лицо. Я отмахнулся, соображая, в чем затыка. Оказалось, что из-за водопровода не удается разработать траншею примерно по пять метров с каждой стороны, не достает экскаватор, вот и сидят все третьи сутки, бьют баклуши.
- Копайте вручную, - сказал я прорабу, - сам бери лопату, и личным примером воодушевляй. Народу у тебя достаточно.
Прораб опешил, и заткнулся на полуслове.
- У меня все высоко квалифицированные специалисты, - забубнил он, - как я сварщика заставлю копать, это ж не его дело.
- А дело без дела три дня дурака валять? – я начал психовать, понимая, что прораб балбес, но другого просто нет.
- Найми негров, если сам не можешь копать, - заорал я.
- А денег дадите? – тут же нашелся хитрый хохол, и слегка расправил плечи.
Я сунул ему десять динар, и сказал: - Дашь задаток, остальные привезут позже, я позвоню в бухгалтерию. Расписку не забудь. Я заеду вечером, проверю.
Заехал, проверил. Увиденное настолько удивило меня, что навсегда застряло в памяти, как свидетельство гениальности человеческой породы, и потом я много раз рассказывал эту историю, приводя ее в пример на чье-то нытье о сложностях и проблемах.
Два негра сидели на кромке траншеи, каждый со своей стороны дороги, и безучастно наблюдали, как внизу еще два негра машут лопатами. Здоровенный араб с палкой медленно прогуливался между работающими, покуривая сигарету. Наши работяги, утомленные солнцем и бездельем, дремали в тени автобуса, и терпеливо ждали. Сначала я хотел немного покричать, чтобы взбодрить ленивое царство, но что-то меня остановило, и я стал молча наблюдать за происходящим. Минут через пять араб гаркнул что-то на своем языке, негры поменялись местами, и процесс продолжился. Теперь работавшие разлеглись на кромке траншеи, и глазели на своих сотоварищей. Я засек время. Негры работали около 15 минут, монотонно захватывая лопатами песок, и выбрасывая его за бруствер, араб-надсмотрщик периодически рычал на них, тыкая палкой под ребра.
- Могли бы и больше брать на лопату, лентяи, - подумал я, и, было, решил дать соответствующее указание. Потом посмотрел на процесс еще немного, и вдруг понял, что негры берут лопатой ровно столько песка, чтобы без остановки спокойно и размеренно работать эти 15 минут не надрываясь, и спокойно потом отдохнуть и восстановить силы. То, чего мои балбесы не могли экскаватором сделать за три дня, четыре негра сделали за шесть часов голыми руками. Палка старшего и денежный приз в конце, кнут и пряник. Ну мы то гуманисты, поэтому у нас всё и хреново.
            Вновь принятым на работу местным йеменским «специалистам» выдали рабочую спецодежду, ботинки, каски и рукавицы, как того требует техника безопасности, объяснили, что делать, и пустили в работу. Арабы мужественно натянули на себя выданный реквизит, и принялись за дело. Дело состояло в том, что два клиента с граблями шли по дну траншеи, убирали камни, случайно попавшие на дно, и выравнивали песчаную подушку, на которую после изоляции укладывали трубопровод. Остальные в это время, если их не пинал бригадир или кто-то из рабочих, показывая, что делать, прятались где только можно, дабы улизнуть от работы. Лезть в траншею на замену не хотел никто. Изоляционная бригада из моих русских знакомых и знать не знала о поучительной ливийской истории, которая случится через много лет, поэтому, как посланники великой страны Советов, не рукоприкладствовали, и тупо повторяли путь прораба из кинокомедии «Операция Ы». Шурики в начале пути.
Но ужас обуял моих соотечественников, когда через пару дней арабская артель таинственным образом стала терять спецодежду: работали без ботинок, потом брюк, курток и в конце концов снова стали носить свои арабские одежды. Не знаю, кто первым почуял подвох, и обратил внимание на то, что каждое утро арабы выстраивались в очередь за рукавицами, которым, вообще то, сносу нет, ибо делали их из кондовой холстины. В течении нескольких дней весь запас рукавиц исчез, заставив задуматься бригадира, который с подобным столкнулся впервые. Очередного просителя он неприлично послал, чем нимало огорчил всю арабскую шатию. Секрет раскрылся довольно быстро. Каждую пятницу, в выходной, народ ездил на базар в близлежащий городишко, так вот там то во всей своей красе и были обнаружены исчезнувшие ботинки, рукавицы, и другая амуниция, которой бойко торговали доверчивые сыны пустыни. Ярости прораба и бригадира не было предела. Из-за того, что на дно траншеи часто падали змеи, в том числе ядовитые, скорпионы, фаланги и прочая нечисть, арабы часто отказывались лезть в траншею и убирать камни, подвывали и закатывали глаза, показывая свои голые ноги. Их вроде было жалко. Но в эту ночь все кардинально изменилось. Насладившись привычным спектаклем, бригада, нехорошо улыбаясь, загнала в траншею всю театральную группу, поставила сверху надсмотрщика, который сталкивал вниз особо ретивых, не хотевших работать, а бугор поддавливал ленивцев трубой, которую изолировал и укладывал в траншею. Гремящая и лязгающая изолировочная машина очень хорошо убеждала поработать, заставляя арабов трудиться и быстро двигаться вперед.
       Очень скоро стало ясно, что выполнить опрометчиво данные руководством контракта обязательства удается, да еще раньше срока, поэтому мы стали ждать команды на возвращение домой, очень уж хотелось хоть разок неспешно окунуться в Индийский океан.
Команда от шефа наконец была получена, о чем нам сообщили в городке, когда мы в очередной раз к вечеру вернулись с трассы. Родя сразу начал собираться назад, хотя я его и отговаривал ехать на ночь глядя, да еще устали за весь день мотаний между бригадами, но он был настроен решительно. С другой стороны, я его понимал, в базовом городке какой-никакой, но дом, там осталась жена без техосмотра, домашняя еда, а готовила Галя отменно, не однообразную столовскую пищу, а борщи там и разные вареники. Кто долго работал вне дома прекрасно меня поймет. Короче говоря, мы быстро поужинали, обняли всех, кого успели, пожали сотню рук, и рванули домой, к океану. Прощай, пустыня каменная, здравствуй пустыня песчаная.
          На юге темнеет быстро, и когда мы выехали на серпантин, по которому дорога полого спускалась с плато, длинные тени горок и холмов уже заполнили окружающую природу своим сумраком. Вершинки впереди еще чуть светились в лучах заходящего солнца, но чувствовалось, что ночь вот-вот накроет все вокруг. Родя включил фары, и мы спокойно ехали вниз, лениво переговариваясь, и глазея по сторонам. Вернее, на окружающие красоты глазел я, Родя смотрел на дорогу, ибо вел машину. Далеко впереди через дорогу пролетела стая светлячков, потом еще одна.
- Володь, смотри, как красиво, - я рукой показал вперед, где только-что мелькали яркие точки.
- Да нет там ни хрена, - небрежно сказал Родя, - ну, летают, и чего?
- Да нет же смотри, смотри, - азартно проговорил я, снова показывая на стайку светлячков, снова пролетевших впереди. Было в их полете что-то завораживающее, и до боли знакомое. Я покрылся килограммовыми мурашками, потому что внезапно понял, где уже видел такую красоту. Трассеры, так они выглядели через прицел пушки или командирский визир, когда на танковом полигоне мы выполняли ночные стрельбы из пушечного вкладыша и танкового пулемета.
- Стой, твою дивизию, - благим матом заорал я, - Глуши, глуши! Свет гаси!
Новая очередь высекла искры из асфальта дороги метрах в ста от нас, и светлячки хаотично разлетелись в разные стороны. Родя резко затормозил, «Нива» клюнула носом и остановилась. Да, хорошо нас выучили старые полковники на военной кафедре, бесконечно отрабатывая посадку экипажа в танк, и его покидание. Я моментально десантировался из машины, и перекатился подальше в сторону, засев в кювете, и не думая высовываться. Родя сопел где-то рядом. Еще одна очередь прошла у нас над головами, заставив непроизвольно вжаться в каменистую почву, хотя головой то я понимал, что пока прямой опасности нет, и даже высунул один глаз, чтобы попытаться засечь, откуда ведется стрельба. Было удивительно тихо, и это было плохо, потому что ночью палят на слух не жалея патронов, а такая перспектива нас не устраивала. Так мы пролежали минут пятнадцать, изредка отвлекаясь на очередную стрельбу неугомонного охотника, решая, как выпутаться живыми из странной переделки. Заводить двигатель нельзя, а как ехать? Не лежать же в канаве полночи, надеясь, что пулеметчик уснет.
- Так, давай толкнем машину, здесь уклон километров пять, пусть катится, - прошептал Родя.
- Хорошо, только потихоньку, и дверь придерживай, не хлопай.
«Нива» смутно белела на фоне темного асфальта дороги, и мы боялись, что её будет заметно, хотя, честно говоря, разглядеть машину без бинокля или ночного прицела на расстоянии пару сотен метров довольно сложно. Мы аккуратно, на четвереньках, подобрались к машине, Родя сел за руль, отпустил ручной тормоз, и включил нейтральную передачу. Его манипуляции гулкими ударами отдавались у меня в ушах, и я ждал выстрелов в спину.
- Тихо ты, - шипел я, - чего грохочешь, услышат же. Родя сам понимал, что надо бы потише, но и так с трудом владел собой, тоже ощущая себя беззащитной мишенью. Я уперся в переднюю стойку, и стал толкать «Ниву». Она хоть и маленькая с виду, но весит больше тонны. Да, уклончик был, и я из последних сил упирался ногами и руками, пытаясь придать машине максимальную скорость. Наконец, выдохнувшись, я вскочил на сиденье, придерживая дверь рукой, и мы медленно покатились по дороге.
- Хорошо, что луны нет, - пробормотал Родя, всматриваясь в темноту. Дорогу, кстати, было видно неплохо, темный асфальт выделялся на фоне более светлого песка и камней обочины. Последняя очередь пересекла небо сзади нас, и мы с облегчением поняли, что неизвестный враг ничего не видит, и не слышит, но рисковать не стали, и продолжали тихо катиться дальше.
- Два километра проехали, - наконец сказал Родя, и вопросительно посмотрел на меня.
- Давай, только сразу газу, - ответил я, и пристегнулся. Уговаривать Родю было не нужно, «Нива», как ужаленная, рванула с места в карьер с ретивостью молодого скакуна. Выстрелов в спину не было. Мы так и не узнали, кто в нас стрелял, повстанцы, или регулярные войска, которые за ним гонялись по этим горам, или просто местный пастух, они тут все ходят с оружием, да и какая к черту разница, какая сволочь пыталась нас убить, развлекаясь пальбой из крупнокалиберного пулемета по мирным людям, которые едут по дороге. Мы, наконец, закурили, пытаясь хоть немного снять напряжение пережитого, и я грустно сказал:
- Три. Пророчество для нас хорошо закончилось.
Мы замолчали. Спуск закончился, и впереди показались огни какой-то деревни. Пулеметные очереди из засады остались позади.
           - Чай, кофе, - стюардесса услужливо наклонилась, ожидая ответа.
- Кофе, с молоком, без сахара, - ответил я, и посмотрел в иллюминатор. Сплошной ковер облаков лежал внизу, и совершенно не напоминал пустыню, к которой я уже как-то привык. Кофе был неплохой, из зерен, не растворимый, видно, на заграничных полетах «Аэрофлот» ещё старался держать марку, внутренние рейсы уже коснулось всеобщее обнищание. Я не могу назвать себя знатоком мокко или арабики, но сказать, хорош кофе или нет, уже могу.
         Однажды, проезжая через местный город районного масштаба с именем Мукалла, мы оказались недалеко от базара, и Родя предложил зайти в местную забегаловку, выпить чего -то прохладительного. Метания по объектам строительства и местным дорогам при тридцатиградусной жаре и дикой влажности из-за близости океана, к чему мой северный организм никак не мог приспособиться, почему-то вызывают некоторую жажду, требующую удовлетворения. Наши, если нет воды, хлещут местный «Спрайт» из холодильников, которые стоят в каждой захудалой лавке или сарайчике, в которых продают всякую мелочь, но я никогда не понимал, как можно напиться сладкой газировкой, пусть даже ледяной. Родя уверенно продвигался вперед, как ледокол рассекая толпу арабов на нашем пути. Я уже заметил, что местные никогда не уступают дорогу, и всегда, как воспитанный человек, уходил в сторону, или обходил наглые черные рожи, стоящие на пути. Вячеслав Шингур, местный заместитель по снабжению и мой старый знакомый, с которым мы ездили смотреть площадки хранения материалов и места разгрузки в местном порту, увидев мои реверансы долго смеялся, а потом сказал:
- Ты при на них буром, эти копченые местные уважают грубую силу, от белых тем более, англичан то из Йемена недавно выпихнули, но отголоски колониального страха еще остались.
И правда, я хоть и худой, но росту не малого, на голову выше любого из местных, и когда стал нагло наступать на встречных, выпятив грудь и зловеще сверкая черными стеклами солнечных очков, которых местные почти не носили, совет Славки безотказно работал всегда.
          Ресторанчик, кафешка, забегаловка, не знаю, как правильно назвать это заведение, представляло собой несколько длинных столов, с лавками по бокам, точь-в-точь, как у нас в деревне, и расположенных под тростниковым навесом. Везде сидели арабы, неспеша попивая кофе или чай из странных стеклянных стаканчиков, покуривая, ведя степенные разговоры, или просто глазея по сторонам. Когда мы вошли, и стали искать подходящее, не сильно засиженное местечко, местная публика на мгновение смолкла, как по команде вытаращилась на нас, пытаясь понять, какого рожна белые пришли не в свое место, но природный пофигизм быстро вернул их в неторопливое русло бесед и праздного созерцания. Если бы не черные лица, ну точно ашхабадская чайхана, куда мы заходили с мужем моей сестры хлебнуть чего-нибудь горяченького.
Достаточно свободная лавка нашлась неподалеку, соседей было мало, и они сильно не косились. Когда мы наконец уселись, подскочил молодой арапчонок, и спросил, чего мы желаем. Мы заказали кофе, и хоть мне очень хотелось пить, желание попробовать настоящего местного кофе на его почти родине, оказалось сильнее. Мы закурили, и стали ждать, перебрасываясь редкими фразами, и отмахиваясь от мух. Эти мелкие твари довольно сильно досаждали, тем более, в таком людном месте, но, если их воспринимать как неудобную, но неотъемлемую часть обстановки, все было терпимо. Психология, блин. Через какое-то время арапчонок принес наш кофе и два стакана с водой. Я подозрительно посмотрел на воду.
- Пить то её можно?
- Да пей, это из-под крана, в худшем случае пронесёт, - ответил Родя.
Чашки с кофе были малюсенькими, грамм по пятьдесят, и черно-коричневыми, как и налитый в них кофе. Я недоверчиво понюхал напиток, и осторожно отпил маленький глоток. Маленький потому, что кофе был обжигающе горячим, горьким и сладким одновременно, и растекался по нёбу, как лава. Я крякнул, и закурил. Любители кофе и курильщики меня поймут, пить кофе, и не курить невозможно. Кофе быстро закончился, и я помахал рукой арапчонку.
- Ты еще будешь? – спросил я Володьку. Он покачал головой, в его чашечке еще оставалась малая толика напитка. Я стал втолковывать арабу, что мне нужна чашка кофе побольше, типа чайной. Малый слушал меня с интересом, таращил глаза, но явно не понимал, что я от него хочу.  Я посмотрел вокруг, в надежде, что вдруг увижу что-то похожее для примера, но ничего подходящего не нашел. Парень неплохо говорил на английском языке, сказалось положительное влияние колонизаторов на систему образования, которую старались вытащить из средневековых традиций. Не из чистого альтруизма, конечно, просто слуги должны понимать желания своих хозяев, а из неграмотного слуга никакой.
Поняв, что от него ничего не добиться, я заказал еще одну чашку кофе. Потом еще одну. Арапчонок смотрел на меня с уважением. Кофейный аромат ласкал мои ноздри.
- Не много ли, - с сомнением протянул Родя, когда я начал пить очередную чашку.
- В самый раз, - бодро заявил я, с блаженством потягивая крепкий, тягучий напиток. Судя по всему, арабы кофе варили круто, не жалели. Организм вроде как взбодрился, и я снова был готов к новым подвигам.
- Ну что, по коням? – мы расплатились, и двинулись к машине. Сердце гулко стукнуло. Потом еще раз, и еще, и еще.
- Ты в порядке? – снова поинтересовался Родя, - Что-то ты выглядишь как-то взъерошено.
Я с интересом прислушался к своему внутреннему состоянию. Нет, это не водка, (наркоту я принципиально ненавижу), ощущение, как будто нырнул глубоко, а потом выскочил на поверхность, выдохнул, и снова вздохнул свежего воздуха. Сердце еще бьется редко, как под водой, буум, буум, но ему уже не терпится затрепетать от избытка кислорода, и стучать, стучать. С одной стороны, это было хорошо, но все же зря я выпил так много. Не чувствовалось ожидаемой легкости и свободы, но я был взвинчен, и сжат, как стальная пружина. Да, хлебать стаканами настоящий кофе, сваренный по всем канонам настоящих мастеров, веками владевшими этим искусством, как растворимую бурду, которую мы пьем дома, значит проявить неуважение к благородному напитку, Больше я так уже не делал, хотя много позже бразильцы тоже пытались залить меня своим крепчайшим кофе под кубинскую сигару.
Я бодро, так мне казалось, дошел до машины, и взгромоздился на сиденье. Сердце уже стучало как швейная машинка, и мне казалось, что даже рубашка на груди мелко вибрировала. Красивое слово «допинг» всплыло в памяти, и я себя зауважал, ведь тогда мы знали только положительное значение этого слова. Пока машина медленно двигалась по лабиринту узких улиц, пытаясь вырваться наконец на простор дороги, я смотрел, как неторопливая арабская жизнь протекает мимо. Бабы в черном с ног до головы, больше половины носят чадру, везде мусорные кучи, маленькие дети играют в пыли, нечистоты текут ручейками, козы и худющие коровы слоняются без дела и хозяев, стараясь укрыться от палящего солнца в тени закоулков. Вот эти то облезлые животины и привлекли мое внимание, растрогав до слез. Все началось с того, что возле сильно припахивающей мусорной кучи полудохлая корова нашла газету, и начала вдумчиво её жевать. Я попросил Родю притормозить, больно уж зрелище было необычное. Покончив с одной страницей, корова сунула морду в мусор, долго там копалась, и извлекла на свет новую порцию занимательного чтива, которое также стала употреблять в пищу. Мне, городскому жителю, конечно, не понять голодную йеменскую корову, но смачные звуки пережевываемой бумаги привлекли внимание коз, которые тоже околачивались неподалеку в поисках, чего бы им пожрать. Суровая правда жизни, полная борьбы за выживание на твердом асфальте, бросила их к мусорной куче, полной деликатесов. Корова попыталась прикрыть найденные сокровища своим тщедушным мосластым телом, только куда ей тягаться со стаей шустрых мелких коз. Они вскочили на мусорную кучу со всех сторон, и приступили к исследованию завоеванного пространства на предмет покушать. Оказалось, однако, что газеты не совсем свежие, и козы одна за другой ретировались восвояси, оставив корову в одиночку дожевывать найденное богатство. Я уже было решил покинуть спектакль, но тут на сцену под аплодисменты публики вышли две примы. Какая-то шустрая коза все-таки нашла в залежах нечто достойное её внимания. Это был обычный синий полиэтиленовый пакет, набитый какой-то дрянью. Коза зажала его в зубах, пытаясь вытащить из кучи, и оттащить в сторону. Вторая коза тут же подскочила к ней, и, тоже вцепившись зубами в пакет, стала тянуть его на свободу из-под прижавшего его мусора. Совместными усилиями пакет был благополучно извлечен на поверхность, и стал готов к поеданию. Но встал вопрос, кто хозяин сего лакомства? Первая коза не раздумывала над очевидным фактом, и, отпустив пакет, головой толкнула товарку. Зря она это сделала. Вторая коза пакет не отпускала, и, как только почувствовала, что он освободился, рванула в сторону. Любой из хомо сапиенс в подобной ситуации закричал бы: - Грабят, караул, помогите!  Но первая коза была начисто лишена каких-либо понятий о приличиях. Она, как истинное дитя городских арабских закоулков, метнулась вперед, и снова ухватила зубами свой конец пакета. Подружки изо всех сил тянули пакет каждая на себя, но силы были примерно равны. Уступать в схватке козы были явно не намерены, поэтому молча стояли в напряженных позах, с ненавистью глядя друг на друга.
Я с интересом смотрел за ними, такое зрелище пропускать было глупо.
В отличие от меня, козы быстро поняли, что долгое перетягивание каната не пойдет на пользу победителю, поскольку у него не останется сил утащить приз, и спокойно его дожевать, может прийти кто-то третий, и отобрать добычу. Они нашли другое решение! Ни я, ни потом никто из моих друзей, неоднократно слушавших мой рассказ, не угадали, что произойдет дальше. Какой к черту IQ. Козы просто начали жевать пластиковый пакет с двух сторон, поедая его, как пирожок с начинкой! Вот, оказывается, где Дисней мог подсмотреть свой эпизод с поеданием спагетти – у итальянских коз! Да, голод не тётка.
            Стюардессы собрали посуду, я снова откинулся на кресле, и закрыл глаза.
        Океан откатился на десяток с лишним метров, обнажив песчаное дно прибойной полосы. Отлив, самый пик. Пляж, и так достаточно большой в обычное время, превратился в широченную полосу песка, уходящего далеко вперед, километров на пять, до черного лавового поля, круто спадающего в океан. Чайки, какие-то птички, и бесчисленные полчища песчаных крабов шастали и прыгали по влажному песку в поисках пропитания.
- Ну что, газанём? – Славка Шингур весело толкнул меня в плечо, и кивнул на пляж.
Да, простор для гонок был шикарный, только я пока не понимал, в чем фишка. Славка увидел мои сомнения, и потащил меня к машине.
- Не сядем в песке? – спросил я, хлопая дверью.
- Не боись, - Славка включил передачу, и рванул машину с места в карьер.
«Нива» не предназначена для быстрой езды, но сейчас, подвывая коробкой передач, и подстегиваемая безумным водителем, она набрала скорость, и летела как птица. Влажный песок упруго прогибался под колесами, сглаживая неровности поверхности, машину плавно покачивало, я прямо всем телом ощущал, как она летит по зыбкой полосе отлива. Такое бывало, когда легкий гусеничный вездеход «газушка» летит по топкому торфяному болоту, разбрасывая в стороны клочья ягеля и клюквы. Славка плавно крутанул руль, и мы помчались по самой кромке океана, во все стороны разбрасывая алмазные соленые капли. Из салона вид просто замечательный, но смотреть на несущуюся по океанскому берегу машину лучше со стороны, эффект впечатляет. Шустрые крабы не успевали отскочить в сторону, и хрустели панцирями под колесами теплый соленый ветер рвал рубашку, и выдавливал слезу из глаз. Фантастические ощущения!
- Хочешь? – Славка выехал на сухой песок, и развернулся.
Я уселся за руль, и вдавил педаль газа в пол. Машина, послушно взревев двигателем, набрала сотню, и я свернул в океан. Фонтаны брызг окатили машину, залили ветровое стекло, пришлось немного подправить траекторию, не так глубоко заезжая в воду. Восторг от движения, скорее полета, был неописуем. На полном ходу промчавшись по пляжу я выехал на дюну, и остановился. Впереди, до асфальтового шоссе оставались два километра песчаной пустыни, начиненные каменистыми островками из застывшей лавы, между которыми едва угадывалась дорожка, пробитая упорными русскими в стремлении к океану.
- Спасибо, никогда так не гонял, - сказал я, уступая водительское сиденье, и с грустью посмотрел на океан. Его безграничная синева перемигивалась тысячами солнечных бликов, которые переливались на неторопливых волнах. Строители трубопроводов и их мальчишеские развлечения океан не интересовали.



Владимир Сухов
июнь 2019 года

Продолжение следует