Грета. Глава 14. Путь к свободе

Март 1938 года, дом семьи Шмидт

Отец стоял у окна своего кабинета, наблюдая, как Эрих укладывает последние чемоданы в багажник W10 Mannheim. Два месяца прошло с тех пор, как Грета подала заявление об увольнении на следующий день после гибели Роземайера. Неделю спустя Эрих последовал её примеру.

— Герр Вильгельм, — Эрих вошёл в кабинет, держа в руках старую записную книжку. — Я хотел ещё раз поблагодарить вас за это.

На столе лежал листок с именем и адресом: «Клаус Рихтер, главный инженер Швейцарских федеральных железных дорог, Берн». Рекомендательное письмо было уже запечатано.

— Я не одобряю побег, — сказал отец, не оборачиваясь. — Но я не позволю моей дочери жить в мире, где таких, как она, затаптывают. Сделай её счастливой. Это всё, о чём я прошу.

Грета вошла в комнату в дорожном костюме. На шее — скромное золотое колье, единственное дорогое украшение, которое она решилась взять. Остальные сбережения уже три года лежали в швейцарском банке.

— Мы готовы, папа.

Он обернулся и долго смотрел на неё. Его девочка, которая когда-то бегала голышом по дому, теперь стояла перед ним взрослой женщиной, готовой начать новую жизнь.

— Пишите, — сказал он просто. — Когда всё это закончится, пишите.

Германо-швейцарская граница, 14:30

Очередь на пограничном переходе двигалась медленно. Серые мундиры, развевающиеся флаги со свастиками, лай собак. Грета сидела на пассажирском сиденье, внешне спокойная, внутри ледяная от страха. Эрих за рулём казался воплощением уверенной арийской молодости.

— Документы, — потребовал пограничник, заглянув в окно.

Эрих протянул паспорта и свидетельство о браке.

— Цель поездки?

— Медовый месяц, герр вахмистр. Подарок жене. Швейцарские Альпы, горный воздух.

Пограничник обошёл машину, заглянул в багажник. Его взгляд задержался на колье Греты.

— Красивое украшение, фрау Мюллер. Свадебный подарок?

— От отца, — спокойно ответила Грета, вспоминая наставления Клареноре о том, как быть незаметной.

Пограничник вернул документы и вдруг ухмыльнулся:

— Проезжайте. И повеселитесь там как следует! Германии нужны здоровые арийские дети!

Эрих кивнул, выдавив улыбку. Грета почувствовала, как к горлу подкатывает тошнота. Шлагбаум поднялся.

Когда немецкая граница осталась позади, Грета закрыла глаза и выдохнула:

— Спасибо тебе, мерзавец. За то, что лишил меня последних сомнений в правильности нашего выбора.

Лугано, Швейцария, вечер

W10 Mannheim остановился у знакомого санатория — того самого, где всё начиналось четыре года назад. Но теперь они приехали сюда не как делегация завода, а как беженцы.

Рудольф Караччиола ждал их в холле. Увидев Грету, он поднялся с кресла:

— Фрау Мюллер. Добро пожаловать в Швейцарию. В свободную Швейцарию.

— Как дела с работой? — спросил Эрих.

— Всё устроено. В Цюрихе есть инженерное бюро, которое занимается железнодорожными проектами. Они будут рады двум специалистам такого уровня. А пока... — он указал на стойку регистрации, — номера забронированы на месяц. Этого хватит, чтобы освоиться.

Когда они остались одни в своём номере, Грета подошла к окну. Внизу расстилалось озеро Лугано, то самое, где четыре года назад молодая секретарша впервые поняла, что мир больше чертёжной доски.

— Не жалеешь? — тихо спросил Эрих.

— О чём? О том, что мы остались живы, пока другие гонятся за смертью? — Она обернулась к нему. — Нет. Не жалею.

Он обнял её, и она прижалась к его плечу. За окном швейцарский вечер окутывал озеро туманом. Где-то там, за горами, рождался новый мир — мир войны, ненависти и безумных скоростей. Но здесь, в этом номере, у них было всё, что нужно: любовь, свобода и право выбирать, для чего жить.

— Знаешь, — сказала Грета, — я всю жизнь думала, что бегство — это поражение. А теперь понимаю: иногда это единственная победа, которая у тебя есть.

Эрих поцеловал её в висок, туда, где до сих пор виднелась тонкая седая прядь — память о дне, когда она поняла цену скорости.

— Союз двух зубчатых колёс, — прошептал он.

— Союз двух зубчатых колёс, — согласилась она.

И в первый раз за много месяцев Грета была абсолютно уверена: они выбрали richtige Ubersetzung.

За окном швейцарская ночь укрывала беженцев из страны, где скорость стала важнее жизни. Но их собственная история только начиналась — история о том, как любовь может быть быстрее смерти, а мудрость — быстрее безумия.