Точка за краем круга 2

Специально задержавшись на полчаса, я спустился в фойе гостиницы вместе с пожилым индусом, нервно перебиравшем какие-то бумаги в объемистом кожаном портфеле, который он одной рукой держал навесу.

Ему было неудобно, то и дело он подставлял под портфель колено, чтобы зафиксировать свою капризную ношу, и явно очень спешил, потому что выбежал, ударившись плечом о едва открывшиеся створки лифта, когда тот беззвучно дошел до цоколя. От удара ручка у портфеля оборвалась и тот шлепнулся на гранитный пол, укоризненно уставившись на владельца скважинами двух латунных замков.

Я искренне посочувствовал незнакомцу, решительно отказавшемуся от помощи и зигзагами по-крабьи удалившемуся в сторону выхода со своей бесценной ношей под мышкой.

Там за окнами под солнцем стоял большой синий автобус, которой, вероятно, только что привез три дюжины рослых дев в одинаковых спортивных костюмах, шумных и веселых, заполнивших собой все пространство. Команду волейболисток или что-то вроде того.

От автобуса к лифтам словно на конвейере курсировали тележки с исполинскими баулами, за которыми приглядывала пара женщин неспортивного вида с усталыми и сосредоточенными лицами, непрестанно отмечавшими что-то в своих планшетах. Аббревиатура ВФВ на экипировке подтвердила версию с волейболом. Вероятно, Тискино принимало какой-то чемпионат.

Мне, связанному со спортом лишь через трансляции в интернете (конца которых я обычно не дожидался), всегда было интересно знать, что в этих огромных баулах возят с собой спортсмены – неужели тысячу мячей, собственные столбики, сетку и напольные покрытия девяносто одного вида?

Протиснувшись через скудное пространство, остававшееся еще незанятым багажом прелестниц, я обследовал гостиничный холл, убедившись, что встречавший меня Виктор исчез. Видимо, терпение и гостеприимство не входило в его обязанности.

Испытав чувство облегчения, я спросил у благообразного швейцара с усами в стиле Сальвадора Дали, где можно позавтракать близ отеля.

Никакого расписания у меня на этот день не было. В Институте мне было назначено только послезавтра, а до этого я был предоставлен сам себе и заботам встречавшего меня проходимца, с которым не имел ни малейшего желания продолжать общение.

Швейцар деловым тоном предложил на выбор «Сытого кота», «Ложку» и «Пуфик мамы Кло».

Выбрав интригующее название, я отправился в последнее заведение, находившееся в сотне шагах вниз по улице. Там, где на углу раньше стояла аптека с узкой зеленой дверью, до конца не закрывавшейся. Зимой от этого она обрастала кряжами желтовато-серого льда, с которых в оттепель под ноги натекала лужа воды, исчезавшая только к майским праздникам, чтобы возрождаться из небытия с дождями до самых заморозков.

Почему ее не чинили, оставалось большой загадкой. Однако с детства и до самого отъезда из Тискино я помню эту дверь неизменной, подкрашиваемой каждую весну в тот же цвет. Лишь однажды она, кажется, простояла год коричневой, но оплошность эту исправили и с тех пор на моей памяти больше не допускали.

В кафе по какой-то прихоти к столикам хай-тек из стекла и алюминия были приставлены тяжелые викторианские кресла резного дуба с гобеленовой обивкой, на которой лучники целились в оленей, в то время как к ним сзади подбирались черные клыкастые вепри, несущие на спинах огромных зайцев. В лапах зайцев находились дубины.

Парень, обернутый в длинный фартук словно выросший из своей туники эллин, принял мой заказ и уже через несколько минут на столе возникло блюдо с английским завтраком и полулитровой чашкой черного кофе.

Телевизор на стене показывал «Унесенных призраками» Миядзаки, тот момент в начале, когда юная Огино обнаруживает своих легкомысленных родители превратившимся в свиней. За столом. Как метко и своевременно. Я невольно улыбнулся, отдав должное великому автору и моменту.

Ровно в ту секунду, когда я, предвкушая терпкий вкус арабики, поднял чашку, что-то резко натужно свистнуло – но не где-то там, на улице, и не в здании кафе, а как будто сразу везде, по всему объему воздуха, бывшего в то время в Тискино и над ним.