Сказка о скелетике с сухариком во рту

Запрет висел на занавесках…
Отсвечивал в семи подвесках
На светом венчанных рожках
Под потолком той люстры старой…

Но и на ней гнездился страх.
И не сиял вовек пожаром
В её сиятельных кругах
Всему, что люстра освещала.

Она нас нет не пеленала —
В открытых взору кружевах
Своих затейливых узоров
Скрывала тот же старый страх.

Этюдник жил так сиротливо…
На острых ножках танцевал,
И возвышался горделиво,
Но… ничего не рисовал.

Его приметная хозяйка
Была красой наделена,
Ещё — радушием всезнайки и...
Славно стряпала она.

Казалось бы, витало счастье,
И явен был тот аромат,
Которым розан был богат.
Но всюду чудилось ненастье.

Художник — трепетный собрат —
Пробрался как-то в этот сад
И предложил писать портреты.
Ещё он был чуть-чуть поэтом…
И был ни в чём не виноват.

Он ни на что не покушался,
Он в атмосфере растворялся…
Но одолеть портрет не мог —
Он тайных чувств не превозмог
И слабый слепок уволок
С того, чему бы стать шедевром.

За это был терзаем нервом…
Какой вполне расстроенным притом
Таинственный Содом
Мог лицезреть тот странный дом?

Старинный дом, скалённый
Красным кирпичом,
Промаркированным притом,
Вполне купеческой закваски,
Годящейся для нашей сказки.

Хозяюшка всё хлопотала…
Ей всё хлопот казалось мало:
Уж всех она запеленала,
Наподчевала, обласкала…
И так весь день душа летала.
И нет — представьте! — не страдала.
Была с лихвой наделена
Любовью той, что побеждала
Любые умыслы она.

Вот как-то зимнею порою
Она гуляла во дворе.
Холодновато — я не скрою —
Казалось ей по той поре.

И стал ей хлад казаться страшен.
Последний луч меж дальних башен
Совсем в тоску её вогнал…
Хотя ничто не предвещал
Печали дивный зимний вечер.

Она вошла скорее.
Свечи —
Сейчас же в доме, тут и там,
Смогла поставить по углам.

Собачка — так по-человечьи! —
Приткнулась к ласковым рукам,
Что отогрелось сразу сердце.

Скрипит таинственная дверца…
И лёгким шагом, не спеша,
Пошла по комнатам душа…
Да спать легла она в кровать.
Хотя…
Хотела рисовать.

А что ж мешало?
Кто теснитель?
Кто тут таланту злой гонитель?
И почему она в кровать,
Хотя тянуло рисовать?!

За года три тому случаю
Она, душа, не только чаю
Не раз не выпила с утра —
Так утра светлого ждала —
Но даже в кухню не глядела,
А всё к этюднику летела!
И ну скорее рисовать,
Пока никто не смел мешать.

Потом, конечно, остановка —
Во всём хозяйская сноровка,
Как в прочем знании, нужна.
Ну а хозяюшка — важна!

И всюду краля успевала:
И шила платья, вышивала,
Стирала, стряпала, пекла…
Ну всё хозяюшка могла!

А меж заботы — рисовала.
Да — как!
А если б не дела?..

Но вот все стали замечать,
Что что-то ей мешает спать.

То со свечой её застанут,
Бродящей — анфиладой —
Всей углов купеческого дома,
То ищет что-то у закрома…

А что искать, когда спросить
Хозяйке надо —
В тот же час
Отыщут слуги в самый раз.

Бродила, что-то там искала…
Но слугам — нет — не рассказала:
Кого и что она теряла…
Уста её хранят печать.

И утром — дивные дела —
Однажды вовсе не нашла
На том этюднике портрета…
Глядят, глядят…
Портрета нету!

Всё обыскали!
Наконец заехал в гости к ним купец —
Им всем знакомый, знамо дело —
Ведь в доме жил его отец.

Когда-то знатный был художник,
Покойный ныне, наконец.

И что ж — приехавший?
Он ну — дивиться!
Ну — смеяться!

Все сразу хором:
— Балуй! Святцы!
А ты такой у нас сякой:
Скажи нам, друже: что с тобой?
Над чем потеха?
Что за глупость?
Рассказывай скорее, ну-кась!
Да сделай милость — просвети!
Зачем смеёшься не к чести?

— Да как же мне не зубоскалить?!
Я этот дом спешил оставить —
Тут вечно краска!
Вечно вонь!
Вернулся…
И опять — в огонь!

Повёл купец народ в подвал:
Тут тот, кто вечно рисовал!

Спустились люди в хладный склеп.
В гробу лежит скелетик старый —
С сухариком во рту…
При нём портретик малый.
Как раз — потерянный вчера.

— Так вот кто вор?!
Нашли! Ура!

Вот почему — всегда озноб…
Когда не сгнить —
Без дела чтоб.

Давай, товарищ, рисовать!
Тогда не будем умирать,
Лишь между делом —
Крепко спать,
Да прочих изредка пугать…
Когда портретик воровать.