Барабанная шкура

Барабанная шкура.

Как иногда в реке широкой
Грозой оторванный листок
Несется бледный, одинокой,
Куда влечет его поток, —

Так и она, веленью рока
Всегда покорная, пойдет
Без слез, без жалоб и упрека,
Куда ее он поведет…
А.А. Плещеев

Глухие массивные ворота в бесконечном бетонном заборе на окраине промзоны медленно раздвинулись. Длинная тентованная фура въехала на территорию завода. Сзади двери полуприцепа украшали наспех выведенная по белёсой дорожной грязи размашистая надпись: «Улыбайся! Хули унывать» и нечёткий смайлик.
Через дорогу от заводского забора на заснеженном пустыре, переходящем в бесконечную степь, в одиноком одноэтажном офисе двое занимались оформлением накладных на отгрузку продукции. 40-летний моложавый инженер отдела сбыта Иван Самсонов и полноватый, с зачёсанными на гладкую лысину жидкими прядями седых волос шестидесятидвухлетний делопроизводитель Мавлеич.
 
Сегодняшний рабочий день выдался спокойным, контрагентов с утра было немного. Самсонов и Мавлеич, разобрав заявки и проверив выписанные накладные, от нечего делать смотрели в окно.
Не прошло и двух минут, как ворота снова раскрылись. Фура начала сдавать назад. Делопроизводитель приоткрыл начавшие затягиваться сонной пеленою глаза-щёлочки, прочитал вслух:
— Улы-байся… Хули…
— О! Эта же фура только что заехала, — удивился Самсонов.
— Ну и что? — проворчал Мавлеич, — выгнали назад, охрана лютует.
— Мы всё правильно оформили, — всполошился инженер и начал быстро проглядывать бумаги на столе. Схватился за мышку компьютера.

Длинномер тем временем пятился задним ходом, поворачивая с дороги на расчищенную площадку возле ворот.
С накладными и платёжками было всё в порядке. Самсонов взялся за трубку телефона, чтобы позвонить охране, но тут поднятые над кабиной выхлопные трубы тягача выдали в небо столбы чёрного дыма. Ворота снова начали открываться. Фура двинулась к заводу.
— Не боись, Иван! — успокоил инженера Мавлеич, показывая рукой на улицу, — вишь, разобрались. Заезжает.

К офису друг за другом резво подкатили два «Катерпиллера» с одинаковыми трафаретными грудастыми русалками на боках сверкающих кабин.
Покончив с оформлением новых клиентов и проводив взглядом въезжающие на завод машины, Самсонов хотел было открыть «косынку» на компьютере, но прежде бросил взгляд за окно. На пустынной площадке, где только что стояла фура, как раз посредине между воротами и офисом, метрах в тридцати, на белом чётко вырисовывалась одинокая женская фигура.
— Смотри, Мавлеич! — указал на неё Самсонов.
Делопроизводитель прищурился. Произнёс удивлённо:
— Тю-у, баба. Откуда она взялась?
— Здесь до трассы километр минимум, — начал размышлять инженер.
И тут же догадался:
— Скорее всего с той фуры, что охрана сразу не запустила.
— Посторонняя, значит, женщина, — согласился Мавлеич и почесал в затылке. — Однако, морозно сегодня. Градусов 15?
Не дождавшись ответа, глянул на тяжёлое серое февральское небо за окном, в котором обозначились бледные палевые просветы. Заключил:
— Да нет, похоже, потеплело.
— Высадил, значит, водила подругу… В чистом поле, на снегу, — задумчиво произнёс Самсонов. — Приедет с погрузки, красавчик, не раньше, чем через час.
 
Он встал, распахнул дверь на улицу и, как был, в пиджаке, вышел на крыльцо. После жарко натопленного помещения холод он почувствовал не сразу. Утром мела позёмка, и возле крыльца по щиколотку залегли перемётами застывшие снежные волны. В воздухе медленно порхали редкие крупные снежинки.
Маленькая стройная женщина неподвижно, как оловянный солдатик, стояла вполоборота к офису, лицом к запертым воротам, спиной к отутюженной вчерашним бураном тускло поблёскивающей равнине.
Пёстрая лёгкая косынка, едва прикрывавшая спину кожаная куртка и короткая юбка были явно неуместны посреди заледенелых сугробов. Бледные кисти рук, сложенные друг на друга внизу живота. Но больше всего возмутили Ивана её голые коленки.
«Вот дура! Застудится вся», — удивился Иван и закричал:
— Эй, вы! Идите сюда! Замёрзните.
Незнакомка не шевельнулась. Налетевший откуда ни возьмись ветерок забрался Самсонову под пиджак и сорочку, вмиг взлетел колючим ожогом по позвоночнику, вцепился в затылок, так что волосы встали дыбом. Иван от неожиданности дёрнулся, запахнул полы пиджака спереди, обтянул себя шерстяной тканью. Что-то озадачило его. То ли безразличие дамы к окружающему, то ли слишком лёгкий для зимы наряд… Фигура на площадке не двигалась.
— Женщина! Идите сюда! В офис! — снова крикнул Иван. Он нащупал сзади дверь, распахнул и попятился на порог в окутавшее спину тепло.
Она наконец услышала голос Самсонова, обернула к нему румяное накрашенное лицо, оглянулась по сторонам. Будто на пустыре, кроме неё, был кто-то ещё.
Иван махнул рукой, приглашая вовнутрь. Незнакомка подняла на него подведённые тушью глаза. Решившись, медленно пошла, осторожно ступая высокими каблуками по укатанному неровному снегу.
«Ещё и в туфлях! На каблуках», — ужаснулся инженер. Озноб охватил всё его тело. Он влетел в офис и захлопнул дверь. Поёжился: «Да уж, потеплело», — иронизировал Самсонов, поджидая у двери. Но дама всё не входила. Иван застегнул пиджак на все пуговицы, поднял воротник и только тогда приоткрыл дверь.
Женщина недвижимо стояла метрах в трёх от крыльца, всё так же сложив посиневшие от холода руки животе, опустив голову, будто рассматривала носки туфель.

На дороге показался ярко жёлтый «Кировец». Знакомый тракторист высунул в открытое окно широкое красное лицо и криво улыбался во весь рот, вывернув шею в его сторону. Заглядевшись, он чуть не выехал из глубокой колеи.
И тут Самсонов всё понял: «Проститутка!» Дама слегка покачала туда-сюда полусогнутым коленом, обтянутым телесного цвета капроном. Одёрнула шевелящуюся на ветру юбку.
«Точно, — утвердился Иван в неприятной догадке, кровь прилила к его лицу, — и тракторист этот не вовремя…»
— Быстро заходите! — как можно безразличнее позвал Иван. Распахнул дверь и придержал, пока женщина прошла мимо него в помещение. От неё веяло жёстким холодом и ещё чем-то неуловимо чужим. «Звериным», — мелькнуло в мозгу Самсонова. Недавно он прогуливался возле офиса и неожиданно из-за пригорка на него вышел здоровенный корсак. Зверь лишь скосил на человека тёмный, ничего не выражающий глаз и, не торопясь, потрусил вдоль забора. Тогда Ивану тоже стало не по себе.
— Садитесь! — показал он на стул у противоположной стены возле батареи. Прямо над стулом висел плакат: «Присутствие посторонних в офисе категорически запрещено!»
«Твою мать! И на входе телекамера висит», — мысленно выругался Иван.

— Дра-а-ттвуйте, уважаемая! — раздался масляный голос Мавлеича, — что ж вы так легко одеты?
Из приоткрытой фрамуги окна раздался хруст укатываемого колёсами наста, скрип открываемых ворот. Тишина вмиг прервалась, словно и не бывало. Помещение наполнилось рычанием дизелей подошедших большегрузов и трескотнёй мелодий автомобильного радио.
В коридоре, в окошке для приёма документов вскоре показались суетливые, как всегда, спешащие водители. Повеяло отработанным топливом и стылостью. Вошёл дородный экспедитор. Поставил на подоконник толстый рыжий портфель, достал бумаги.
Инженер скосил глаза на гостью. На первый взгляд, она была не похожа на придорожную шлюху.
Накрашена в меру, одета неброско, юбка короткая, но, не как в их типичной униформе — «по самое не могу». Лишь чуть грубовато, чуть ярче, чем у нормальных женщин, подведённые губы. Блуждающая полуулыбка…
Без смущения встретив оценивающий взгляд Ивана, проститутка перестала растирать замёрзшие синюшные руки. Прикрыла тёмно-вишнёвым маникюром белеющие сквозь капрон точёные коленки. Получилось ещё более соблазнительно. Словно поняв это, не спеша подогнула пальцы.
«Похоже шлюха не из дорогих, но и не дешёвка», — подумал Иван, принимая от экспедитора накладные. Шоферюги сгрудились возле разделительного стекла в коридоре. Они сразу заметили и оценили гостью, сидевшую в глубине офиса. Обменялись сальными ухмылками, снисходительно и насмешливо уставились на Ивана.
«Не ваше собачье дело», — грубо и жёстко ответили серые, стальные колючие глаза Самсонова. В «прошлой жизни» инженер был полицейским. Этот профессиональный взгляд и умение себя вести с толпой нередко выручали его в по-настоящему критических ситуациях. И сейчас наглецы стушевались, без лишних слов получили бумаги и вышли.

Пока инженер разбирался с накладными и с охватившими его мыслями, пожилой делопроизводитель продолжал расспрашивать нежданную гостью:
— А вы сами-то местная?
После паузы последовал принуждённый ответ:
— Да уж, наверное.
— Вы из деревни или с района? – не унимался старик.
— Мы тут, на дороге.
Гостья явно не хотела общаться.
— А вы где в школе учились? — настаивал на разговоре Мавлеич…
— Мы, в основном на дороге, — раз за разом скучно отвечала женщина на всё новые вопросы.

Наконец, Ивану это надоело, и он обратился к коллеге:
— Ну, чего ты пристал? Видишь: барышня замёрзла. Налей-ка лучше чайку даме, пока я с бумагами закончу.
Мавлеич словно только этого и ждал. Подскочил. Засуетился. Включил электрочайник. Как молодой, рванул в тамбур, к шкафчику за заваркой. Самсонов вышел за ним, прикрыл за собой дверь.
— Слушай, Мавлеич, — обратился к нему Иван, — извини меня, но чего ты хвост распушил?
Старик нахмурился.
— Ты что, не понимаешь: это ведь — шлюха?! Врубаешься? Плечевая.
Делопроизводитель посмотрел на него исподлобья.
— Какая такая плечевая?
— Проститутка! — едва сдерживаясь, чтобы не крикнуть, рубанул Самсонов. — На дороге работает.
Мавлеич пожевал губами. Хотел что-то сказать, но смолчал. Только махнул рукой.
Вернулись в офис. Иван, углубился в информацию на мониторе. Краем глаза он отметил, что коллега дал девке его, самсоновскую, личную кружку. «Вот пенсионер хренов, — с раздражением подумал инженер, — не мог из кулера пластиковый стакан взять».

— А как вы сами едете одна? Не страшно? — снова начал допытываться делопроизводитель.
— Шофера — ребята все свои, — осторожно отодвинув дымящуюся горячую кружку, ответила гостья, — все меня знают.
— Да ведь и водители разные бывают, — продолжил лезть в душу старик. — А вдруг какой чужой?
— Свои, — уверенно ответила женщина, — в обиду не дадут.
Она поймала взгляд инженера и робко улыбнулась ему, словно ища защиты от назойливого собеседника. Иван смягчился и почти сочувственно глянул на шлюху. Они ещё на улице поняли друг друга. Она поняла, что он ЗНАЕТ…

Фуры начали подъезжать одна за другой.
Инженер встал и, не взглянув на гостью, вышел на крыльцо покурить. Подошёл охранник, дежурящий сегодня на воротах. Служивый поздоровался с Самсоновым за руку, прикурил от его сигареты. Он прильнул рябым усатым лицом к окну офиса, постучал по стеклу и помахал рукой.
«И этот туда же, — недовольно подумал Иван. — Так уж не терпится ему поздороваться с Мавлеичем, а самому только бы на бабу поглазеть.»
— Что, контора, приглянулась февочка? — язвительно прищурившись, обратился охранник к Самсонову.
— А тебе-то что? — с пол оборота начал заводиться Иван и побагровел всем лицом. — Ты ж помог. Не пустил посторонних на завод.
— Так, а что было делать? — начал оправдываться служивый. — Фура заехала, вижу: в кабине кто-то лишний. Водила мнётся. Дверь открыл. Смотрю — сидит. Ручки на коленках сложила. И моргала свои бесстыжие опустила, точно школьница… Я и говорю шоферюге: «Вези назад красавицу, откуда привёз.»
— А он так тебя и послушал, — саркастически подхватил рассказ Самсонов. — Больно надо козлу солярку тратить на шалав. Под шумок выкинул в одних колготках на мороз и поехал снова к тебе.
Инженеру не хотелось поддерживать циничный трёп усатого и говорить все, употребляемые в таких случаях бранные слова. Но ещё больше не хотелось, чтобы охранник подумал, будто имеет он к проститутке мужской интерес. Грязные слова сами выскакивали на язык.
— Так, а что я? — отпарировал собеседник и снова посмотрел на Ивана внимательно. — Что я потаскух не видал?! Я, когда на женской зоне служил, всё их гнилое нутро изучил до тонкостей. Строят из себя целок, а сами только и ждут момент. Сучки! За беломорину на всё готовы. Помню, подкатывает одна… Белёсые на выкате глаза усатого подёрнулись пеленой вожделения.
— Хорош трепаться, — резко прервал его инженер. — Мне твои рассказы… похабные во где, — и, не глядя на служивого, провёл ладонью по горлу.
— А ты, значит, добренький, пожалел бабёнку?! — язвительно осклабился охранник.
— Какой-никакой, а человек… — раздумчиво ответил Самсонов. — Что же я — фашист, что ли? Ведь не собака. Замёрзнет баба.
— По-жа-лел, — смачно и зло констатировал служивый. — Чем вы только в своём ОБЭПе* занимались? Ты там лопатник** не оставил в кабинетике? Вон там как пенсионер губы распустил! Оберёт вас на пару, попомнишь мои слова!
К ним подходили водители двух только что выехавших с завода фур. Охранник бросил недокуренную сигарету мимо урны, с остервенением затоптал.
— Запомни, начальник! — усатый со злостью выдохнул через жёлтые, кривые зубы в лицо инженеру смрад дешёвого табака, смешанный с нутряным тяжёлым духом. — Шлюха — не человек! Шкура барабанная! — и, резко развернувшись, широкими шагами пошёл к воротам завода.

— Уважаемый, вы уж извините его! — со смущённой улыбкой обратился к инженеру один из водителей, малорослый шустрый молодой парень в тельняшке, выглядывающей из-под тёплой куртки.
— Кого? — не понял Самсонов, всё ещё глядя в спину уходящему охраннику.
— Дык товарища нашего, того, что — ну, эту высадил.
— А чего мне его прощать. Приедет в другой раз. И охрана будет знать, какой это гад.
— Та не! — вступил в разговор водитель постарше. — Тот Валерка — парень неплохой. Семейный даже. Тихий. Это мы с товарищём ему бабу купили.
Иван удивлённо посмотрел на шофёра.
— Та он ужо у нас самый малады, а други*** месяц с командировок не вылазит, — начал объяснять первый водитель. — Днюха у него учора была. Видим, пацан мается. Вот мы такой подарок ему… сделали. Скинулись.
— Да ладно, чего уж! — махнул рукой инженер, развернулся и вошёл в тёплый тамбур офиса.

Дверь в кабинет приоткрылась. Потянуло сквозняком. Послышался приглушённый грудной женский голос:
— Что вы всё меня расспрашиваете? А если я ничего говорить вам не хочу?
— Не хочешь, дочка, не говори, — парировал Мавлеич. — Только я думал любой бабе приятно про своё дитя рассказать.
— Да есть у меня! Есть дочка! – с ожесточением в голосе чуть не взвизгнула гостья. — в Верхнеозёрном живёт у тётки. Во втором классе учится. Там в район в школу на автобусе возят.
— Это в каком Верхнеозёрном? — ничуть не смутившись, спокойно уточнил делопроизводитель. — В посёлке, или в совхозе?
— В посёлке, — уже более спокойно ответила женщина. — Как ферму закрыли, потом — и школу, и больницу, — с каждым словом всё медленнее и спокойнее продолжала она, — я-то на ферме работала, подалась я в район. А там тож ловить неча.
— А чего же в город не поехала? — участливо поинтересовался пенсионер. — Там работы много.
— Кому я там нужна, — вздохнула гостья, — доярка семь классов образования. Хорошо, что подружку встретила. Та мне и посоветовала…
— И давно ты уже так?
— А чаво? — сделала попытку рассмеяться женщина. — Я не жалуюсь. Вот дочери привезла пальто новое и сапоги, и телевизор маленький. Один друг подарил.
— А что там в посёлке?
— Да ничего. У тётки хозяйство своё. И картошка, и корова, и гуси. Всё у дочи в поряде. Пьют только все в посёлке.
— А ты что же?
— А я на трассе не пропаду. Ребята все хорошие. В обиду не дадут.
— Часто ездишь к дочери?
— Когда как. Повадился даже там один ко мне, одноклассник бывший. Пожалела. В этот раз штуку дала. В долг.
— Тыщу что ли?
— Да, рупь.
— Отдаст?
— Навряд. Пропьёт. А мне жалко его. Вернулся с северов без пальцев, отморозил…

Самсонов встал, распахнул дверь и вошёл в офис.
Пожилой делопроизводитель сидел с задумчивым лицом. Он положил голову на кисти рук, упершихся локтями в стол.
Проститутка держала кружку Самсонова в руке. Видно, снова пила чай. Глаза женщины словно остекленели. Она отрешённо глядела куда-то в пространство и не сразу обратила внимание на вошедшего.

Только Иван присел за свой стол, дверь снова распахнулась. Вошёл молодой парень, лет двадцати пяти. Парень встал на пороге, слегка набычившись. Смял шапку в корявых крестьянских руках. «Шофёр, — сразу понял Иван, — тот самый. Дружок её.»
В облике его не было налёта нагловатости, прожжённости и уверенности в собственном превосходстве надо всеми, так подчёркиваемого иными представителями клана дальнобойщиков. Больше всего водила напоминал Самсонову деревенского тракториста, пришедшего в сельсовет за зарплатой.
Все молчали.

Парень исподлобья поглядел на замершую с чашкой в руке подругу. Едва уловимо повёл глазами на дверь.
— Спасибочки за чай, — негромко раздалось в тишине. А Ивану подумалось: «Сказала так, словно крепостная крестьянка****: «Премного благодарна, барин.»
Женщина поставила кружку. Встала. Опустила голову. Сложила руки на животе. Поправила юбку.
Водила, не глядя на присутствующих, повернулся и вышел. Подруга поспешила за ним.
Самсонов и Мавлеич одновременно повернули головы к окну. Пара шла к той самой фуре со смазанным смайликом на грязном брезенте. По-деревенски, вразвалочку, пробирались они по жёсткому, перемолотому колёсами большегрузов, грязному снегу. Перескакивали через глубокие колеи.

Они были похожи друг на друга. Коренастые, простоватые, не отшлифованные городом сельские жители. Мужик и баба, связанные нескончаемой лентой трассы, длинною в жизнь. Каждый со своей нелёгкой судьбой.
Она семенила чуть позади, как корова на привязи. И было в удаляющейся безыскусной фигурке женщины столько беззащитности и покорности, столько пронзительной неприкаянной естественности, что язык не поворачивался назвать её барабанной шкурой.



*ОБЭП — отдел борьбы с экономическими преступлениями.
**Лопатник — просторечное, бумажник.
***Други — бел., второй.
****Крепостная крестьянка — имеется в виду рабская, крепостная, зависимость сельского населения от помещиков в России, отменённая в 1861 году. Барин — помещик.