27. 07. 25

                Стриж, курица и полёт

   Однажды стриж повредил крыло (может, в полёте столкнулся с линией электропередач, а то и с самолётом). Пришлось ему спуститься на землю, и это оказался птичий двор.
    - Подумаешь, летать не можешь! -- закудахтала курица, заметив, как расстроен стриж. -- Я вот всю жизнь на земле -- и ничего, еда есть, курятник есть, что ещё надо птице? Так что вот тебе зёрнышко, клюй -- и не смотри на небо!
    Стриж стал жить в курятнике, он клевал зёрнышки, но не смотреть на небо он не мог.
    Наконец хозяин этого двора взял его в ладони, отнёс к ветеринару -- и ветеринар вылечил стрижиное крылышко. Он вынес птичку на балкон, подбросил -- и она быстро-быстро замахала на лету, и полетела в небо. А небо синее, солнечное, радостное!..


               
                Люди и палка

    Жил-был полицейский, а у него в руке -- палка, и он ею с удовольствием бил людей. А ей было больно, когда ею били, и тех людей было жалко-жалко.
    Терпела она, терпела, потом говорит полицейскому:
    - Что-то сегодня жарко, я вся упрела. Опусти меня скорей в прохладную реку, я освежусь, а потом можешь меня опять использовать по твоей воле.
    А тут текла свежая прекрасная река. Он и положил палку на воду и не подумал, что она умеет плавать. И она поплыла как можно скорей по реке, подальше от плохого человека.
     У берега сидел хороший человек, старенький старик.
     - Деда! -- спросила палка, плывущая по реке. -- Тебе не нужна хорошая палка?
     - Нужна, конечно! -- обрадовался старик, вынул из реки палку, и пошёл дальше.
     Она ему стала служить верой и правдой, и была очень рада. Деда был ещё больше рад, потому что опираясь на такую хорошую палку -- по нелёгкой дороге ходить намного легче!
 

               
                Кот перед зеркалом

   Долго-долго сидел рыжий кот перед зеркалом, все насмотреться не мог. Наконец он счастливо вздохнул и сказал:
    - Это же надо, какая красота бывает на свете!..


               
                Вода живая

    Жила-была вода живая, у человека на огороде. Человек на неё налюбоваться не мог, он из неё сам пил, и вся его семья пила, и ещё весь большой огород пил эту живую свежайшую воду.
    Когда ею из лейки поливали овощи, то над огородом вырастала радуга -- маленькая, но настоящая, а главное -- человек её сам сделал. А стрекозы и стрекозки спешили влететь в эту огородную радужку -- и ещё скорее вылетали из неё, потому что она была вся мокрая, из воды состоящая, из той самой живой из источника.
    Год за годом жила живая вода у человека и ему служила верой-правдой. А он её чистил, он ей маленькие берега обустраивал -- живи да радуйся, живая вода!
    Но всё на Земле, и сама земная жизнь, и вся планета Земля когда-то заканчиваются. Была вода живая -- стала неживая, которой нет места среди живых. Какой-то бандит залез на огород и в источник какую-то гадость вылил (завидовал бандит хорошему человеку, что у того есть живая вода, а у бандита нет). И порос источник тиной, только лужица грязненькой воды на солнышке блестит.
    Повздыхал человек, взял лопату -- и похоронил свою дорогую живую воду...
    - Увидимся же, -- и зачем я плачу?.. -- сказал он, утирая слёзки.
    И точно, увиделись они, и больше не расставались -- как все добрые и прекрасные увиделись и больше не расстались никогда. Это было на Новой Земле воскресшей, где все земные создания (кроме злых людей) воскресли, и источник живой воды тоже. А там много воды живой, которая в вечность текла и теперь дотекла, доплыла и обрадовалась. А неживой воды тут не бывает...
   
               

               
                Река вглубь

     Шёл дядя Ваня и думу думал о невесёлых событиях своей жизни. Да на пенёк присел, да вздохнул печально.
     А тогда его кто-то спросил тихо-тихо:
     - Знаю, как тебе помочь.
     Огляделся Кляйнкнехт -- ни человека вокруг.
     - Кто здесь?
     - Я...
     - Да где ты?
     - Тут...
     И заметил дядя Ваня рядом -- лесную маленькую лужицу, а в ней -- большую саламандру.
     Очень удивился дядя Ваня, подошёл и спрашивает:
     - Ты как, большая саламандра, в маленькой луже оказалась?
     - И совсем не в маленькой луже, -- отвечает саламандра. -- А в большой реке, текущей вглубь. Туда, где всегда светло и радостно, и там тебе будет очень хорошо жить...
     - Но как я туда попаду?
     - Можно молча, а можно с песней, -- сыронизировала саламандра. -- Садись на меня верхом -- я тебя довезу. Пока будешь за меня крепко держаться -- будешь жить, только рот не раскрывай, не то река затечёт...
     А дяде Ване очень-очень захотелось туда, где ему будет очень хорошо жить. Он и сел на саламандру.
     Она вдруг нырнула и понесла его вниз, вниз, вниз. И чем глубже, тем подземная река становилась темней, и вот уже совсем стемнело.
     Тут засомневался человек на саламандре, стал Богу молиться безмолвно.
     Саламандра поморщилась и спросила, а голос у неё уже не добрый, как прежде:
     - Ты что бормочешь в своём уме?
     "Стихи читаю", -- мысленно, не открывая рот, отвечал ей дядя Ваня -- и опять молится.
     А саламандре это, видно, тяжело, она терпела-терпела и говорит сердито:
     "Перестань!"
     Вот тогда-то он и понял очень ясно: не животное это, а это -- нечистый... Да ка-ак стукнет его по башке!
     "А ну, неси меня обратно!" -- мысленно воскликнул он.
     Но саламандра изворачиваться стала и кусаться. А дядя Ваня же за него держится, но вот-вот не сумеет удержать, он уже думал, что вот-вот оторвётся от саламандры и захлебнётся в этой чёрной подземной реке вглубь -- и только воскликнул мысленно всею душой:
     "Господи!"
     Испугалась саламандра -- и быстро-быстро вверх поплыла, а человек за её морду крепко держится и всё Богу молится.
     Наконец-то вынесла его саламандра опять на поверхность лесной лужи и хотела скрыться, но дядя Ваня  как вдохнул в себя свежего курортного воздуху, да и вслух стал Бога благодарить за своё спасение.
     От этих его святых слов принялась саламандра уменьшаться, уменьшаться -- и наконец стала такой маленькой -- что и перестала быть на белом свете.
     - Ух-х... -- присел Кляйнкнехт на тот пенёк. Посидел, порадовался, что не погиб в тёмной глубине -- да и пошёл из лесу в Бад-Вильдунген, на Штреземаннштрассе. А там его ждали -- сибирские пельмени и кубанский борщ из русского магазина!..
    
               

                Звезда

    В глубоком море-океяне жила да была звезда, морская-океянская. И дошла до неё молва, будто есть где-то  в вышине -- небо, и в нём живут звёзды небесные такой красоты, что пока не увидишь, то и не поверишь, что такое бывает.
    "Вот бы мне их увидеть, -- подумала звезда со дна -- и пустилась в путь. Всё вверх да вверх".
    - Вот глупая, не доберёшься, состаришься и пропадёшь, -- говорили ей другие глубоководные жители.
    - Я долго жила на тёмном дне -- так хоть в конце увижу, как светятся небесные звёзды, -- отвечала звезда с улыбкой.
    День за днём да ночь за ночью взбиралась она внутри великих вод, и не прошло и года, как всплыла она на поверхности.
    - Смотрите, наша сестрёнка! -- увидали её небесные звёзды. -- Куда направляешься?
    И сказала звезда морская-океянская:
    - Шла к вам я долго-долго-долго -- да и состарилась, и теперь у меня нет силы вернуться на родное дно, и теперь помру на этих морских волнах. Но я увидела вас, звёзды небесные, и очень рада!
    Звёзды посовещались и спросили:
    - Раз ты не можешь вернуться на дно, то не поднимешься ли к нам ввысь? Вот тебе звёздный лучик...
    Самая яркая звёздочка послала свой луч морской звезде, та за него схватилась, как за руку -- и небесная звезда подняла её на самое небо.
    Так звезда морская-океянская стала звездой небесной, и она никогда не умерла, а её научили сиять да мигать по Азбуке Морзе. А морские жители и моряки на кораблях смотрят на неё снизу и говорят:
    - Это она, наша, морская-океянская!..
   

               
                Мёд из избушечки на дереве

    На дереве росла избушечка, а избушечке жил -- мёд. Не простой, лесной, где шёл дядя Ваня Кляйнкнехт среди высоких деревьев. И они подружились: человек -- и лакомство.
    Они ходили в гости друг к другу. Сначала Кляйнткнехт к мёду: он же привык ходить на дальние расстояния, а мёд всю жизнь просидел в родной избушечке и даже ни разу не выходил. Он бы вышел, но это ему было так непривычно, что он и не пытался, а только смотрел из окошечка на лес своими прекрасными наивными глазами.
    Он очень обрадовался знакомству с дядей Ваней. Они говорили о погоде в стране Гессен, вместе смотрели на облака и тучи, а когда Иван Иваныч задерживался в лесу допоздна, тогда и звёздами любовались они, и луною, и летящими метеоритами, спутниками да разными светящимися объектами.
    Так было до самой поздней осени. Потому что тогда дядя Ваня очень простыл и не смог пойти на встречу с лесным другом.
    А тот ждал, выглядывая в окошко: не идёт ли дядя Ваня? Прислушивался: не шуршат ли его большие шаги по жёлтой и алой листве?
    Мёд даже спать не мог, он вздыхал и ворочался. Ему казалось, что Иван Иваныч его просто забыл. Или что же случилось? Ведь мёд никогда не простужался, у него организм очень здоровый (весь состоит из чистого мёда, который, как известно, лучшее укрепляющее средство).
    И вот одним хмурым-серым утром этот житель маленькой избушки, росшей на дереве в лесу за Бад-Вильдунгеном, -- отважно вышел из своего жилища на голую осеннюю ветку (только пара жёлтеньких листочков дрожала от холода на всём дереве) и стал осторожненько спускаться. Он слез на нижнюю ветку, а затем на нижнюю, а потом на другую нижнюю ветку, да наконец оказался над самою землёй -- и спрыгнул на ещё зелёненькую траву.
    - Шур-шур, -- тихонечко пошуршал мёд по тропинке через лес. Он шёл в Бад-Вильдунген, к другу Кляйнкнехту.
    Он шёл и тихонечко шуршал, а потом он вышел из родного леса, да по улице пошёл: топ-топ, топ-топ...
    - Сударь, будьте любезны! -- спросил мёд. -- Где тут живёт дядя Ваня?
    - Какой дядя Ваня? -- удивился местный житель, что с ним разговаривает не человек, а -- мёд.
    - Кляйнкнехт.
    - А-а, -- вспомнил местный житель. И указал путь.
    Вот пришёл мёд к дому, позвонил в дверь с надписью "Кляйнкнехт" и терпеливо дождался, когда к нему вышел...
    - Дядя Ваня!
    - Как ты меня нашёл? -- воскликнул больной человек и закашлялся от волнения.
    - Я очень хотел, и я всё шуршал, шуршал, а потом по улице тихонечко топал, и местный житель мне показал, где живёт мой друг Иван Иваныч, с которым что-то произошло, и он перестал приходить ко мне в гости.
    Дядя Ваня его на табуретку усадил. Налил краснодарского чаю из русского магазина, и себе. Они стали пить, нюхать аромат родной дяде Ване Кубани, и человек рассказал, что вот незадача, простыл так сильно, что и встать не мог, и только теперь он поднялся на звонок в дверь.
    - Как? -- спросил мёд. -- Разве у тебя нет мёда, самого полезного лекарства? С твоим краснодарским чаем.
    - Да вот, не запасся... -- развёл руками дядя Ваня.
    - Так вот тебе я, чистый дикий мёд из горного леса за Бад-Вильдунгеном! -- предложил мёд себя.
    - А тебе не будет больно? -- усомнился Кляйнкехт.
    - Ни чуточки!
    Иван Иваныч съел кусок мёда -- и выздоровел!
    - Спасибо, друг.
    - Да чего уж там.
    - Огромное тебе спасибо за твою жертву.
    Дядя Ваня его хотел обнять, но мёд рассмеялся:
    - Весь липкий и сладкий станешь, пчёлы налетят!.. -- сказал мёд, слегка уменьшенный размером ровно на один дядин Ванин кус. И не сказал ни  теперь, ни потом этот добрый мёд: что было ему больно, так больно, что еле стерпел -- но ведь стоит человек, чтобы ради него потерпеть!..