Грань. Глава 1

Глава 1.

По слухам, где-то в сердце материка покоятся золотые горы, нефритовые ангелы сладко сопят во сне, а звери готовят пищу, которую жаждут сами боги. 

Говорят, это место — стык миров. Попадёшь туда — назад не вернёшься. 

Кто в это верит? Только безнадёжные романтики и глупцы. 

Поэтому я, Соломон Доре — археолог во втором поколении и, между прочим, довольно уверенный в себе парень — направляюсь туда лично, чтобы доказать: всё это бред. 

— Ну, держитесь, идиоты… Я вам докажу, что там нет ничего, — пробормотал я, разминая затекшую шею. 

Поясница ныла, как у старика, колени затекли, спина ломила, туалет — занят. Ужас. Но интригующий. 

Я вытащил из рюкзака крем с запахом лесных ягод и тщательно намазал руки. Не хочу, чтобы кожа трескалась — внешность для меня не просто хобби, это моя визитная карточка. Люди верят глазам, и я умею быть красивым. Иногда — даже слишком. 

Устроившись поудобнее, закрыл глаза. Сон, как прилив, потянул за собой. 
***
Передо мной — женщина. Всего лишь силуэт. 
Стоит спиной. Волосы — длинные, спускаются ниже талии — колышутся, будто под водой. 

Я хочу окликнуть, но голос застрял где-то в горле. Тело движется само — я иду к ней, будто под гипнозом, не замечая ничего вокруг. 

Вот моя рука почти касается её плеча… 
И тут она оборачивается. 

У неё нет лица. 
Только гладкая кожа. Ни глаз, ни рта. Ни единой черты. Но я знаю — она смотрит. 
Ужас парализует. 

Я пятюсь, руки выставлены вперёд… и вдруг под ногами — голова. Разлагающаяся. 

Смрад врезается в нос, выворачивает изнутри. 
Женщина-нечто движется ко мне. 
Я слышу, как возвращается голос — и кричу: 

— ААААА! 
***
Я проснулся с криком. 
Надо мной — лицо стюардессы, ироничное, немного усталое. 

— Пожалуйста, пристегнитесь. Мы начали посадку. 

Щёки вспыхнули. Я быстро защёлкнул ремень, привёл сиденье в порядок и отвернулся к иллюминатору. 
«Глупо. Всё. Глупо. Больше её не увижу», — подумал я. 
Ирония судьбы словно усмехнулась в ответ. 

Самолёт мягко приземлился в аэропорту Алматы. Пассажиры зааплодировали, как по команде. 
Я не торопился — подождал, пока все выйдут, и только тогда неспешно двинулся к выходу. 

Паспортный контроль. Багаж. Такси. Надпись ";уежай" становилась всё дальше и дальше. 

Люди на остановках ждали автобусов. Многие спешили куда-то. Большинство было на самокатах или велосипедах. Однако не везде для них были дорожки. Я увидел, как парень врезался в другого человека, и у них начался конфликт. Помимо машин и автобусов, люди разъезжали на мопедах с большими квадратными сумками с логотипами. 

Мы тоже попали в пробку, но это было даже интересно. Я рассмотрел архитектуру города лучше. Алматы — зелёный, но слегка апатичный город. На некоторых зданиях есть картины, на других — нет. Современные высотки контрастируют с маленькими домами советской эпохи. 

И наконец — отель. 

Я неспешно вошёл. Вокруг множество людей. Кто-то сидит, кто-то говорит, кто-то стоит с чемоданом, как и я.

Направился к стойке регистрации — и тут увидел среди других знакомый женский силуэт. Сердце забилось быстрее, а щёки залились алым румянцем. Рука, державшая чемодан, стала влажной от пота. Но я быстро подошёл к девушке. 

— Здравствуй, Алона! — неуверенно поприветствовал. 

Алона Мирц. Моя коллега. Мы уже работали вместе и хорошо знаем друг друга. Между нами есть лёгкая нотка недоговорённости — ни рабочей, ни личной. 

— Привет, Соломон, — спокойно ответила она, посмотрев прямо мне в глаза. 

Я в ответ смотрел ей в глаза. Дыхание замерло. Будто загипнотизированный, смотрел на неё. 

Каштановые кудри, белоснежная рубашка, уверенная осанка без капли пафоса. 

У неё родинка под левым глазом — почти незаметная, но почему-то взгляд всегда задерживается на ней. 
Глаза — зелёные, и в них будто горечь полыни. Она — само олицетворение июльского лета. 

— Как долетел, Соломон? — спросила она. Голос звучал чуть тише, чем я ожидал. 

Я прокашлялся. 

— Нормально. А ты, Алона? 

Она накрутила прядь на палец, на миг задумалась. Я в это мгновение едва дышал. Не мог прервать этот жест ничем. Мне хотелось запечатлеть её в этой позе — как картину для галереи. 

— Тоже нормально. Хочешь поужинать с нами вечером? Познакомишься с четвёртым участником. 

Я застыл. Ужин. С ней. 
Дыхание сбилось. 

— Конечно, — выдохнул я, возможно, слишком поспешно. 

— Отлично, увидимся, — кивнула она и протянула руку. 

Я пожал её ладонь. Кожа оказалась чуть шершавее, чем казалось. Ощущение: человек, привыкший к настоящей, земной работе. Она улыбнулась. У меня в груди — пропущенный удар сердца, а уши горели. 

Когда она ушла, я стоял, глядя ей вслед, как вымокший кот. Потом встряхнулся и отправился в номер — 133. Четвёртый этаж. 

— Прекрасно, — пробормотал себе под нос. — Воображаю себя крутым, а выгляжу как дурак. 

Занялся рутиной, думая о ней. Пошёл в душ. 
Вода смыла тревогу, но что-то осталось — как осадок. 
Я был похож на человека. Почти. 

После душа просто рухнул на кровать, не забыв поставить будильник, и провалился в сон. 

Проснувшись, начал собираться. Снова крем, цитрусовый парфюм, причёска, часы на левом запястье. 
Маленькие ритуалы перед походом в неизвестность. 
Плевать, что это всего лишь ресторан. Там будет она. 

Открыл дверь номера и вышел. Направился к лифту. На мне белая кофта слегка великовата — специально. Светлые джинсы и кроссовки. Нервозность выдавало постоянное поправление одежды. 

Нажал на кнопку вызова лифта. Двери открылись под механический звук… и там — она. 
Алона. 

На ней свободные хлопковые брюки, льняная рубашка, сандалии цвета слоновой кости. 

От неё пахло… лавандой. Или туманом. 

— Заходишь? — спросила она. 

— Конечно, — замялся я, шагая внутрь. Заметил себя со стороны — слишком напряжённый. — Ты в каком номере?

— Пятый этаж. 204. А ты? 

— 133. Ниже. 

Лифт остановился — и вошёл Тим Миллер. 
Улыбка на миллион. Энергия, как у подростка. Объятия без предупреждения. 

Честно? Иногда бесит. Но… он — часть команды. И мой хороший друг. 

— О, привет, ребята! Рад вас видеть! — воскликнул Тим. 

— Тим, ты как всегда сияешь, — улыбнулась Алона. 

— Алона, ты как всегда прекрасна, — она рассмеялась в ответ, а Тим повернулся ко мне. — А ты, Соломон, всё такой же угрюмый. Обожаю это! 

— Я просто не умею скрывать отвращение, — фыркнул я. 
— Обожаю тебя! — Тим расхохотался. 

И как-то стало легче. 

Мы заговорили о голоде, и я узнал, что Тим живёт на третьем этаже, в номере 96. Вместе вышли из лифта и направились в ресторан. 

Внутри было слишком ярко и стерильно. Столы идеально начищены, еда — как из рекламы. 
Университет всё оплатил. Нам оставалось только сыграть нормальных и слиться с толпой. 

Мы сели за стол, сделали заказ. Я уже почти начал есть, когда к нам подошла девушка. 

Белая футболка, джинсовые шорты, кроссовки, янтарные глаза, блондинка с фиолетовыми прядями. 

— Простите, вы Соломон Доре, Алона Мирц и Тим Миллер? 

— Это мы, — сказал я, не вставая. 

Она смотрела… сквозь меня. Не на меня. 
Будто насквозь. 
В глазах — пустота. И что-то ещё. Необъяснимое. 

— Эшли Джонсон. Я из Нью-Йорка. Ассистентка. Приехала писать докторскую. Приятно познакомиться. 

Она улыбнулась — губами. Не глазами. 

Алона кивнула, Тим уже был рядом. 

— Присоединяйся! У нас бешбармак! — оживлённо сказал он, отодвигая стул.

— Обязательно, — ответила Эшли, садясь. Голос был монотонным. 

Мы говорили, ели, слушали. Но что-то… не сходилось. 
Атмосфера снаружи — тёплая. Внутри — холодная, как прикосновение слизи. 

Что-то тревожило меня изнутри, но я игнорировал это, продолжая улыбаться. 

Позже все разошлись. Я медленно шёл по освещённому коридору к своему номеру. Как только дверь закрылась, выдохнул в темноте. День выдался напряжённым. В темноте прошёл к балкону и вышел подышать. 

Ночной воздух коснулся лица. Огни города создавали иллюзию другой, кипящей жизни. Я вдохнул — не чтобы успокоиться, а чтобы убедиться, что ещё могу. Упёрся руками в перила и поднял взгляд к звёздам. Казалось, сама ночь была неспокойна. Странное чувство в груди росло. 

— Пусть всё будет хорошо... — произнёс я вслух, то ли от страха, то ли от безысходности. 

Вернулся внутрь, задвинул шторы, но балконную дверь оставил приоткрытой. Умылся и лёг. Кровать приняла меня, словно в объятия. Я растворился в её тепле, надеясь, что завтра будет спокойнее… 

Подул ветер, штора заколыхалась. Затем резкая тишина. В темноте мелькнуло что-то — быстро, как женские волосы в воде. 
***
Я бегу в темноте, не зная от чего. Сердце колотится, в ушах звон. Я не оглядываюсь, только бегу, цепляясь за каждый шаг. И вдруг — резкий рывок. Кто-то хватает меня за руку и тянет в сторону. Я падаю, с глухим ударом наваливаясь на чьё-то тело. Тьма не даёт разглядеть лицо, но я чувствую — это Тим.

Мы лежим, прижавшись друг к другу, как два сбитых зверя. Он обнимает меня судорожно, крепко, будто боится, что я исчезну. Здесь сыро и холодно. Воздух тяжёлый, в нём пахнет металлом. Я слышу его дыхание у уха. Он что-то шепчет, едва слышно. Я переспрашиваю, но всё, что доносится — искажённый шорох, как будто кто-то крутит помехи на старом телевизоре.

Тим вдруг поворачивает моё лицо к себе. Темнота будто рассеивается, и всё, что было скрыто, обрушивается на меня. Стены пещеры покрыты пятнами крови. Рядом — багровая лужа, впитавшаяся в камень. Мой желудок сжимается. Только теперь я вижу, в каком он состоянии.

У Тима нет ноги — ниже бедра ничего. Обрывок штанины, пропитанный кровью, прилип к телу. Но ещё страшнее — глубокая, зияющая рана на талии. Из неё продолжает сочиться кровь, пропитывая мою кофту, растекаясь по груди. Он всё ещё держит меня за лицо — пальцы дрожат, но не отпускают. Его кожа бледна, губы растрескались, а глаза смотрят в меня как в последний раз.

Я хочу что-то сказать, но вдруг понимаю — я сам почти не чувствую ног. Холод разлился от таза до ступней, как будто тело меня предало. Попытка пошевелиться — безуспешна. Паника бьёт в голову, дыхание сбивается, из глаз текут слёзы. Сознание сжимается, всё пульсирует в висках.

— Тим… Тим, живи… пожалуйста, живи… —  выдыхаю, срываюсь на всхлип

Он кашляет, и кровь вырывается изо рта, окрашивая зубы в алый. Его губы двигаются, но я слышу лишь шум — шипение, нарастающее, как помехи. Я хватаюсь за него обеими руками, чувствуя, как ускользает и он, и я сам.

Последняя волна тошноты накрывает, и мир начинает растворяться. Но прежде чем всё исчезнет, я слышу — слабый, почти мёртвый голос:

— Соломон…

А потом — только темнота и еле заметное тепло его рук.
***
Будильник взвыл, как пожарная сирена.
Я вылетел из сна, будто кто-то втащил меня из глубин океана. Тело — камень. Грудная клетка ломит, спина ныла, ноги гудели.

Мир вокруг — расплывчатый.
Шкаф. Окно. Шторы. Стены. Полумрак.

Я жив?
Да. Пульс есть.
Но ощущение — как будто что-то осталось там. В тени. Под кожей.

Я сел на край кровати, уставившись в руки.
Они дрожали. Лёгкая испарина. Пальцы будто не мои.

"Только не думать."

Встал. Побрёл в душ. Тёплая вода сначала ничего не давала, только обжигала плечи. Но с каждой минутой — стало чуть легче.

Я намазал кожу кремом, как всегда.
Я всё ещё Соломон. Всё ещё... жив.
На автомате стал собирать вещи: нож, фонарь, блокнот, навигатор, аптечка. Движения — выученные, как механика. Но руки всё ещё предательски дрожали.

Всё, как всегда.
Всё, как надо.
Только я — не тот.

Я вышел в коридор, направляясь на завтрак, с тревогой, застрявшей где-то под рёбрами. События прошлого дня стёрлись - остался только шум в ушах, будто после взрыва. Когда я дошёл до ресторана, они уже сидели втроём.

Алона, Тим, Эшли. Болтали. Смеялись.
Совершенно обычные. Совершенно целые.
Как будто той ночи не было. Как будто ничего не случилось.

Я замер у входа, внезапно осознав, насколько чужеродно выгляжу в этой картине. Мой шаг вперёд был слишком громким, слишком резким - грубым вторжением в их идиллию.

Приближался медленно, будто пробирался через минное поле. Каждый сантиметр давался с усилием. Не решаясь сесть сразу, сделал паузу - может, кто-то заметит? Спросит? Но смех не прервался.

Тим замечает меня первым — вскакивает почти с радостью. Улыбка до ушей. Живой... Настоящий... Сидит, улыбается, машет рукой.

Я — в ступоре. Он… он?

— Соломон! — радостно кричит он. — Доброе утро!

Мир на мгновение проваливается.

— Доброе… — выдавливаю я. — Утро...

Алона поднимает голову. Улыбается и приветствует.
Эшли — только кивает, не глядя в глаза.

Я сажусь. Мне было сложно поднять взгляд.
Всё звучит глухо. Смех — будто сквозь вату.
Тим говорит что-то, шутит, двигает стул ближе, хлопает по спине.
Жив. Он жив. Он… не истекает кровью. Здесь. Сейчас.

Но... был ли сон сном? Или я — с той стороны?

Вернулась дрожь в руках. Голова гудела, зрение плывло. Брови сами собой сдвинулись, а рука, державшая вилку, слегка дрожала.

"Надо поесть… просто поесть…"

Сжал вилку. Накалываю омлет.
Жую.
Вкус.

И вдруг — железо.
Металл. Густой, тяжёлый. Как кровь.
Я глотаю. С трудом. Как будто ем самого себя.

Что-то внутри выворачивается. Но я не могу остановиться.
Я ем. Потому что иначе — сойду с ума.

Тим, вдруг посерьёзнев, кладёт руку на мою.
Лёгкое касание полного тепла.
Глаза — внимательные, живые. Полные жизни, которой во сне не было.

— Ты в порядке?

Я киваю. Медленно. С тяжестью посмотрев на него.

Глаза цвета грецкого ореха смотрели на меня с тревогой и, как всегда, с теплом. У него была эта особенность — быть рядом, но не навязываться. Присутствовать.

Его русые волосы слегка спутались, он, как обычно, не расчёсывался после сна. Я сглотнул — движение далось с трудом, будто глотал камень.

Алона наклонила голову, и каскад каштановых кудрей рассыпался по плечам. В её зелёных глазах - не просто беспокойство, а какое-то почти материнское участие, от которого становилось вдвойне неловко.

Эшли продолжала методично жевать, уставившись в тарелку. Её отстранённость казалась нарочитой, будто она сознательно игнорировала всё происходящее. В горле встал комок тошноты, но я лишь стиснул зубы в натянутой улыбке.

Когда Тим убрал руку, на моей коже ещё долго оставалось тепло его прикосновения. Я зациклился на этом ощущении, словно это единственная нить, связывающая меня с реальностью. Весь мир сжался до этого маленького тёплого пятна на тыльной стороне ладони.

Автоматически поднявшись вместе со всеми, я машинально проследовал к выходу. Чёрный минивэн встретил нас глухим стуком захлопывающихся дверей. Давно привычная тяжесть рюкзака на плечах - обычно раздражающая, сегодня казалась чем-то незначительным, посторонним.

Устроившись на сиденье, я попытался сосредоточиться на обсуждении предстоящей работы. "Объединённая экспедиция" - модное словосочетание, за которым скрывалась обычная бюрократическая уловка. Ещё несколько групп исследователей, ещё больше ненужных людей вокруг...

Часа через три, может, четыре — мы полностью выехали за город. Виды вокруг будто взяты с почтовых марок: поля высокой золотой пшеницы, покачивающейся на ветру, то и дело на дорогу выходил домашний скот. Воздух был свежий, будто весь этот шум и хаос остался позади.

Я глубоко вдохнул. Дышалось легче — но не свободнее.
Что-то всё ещё сидело внутри.

Глаза сами закрылись. Я грелся в лучах солнца, но тепла почему-то не чувствовалось. Словно во сне — колючий холод пронзал кожу. Завывание ветра напоминало кашель. Страх охватил меня. Я не мог открыть глаза. Тело не слушалось. Знакомый смрад ударил в нос. Что-то щекотало кожу — будто длинные, мокрые волосы...

Сердце пропустило удар — и забилось с бешеной силой. Я чувствовал мягкое прикосновение к руке. Дрожь усилилась, страх рос, пот лил с меня в три ручья. Уши звенели. Боль. Хотелось их закрыть. Кто-то дёрнул меня за плечо, будто вытаскивая наружу.

Я медленно открыл глаза — передо мной была Эшли. Она держала меня за руку, но сама дрожала. В её стеклянном взгляде застыл ужас. Она прижималась ко мне, и было неудобно — словно одежда внезапно стала мала. Я поднял взгляд туда же, куда смотрела она.

Мой взгляд застыл. Как стрелка часов, пробивающая полночь. В унисон с этим звуком в голове билось сердце. Эмоции на лице — искажённые, будто на грани между плачем и улыбкой. Бежать. Надо бежать!

Всё тело сковало, не давая вдохнуть. Страх Эшли будто сросся с моим, обвивая меня, как корни дерева. Я не мог сдвинуться с места.

Это был сон. Сон! Как ЭТО оказалось здесь?

Существо, принявшее облик женщины, но без лица. Оно стояло, наблюдая. Мы чувствовали это.

Шаг. Слева — появился правый глаз.
Шаг справа — левый глаз.
Затем — губы. Острые зубы. Нос. Уши.

Выглядела, как человек. Кожа — белая, как молоко. Румянец на щеках и ушах. Утончённая фигура, округлые формы. Особенно — грудь. Она расплылась в улыбке и указала на нас. Длинные чёрные волосы, как смоль, закрывали наготу. Они взметнулись в воздух, хотя ветра не было.

Она посмотрела вверх, потом снова на нас. И волосы метнулись к нам — как чёрные шипы.

Я зажмурился, кусая губы, стараясь пошевелиться. Безуспешно. Слёзы текли сами по себе. Мысли в голове бушевали, как тайфун.

Когда я открыл глаза — она всё ещё улыбалась. Насмешливо.

И вдруг — злость. Дикая, жгущая. Мне захотелось стереть её лицо. Не принять. Отвергнуть. Волосы встали дыбом. Мурашки прошлись по телу. Волосы чудовища почти вонзились в меня — и тогда вспыхнул резкий свет.

Я услышал голос за спиной:

— Вам пора прийти в себя...

Кто-то схватил меня за плечи — и будто отбросило вглубь тела. Тупая боль в груди. Я резко открыл глаза. Паника. Я всё ещё в машине. Дышу часто, прерывисто.

— Эшли… Эшли! Мы живы?! — голос сорвался, как оборванная струна.

— Я не Эшли. Но вы живы, — прозвучал женский голос. Спокойный, но настороженный. — Меня зовут Айлин.

Мой взгляд метнулся к ней, обнажая что-то первобытное — страх, недоверие, смятение

Передо мной — девушка, сидящая во мраке минивэна. В её глазах отражался свет звёзд, будто сами небеса смотрели сквозь неё.

Грудная клетка с трудом поднималась. Руки всё ещё дрожали. В голове — плотный туман. Образ Тима, истекающего кровью, перед глазами. И Эшли, испуганной до одурения. Я прикусил губу, пытаясь зацепиться за реальность.

Она взяла мою руку и вложила в неё что-то холодное, металлическое. Я замер — неожиданность, слишком мягкое прикосновение. Не знал, как реагировать. Посмотрел на неё снова — напряжённо.

— Кочевники использовали серебряные булавки как оберег, — тихо сказала она. — В казахском фольклоре это часто встречается. Они отгоняют нечисть.

Я моргнул пару раз, посмотрел на булавки. Холодные, гладкие. Настоящие. Серебро. Сердце постепенно входило в ритм, дыхание выравнивалось. Дрожь утихала.

— С… спасибо, — мой голос был хриплым. Осипшим.

Айлин чуть улыбнулась и убрала руку. От неё не исходило тепла. Но сейчас это не имело значения.

Тьма вокруг будто отступила. Я смог рассмотреть её.

Чёрные волосы, как шёлк. Тёмно-зелёные глаза — не как у Алоны, но с каким-то внутренним сиянием. Глаза, в которых будто жили звёзды. Не блеск — отражение глубины. Глаза, от которых невозможно оторваться. Они поглощали.

Сама она казалась доброй. Спокойной. Светлой. Или просто — неопасной. Наверное, поэтому я ей поверил.

— Раздайте их всем, — сказала Айлин. — Пусть будут знаком защиты и спокойствия. 
Затем, чуть тише, добавила: 
— Серебро не боится тени.

Её голос звучал, как колыбельная. Мягко. Уверенно. Меня это успокаивало.

— Мне нужно идти. Ваша команда тоже уже ждёт вас.

Я не ответил. Только смотрел, как она выходит. Её лёгкая одежда не колыхалась от ветра, будто шла сквозь другой воздух. Она направилась к группе людей. Наверное, её команда.

Команда?

Я даже не успел спросить, кто она. Откуда. Почему была здесь. Она появилась — и исчезла, как внезапный летний дождь в июле.

Она ведь даже имени не знает моего...
Надо будет спросить про неё у Эшли...

Мурашки пробежали по спине. Я резко вышел из машины — хотел вдохнуть.

Сделал шаг — и застыл.

Что-то… странное.

Как будто я уже стоял здесь. Солнце било в глаза точно так же. Ветер поднимал пыль, трогал волосы в том же ритме. И — Айлин. Она шла впереди, откидывая прядь. Я знал, что она сделает это. Знал заранее.

Не вспоминалось — ощущалось.

Всё стало чужим. Слишком знакомым, чтобы быть настоящим. Слишком точным, чтобы быть случайным. Воздух звенел, как перед грозой.

Дежавю.

Я моргнул. Разжал пальцы — словно пытался выпустить из ладони это наваждение. Булавки тихо звякнули. Звук вернул меня.

Я жив. Я здесь.

Улыбнулся. Почти искренне.

Вдали — моя команда. Я поднял руку, помахал им.

Попытался вспомнить, что произошло… Но в голове — пусто. Осталась только тонкая, липкая тень страха. Не мысль. Ощущение.

Я сжал булавки в кулаке. Металл был холодным и настоящим. Он заземлял.

Всё будет хорошо.

С этой мыслью я пошёл к своим.

Не заметив, как тень, падающая от меня, едва заметно дрогнула.
На миг замерла.
И вернулась на место.
Как будто ничего не было.
Как будто что-то всё-таки было.