Полевые. Колхоз 1938 год

Читатель!
Прежде чем ты перевернёшь эту страницу, знай: в рассказе сём нет ни единого слова лжи. Всё, о чём ты прочтёшь, — истинная правда, основанная на реальных событиях и судьбах.
Это лишь малая часть великой истории, что войдёт в книгу «Вадья изначальная» — труд двадцати лет моей жизни. Скоро она выйдет в свет, и ты сможешь погрузиться в прошлое Вадьи с самых её истоков. Приготовься, ибо с первых же строк у тебя захватит дух, а в воображении зазвучит эпическая музыка с могучими ударами литавр, словно ты сам стал свидетелем тех великих дней.

Отрывок из книги «Вадья изначальная». Полевые

Ну, про Николина-то нашего вся округа гудит, да. Председатель он в Вадьинском сельсовете был, мужик справный, слов на ветер не бросал. Как весна пришла, собрал он народ-то, да и говорит, по-простому так, без бумажки: «Братцы, земля-то, она не ждёт. Проморгаем срок – локти кусать будем. Надоть по-ударному взяться, чтоб первыми быть». И ведь послухали его! Сами знаете, у нас народ-то северный, поначалу хмурый, а к делу прикипит – не оторвёшь. О том, как трудились в тот год, тысяча девятьсот тридцать восьмой, даже в архангельской газете «Правда Севера» писали. А дело было так…

Ещё снег по оврагам лежал, серый да ноздреватый, а Николин, председатель наш, уж по дворам ходил, мужиков да баб на сходку собирал. Собрались в конторе, тесно, пахнет махоркой да конским потом. Встал он, невысокий, кряжистый, ладонью по столу хлопнул, чтоб угомонились.
— Ну, земляки, — начал он без долгих вступлений, — зиму отзимовали, пора за гуж браться. Земля-матушка скоро проснётся, а мы должны быть наготове. Лошадки откормлены, сбруя полажена, плуги наточены. Главное — духом не падать да вразнобой не тянуть. Как думаешь, Степаныч, — обернулся он к старому пахарю, — осилим первыми выйти?
Степаныч, усы вразлёт, крякнул:
— А чего не осилить, Сергеич? Не впервой. Лошадкам бы только овса вволю, да погода чтоб не подкачала.
— С овсом решено, — твёрдо сказал Николин. — Не будет перебоев. Значит, решено: как только первая проталина покажется, так сразу в поле!

И ведь вышли! Ещё туманы молочные над холмами по утрам стояли, а мужики уже вывели коней на пашню. «Ну, с Богом!» — по-старинке крестились старики, и первый плуг со скрипом врезался в оттаявшую и подсохшую землю. За ним второй, третий... Потянулись по полю ровные борозды во всех колхозах сельсовета, чёрные, жирные. А за пахарями и бабы с лукошками потянулись, и старики с ребятишками — кто камни с поля убирает, кто комья разбивает. Работа закипела, заспорилась. Слышно было по всему угодью, как покрикивают на лошадок: «Но, милая!», «Вперёд, Гнедко!», как песни затягивают, чтоб работалось легче.

Николин сам с поля не вылазил. То одному поможет сбрую поправить, то другому совет даст, как лучше холм обойти. Раз приехал к нам уполномоченный из района, ходит, брови хмурит.
— Что ж вы, товарищ Николин, торопитесь? Земля ещё холодная, побьёт морозом всходы, да что там всходы — зерно не проклюнется!
А Николин подвёл его к пашне, взял горсть земли, растёр в ладонях.
— Ты её пощупай, товарищ. Она не холодная, она прохладная. Силу копит. А наше дело — вовремя ей помочь. Мы тут не по книжке живём, а по приметам дедовским да по совести. У нас каждый час на счету.

Уехал уполномоченный, головой только качал. А через неделю как пошли всходы — ровные, зелёные, дружные! Весь район ахнул. Вот тебе и «торопитесь»! А всё потому, что председатель наш землю сердцем чуял, а люди ему верили. Так и закончили сев первыми, с песнями да шутками, будто не работали, а праздник справляли.

Не успели от весенней страды опомниться, а лето уже в полную силу вошло, травы по лугам в пояс поднялись. Пора на пожни, пора сено косить!
— Ну, мужики, бабы! — снова собрал народ Николин. — Хлеб хлебом, а скотину зимой кормить надо. Да и государству помочь — наш первейший долг. Косы наточены? Грабли готовы? Завтра с зарёй выходим!

И вышли. Ещё солнце не встало, а по заливным лугам да лесным полянкам уже пошёл перезвон — вжик-вжик, ложатся косы в траву, оставляя за собой ровные прокосы. А какой дух стоял! Медовый, пряный, голова кружится. Мужики идут в ряд, как один, только рубахи на спинах взмокли. А за ними бабы с граблями — ворошат, сушат, в копны собирают. Николин и тут впереди. Взял косу у молодого паренька, что отстал было.
— Эх, ты! — смеётся. — Раззудись, плечо! Размахнись, рука! Вот так смотри! — И пошёл махать косой, только трава так и стелется. Все глядят, любуются. С ним и работа веселей.

Уже через неделю на лугах высились десятки стогов, будто богатыри в шлемах. А как сдали первую партию сена государству, так и вовсе праздник устроили. Николин тогда сказал:
— Вот, товарищи, наш общий труд. Каждая травинка потом полита, зато теперь и наша животина сыта будет, и страна сильна.

Август подошёл, зазолотились поля. Налился ржаной колос, потяжелел, к земле клонится. Жатва — венец всему году. Тут уж не до сна, не до отдыха.
— Ну, земляки, — голос у Николина серьёзный, торжественный. — Вот он, хлебушек наш. Надо убрать всё до зёрнышка, до последнего колосочка. Потеряем колос — потеряем пуд.

Вышли в поле с серпами да косами. Жарко, спины ломит, руки в мозолях, а жнут и жнут, снопы вяжут, в бабки да зароды складывают. И вот уже по всем полям стоят золотые «бабы» — пышные, статные. Так и дожидался хлеб своего часа, доходил, сох. А как начинали зароды на гумно возить, мыши из-под них так и выскакивали! Но тут уж наши колхозные кошки не дремали: трудились не покладая лап, спасали зерно, ловили мышей и в штабеля их, плутовок, складывали. Потом на гумне цепами стучат с утра до ночи, зерно от плевел отделяют. К двадцатому числу, как и было намечено, закончили жнитво колосовых. Последний воз с зерном всем миром провожали, с песнями, с плясками. Хлеб в закромах — значит, зима не страшна.

А тут и лён подоспел. Ох, и работа бабья, тяжёлая! Его ж не косить, его теребить надо, с корнем дёргать. Семь дней, не разгибая спины, трудились наши женщины на льняных делянках. Вытеребили всё до стебелька, расстелили на лугах — пусть отлёживается, доходит. Николин каждый день к ним приходил, подбадривал, воды привозил.
— Спасибо вам, хозяюшки, — говорил он. — Рубаха нательная, скатерть на столе — всё это ваш труд, ваши руки золотые.

Когда все работы были закончены и колхозные закрома полны, и государственные планы выполнены с лихвой, пришла новость: выдвинули нашего товарища Николина на повышение — председателем райпотребсоюза. С одной стороны, жалко было отпускать такого руководителя, а с другой — гордость брала. Собрались его провожать все деревни. Степаныч-пахарь от всех речь держал:
— Ну, Сергеич... Спасибо тебе за науку, за справедливость. Ты нас научил не просто работать, а работать сообща, для общей пользы. Не забывай нас. А мы уж не подведём, планку держать будем, как ты учил.
Николин обнял его, поклонился всему народу.
— Спасибо вам, земляки, за веру. Не я один — мы все вместе эту победу одержали. Служите земле честно, и она вас не оставит. А я, где бы ни был, всегда душой с вами останусь.

Так и уехал наш Николин на новую, ответственную работу. А слава о Вадьинском сельсовете и его людях, что первыми во всём районе страду закончили, ещё долго по всему Северному краю гремела. И нет-нет да и откроет кто-нибудь подшивку старой «Правды Севера» за тридцать восьмой год, прочтёт заметку и скажет: «Вот ведь люди были! Богатыри, не мы!»

Примечание

Для пытливых умов, у коих возникнет вопрос: какое отношение сельсовет имел к колхозам?

Ближайшим к колхозу местным органом власти являлся сельский Совет. В соответствии с «Основными положениями об организации сельсоветов в Союзе ССР», принятыми Президиумом ЦИК СССР 3 февраля 1930 года, главнейшей задачей сельских Советов было руководство социалистическим переустройством сельского хозяйства. В соответствии с этой задачей сельсовет осуществлял руководство колхозами, находящимися на его территории. Он помогал колхозам в организации труда, заслушивал отчёты правлений о ходе выполнения планов, о подготовке к уборке урожая и о выполнении обязательств по поставкам государству. Также сельсоветы проводили значительную работу по культурному обслуживанию колхозов, подбору и воспитанию кадров и распространению методов социалистического соревнования как внутри колхозов, так и между ними.