Ярость. Зима 1237-38-го. Глава 14 продолжение 4

Сам Батый и все его родичи были одеты богато – в халатах с золотым шитьем, золотыми украшениями на шеях, запястьях и пальцах. Оружия не было ни у кого. Ну да, дядюшка же говорил, что на таких пирах оружие оставляют снаружи юрты, так что отобрали у него саблю при входе, похоже, не по тому, что ему не доверяют, а по обычаю. Скользя взглядом по ряду братьев Бату, сидящих напротив, Олег встретился глазами с Хулагчи, располагавшемуся за столом немного правее на противоположной стороне стола. Хулагчи дружелюбно улыбнулся, поднял чашу с кумысом, сделал глоток, легонько кивнул князю. Помими воли Олег улыбнулся в ответ, потом тоже поднял свою чашу, отхлебнул. Хулагчи сделал знак служке наполнить чашу новой порцией хмельного напитка, внезапно поднялся на ноги и начал что-то говорить на монгольском, показывая то на князя Глеба, то на Олега.
– Что говорит? – шепотом спросил Олег у Глеба Владимировича.
– Хорошие слова говорит. Обо мне. Что, мол, много полезного я сделал для монгол и делать продолжаю. О тебе говорит. Что человек хороший. Воин храбрый – один бросился против целого войска. Говорит, что глянулся ты и ему самому и его старшему брату – Бату и держит он теперь тебя скорее не как пленника, а как почетного гостя и надеется в будущем подружиться с тобой. А дружба с великим джихангиром может облегчить участь русской земли и людей, на ней обитающих.
Князь-изнганник замолк на миг и добавил уже от себя:
– Вот о последнем подумай хорошо, племянник. Монголы пришли надолго, а, может, и навсегда, потому поступай по уму. Драться с ними, все равно что на пути лесного пожара стоять. Подумай о сем.
Олег нахмурился, опустил голову. Конечно, свой резон в словах дяди имелся, но в нем все восставало против такого. Подумать! Татары, иноверцы, убийцы детей, женщин, стариков хотят властвовать на Руси, навязывать свою волю гордым князьям Рюриковичам, родовым и жалованным боярам, гридням княжеским! Да не бывать тому! Олег уже напружинился вскочить, выкрикнуть в лицо татарским ханам, что никогда не покорится Русская земля их воле, но почувствовал, что на руку его легла рука Глеба Владимировича. Потом он услышал его шепот.
– Тихо, тихо, племяш. Не горячись. Ишь, запунцовел весь. Не согласен здесь и сейчас, так просто промолчи. Не жалеешь свою голову, пожалей мою седую, чаю, ничего плохого я тебе не сделал.
И Олег удержался, не вскочил, не выкрикнул проклятья в лоснящиеся от обильной еды и выпивки лица врагов. Он остался сидеть, вцепившись правой рукой в тюфяк, на котором сидел так, что от напряжения побелели пальцы.
– Вот и хорошо, вот и ладно – мягко, ласково даже прошептал дядюшка. Потом стиснул левую руку Олега сильнее, прошипел уже совсем другим голосом. – Тихо. Сам Бату говорить будет.
Переяславский князь выпустил из груди воздух сквозь стиснутые зубы, поднял голову, глянул в конец стола, где сидел Бату. Тот и впрямь держал наполненную чашу перед грудью, готовясь говорить. Все разговоры затихли. В юрте воцарилась полная тишина. Только потрескивание дров в очаге нарушало ее. И Бату заговорил. Он говорил на половецком. Видимо, все присутствующие знали этот язык. А еще, должно, кто-то сообщил монгольскому хану, что и князь Олег сей язык разумеет. А речь, которую он произносил, предназначалась во многом как раз для русского князя.
– Мой младший брат все правильно сказал, – говорил Бату. Говорил он сидя, в отличие от Хулагчи. Говорил не громко – привык, должно, что окружающие ловят каждое его слово. Голос джихангира был глубок и бархатист, проникая, кажется, в самую душу. – Да, мой брат сказал правильно, – повторил он. – Велики заслуги коназа Галиба перед нами. И он не однократно награжден за те заслуги. Но сейчас я хочу сказать слово о нашем... Нет не пленнике, но госте – коназе Олеге, который показал себя противником достойным уважения за свою храбрость.
Взгляды всех присутствующих скрестились на Олеге. Он почувствовал, что щеки у него зарделись. Вроде его хвалили, но хвалили враги. И, не смотря на это, слова Бату были приятны переяславскому князю. Да и сам монгольский полководец уже почему-то не вызывал чувства ненависти. Даже особой враждебности он, кажется к нему уже не ощущал. А Бату продолжал:
– Уважения достойны все враги, которые встали на нашем пути в этой лесной стране. Не зря говорили наши лазутчики-купцы, что народ здешний крут. Но тем больше чести победить такого противника. Ведь так?!
Последние слова Бату, потеряв всю свою мягкость и невозмутимость, почти выкрикнул. В ответ раздались нестройные возгласы:
– Кху! Кху! Ур-р-рагх! Победа во славу вечного неба!
Бату дождался пока крики затихнут  и продолжил опять все тем же мягким не слишком громким голосом:
– Противник достоин уважения. Это так. Потому, когда мы завершим поход в русские земли и урусуты поймут, что с нами лучше жить в мире, чем воевать, нам станут нужны среди них правители, которые будут поддерживать дружбу между нашими двумя народами. Народами, ставшими соседями, ибо я собираюсь основать столицу своего улуса в низовьях Итиля. Эти правители будут передавать своим подданным пожелания своих новых друзей и собирать в их пользу легкую дань, только и всего. А за это подданные получат защиту от своих извечных врагов. Пахари их будут спокойно оратать свою землю, не боясь, что придет из степи, или еще откуда разбойник, отнимет урожай, убьет его, уведет в полон жену и детей. Ремесленники будут создавать красивейшие изделия и отправлять их с купцами во все стороны света. Купцы, не боясь грабителей смогут возить товары без опаски даже в далекий Катай.