st Адам II Два солнца
Он направлялся к Луке, хотя еще несколько часов назад, не собирался ни к нему, ни вообще никуда. Он вышел из дома купить пива, а мужики в магазине подсказали, что в ларек на соседней улице привезли вяленую рыбу «первый сорт». Ну и… когда румяная, в белом переднике поверх куртки, женщина за прилавком завернула его покупку в газеты – упаковочная бумага в стране кончилась, а бесплатных рекламных газет было пруд пруди –он сразу подумал про Луку.
Он явственно, до мельчайших оттенков запаха, представил, как это будет хорошо, когда самая крупная из рыб ляжет на смятую рекламную газету, а Лука засуетится, ставя холст на мольберт и выдавливая краски из тюбиков на вычищенную палитру, начнет писать натюрморт.
Здесь, в этой жизни Лука жив. Погиб он другой. В этой «ветке» Адаму все видится иначе. Он никак не мог вырваться из ощущения состояния полусна, полуяви. И казалось бы, можно и так, если бы не некое внутренне ощущение. Оно сосредоточилось под ребрами и время от времени включало температурный режим «нездешнего холода».
Лука погиб/ жив, Адам норм/ ненорм. Стоило глаза закрыть, как иная реальность услужливо подсовывала ему картинку: тень от низко баражирующего военного вертолета на мерзлой траве и сильный ветер от лопастей пропеллера, который едва не сбивает с ног. Тишина: то ли звуков боя нет, то ли он оглох. Дымящийся вертолет кренится, опускаясь максимально близко к земле и рискуя вот-вот упасть.
Прямо в руки подбегающих к вертолету мужчин и женщин из его боковой открытой двери спрыгивают дети, их принимают на грудь, на руки и сразу бросаются прочь. Лука отдает подбежавшей к нему женщине ребенка, но та, в шоке или же обессилев от напряжения и счастья внезапного спасения, валится ему в ноги вместе с ребенком. Она обнимает за его ноги, за колени, не давая сделать шаг и что-то говорит- видно только, что губы ее двигаются.
Лука… смотрит на Адама отчаянно и обрадованно, а потом сразу удивленно - будто от пули, продравшей его грудь, он испытал только это чувство. Лука медленно падает навзничь, задирая голову вверх, так что его «поповская» борода клином тычет в небо. С укором тычет – плохо… а надо, что бы было хорошо… И ощущение липкой крови на руках, непроизвольно хотелось вытереть ладони о штаны.
Адам шел по улице, вглядываясь в ее перспективу так, будто от этого что-то зависело в его жизни. На самом деле он следует выстроенной глазом траектории движения тела. Он никогда не оглядывается. Не то, чтобы боится. Пробовал… Это, в конце концов, бессмысленно – тот, кого он не хотел бы там увидеть, всегда быстрее его, и нагло дышит ему в затылок.
Милое место Москва, только холодное, даже странно что людей так тянет в этот город, что его самого несколько лет назад притянуло сюда и не отпускает. Прорастает оно в человека, обвивает его словно лиана, стягивает, ограничивая в решениях, и «пускает» по кругу. Москва – город магов, кто не в курсе. Он очерчен кругами, и есть в этом нечто адское и мудрое – куда бы не отправился, возвращаешься туда, откуда начал движение.
Вот и теперь, когда он идет по улице в конкретный вечер конкретного месяца и года – он идет по кругу. Для него это благо, ведь ему приходится держать свой разум в равновесии: «сбить» может в любой момент – как сдунуть с одной огромной ладони пространства на другую, где вроде все тоже, да не то. Ладони пространства разные, одна левая, другая правая и не похожи они ничуть, только кажется, что одинаковые. Линия жизни другая… и все идет, все события… все по- другому совсем.
Было время заблуждения, он думал, что у всех так, а когда понял ошибочность своего предположения, стал надеялся, что он такой не один. Вот, дурак, раб аналоговых заключений мозга! Конечно. Не один. Он- сам себе вдвоем. И это невесело. Это никак.
– Ты видишь два солнца?
– Нет. Я вижу того, кто за солнцем.
Свидетельство о публикации №225072701770