Йемен Часть 3

Механик что-то горячо доказывал нашему отизнику, стараясь сильно не размахивать руками в тесноте кресел, но мало в этом преуспел, и все время толкал меня в бок, как бы спрашивая поддержки. На этот раз мы сидели компактной группой, постарались посольские, не мог же родной Аэрофлот отказать в маленькой просьбе большого начальства. Наверное, это было непросто, до Нового Года оставалось три дня, и желающих променять тепло арабской пустыни на морозы Родины и салат оливье в кругу семьи было хоть отбавляй. Я вынужденно прислушался к разговору. Как оказалось, коллеги снова обсуждали наше последнее купание в океане, которое нам всем устроил шеф накануне отлета из Адена.
Я улыбнулся.
           Перед вылетом домой нам дали провести последний день в Адене, пошляться, и прикупить чего в местных лавках, хотя, по сути, этот выходной образовался по другой причине. Руководитель нашей делегации и наш главный инженер Бондаренко посещал с докладом высоких представителей посольства и местной власти, чтобы подтвердить выполнение взятых кое-кем, на нашу голову, высоких обязательств. И здесь его высочайший профессионализм показал себя в полную силу. Шеф виртуозно обвел заносчивых функционеров вокруг пальца, не сказав ни слова неправды. Он просто смотрел на два шага вперед, и не трепал языком понапрасну. Обещали построить участок трубопровода? Построили, пользуйтесь. Спасибо, до свидания. Это потом, в Москве, его друг в министерстве, слушая доклад за чашкой чая, вопил благим трехэтажным матом и одновременно смеялся до слез, поскольку как профессионал прекрасно понимал, что для заполнения построенного участка трубопровода потребуется чёртова уйма нефти и времени, а также дополнительные насосы, чтобы ее прокачать из пустыни, и много кое чего ещё. На тот момент ничего из этого оборудования ни у местных, ни у наших нефтяников не было, но это был уже чужой мундир, и другие его защитники. Шеф по праву занимал свое кресло главного инженера Главка, его знания и опыт подсказывали ему не только бесполезность попыток отговорить высокое начальство от их завиральных идей, но и следующую за этим простую опасность личного плана, ибо высокое начальство не любит умников, поучающих начальство. Кто-то остановил Хрущева от посадки кукурузы на севере? Никто, все берегли свои головы. И в нашем случае шеф аккуратно снял с шеи родной конторы петлю палача, потом с чистой совестью отдал право на незаслуженные награды и последующие разборки в другие руки, а сам улетел. Победителем. Меня часто потом посещала мысль, что он еще в Сургуте знал, как решать эту каверзную шараду, и выйти сухим из воды.
          Мы сидели в аденской квартире, в которой нас поселили, и ждали, когда шеф вернется после доклада. Все чемоданы были уложены, деньги растрачены, усталость прошлых дней слегка прижала плечи, было жарко несмотря на кондиционер, водки в арабском государстве не было, и говорить не особенно хотелось. Не знаю, кому как, а на меня вынужденное безделье действует угнетающе, время тянется, как резиновое. Наконец свершилось чудо, и шеф в сопровождении неизменного хвоста в лице нашего начальника заграничного отдела ввалился в комнату.
- Чего сидим? – спросил он, посмотрев на наши тусклые физиономии. Все насторожились, так как знали, что просто так шеф нести такую банальщину не будет, не то воспитание.
- Всем надеть плавки, едем купаться, да пошевеливайтесь, времени мало.
Уговаривать никого не пришлось, за пять минут все были готовы к ритуальному омовению, когда еще удастся снова окунуться в Индийский океан. Как оказалось, в торгпредстве шефу рассказали, где есть шикарный пляж, куда можно добраться только на машине. За нами в Адене были закреплены две, мы быстро в них расселись, и двинулись навстречу океану. Ехали достаточно долго, как потом оказалось, на северный берег аденской бухты, в этой местности стоял нефтеперерабатывающий завод, на который и возили черную кровь пустыни, причину нашего арабского вояжа. Для меня понятие «район завода» не вызывало положительных эмоций, а тем более, желания купаться, но реальность была далека как от завода, так и от нефтяной пленки на воде, которую рисовало мое богатое воображение, основываясь на печальном опыте знакомства с различными советскими заводскими территориями в прошлом. Когда машины наконец выехали на излом берега, перед глазами появилась великолепная громадная бухта и шикарный пляж с белоснежным песком. Поверхность воды почти не колыхалась, и, скорее, напоминала озеро. Песчаное дно довольно круто уходило в глубину, скал практически не было, а значит, морских ежей тоже. Когда мы приехали, меня несколько удивил тот факт, что никто не купается на океанских пляжах на юге города. И дело оказалось не в том, что арабы не купальщики, просто океанские волны создают очень протяженную зону мелководья, на которой хорошо бултыхаться, но не купаться и плавать. Океанский накат баламутит песок, и создает мощные боковые течения, которые сильно мешают, да и нырять в таких местах не комфортно. Была и еще одна веская причина – скАты. Эти скоты зарываются в песок на мелководье, и, если на них наступить, бьют хвостом. Один из наших рабочих не поверил предупреждениям, за что и поплатился. Скат уколол его в ногу, нога распухла неимоверно, чудак долго лечился, чем навлек на себя неудовольствие начальства, так как за лечение надо было платить местным. Потом, когда все жили в базовом городке, народ купался в небольших скальных бухтах, где и волн поменьше, и рыбы побольше. Любили наши ребята развлечься подводной охотой, и ловлей лангустов, вкусно, и разнообразие после столовской пищи. 
           Накупавшись вволю, мы лежали на горячем песке, стараясь впитать последние крохи солнца перед встречей с суровой сургутской зимой, и лениво болтали ни о чем. По океану шныряли рыбацкие лодки, одна из них крутилась неподалеку, чем вскоре привлекла к себе внимание. Лодка была приличных размеров, сразу видно, не для реки сделана, широкая, с крутыми боками и высоким носом. На корме стоял здоровенный мотор «Ямаха», и рядом еще один, поменьше. Да, это не наши дюральки с мотором «Вихрь», мечтой русского рыбака из глубинки, о таких моторах и не мечтали, ибо просто о них не знали. Мы решили еще раз окунуться, и направились к воде. Рыбак, сидевший в лодке, увидел наше движение, завел маленький моторчик и подплыл к нам.
- Мистер, купи рыбу, - стал кричать он, обращаясь ко всем сразу.
- Чего ему надо? – спросил шеф, сам любитель рыбалки. Мы заинтересованно вытаращились на рыбака, и подошли поближе. Рыбак оказался арабчонком лет 14, с черной хитрой рожей, и больше похожий на негритенка, что, наверное, так и было. Африка то рядом. 
- Купи рыбу, хорошая рыба, один динар, - он совал нам под нос какую-то здоровую незнакомую рыбину, и хватал за руки. Мы с интересом разглядывали его улов, который трепыхался на дне лодки. Поняв, что сделка не получается, арабчонок снова нырнул на дно лодки, продолжая чего-то верещать.
- Ну, что еще он там поймал? – рыбацкая душа шефа вылезла наружу, и завистливо стала коситься на чужой улов.
- Да не пойму точно, говорит, вроде суп из плавников, - ответил я, стараясь выудить знакомые слова из беспрерывного потока, извергаемого арабчонком. Наконец малец что-то ухватил двумя руками, и повернулся к нам. Все шарахнулись от лодки. В руках рыбачек держал живую акулу длиной поболе метра, которая слегка трепыхалась, и широко разевала пасть. Вы когда-нибудь близко видели живую акулу? Вот и мы никогда. А она была красива, идеальные обводы тела, серебристая кожа, громадные глаза. Её так и хотелось погладить, вот только зубки рекомендовали держать руки подальше.
- Суп, хороший суп из плавников, молодая рыба, вкусная, - арабчонок упорно совал нам акулу. Мы отказывались жестами.
- Слушай, спроси, а где он ее поймал? – спросил шеф. Я перевел вопрос. Арабчонок сначала меня не понял, пришлось пояснять, но потом недоуменно посмотрел на меня, и сказал:
 - Вот здесь поймал, - он показал рукой на океан за кормой лодки, - вас увидел, и поймал. Они всегда здесь плавают.
Он явно недоумевал от нашего вопроса, поскольку для него было очевидно, что рыба плавает вот здесь, в океане, лови сколько хочешь.
Жаль, что в этот момент никто нас не сфотографировал, чтобы запечатлеть для истории наши вытянувшиеся физиономии.
- Где он её поймал, здесь? – на автомате переспросил шеф, и посмотрел на воду.
- Ну, да, - растерянно проговорил я, и тоже замолчал.
Все представили живописную картину: соленые брызги и наш счастливый смех разлетаются в разные стороны, мы плещемся в ласковых волнах, пеня воду руками и ногами, не подозревая, что рядом зубастенькие рыбищи готовы полакомиться нашими молодыми и не очень телами. Потом ужасные твари нападают на беззащитных купальщиков, терзают их, утаскивая на дно. Красный цвет окрашивает воду, трагедия свершилась.
Я подумал, что с гастрономической точки зрения толстенькие должны бы быть более привлекательными для хищниц, чем худые, и будут поедаться в первую очередь, однако, кто их знает, этих арабских акул, может, какие у них предпочтения, арабы то все худые. Купаться сразу расхотелось. Арабчонок, увидев, что мы как-то сникли, бросил акулу на дно лодки, и поплыл восвояси. Шеф медленно отряхнул песок, и пошел одеваться. Все молчали.
           Вообще-то, по-настоящему, неторопливо и вдумчиво мне удалось искупаться в океане только один раз за всю поездку. Конечно, мы заезжали на океан окунуться, когда подворачивалась такая возможность, но это были именно наскоки, окунулся, вылез, уехал, тем более что правила безопасности запрещали подобные не санкционированные действия.  Для официальных поездок на море нужно было записываться, и получать разрешение от руководства. Нам, как членам делегации, сделали исключение, и как-то в пятницу кавалькада машин двинулась к океану. Пятница - это выходной в арабских странах, а местные правила надо соблюдать. Ребята прихватили с собой маски, ласты и ружья для подводной охоты, обещая настрелять рыбы, и пожарить ее на ужин, а если удастся, то и добыть лангуста. Мне объяснили, что это морской рак, только без клешней, и здоровенный. Перспектива была заманчивой.
До берега мы долго пробирались между барханов и осколков скал, рискуя застрять в песке, или пропороть колесо об острый камень, но все обошлось, и мы выехали на небольшой пляж среди скалистого побережья. Охотнички сразу схватили свои причандалы, и бросились в воду добывать пропитание на ужин. Я тоже был весь в нетерпении, и рвался купаться, но мои опытные друзья сначала прочитали мне основы техники безопасности, вручили маску и трубку для дыхания, и только потом толкнули в воду. Я уже видел океан близко, когда осматривал причалы для разгрузки труб и техники, и уже тогда был поражен чистотой и прозрачностью воды, и обилием всякой живности. Наше Черное море, на котором я был не раз, сильно уступало местным водам, но то, что я увидел, погрузившись в теплые волны океана, поразило меня невероятно. Видимость в маске была прекрасная, цвета яркими и четкими, рыбы наглыми и разнообразными. После нескольких погружений, когда сердце от массы впечатлений стало биться спокойней, я стал неторопливо рассматривать окружающий мир. Словами трудно описать красоту, которую видит глаз, я, во всяком случае, не могу этого сделать, но попытаюсь.
На песчаном дне между скал лежали морские ежи, широко раскинув свои иглы. Их у ежа вроде немного, штук 15, но они длинные, наверное, полметра, и колышутся, создавая видимость колючего шатра. Укол очень болезненный, я сам в этом убедился, когда работал в Греции, и напоролся во время купания. У подводных скал роились рыбки, рыбы и рыбищи всевозможных цветов и расцветок, некоторые яркие до невозможности. Мелюзга нагло колотилась в стекло маски, явно желая познакомиться. Мурены разевали свои пасти, и слепо таращились из нор в скалах, впрочем, не проявляя никакого интереса к ныряльщикам. Вдоволь насмотревшись на морские красоты и наплававшись, я вернулся на берег, где отдал снаряжение следующему ныряльщику.
- Увидишь лангуста, покричи, я приплыву, - попросил я, и улегся на горячий песок. Очень уж мне хотелось посмотреть на местную морскую знаменитость, к тому же приятную на вкус. Захотелось чего-то перекусить, морской воздух и активные физические нагрузки сделали своё дело. Никакой еды, конечно, не было и в помине, на моей памяти куча мужиков, собираясь на пляж, никогда не думала о бутербродах на всякий случай. Вот если бы у нас была водка, тогда другое дело, закуску на автомате взяли бы все. Водки не было. Хлеба тоже.
На берегу началась какая-то суета, и мы тоже подошли поглазеть. Оказалось, кто-то из ребят вытащил диковинную рыбу-шар. У нее есть научное название, но никто его, естественно, не знал, да, собственно, и не заморачивался. Интересно было то, что рыба, когда пугалась, раздувалась примерно вдвое, и действительно походила на шар, весь покрытый колючками, только с выпученными глазами и хвостом. Рыбу аккуратно зажали между двумя ластами, и она тихо лежала на резине, широко разевая рот, и таращила глаза. Я с интересом её разглядывал, и даже набрался храбрости, потрогал её, и погладил колючки. Говорили, что они ядовитые, но по мне, так они очень напоминали шипы на спине молодой стерляди или осетра, только чуть острее. Кто-то предложил забрать рыбу с собой, засушить, и сделать чучело, такие мы видели в лавках. Они висели на длинных шнурках, и тихо покачивались, как будто плыли, но желающих возиться не нашлось, и рыбу из милосердных побуждений было решено отпустить. Пока мы спорили, чудо природы тихонько сдулось, и потеряло часть своей привлекательности. Придав рыбе ускорение ластом, несчастную забросили обратно в родную стихию. Я снова взял маску, и решил еще понырять у скал. Каково же было мое удивление, когда я снова увидел бедную рыбу-шар. Она висела одна одинешенька на глубине примерно метра полтора, и уже здорово раздулась, видно, меня увидела раньше, и решила напугать. Такого момента я упустить не мог, и подплыл к ней вплотную. Пришлось выпустить часть воздуха, чтобы снизить плавучесть, соленая морская вода выталкивает на поверхность сильней, чем пресная, закон Архимеда, но зато я буквально касался рыбы стеклом маски, и видел её очень отчетливо. Это было здорово! Правда, мне пришлось раза три всплывать, чтобы глотнуть воздуха, но это мелочи. За это время рыба медленно опускалась на дно через толщу воды, а я кружил вокруг, наслаждаясь зрелищем. Наконец, она добралась до зонтиков из иголок морских ежей, я помахал ей рукой на прощанье, и поплыл дальше.
Рыба принесла мне удачу. Через какое-то время я увидел на песчаном дне около скалы нечто длинное, как иглы ежа, но они двигались, чего еж не мог делать. Я вынырнул на поверхность, отдышался, и нырнул снова, чтобы получше разглядеть находку. Стравив воздух, я почти застыл в воде, всматриваясь в полумрак под скалой. Там сидел здоровенный лангуст, следил за моими движениями бусинками глаз, и шевелил длиннющими усами. Подводного ружья у меня не было, но охотничий азарт уже схватил за душу, и требовал действий. Я примерился, и попытался схватить лангуста за усы, уж больно привлекательная цель. Мимо! Еще раз! Мимо! Воздух кончался, пришлось всплывать. Как там в анекдоте: на седьмом желании принц скончался? Когда лангусту надоело со мной играть, и он увидел, что охотничек выдохся, просто уплыл под скалу, нагло взмахнув хвостом, который я намеревался съесть, подняв облачко песка для маскировки. Обиженный таким коварством, я поплыл назад к берегу.
Ребята вернулись с подводной охоты, рыбы настреляли не очень много, но на жареху вполне достаточно, и мы стали собираться обратно в городок, благо солнце уже стало клонится к закату.
             Вечер в пустыне наступает быстро, и после захода солнца температура воздуха падает несмотря на то, что пески еще отдают тепло, накопленное за день. Мы сидели на кухне жилого вагончика, ели жареную рыбу, пойманную сегодня, и вечерняя прохлада сочилась через настежь открытое окно, охлаждая горячую атмосферу кухни, разогретую электроплитой, и тела шестерых мужиков, разогретых продуктом местной перегонки. Рыба была просто пальчики оближешь, жалко только, что мало. Но нам сделали такой сюрприз, которого не ожидал никто. Когда мы пришли в гости, я не мог понять, почему на кухне такая жарища. Оказалось, ребята сварили нам двух лангустов, а варили их они в столитровой кастрюле, которую взяли на прокат на кухне. Мне говорили, что длина тела лангуста равна длине его усов. Я специально их замерил: 70 сантиметров. Хвост как бутылка из-под шампанского. Была фотография на память, мы и два лангуста, жаль, потерялась где-то во времени. Панцирь пришлось резать ножницами по металлу, просто сломать не получалось, такой оказался крепкий. Когда хвост почистили, мяса там оказалось не так уж много, как виделось сначала, но и у раков та же история. Лангустовую «шейку» аккуратно разделили на всех, и начали вкушать. Мне очень понравилось, хотя мясо лангуста показалось слегка жестковатым, по сравнению с раками, и укропчика явно не хватало, только где его взять в йеменской пустыне? Зато сварили лангуста в морской воде, добавили каких-то местных специй, получилось замечательно. Отдых удался.
           Москва встретила нас морозом и легким снегом. Разбалованные теплом, мы совсем забыли, что сейчас декабрь, Новый Год на носу. Ледяные струи воздуха, прорывавшиеся в щели тамбура причальной галереи, быстро привели всех в чувство. Галерея не отапливалась, и пассажиры в припрыжку устремились в здание аэропорта. Внутри было теплее, но все равно в костюме было прохладно, и я сразу вспомнил родной полушубок и шапку, оставленные в гостинице. До автобуса добежали без потерь, поехали. Здравствуй, Москва, скоро дом! К всеобщему удивлению, наши вещи спокойно дождались своих хозяев, и лежали так же, как их оставляли перед отъездом. Честно говоря, все предполагали, что так долго держать пустой свободную комнату не будут, и все шмотки привычно свалят в каком-нибудь шкафу, сделав потом удивленное лицо типа «ой»! Как обошлось без эксцессов, не знаю до сих пор.
Потом снова были отчеты в министерстве, сдача служебных заграничных паспортов и бухгалтерские заморочки с валютой, и прочая, прочая. Наконец, нам выдали билеты на родной рейс до Сургута, чем несказанно обрадовали всю нашу бригаду, поскольку улетали мы завтра, 31 декабря, аккурат в Новый Год. Остатки времени все дружно потратили на беготню по магазинам, и приобретение разнообразных подарков и вкусностей для родных и близких. О, благословенное время! Денег у нас в Сургуте было в достатке, только вот в магазинах был недостаток всего. Сейчас, при полном изобилии этого «всего» в магазинах, трудно поверить в сложности доставания как продуктов, так и шмоток, но мы с этим спокойно жили, потому что жизненные ценности были другие. В Москве, да еще перед праздником, сургутянин с толстым кошельком имел шикарную возможности потратить свои кровные, чем мы и занялись. Операция прошла успешно, и весь салон автобуса, который приехал за нами, чтобы отвезти в аэропорт, был плотно заставлен коробками и чемоданами, к великому неудовольствию водителя.
Домодедово встретил нас обычной суетой. С радостным топотом мы направились к стойке регистрации, где присоединились к бурлящей толпе желающих улететь, также как и мы нагруженных всевозможной поклажей, источающей разнообразные запахи огурцов, колбасы и мандаринов. Сноровистые грузчики привычно швыряли багаж на транспортер, мало обращая внимание на вопли пассажиров быть поосторожнее. Практически у всех был перевес, но эту проблему решали без проволочек. Теоретически, за лишний вес следовало доплатить, для чего требовалось выписать бумажку, пройти в кассу, выстоять очередь, вернуться, и под недовольные вопли снова пролезть к стойке. В обычном рейсе таких пассажиров было по пальцам пересчитать, но перед Новым Годом все, а это почти двести человек, тащили дополнительный груз. Слава русскому гению! Бригадир грузчиков элегантно взвешивал товар, и оглашал цену за провоз без сдачи, после чего принимал денежные знаки, и лепил бирки на коробки и чемоданы. Очередь резво продвигалась, и все стороны были довольны сделкой. Благополучно сдав свое барахло, мы побрели в зал ожидания, чтобы найти местечко, где посидеть до вылета. Говорить о том, чтобы сесть рядом не приходилось, и все разбрелись кто куда. Мы с механиком держались вместе, и вскоре нашли в темном углу два свободных места. Расстегнув полушубки, мы уселись на холодные стальные сиденья, намереваясь спокойно посидеть полчасика, пока не объявят посадку в самолет. Расслабиться особенно не удалось, прошел уже час, но никаких объявлений о нашем рейсе все не было. Как опытные в командировочных делах люди, мы с механиком сразу почувствовали подвох и плохие последствия этого молчания. Спустя какое-то время скрипучий женский голос объявил о задержке нашего рейса на два часа. Кстати сказать, задержки рейсов в советское время были делом обыденным, народ, конечно, ругался громко и матерно, но вполне осознавал всю бесцельность своих воплей, стоически перенося неприятности, и разыскивая буфет. Через некоторое время нас нашёл наш отизник, и долго изливал свое негодование по поводу задержки, одновременно оглядываясь по сторонам в поисках свободного кресла. Текучка пассажиров в аэропорте в конечном итоге позволила всем собраться вместе, чтобы сообща проклинать родную авиацию, погоду, отсутствие керосина, и другие «технические причины». Рейс отложили еще раз, потом еще, и ожидание превратилось в рутину, смешанную с выговариванием неприличных слов.  Объявление о посадке прозвучало ударом колокола, и радостным эхом прокатилось среди ожидающих. Народ решительно направился к выходу на посадку. Утомленные многочасовым ожиданием, все сплоченной массой усаживались в автобус, стояли около трапа в самолет, и рассаживались по креслам. Суровая реальность дала о себе знать после слов стюардессы о том, что экипаж желает нам приятного полета. В Москве уже давно наступил вечер, время полета до Сургута три часа, разница времени с Москвой два часа, пока багаж, то да сё, Новый Год давно придет и выпьет все шампанское. В самолете наступила гробовая тишина, когда мы осознали всю глубину постигшего нас несчастья. На высоте 11 тысяч метров, двигаясь со скоростью 850 км в час, двести человек лишились домашнего праздника, и ничего не могли с этим поделать. От безысходности   народ стал подремывать, и вскоре вовсе отдался во власть Морфея. Я поддался всеобщему соблазну, и тоже задремал.
          Машина мчалась по пустому шоссе на восток, в сторону Омана, горячий воздух врывался в салон, но не приносил желанной прохлады, да и какая прохлада днем в пустыне, хоть и рядом с океаном. Кроме жары нам еще досаждал постоянный шум ветра и покрышек «Нивы» в открытых окнах, поэтому разговаривать все время приходилось на повышенных тонах. После посещения склада материалов в соседнем порту, Славка Шингур поддался на мои уговоры, и повез меня посмотреть на эфиопскую деревню, о которой я услышал из местных разговоров. Не знаю, когда и почему эти эфиопы туда попали, но меня очень интересовало производство кирпича и глиняных изделий, которыми они занимались, и слава о красоте эфиопских девушек. Подозреваю, что последнее и оказало решающее влияние на согласие Славки заехать в это далекое место, не смотря на удручающую жару. Впереди на дороге показалась черная фигура с поднятой рукой, я уже много раз видел подобное явление, и всегда чувствовал себя неловко, так как у нас на севере считалось законом остановиться на дороге, если кто-то просит о помощи.
- Может подвезем? – спросил я.
- Ты действительно хочешь, чтобы я остановился? – Славка с интересом посмотрел на меня, и сбросил скорость. Мы были уже рядом, и я отчетливо видел женскую фигуру в черном, поднявшую руку с выставленным пальцем.
- Ну а что она одна на дороге болтается, пешком то не близко.
Машина медленно катилась по шоссе, я глазел на фигуру, Славка смотрел на меня.
- А презерватив есть? – вдруг спросил он.
Я поперхнулся сигаретным дымом, и вытаращился на Славку. Слова застряли в горле, хотя эмоции пёрли наружу из всех дырок.
- Какой презерватив? – сквозь слезы просипел я, - Ты что, рехнулся?
Славка поддал газу, и заржал во весь голос, как дикий конь. Одинокая черная фигура быстро исчезла в дорожной пыли. По Славкиному поведению я понял, что тут есть какой-то не известный мне подвох, поэтому молча сидел и ждал конца веселья. Вдоволь насмеявшись, он вдруг сказал:
 - Это же типа проститутка, ты что, не знал? Они частенько стоят у дороги, подрабатывают, один палец — значит один динар за услуги, иногда два.
Сказать, что я был поражен, не то слово. Человек я образованный и начитанный, поэтому знал, что такого рода занятие в мусульманской стране свойственно самоубийству. В жизни, конечно, все бывает, и черная фигура была тому подтверждением. Я потребовал пояснений, и Славка рассказал мне все, что знал. Вкратце, это одинокие, не обеспеченные безмужние женщины, которых нужда или родственники!!!!! гонят на дорогу заработать на хлеб. Честно говоря, я не совсем в это поверил, но баба на обочине была реальная.
- Слушай, а если это старуха, тогда как? Они же все в парандже, замотаны с головы до ног, - не унимался я.
- Ну, это как кому повезет, - философски изрек Славка, - у нас, говорят, один татарин вроде попробовал, но кто, не знаю.
Какое-то время мы ехали молча, я переваривал информацию, и дивился перипетиям жизни. Кто бы знал, что через две недели мне снова придется столкнуться с подобным проявлением капитализма, но уже на улицах Адена. На этот раз Миша Саркисов возил меня по каким-то лавкам за покупками, кажется так, и в цивильной части города, на тихой улице мы нос к носу столкнулись с громадной американской машиной, которая выехала из проулка перед нами. Сначала, не разглядев, кто сидел в машине, Мишка тут же высунулся в окно, и начал орать междометиями на нарушителей правил движения, но быстро утих. В машине сидели две молодые тёлки арабской наружности, с не покрытыми головами, которые весело улыбались, и махали нам руками. В отличие от местных, смуглых и худощавых, эти были дородны, белокожи и круглолицы, и золото на них было не грубое и тяжелое, а легкое и изящное, явно не из местных лавок. Такое я увидел здесь впервые, Мишка, судя по всему, тоже.
- Сдавай назад, - сказал я, хотя он уже сам включил заднюю. «Нива» медленно двинулась вспять, осторожно лавируя между припаркованных на обочинах машин, красотки аккуратно двигались впритык к нам. Пассажирка строила глазки, и корчила рожи. Мишка что-то бормотал сквозь зубы, поминутно оглядываясь назад и в зеркала, в перерывах грозя кулаком девушке-водителю. Так мы проползли метров сто, пока Мишка не нашел подходящее местечко, и припарковался, чтобы пропустить девушек. Они не проехали мимо, их машина резко остановилась рядом с «Нивой», стекло водителя опустилось, и девица нежным голосом промурлыкала слова благодарности. Мишка по-английски ни бум-бум, но слово спасибо понял, резко покраснел, и насупился. Девица, видя его смущение, здорово развеселилась, начала что-то щебетать своей младшей подруге, после чего спросила, как его зовут, и откуда мы. Спасая своего товарища, я стал кричать в открытое окно ответные слова, чем еще больше развеселил арабок. Младшая тоже стала что-то кричать мне из салона, но я не расслышал. Наконец, старшая (водитель) что-то сунула Мишке в руку, послала воздушный поцелуй, нажала на газ, и они умчались прочь.
- Что она сказала? – спросил Мишка.
- Приглашала тебя в гости, - ответил я, и потянул картонку из Мишкиных пальцев. Мишка вздрогнул, и убрал руку.
 - Это визитка, - сказал он, - вот и телефончик есть. Только денег у нас нет.
- А причем тут деньги? – спросил я, уже понимая, что ответ очевиден.
 - Это ж валютные проститутки, видал, какие ухоженные. Первый раз их вижу так близко. И машину у них дорогущая, с кондиционером. Посольские рассказывали.
Он уныло покачал головой, рассматривая золотые арабские вензеля и черные английские буквы, потом резко стартовал, оставляя позади сладкий душный аромат арабских духов и роскошной грешной жизни.
          Впереди показались пальмы и еще какая-то зелень, сквозь которую пробивались сизые, еле видные струйки дыма.
- Ну вот, приехали, смотри в оба, - сказал Славка, замедляя ход.
Деревня внешне ничем не выдавала своей причастности к гончарному производству, ни тебе кирпичей, или разномастных горшков и блюд, готовых к продаже. На улице ни души, только козы и куры оживляли пейзаж. Я совсем расстроился, зря ехали в такую даль по жаре. Машина медленно проехала деревню, и тихо катилась по шоссе.
- Ну и где твои красотки? – ехидно спросил Славка.
- Да чёрт его разберёт, может не здесь, точно то мы не знаем. Давай еще немного вперед проедем. Славка хмуро вздохнул, и помчался дальше. Но далеко не уехал. За деревней, скрытые доселе чахлой растительностью, появились печи для обжига кирпича, и сам кирпич соответственно. Мы остановились, и вышли из машины. Зрелище, воистину, было впечатляющим. Слева от нас, вдоль дороги, тянулся обрыв, метров десять-пятнадцать высотой, в котором были вырыты собственно печи для обжига, похожие на небольшие пещеры. Часть из них была закрыта кирпичной кладкой, часть была открыта, и черные фигурки или вносили внутрь сырец, или выносили готовый кирпич. Я подошел поближе, один из рабочих что-то прокричал, я ответил, но он, судя по всему, не знал английский. Пришлось перейти на «итальянский». Язык жестов одинаков во всем мире, и я без труда объяснил местному, что хочу посмотреть, как устроено производство. Объявился и старший, он долго смотрел на нас, соображая, чего хотят эти странные белые, но в конце концов согласно махнул рукой, и вернулся к работе. Я подошел поближе, и стал рассматривать рабочих и печь. Да, это были эфиопы, негры, а не арабы. Высокие, хорошо сложенные, с шоколадной кожей, отливающей золотом, они споро носили кирпичи, и не особенно при этом потели. Много лет спустя я видел эфиопов на их африканской родине, и среди них также было много красивых высоких людей, сохранивших чистоту племенной крови, и не смешавшихся с более грубыми южанами.
Печь была просто вырыта в толще земли, мне пришлось наклониться, заглядывая внутрь, своды оплавились от жара многолетней работы, и были покрыты копотью. Я не удержался, и пальцем написал им слово на память. Русское, пусть знают. В самом конце печи было отверстие для выхода дыма, и я сразу зауважал строителей, просверливших 15 метров земли вручную, и точно попавших в свод. Как инженер, я понимал, что сначала просверлили, а потом докопали пещерку, но все равно удивительно, ручная работа. Из крайних двух печей ещё сочился жар, кирпичи, закрывающие жерло, уже убрали, и готовый обжиг мирно остывал до нормальной температуры, дожидаясь своего часа. Ребята явно знали о поточном способе производства, и использовали его, хотя, наверное, даже читать не умели. Показали мне и гончарное производство, небольшие печи рядом, но это уже было не так интересно. Славка, не такой любознательный как я, молча курил в сторонке, и бросал в мою сторону многозначительные взгляды, пора, мол, и восвояси. И тут свершилось чудо. Я краем глаза увидел, как голова Славки медленно поворачивается в сторону, а сам он принимает стойку охотничьей собаки, увидевшей дичь. Я оглянулся. Откуда-то сбоку неведомым образом появилась девушка с корзиной на голове, которая через площадку неспеша шла к тростниковой хижине на краю печного дворика. Не знаю, лет ей было, наверное, 18, не спецы мы по африканкам, но красоты она была неописуемой. Негритянка с европеоидными чертами лица, высокая, стройная, в меру упитанная, с бархатной медной кожей. Естественно, она видела наши возбужденные лица, но не подала виду, видно, не тот типаж, просто прошествовала мимо, и скрылась в хижине.
- Рот закрой, и поехали, до дома еще далеко, - сказал Славка, усаживаясь за руль.
Я нехотя последовал за ним, и скоро мы уже неслись обратно к цивилизации, оставляя гончаров наедине с их вековыми печами, заботами о дровах, и прекрасными девушками. 
              Меня разбудил хрип динамиков, и суровый голос командира корабля объявил, что до Нового Года остается десять минут, и он позже включится еще раз для поздравительной речи. Вопль старшины «Рота, подъём!» оказался просто лепетом младенца по сравнению со словами командира. Воздух в салоне мгновенно загустел, и наполнился электричеством, тихий гул, треск, скрип, шуршание и позвякивание заполнили пространство. Времени было мало, и никто не собирался терять его понапрасну. Мои соседи откинули столики, и деловито разворачивали свертки с закуской, припасенной для домашнего новогоднего стола, но обреченной не долететь до места назначения.
- Порежь колбасу и помидоры, - сосед сунул мне свертки, продолжая что-то извлекать из сумки под ногами. Через пару минут бурная деятельность буквально захлестнула всех, стюардессы носились по проходу, раздавая пластиковые стаканчики, народ передавал друг другу ножи, и делился хлебом. Я никогда не думал, что огурцы могут так пахнуть! Восхитительные ароматы метались по салону, запахи колбас смешивалась с благоуханием мандаринов, а шоколадных конфет с помидорами, и это было прекрасно!
Щелкнул динамик, и голос нашего уже не уважаемого первого лица произнес последние стандартные фразы поздравления. Загремели куранты, отсчитывая последние секунды, и вот он, Новый Год! Все заорали, как сумасшедшие, поздравляя друг друга, и мне показалось, что самолет даже немного клюнул носом от этого звукового удара. Пьяненькие стюардессы ходили по проходу, размахивая бенгальскими огнями, и попивая шампанское из стаканчиков. Веселье началось. Сегодня многие вещи из прошлого кажутся современным людям странными, а часто просто выдумкой, так как не укладываются в их жизненное мировоззрение и существующие новые правила поведения. Это не их вина, они продукт своего времени, каковым были и мы, только такие понятия, как взаимовыручка, бескорыстность, долг, обязанности, коллективизм и прочие «измы» не входят в лексикон современности. Самолюбование, эгоизм и зависть делают сегодня жизнь пресной и блёклой, лишая молодых простых жизненных радостей. Экран телефона или таблетки в ночных клубах, вот и весь круг общения. К счастью, мы были лишены всего этого.
           Народное гуляние не напрасно носит такое название. Самолет загудел, как пчелиный улей, народ толпился в проходе, кучковался для тостов, закусывал, рассказывал анекдоты, в общем, веселился. Не всякому случится встречать Новый Год прямо на границе с глубинами космоса в хороводе сияющих звезд. Как всегда бывает, время нашей вечеринки пролетело незаметно и быстро, самолет начал снижение, очень скоро плюхнулся на бетонку, и подрулил к аэропорту. Гулящий доселе народ моментально собрал пожитки, сделал трезвые лица, и серьезно и сосредоточенно потянулся к выходу. В перспективе каждого дома ждал второй (или третий) Новый Год, требовалось быть в тонусе, хотя отдельные братания еще продолжались. Багаж выдали достаточно быстро, видимо в виде новогоднего подарка, и мы потянулись к служебному автобусу, который прислали для нашей встречи. Все быстренько загрузились, и, в предвкушении встречи с домом, дали водиле команду на отплытие. К всеобщему удивлению, он не спешил с отъездом, и заявил, что мы должны подождать нашего главковского главного бухгалтера. Наш шеф был сильно удивлен таким поворотом событий, поскольку прекрасно знал, что главбух летал в Москву максимум один раз в год с отчетом, и вообще был «домоседом», и даже по подчиненным трестам ездил крайне редко. Все слегка приуныли, домашние разносолы, и без того долго ждавшие путешественников, с каждой минутой остывали все больше и больше. Мы вышли из автобуса на перекур, морозная ночь была тиха, хрустальна, и обалденно хороша, так часто бывает на Севере зимой. Глубокое черное небо, усыпанное яркими точками звезд, манило к себе незримыми, но реально ощутимыми бархатными крылами. Снег, сосны, снег, и никаких тебе хамсинов (пыльных бурь), удушающей жары полуденной пустыни, и липкой влажной ночи на океанском побережье. Вдоволь насладившись родными красотами, мы вернулись в теплый салон, и я решил позвонить домой. Прогрессивные достижения нашего времени в служебном автобусе были представлены радиотелефоном «Нокия», это вам не вульгарный мобильный, или там какой-то смартфон, тебя слышат все пользователи сети, подключенные к базовой станции. Я вызвал оператора, и назвал номер своего домашнего телефона. Шеф начал бубнить, что только лохи предупреждают жену о приезде, настоящие мужья приезжают внезапно, чтобы сделать сюрприз, и, если повезет, застукать любимую на месте преступления. Остальные весело ржали, давая советы на все случаи жизни, в общем, развлекались, как нормальные поддатые мужики. Я сказал своим, что благополучно прилетел, буду через полчаса, и отключился. Поглазев на своих друзей, которые все еще не угомонились, я торжественно изрек:
- Если кто-то хочет сделать своей жене сюрприз, и увидеть за столом мужика, поедающего твои любимые пельмени, милости просим. Лично я хочу избежать такого счастья, дать жене время приготовится к встрече дорогого супруга, с чистой совестью бросится ему на шею, и отдаться со всей страстью после долгой разлуки. Меньше знаешь, крепче спишь.
После моей короткой тирады возникла пауза, мужики нахмурились, шеф крякнул, и потянулся к рации, остальные встали в очередь. Я пошел курить. Наконец главбух, пыхтя и отдуваясь, ввалился в автобус, и мы тронулись в путь. Увидев наши мрачные лица, и осознав глубину своего проступка, главбух молча стал ковыряться в чемодане, после чего вытащил на свет бутылку, и дал команду водителю остановиться. Наш главбух был дагестанец, тогда мы не делили кавказцев на народности, не знали, что их сотни, да и вели они себя мирно и спокойно, как все нормальные люди. Главбух, как оказалось, был дома, и, естественно, тащил оттуда тьму всевозможных подарков и вкусностей.
- Этот коньяк мне дали мои друзья из Кизляра (там был знаменитый коньячный завод), ему двадцать пять лет выдержки, и я хочу……- далее были десять минут знаменитых кавказских тостов, наполненных всяческими пожеланиями, заверениями и восхвалениями, после чего он степенно передал первую рюмку нашему непьющему шефу. Шеф не посрамил трубопроводного коллектива, вкусно выпил тост, и закусил ароматной грушей. Бутылка быстро закончилась, коньяк был отменно хорош, и я вспомнил своего тестя, жителя города Грозный, который очень уважал кизлярский коньяк, хотя и попивал его зачастую сверх меры.
           Через некоторое время автобус высадил меня в снегах около дома на улице Мира, где я проживал в новом пятиэтажном доме ленинградского проекта. Окна квартир были ярко освещены, и призывно мигали ёлочными огнями, так как народ беспробудно праздновал.
- Ну, что, здравствуй, дом! С Новым 1988 годом!
Я вошёл в подъезд, поднялся на свой четвертый этаж, и уверенно нажал на кнопку звонка. Дверь распахнулась.
Меня ждали.

Строить в Йемене оставалось ещё три года.



Владимир Сухов
июль 2019 года